Демографическая реконструкция общества халафской культуры на территории Восточного Евфрата

Бобров Владимир Васильевич ORCID: 0000-0002-3272-0390 доктор исторических наук главный научный сотрудник, Институт экологии человека ФИЦ УУХ СО РАН; Кемеровский государственный университет 650000, Россия, Кемеровская область, г. Кемерово, пр. Советский, 18 Bobrov Vladimir Vasil'evich Doctor of History Chief Scientific Officer, Institute of Human Ecology, FRC CCC SB RAS; Kemerovo State University 650000, Russia, Kemerovo region, Kemerovo, Sovetsky Ave., 18 bobrov4545@mail.ru

Мажар Фадель ORCID: 0000-0002-5656-8469 соискатель, кафедра археологии, Кемеровский государственный университет 650000, Россия, Кемеровская - Кузбасс область, г. Кемерово, ул. Красная, 6 Majar Fadel Postgraduate student, Department of Archaeology, Kemerovo State University 650000, Russia, Kemerovo - Kuzbass region, Kemerovo, Krasnaya str., 6 fadel.rf987@gmail.com

Введение

Древности Передней Азии, как центра возникновения первых цивилизаций, вызывают особый интерес у специалистов разных стран. Только в Ираке к 1980 г. работало свыше пятидесяти зарубежных экспедиций, в том числе экспедиция Института археологии АН СССР ^{[1, с. 8]}. Несмотря на то, что российская археология позже других стран включилась в исследование памятников переднеазиатского региона, она внесла значительный вклад в познание дописьменного периода истории на этом пространстве. Рассматривая полуторавековую историю изучения древностей Месопотамии, достаточно очевидна масштабность исследований и целенаправленность российской археологической экспедиции во главе с Р. М. Мунчаевым, обладавшим незаурядным даром ученого и организатора. Благодаря работам этой экспедиции были выявлены древнейшие комплексы и культуры, связанные с возникновением земледелия и скотоводства, сформирован корпус репрезентативных данных о материальной, духовной культуре и жизнедеятельности населения Северной Месопотамии до керамического и керамического неолита, а в целом создана целостная панорама историко-культурных процессов от VIII тыс. до н.э. до возникновения цивилизаций ^{[2; 3; 4 и др.]}.

Особо следует выделить вклад российской археологии в изучение халафской культуры, которая, по мнению специалистов из разных стран, представляет собой уникальное явление в дописьменной истории Передней Азии. История изучения халафской культуры насчитывает немногим более 120 лет, начиная с исследования под руководством Макса фон Оппейхейма в 1899 г. эпонимного памятника Телль-Халафа, расположенного на севере Сирии. Ареал культуры включает всю территорию Северной Месопотамии (северо-западные районы Ирака, северо-восток Сирии и юго-восточный районы Турции). В данной статье представлены результаты исследований материалов поселений северо-востока Сирии, поэтому отметим, что основное изучение памятников на этой территории связано с периодом после образования Сирийской республики и представлено экспедициями разных стран Западной Европы и Америки. Во второй половине XX в. в Хабурской степи провел работы американский археолог Д. Отс, ^{[5, р. 234; 6]}. Практически одновременно с ним проводила полевые исследования голландская экспедиция под руководством Д. Мейера ^{[7; 6, с. 11]}. В 1980-х гг. наряду с исследованиями И. Хаджара, Дж. Моншамбера, Дж. Эйдема, Д. Варбартона, В. Балла ^{[8, р. 233–237; 9, р. 49-62; 10; 6]} экспедиция Института археологии РАН развернула работы в Вади Ханзир ^{[6, с. 57]}, а в Хабурской степи исследовала халафские поселения Телль Хазна II, Телль Кашкашок I, Телль Умм Ксейр и др. ^{[11; 12; 13; 10; 6]}. На реке Балих были исследованы такие поселения, как Хирбет-эш-Шенеф, Дамишлия, Телль-Зайдан ^{[14, с. 6–22; 15, р. 105–118]}; на реке Евфрат – Телль-Масих, Телль Амарна и Шамс-ад-Дин ^{[16; 17, р. 276–282; 18; 14]}.

Приведенные исследования позволили сформировать фонд источников и данных халафской культуры на северо-востоке Сирии, но с точки зрения репрезентативности неравнозначный. Он послужил основой для обобщения результатов на монографическом уровне. Почти одновременно увидели свет книга Джеймса Мелларта ^[19] и монография российских ученых ^[2], в которых представлены знания, в частности о халафской культуре, сформировавшиеся к концу XX в. Новое столетие дало новые знания, но также в рамках разных методологических подходов. На этом хронологическом рубеже историографии фундаментальный характер имеют работы о халафской культуре Ш. Н. Амирова ^{[6; 14]}, последователя школы Р. М. Мунчаева и выдающейся команды российской экспедиции Института археологии АН СССР в Северной Месопотамии.

Именно этот ракурс истории изучения памятников, в частности позднего неолита позволяет выделить в ней 2 этапа: 1-ый – конец XIX в. – 1969/1970 гг. Его содержание – формирование источников и археологических знаний на основе разных научных методов и теоретических подходов специалистами Старого и Нового Света. В рамках первого этапа - период 1940-х - 1960-х гг. отличается научным обоснованием культур эпохи неолита, тенденций их развития, широким обсуждением проблемы хронологии неолитических комплексов, а также вопросов палеоэкономики; 2-ой этап – 1969/1970 г. – 2011 г. или российский этап исследования древних памятников Северной Месопотамии, в частности культур возникновения и развития земледелия и скотоводства. Свидетельством объективности предложенной периодизации истории изучения является признание результатов экспедиции Института археологии АН СССР мировой археологической общественностью ^{[20, с. 14]}.

В настоящее время можно констатировать, что научная интерпретация источников позволила сформировать археологическое содержание культур ранних земледельцев и скотоводов Северной Месопотамии, несмотря на дискуссионность и нерешенность некоторых проблем. На этом фоне историческая интерпретация задержалась более, чем на столетие. Не касаясь достигнутых результатов в этой области исследования, отметим, что слабо изученной остается социальная и палеодемографическая проблематика. В данной статье будет представлен опыт палеодемографического исследования общества халафской культуры по материалам поселений северо-востока Сирии.

Основная часть

В теоретическом аспекте знания о народонаселении позволяют понять и оценить жизнестойкость общества, его деятельность и особенности структуры. Изучение этой проблемы предполагает разные источники: археологические, этнографические, палеоантроплогические, а также различные методы, среди которых особое значение приобретают палеогенетические. Но даже если использовать междисциплинарный подход, результаты палеодемографии будут иметь условный характер. На это влияют множеством факторов и многоплановость самой системы, которую представляет народонаселение. В области археологии важнейшим препятствием объективности демографических реконструкций является специфика ее источников. Тем не менее, это направление получило распространение в мировой археологии на современном этапе развития ^{[21, с. 95–109; 22; 23, с. 427–489; 24, с. 112–122; 25; 26; 27; 28; и др.]}.

Предлагаемые методы реконструкций палеодемографических процессов зависят от направления изучения предмета исследования. По выражению В.А. Шнирельмана, оно может быть ориентировано на изучение статистических или динамических процессов в сфере народонаселения ^{[23, с. 428]}. Первый подход ставит задачу выявления численности народа и плотности населения на социокультурном пространстве. Приоритетными в ее решении будут методы, основанные на эколого-экономических параметрах, а также археологических данных о поселениях и жилищах. Второй подход в идеале должен включать все стороны жизнедеятельности народа, так как от них в той или иной степени зависит развитие народонаселения. Археологические источники в данном случае малоинформативные. Приоритет здесь приобретают антропологические исследования. Однако, в последние десятилетия интеграция археологии с естественными науками существенно расширила ее возможности в палеодемографических исследованиях.

В связи с тем, что статья основана на материалах поселений эпохи неолита северо-восточной Сирии, основное место в работе будут занимать проблемы статистической палеодемографии. А процедура исследования базируется на методах, прежде всего, российской археологии, но не исключает опыт зарубежной науки.

За более чем столетний период исследования археологических памятников Сирии нет ни одного, который был бы полностью раскопан. Поэтому реконструкция всего поселения будет иметь относительный характер. В настоящее время древнее поселение представляет собой высокий холм, сформировавшийся в результате многовекового обитания населения, возводившего жилища на месте строений предшествующего поселения. Решение сложной задачи – выявление строительного горизонта одного хронологического периода – зависит от методики полевых исследований. Археологические раскопки на памятниках Сирии в течение многих десятилетий проводили специалисты из разных стран, прежде всего, Европы. Причем нередко один памятник мог стать объектом исследования разных экспедиций. Разные подходы к полевым работам и археологической интерпретации данных существенно влияют на репрезентативности источников. Наконец, еще два немаловажных обстоятельства. Недостаточно современных на междисциплинарном уровне исследований, посвященных экологическим проблемам, в том числе биоресурсам, необходимым для жизнеобеспечения населения, территории северо-востока Сирии, в частности, верховьев р. Евфрата. Ограничен круг этнографических данных по локальным группам населения Сирии (объективные причины). Этнографические источники являются приоритетными в области реконструкции исторических процессов, в первую очередь социологического характера, древних хронологических периодов.

Общепризнанным является то, что возникновение земледелия и скотоводства вызвало рост численности населения и, как следствие, его плотность на освоенном пространстве. Это подтверждают, как подсчеты по археологическим источникам, так и этнографические данные о наиболее архаичных народах Азии, Океании, Австралии, Америки и Африки. Детальный анализ представлен в работе А. Г. Козинцева ^[29]. Несмотря на некоторую противоречивость подсчетов, обусловленную разными методами, можно принять средние показатели плотности населения конкретных регионов. Так для ранних земледельцев Юго-Западного Ирана она могла составлять 1 – 2 человека на 1 км², а с введением ирригационного земледелия – 6 человек. Близкие к ним данные получены для Восточного Средиземноморья – 1,5 – 10 человек на 1 км². Не противоречат эти параметры и полученным подсчетам для неолитических культур Европы, в частности Франции [цит. по: 29, с. 18]. Если принять приведенные показатели по Восточному Средиземноморью за основу, то минимальное количество раннеземледельческого населения северо-восточной Сирии составит 8,8 тысяч человек, при максимальном значении – 59 тысяч. На наш взгляд, более объективной выглядит норматив 5 – 6 человек на 1 км², который относительно коррелируется с данными для раннеземледельческих обществ и неолитических культур, а также этнографическими данными об этносах, сохранивших архаичный облик культуры и уровень производящих форм хозяйствования, во многих регионах мира [цит. по: 29]. Расчеты по данному показателю позволяют заключить, что в эпоху неолита, включая его поздний этап, на северо-востоке Сирии обитало 29,5 – 35,4 тысячи человек. Эти данные могут быть вполне реальными. Некоторые западноевропейские специалисты обозначили, что плотность населения в халафских поселениях составляла до 5 человек на квадратный километр, а численность могла колебаться в пределах от 2000 до 10000 человек ^{[30; 31, p. 291]}. Если суммировать только крупные халафские поселения, можно получить количественные показатели близкие нашим расчетам.

На наш взгляд их подтверждают расчеты с точки зрения естественного прироста населения и соответствующей методики. Так, по мнению многих специалистов, прежде всего антропологов, годовой естественный прирост в эпоху неолита равнялся в целом по разным оценкам 0,08 – 0,25% в раннеземледельческих районах смежных с ближневосточным очагом возникновения производящего хозяйства. «При годовом приросте 0,2% период удвоения численности населения близок 350 годам» ^{[29, с. 16]}. Если допустить, что к концу VIII тыс. до н.э. на территории Восточного Евфрата обитало 1000 человек, то к концу VI тыс. до н.э. (время возникновения халафской культуры) численность его населения составит 32 тысячи. Разумеется, в этих расчетах не учтены факторы естественного отбора (смертность, обусловленная биологическими, экологическими и социальными причинами).

Другой методический вариант расчета предложен Ч. Ридом и Р. Брейдвудом. Он приведен в работе В.М. Массона, посвященной изучению экономики и социальной организации древних обществ ^{[21, с. 102–103]}. Оперируя данными конкретного района Индии и проведя соответствующие расчеты, они предложили исходную величину плотности для раннеземледельческих обществ 1000 человек на 100 км². Но этот коэффициент следует принимать для площади, соответствующей жизненным условиям, в частности на северо-востоке Сирии, к долинам рек Балих и Хабур. Если принять площадь провинций, где они расположены, – Хассек – 23300 км²; Ракка – 13100 км², то по коэффициенту Ч. Рида и Р. Брейдвуда численность халафского населения составит 36 400 человек. Этот показатель практически идентичен данным, полученным методом расчета по средней плотности населения.

Насколько условны расчеты численности населения по показателю – средняя плотность чел./км² – свидетельствуют современные статистические сведения о демографической ситуации в Сирии (данные до 2010 г.). Общая площадь территории Сирии 185 180 кв. км, а ее население составляет 20 619 000 человек. Средняя плотность населения 111,35 человек на 1 км². Северо-восточная часть Сирии, или то, что называется (район Восточного Евфрата), занимает площадь 59 000 кв. км, что эквивалентно 32% площади Сирии. Население восточного Евфрата по данным до 2010 г. составляло 2 838 000 человек, что соответствует 13,8% от общей численности населения страны. Общая плотность в этом регионе составляет 48 чел./кв. км. Это более чем в 2 раза меньше средней плотности на всей территории. Не наблюдается сбалансированности по этому показателю и среди четырех провинций Восточного Евфрата. Колебание от 34 до 72 человек на квадратный километр. Следует иметь в виду, что северо-восток Сирии преимущественно аграрный регион. Здесь находится 40,6% всей площади сельскохозяйственных угодий Сирии. Нельзя не учитывать, что демографические изменения вызваны оттоком сельских жителей в города. Важно то, что территория северо-востока страны сохраняет аграрный характер, здесь сосредоточено немногим меньше четверти фермерских хозяйств. Истоки этого традиционного уклада восходят к историческому периоду возникновения и развития здесь земледелия. Это обстоятельство обеспечивает корректность сопоставления явлений древности и современности для данной территории.

Существует еще одна возможность проверки полученных данных о численности населения в халафский период неолита на основании показателя плотности обитателей на единицу территории. Она также связана с изучением численности населения, но исходя из расчета числа обитателей конкретных древних поселений. Опыт такого подхода в исследовании демографических процессов накоплен мировой археологической наукой. Однако, как и в случае с подсчетами плотности народонаселения, в нем предложены разные методики, которые нередко дают противоречивые результаты. Отдаем себе отчет в том, что результаты исследования в области исторических реконструкций имеют условный характер.

В данном подходе относительно гипотетическим представляется норма обитателей на 1 гектар древнего поселения или города. Применительно к древним хронологическим периодам, но для территории европейского средиземноморья, она установлена К. Ренфрю. Он считает, что наиболее объективными показателями для неолита эгейского мира является 100 человек на гектар, а для ранней бронзы 300 человек, среднюю и позднюю бронзу характеризуют параметры 450 – 600 соответственно ^[32]. Если сделать поправку на неолит территории, где возникло земледелие и скотоводство, до трехсот человек на гектар, то число обитателей восьми наиболее крупных поселений халафской культуры составит 35 280 человек. Поправка допустима, так как социально-экономический уровень халафского периода и ранней бронзы побережий Эгейского моря предположительно был идентичным. В статистике не учтены небольшие поселения халафской культуры Восточного Евфрата. Площадь их на много меньше гектара (0,15 – 0,4 га) и они, скорее всего, представляли собой временные или сезонные стоянки. В списке больших по площади памятников – Телль Халафа – 55 га. Нет уверенности в том, что слои халафа занимаю всю площадь телля. Но даже если сократить ее почти в 2 раза, то наши расчеты сократятся только на 7000 человек. Общая сумма численности населения будет в пределах 29 000. Этот показатель, как и первый, совпадают с приведенными расчетами по другим методикам.

Полученные данные вероятнее всего являются наиболее объективными и отражают численность и плотность населения в период существования халафской культуры на территории северо-востока Сирии. На наш взгляд, подтверждает это заключение приблизительно восстановленная демографическая характеристика «Сгоревшей деревни» на памятнике Телль Саби Абьяд I. Ее территорию составляли не более десяти зданий прямоугольной формы и 5 толосов. К сожалению, до сих пор не удается точно определить функциональное назначение отдельных комнат и зданий в целом. Есть основания рассматривать толосы, как жилые помещения, хотя внутри их также существовали перегородки, формируя комнаты. Небезынтересно, что во всех толосах комнаты в среднем составляли около 5 м². Только один толос представлял собой помещение площадью 12,6 м² (здание 6.7). Площадь еще одного толоса была в пределах четырех квадратных метрах и была разделена на 3 отсека. Вероятнее всего, это здание не использовалось для жилья. Если принять средний показать 5 м2 на жилое помещение, то в девяти комнатах толосов Саби Абьяд I проживало более 30 человек, включая детей. Расчет сделан исходя из потребности двух квадратных метров площади на одного взрослого человека, что соответствует общепринятым демографическим показателям для раннеземледельческих обществ ^{[21, с. 113]}. Выявленное еще одно, но прямоугольное, здание содержало 7 комнат, расположенных в три ряда. Выделялось оно также тем, что было оштукатурено, то есть явно приготовленное для жилья. Средняя площадь помещений в нем в пределах шести квадратных метров. В этом доме могли обитать 25-28 человек. Если провести расчеты по оставшимся девяти сооружениям и вывести из них места хранения и помещения производственного назначения, то можно получить вероятную численность обитателей «Сгоревшей деревни» в пределах 200-250 человек. Если учесть, что раскопанная площадь «Сгоревшей деревни» составляет почти 0,3 га, а площадь всего памятника – 4,1 га, то можно предположить ориентировочную общую численность его обитателей. При отводе около 0,5 га площади для, так называемых свободных зон, общественных зданий и тому подобных, на территории немногим более 3,5 га проживало 2500-3000 человек. Предложенный вариант можно расценивать как самостоятельный независимый подход к палеодемографической реконструкции неолитических обществ Северной Месопотамии. Результат о численности обитателей поселения Телль Саби Абьяд находится в соответствии с исходными демографическими расчетами для северо-востока Сирии.

Изучение демографических проблем в аспекте динамического подхода требует качественных антропологических данных, которые содержат материалы погребальных комплексов. До настоящего времени захоронений халафской культуры раскопано немного и значительная части их связана с детьми, которых преимущественно хоронили в жилищах или на специально выделенном для них кладбище. К сожалению, пол детей не может быть установлен из-за возраста и фрагментарности скелета, а палеогенетических исследований, которые могли бы решить эту проблему, не было проведено. Установлено, что их возраст варьировал от плода и новорожденного до 14 лет. Но более двух третей детей, предположительно, умерли в возрасте до одного года, чаще даже в первые месяцы своей жизни ^{[33, p. 232; 34, p. 624]}. Это свидетельствует об очень высокой младенческой смертности. Только одна третья детей была в возрасте от 3 до 4 лет на момент смерти. Зафиксированный археологически факт явление закономерное не только в раннеземледельческих обществах, но и в обществах с достаточно низким уровнем социально-экономического развития. Приведенные данные о смертности детей являются свидетельством естественного отбора. Но если общество имело демографическое развитие, следовательно, в нем был высокий уровень воспроизводства. По современным статистическим данным рождаемость в Сирии составляет 40-50%. При смертности ниже 10% естественный прирост превышает 30%.

Заключение

Многие проблемы археологии неолита Восточного Евфрата, такие как палеоэкономика, включая производительность видов хозяйственной деятельности и трудозатрат в системе жизнеобеспечения, экология человека, в том числе палеодиета, гендерные отношения, продолжительность жизни и др., остаются практически неисследованными. Это в значительной степени ограничивает изучение ряда демографических факторов. Решение этих задач в синтезе с результатами исследования в рамках статистического подхода позволило бы дать более объективную характеристику демографическим процессам в VI тыс. до н.э. на территории северо-востока Сирии.