«В той шерсти сваляли епанчи»: одежда из войлока в Верхневолжье и на сопредельных территориях в эпоху средневековья и раннее Новое время

Степанова Юлия Владимировна кандидат исторических наук доцент, Тверской государственный университет 119334, Россия, г. Тверь, ул. Трехсвятская, 16/31, оф. 207 Stepanova Iuliia PhD in History Associate Professor, Tver State University 119334, Russia, Tver, Trekhsvyatskaya str., 16/31, office 207 m000142@mail.ru Другие публикации этого автора

Войлок широко использовался в средневековой Руси и России Нового времени для изготовления накидок, подстилок, головных уборов, обуви и ее деталей. Фрагменты войлочных изделий были найдены в слоях Новгорода ^[14], Москвы ^[33], Ярославля ^[50], Старой Ладоги ^{[9; 23; 29]} (в слоях как IX-X вв., так и позднесредневековых).

Появление слова «войлок» в русском языке относится к XVI в., первое упоминание в письменных источниках датируется 1551 годом ^[17]. Универсальность войлочных изделий в России XVII в. отметил Иоганн Кильбургер, указав, что русские, татары и казаки в походах используют подседельные войлоки как подстилки, а непромокаемый войлочный плащ служит одеялом ^[18].

В письменных источниках XVI-XVII вв. встречаются названия ремесленных специальностей, связанных с обработкой шерсти и валянием. Шерстобои (шерстобиты) взбивали шерсть перед валянием или прядением. Этим же термином могли называть и ремесленников, занимавшихся изготовлением войлока. Дворы шерстобоев в XVII в. находились в Кашине (1677/78 гг.) ^[34], Твери (1677/78 г.) ^[35], с. Кимра (1635 г.) ^[43], в Волоколамском уезде (1646 г.) ^{[45, л. 33об.]}.

Среди прозвищ горожан помимо шерстобоев встречаются и другие, имеющие отношение к выделке войлока. Дворы войлошников имелись в Торжке (по описаниям 1624 и 1646 гг.) ^{[42, с. 54, 56, 81]}. В с. Княж Владимирово Городище, центре вотчины микулинского князя Василия Андреевича (соответствует археологическому памятнику Хлопово городище) ^[19] отдельной книгой 1588 г. ^[31] отмечены дворы полстовалов – мастеров, изготавливавших валяные изделия, полсти – войлочные покрывала.

Непосредственное отношение к производству войлочных изделий имеет ремесленная специальность епанечника (епанечечника). В XVI-XVII вв. епанча – это широкая безрукавная накидка, длинная, иногда с капюшоном, могла пропитываться олифой ^{[48, c. 52]}. В XVIII-XIX вв. епанчи делали из сукна или войлока – длинные у мужчин, короткие нарядные из узорчатых тканей – у женщин ^{[46, c. 80]}. Епанчи делались и с подкладкой. Так, в документах Краснохолмского Антониева монастыря имелась запись 1651 г. об выплате портному алтына за подкладку епанчи ^{[24, л. 8]}. Упоминаются епанчи «с ожерельи» ^{[5, c. 125, № 171, с. 532, № 503]} - возможно, пристежными воротниками. Что касается цвета епанчей, то в письменных источниках встречаются только указания на их белый или серый цвет – по-видимому, из волокна разной выработки. Например, белые епанчи, принадлежавшие игумену и старцу Важского Иоанно-Богословского монастыря ^{[15, c. 19]}, серая «с нашивкой» – старцу Спасо-Прилуцкого монастыря ^{[10, c. 357]}, серая – монастырскому слуге ^{[15, c. 22]}. Наиболее ранние упоминания епанчей (япончиц) имеются в «Слове о полку Игореве» ^{[49, стр. 11]} и «Домострое» ^{[12, c. 256]}.

В начале XIV в. войлочный плащ обозначался словом «япкыт» (в «Повести о Михаиле Тверском» и новгородской берестяной грамоте 138) ^[20]. Именно таким плащом было накрыто тело великого тверского князя Михаила Ярославича.

Представление о войлочных плащах XI-XIII вв. дают археологические находки. В курганном могильнике Савинские Горки под Торжком в женском погребении был найден фрагмент войлочной одежды – вероятно, накидки, застегивавшейся небольшой фибулой. К сожалению, находка известна только по описанию ^{[13, c. 21-22]}. Предположительно, фрагмент накидки (наплечного платка) найден в Старой Ладоге ^[9]. В Белоозере в слоях XII-XIII вв. найдены обрывки войлока и войлочной «шали с бахромой» ^{[8, c. 191]}. Форма войлочных накидок более четко устанавливается по серии фрагментов из коллективного захоронения в Ярославле (Рис. 1: 1). Они имеют дугообразный вырез с отделкой по краю или ее остатками. Накидки застегивались у горловины и не имели рукавов ^{[50, c. 313-315]}. Одежда похожей формы изображена на новгородской иконе «Свв. Борис и Глеб» середины XIV в. из собрания Третьяковской галереи ^{[22, c. 53, илл. IV-8]} (Рис. 1: 2).

Рис. 1. Древнерусские накидки по археологическим и изобразительным источникам. 1 – войлочная накидка из раскопок коллективного захоронения в Ярославле, XIII в. ^{[50, рис. 3: 1]}, 2 – изображение накидки на иконе «Свв. Борис и Глеб» середины XIV в. ^{[22, c. 53, илл. IV-8]}.

В письменных источниках XVII в. неоднократно указывается, что епанчи – валяные изделия. В переписке боярина Б.И. Морозова с приказчиком его вотчинного села Старого Покровского (Нижегородский уезд), относящейся к 1651 г., идет речь о валянии епанчи из шерстяного сырья. Борис Иванович Морозов распорядился из отправленных им из Москвы 17 пудов шерсти «свалять епанеч», отобрав из этого объема шерсть соответствующего качества. Из оставшейся шерсти должны были сделать подседельные войлоки ^{[2, c. 148, № 84]}. Аналогичная ситуация охарактеризована в документах стольника А.И. Безобразова. В них речь идет о валянии епанчей в белевской вотчине стольника – д. Тельчья. Названы деревенские мастера, изготовившие их ^{[5, с. 237, № 283, с. 573, № 548]}. Встречаются и сведения об отсутствии в вотчине умельцев-валяльщиков: «всех, г(о)с(у)д(а)рь, не успел свалят(ь) потому, что и валят(ь) некому, адин был Багдан Савин <…> А то, г(о)с(у)д(а)рь, валял епончи Наиденав сын Ефимка <…> ахотою взелся: я де не хужа Багданава сваляю» ^{[5, c. 568, № 541]}. Есть уточнения, что валянием епанеч занимались шерстобиты ^{[33, c. 116]}. К шерстяным тканям, которые тоже могли подвергаться валянию, в письменных источниках применяется общее название «сукно». Епанчи же обычно отделяются от суконных одежд, изготавливавшихся портными мастерами. В письменных источниках XVII в. имеются указания на то, что на изготовление сукна отбиралось волокно лучшего качества, на валяние войлока шли остатки ^{[3, c. 174, № 514]}.

Думается, что в XVII в. епанча являлась прежде всего войлочной одеждой – универсальной накидкой, широко использовавшейся в обиходе служилого сословия, горожан и крестьян. Они могли использоваться и как одеяла или подстилки. В документах XVI-XVII вв. епанчи иногда входят в комплекты вместе с другими изделиями из войлока, чаще – потниками (подседельными войлоками) и полстями (подстилками, в том числе санными) ^{[5, c. 106, № 139]}, иногда вместе с седлами ^{[4, c. 163, № 153, с. 339, № 370]}: «5 епонеч белых, да чатыря войлока подседельных серых» ^{[5, c. 207, № 258]}. Среди имущества Краснохолмского Антониева монастыря XVI в. имелись две епанчи, две полсти ^{[28, c. 391-392]}. Герберштейн описал использование епанчи в походных условиях: «Разбивая стан, они выбирают место попросторнее, где более знатные устанавливают палатки, прочие же втыкают в землю прутья в виде дуги и покрывают плащами (iapantze), чтобы прятать туда седла, луки и остальное в этом роде и чтобы (самим) защититься от дождя» ^{[47, c. 117]}.

Наиболее ранними являются упоминания епанечников в сц. Влажино – центре Влажинского погоста ^{[25, стб. 731]} и в Налюче на погосте ^{[26, стб. 686]} в Деревской пятине в древнейшей писцовой книге 1495/96 г. Четыре двора епанечников находились в Торопце в 1540 г. ^{[38, c. 509, 518]}. Епанечники могли выделывать епанчи и заниматься их продажей.

Наибольшая доля епанечников в составе городского населения Верхневолжья наблюдается в Старице. Дозорная книга Старицы 1613/14 г., подвергшейся разорению в период Смуты, зафиксировала запустевшие дворовые места ^{[40, с. 23-34]}. Соответственно, можно предполагать, что источник отражает скорее ситуацию накануне разорения, рубежа XV-XVI вв. В 1613/14 г. в Старице было зафиксировано 6 дворов и дворовых мест епанечников. В этой связи интересно замечание Акселя Гюльденстиерне, сопровождавшего датского герцога Ханса, проезжавшего через Старицу в 1602 г., о том, что в Старице изготавливаются «лучшие в России войлочные армяки» ^{[1, c. 14]} (требует уточнения термин, использованный в оригинальном тексте). В более поздних описаниях города фиксируются уже как дворы, так и потомки ремесленников-епанечников (фамилия Епанечниковых сохранялась в Старице вплоть до второй половины ХХ в.).

На выделке епанчей во второй половине XVI в. специализировались мастера в крупном селе Княж Владимирово Городище (5 дворов в 1580 г.) ^{[36, c. 394-395]}. Для сравнения, в Новгороде писцовое описание 1581-1582 гг. зафиксировало 2 двора епанечников ^{[44, с. 85, табл. 2]}, 1646 г. – один двор ^{[39, c. 69]}, в Старой Руссе – один двор (описание 1497/98 г.) ^{[41, c. 19]}.

Кроме Старицы войлочные плащи выделывались в Торжке: Петр Петрей выделил Торжок и сопредельные территории как место, где «делаются хорошие войлочные накидки» ^{[27, с. 189]}, хотя в переписной книге Торжка 1685 г. лишь выделен лишь один двор Ивана Иванова Епанешникова, занятие которого обозначено как «делает епанчи» ^{[42, c. 436]}.

По-видимому, еще в домонгольское время основным для изготовления войлока на Руси было местное сырье. Исследователи древнерусских войлочных изделий из Ярославля предполагают местное происхождение шерстяного сырья для войлочных изделий ^{[50, c. 321]}. Широкое распространение обработки шерсти в крестьянском и городском хозяйстве, как уже отмечалось, фиксируется письменными источниками XVI-XVII вв. Для производства войлочных изделий могли использоваться отходы кожевенного производства – пожалуй, самого распространенного среди ремесел, связанных с обработкой материалов для изготовления одежды и обуви. Как и в производстве текстиля из растительного волокна, различные операции по обработке волокна и изготовления материала были тесно связаны: предварительная очистка и разрыхление волокна, прядение и изготовление ткани и войлока.

В историографии отмечалось преобладание продуктов овцеводства в структуре мелкого дохода в землевладении в Деревской пятине Новгородской земли в конце XV – начале XVI в. – 46,3% ^{[30, c. 95]}. Письменные источники конца XV – XVII в. свидетельствуют о сборе оброка шерстью в крупных вотчинных и поместных хозяйствах. Различается сбор овчинами, руном шерсти и поярками – шерстью первой стрижки молодых овец. Наличие в составе одного оброка «2 поярка, 2 руна шерсти», скорее всего, указывает на то, что это была разная продукция ^{[6, c. 314-315]}. По данным писцовых книг Новгородской земли, овчины входили в состав мелкого дохода повсеместно в домосковское и московское время. Например, в доход новгородского архиепископа с владычной волости Удомля в конце XV в. собиралось 40 овчин ^{[37, c. 237-238]}. Однако сбор в рунах шерсти существовал далеко не везде. Все же, на территории Верхневолжья и сопредельных территорий эта практика была распространена, по-видимому, неравномерно – возможно, в связи с неравномерным распространением обработки шерсти. В «рунах шерсти» собирался доход с деревень Холмского погоста (располагался на юге Деревской пятины на границе с Торопецким уездом) Деревской пятины ^{[26, стб. 826-880]}. В структуре дохода, собиравшегося помещиками с волосток Тверской половины Бежецкой пятины в первой половине XVI в., только в Сорогошине (волость на р. Сорогожа, левом притоке р. Молога) имелся оброк рунами шерсти: «А доходу в Сорогошине в Окинфовской волости Брюхатого емлют помещики … с трех обеж 2 руна шерсти» ^{[16, cтб. 429]}.

Во второй половине XVI в. в дворцовом хозяйстве Симеона Бекбулатовича с крупных сел Тверского уезда Марьино, Щербинино, Мигайлово, Ондреевское, Борки, Сухарино, Едимоново, Едимановой слободки, Старого Константиновского, Любалево, Лотошино, Княж Владимирово Городище, Кушалино, Бели в мелкий доход с тридцати вытей входило по два поярка шерсти белой и серой ^{[36, с. 314, 319, 325, 330, 339, 344, 352, 359, 367, 372, 382, 391, 403, 470, 487]}. Во XVII в. сохранялась такая же практика. Например, из кашинского владения стольника А.И. Безобразова, с. Мартынково, в Москву отправлялась шерсть, собранная, однако, «с коньковских овец» в его подмосковной вотчине ^{[4, c. 569, № 600]}. Собиралась шерсть и в боровском владении стольника с. Курилово, в том числе поярковых рун и «стариц» (cтарых овец) ^{[5, с. 52, № 61]}. Замечено, что в рамках крупного вотчинного хозяйства шерсть и изделия из нее получали в географически разных частях. В вотчине А.И. Безобразова войлоки и сукна, производившиеся в белевской вотчине, вырабатывались не только из местной шерсти, но и шерсти овец, разводившихся в подмосковном (боровском) владении ^{[5, с. 445, № 439, с. 469, № 454]}.

То же можно говорить и о монастырском хозяйстве, в котором оброк шерстью собирался с монастырских крестьян. Схема сохранялась до секуляризации. Например, в первой половине XVIII в. в приписной Донского монастыря Медведевой пустыни на р. Сестре с монастырских владений, среди которых были деревни в Кашинском уезде, собиралось шерсти по три пуда, из которых затем делали епанчи, полсти, войлоки и сукна в соответствии с нуждами, определяемыми руководством Донского монастыря ^[11].

Дворы овчинников фиксируются практически во всех городах и крупных селах Верхневолжья, однако наибольшая их доля, вероятно, приходилась на непашенное сельское население. Так, в 1580 г. с. Княж Владимирово городище из 13-ти дворов ремесленников, специализировавшихся на обработке кожи и волокна и пошиве одежды и обуви, наряду с пятью дворами епанечников находилось четыре двора овчинников ^{[36, c. 394-396]}.

Таким образом, наблюдается развитие специализации по изготовлению войлочных изделий в западной части Верхневолжья, Верхнем Подвинье, Помостье в период позднего средневековья и раннее Новое время. Несомненно, для производства войлока использовалось местное сырье – продукция повсеместно развитого овцеводства. В конце XV – XVII в. в структуре крупного вотчинного хозяйства объемы дохода шерстью позволяли производить войлочные изделия из сырья, собранного в разных частях вотчины. Валяные изделия могли изготавливать из отходов шерсти после производства сукна. Войлочные изделия в силу своей универсальности пользовались большим спросом, что способствовало формированию отдельных специализаций в структуре их производства. Прежде всего, выделяются мастера-епанечники. Их концентрация в Верхневолжье и Верхнем Подвинье в XVI-XVII вв. отмечена в Старице, Торопце, с. Княж Владимирово Городище – бывшем вотчинном центре князей Микулинских. Несомненно, ремесло по изготовлению войлочных изделий было развито в Нижегородском, Белевском уездах. В Муроме во второй половине XVI в. существовала Полстовалова улица, имелись дворы полстовалов ^[21]. Эта тема требует дальнейшего исследования. Сведения письменных источников XVII в. указывают на изготовление епанчей из войлока и характеризуют их как верхнюю одежду типа накидки, иногда с воротником-«ожерельем», вероятно, с прорезями для рук. Археологические находки войлочной одежды более раннего времени соответствуют такому представлению. Фактически, форма такой одежды просуществовала от раннего средневековья до Нового времени. Надежность и простота делала войлочные епанчи универсальными изделиями, широко использовавшимися, прежде всего, в походных и полевых условиях. К сожалению, сохранилось очень мало археологических находок такой одежды. Фрагментированные находки войлока чаще всего не позволяют определить их принадлежность к изделиям конкретной формы. Простота формы и интенсивная эксплуатация, отраженная в письменных источниках, вероятно, являются причинами того, что в музейных собраниях до нас дошли только суконные аналоги такой одежды Нового времени ^[7].