Роль фольклора в формировании жанра сатирического романа (на материале марийской литературы первой трети XX века)

Беляева Татьяна Николаевна кандидат филологических наук доцент, кафедра финно-угорской и сравнительной филологии, Марийский государственный университет 424039, Россия, республика Марий Эл, г. Йошкар-Ола, ул. Дружбы, 77, кв. 113 Belyaeva Tatyana Nikolaevna PhD in Philology Associate Professor of the Department of Finno-Ugric and Comparative Philology at Mari State University 424039, Russia, Republic of Mari El, Yoshkar-Ola, Druzhby str., 77, sq. 113 beljaeva1978@rambler.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда в рамках научного проекта № 22-28-00388.

Введение

Фольклорный интертекст первых произведений в жанре романа в национальных литературах, как правило, составляют прозаические жанры фольклора: сказка, устный рассказ, легенды, предания, былички, ритмизированная проза, например, молитвы, пословицы, поговорки и др. Они являются активной составляющей текстов, на их основе формируются художественные компоненты их структуры.

Цель данной статьи – выявить роль фольклорных традиций в формировании жанра сатирического романа. Будет показано влияние фольклорных образов-персонажей и жанров устного народного творчества (сказка, пословица, поговорка, и др.) на развитие марийской национальной литературы, на рождение первого марийского сатирического романа ­­– романа Н. В. Игнатьева «Савик». В данном теоретическом аспекте данное произведение марийской литературы исследуется впервые.

Метод исследования структурно-семантический, позволяющий увидеть комическую составляющую сатирического романа как на уровне жанрового его содержания, так и его поэтики.

Фольклорная основа марийской национальной литературы первой трети ХХ века

Устное народное творчество стало основой формирующейся марийской национальной литературы. Яркая образность и выразительность народного слова придавали в первой трети ХХ века остроту всем видам и жанрам сатирических произведений - публицистическим статьям, фельетонам, рассказам, романам классиков марийской литературы М. Шкетана, Шабдара Осыпа, Н. Игнатьева. Их сатира была направлена против старого уклада жизни, устаревших нравов, религиозных традиций прошлого. Она, безусловно, актуализировалась в рамках главенствующей в литературе 1920–1930-х годов художественной стратегии – социалистического реализма. Писатели прославляли новое общество, нового человека, новую (коммунистическую) идеологию; высмеивали «звериную» сущность тех, кто был связан с прежним укладом жизни и кто был поражен «собственнической идеологией» (кулаков, спекулянтов, торговцев); призывали искоренить прошлое в быту и сознании народа, приветствовали все новое и утверждали неизбежность победы пролетарской эпохи. Так, опираясь на национальные фольклорные источники и опыт новых, советских, писателей М. Шкетан создает образ Красного богатыря («Красный богатырь», 1925) – по образу и подобию одноименного сказочного богатыря из марийской сказки. Гиперболические сравнения, заимствованные из фольклорных текстов (силен, как гром; его сабля остра, как молния), уже характеризуют силу и мощь красного богатыря - солдата-коммуниста: «Махнет Красной саблей на восток – рассекает одного врага. Махнет на юг – другой упадет на Черное море» ^{[9, с. 47]}.

Многогранный талант в художественном осмыслении фольклорной традиции обозначен в творчестве классика марийской литературы Никона Васильевича Игнатьева (1895-1941) – автора лирических, прозаических и драматургических произведений, а также разных подвидов романного жанра. Именно его первые поэтические произведения 1920-х гг. («Худа улы гынь» – «Если худо», «Кытырымаш» – «Беседа», «Ылам коммунист» – «Я коммунист» и др.), опубликованные в газетах «Незерын шамакшы» («Голос бедняка»), «Тӧр» («Правда»), «Красный труд», положили начало развитию в марийской литературе жанра политической сатиры. В них, как и фельетонах и рассказах писателя, высмеиваются белые генералы (Врангель, Деникин, Колчак, Петлюра), критикуется сущность буржуазного общества. К примеру, в стихотворении «Песня Деникина» ^{[10, с. 105]}, сатирическими красками описана мечта генерала Деникина: он весь сияет славой на троне в Москве и радостно слушает колокольный звон московских церквей, в то время как большевики – на виселице. Однако победный грохот пушек Красной Армии все больше отдалял генерала от московского трона, деньги английской и французской буржуазии не помогли одержать ему победу - в итоге он остался у «разбитого лотка».

Никон Игнатьев одним из первых в марийской литературе начал широко использовать возможности фольклорных жанров (песни, пословицы, поговорки, сказки, легенды, предания, обрядовая проза и т. д.) для формирования жанров художественной прозы. Ярким примером этого являются его романы «Стальной ветер» («Вурс мардеж», 1931) ^[6] (это первый марийский роман в истории национальной литературы) и «Савик» (1933). Художественная коллективная творческая деятельность народа помогла писателю глубже, шире и реалистично показать жизнь, быт, воззрения, идеалы родного народа.

«Савик» Н. В. Игнатьева – первый сатирический роман в истории марийской литературы

Главный герой романа Савик – это комический персонаж, он предстает как шутник и балагур, одновременно как умный и деятельный сын народа. Народная мудрость – неисчерпаемый источник его энергии в борьбе с бюрократической системой царской России, – орудием эксплуатации и закрепощения простого крестьянина, а также с церковнослужителями, использующими религию в целях одурманивания, экономического порабощения и подчинения народа. Именно эти содержательные пласты образа главного персонажа составляют проблематику романа.

На первый взгляд Савик, как и главный герой неоконченного романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» ^[3], производит впечатление простодушного и глупого человека. На самом же деле он искусно играет эту роль. Когда-то, получив печальное известие о смерти отца (через три года после его ареста) пятнадцатилетний юноша начинает работать сначала сплавщиком, потом на заводе. В деревню возвращается уже со сложившимися прогрессивными убеждениями, освобожденным от религиозных предрассудков, что отразилось и в его речи, и в поступках. Его поведение – это своеобразный бунт против деспотизма, тирании крепостнического строя. В своих проделках он несколько грубоват, но всегда честен, справедлив и бескорыстен.

Отметим, что Савик – не совсем вымышленный персонаж. Его прототипами были Семен Иорданов (дер. Актушево=Актусела) и Савва Федоров (дер. Чаломкино=Салымсола). Первого арестовали за то, что он помешал собрать налог. Второй же, С. Федоров, своими открытыми высказываниями против сельских богачей, кулаков и попов, смешным и нескладным видом, нелегкой биографией больше тождествен Савику.

Еще в детстве Савик понял, что староста деревни и урядник наживаются на пошлинах и оброке, что сельские богачи заставляют крестьян даром работать на себя. Тогда же Савик начал замечать обманное поведение попа Серге, а однажды и вовсе поймал его на воровстве хлеба в своем собственном амбаре, за что Савлий (отец Савика) опрокинул на его голову ведро с дегтем. А «суд скорый, суд правый» приговорил не попа (настоящего преступника), а отца Савика к шести годам тюрьмы: Всю вину поп Серге свалил на Михалан Савлия. Его обвинили со всех сторон: первым драку начал сам Савлий, зачинщик тоже он. К тому же, он богохульствовал ^{[7, c. 9]} (Здесь и далее дословный перевод с марийского наш. – Т. Б.). Рассказ о продажности судей, служителей церкви и местных чиновников содержит безусловные элементы публицистического стиля повествования: использование эмоционально окрашенных слов, например, тушкалташ» – подсунуть, дать взятку; обилие предложений с отрицательными частицами: Кажется, нет нужды говорить о том, как судить ^{[7, c. 9]} – и др. Таким способом писатель стремится максимально воздействовать на восприятие читателя.

В художественную ткань романа органически вписываются многочисленные публицистические отступления, свойственные фольклорным текстам; в них повествователь в сатирических тонах и открыто высказывается о самодержавии и христианстве. Приведем в качестве примера публицистическое отступление о попах: «Попы – веревочный столб. Религия – привязанная веревка. Человека привязали к этому столбу, этот человек глупее; привязанный, беспрестанно бегает вокруг столба. Но, и бегая, далеко от столба не убежишь. Тебя все равно помучают, заставят сделать то, что надо капиталистической стране, заставят заплатить всякие налоги. Даже если как барана будут каждый раз постригать, ты и слово не проронишь, не встанешь против обворовывающих тебя чиновников: богом тебя напугают, об аде заговорят <…>. Таким образом, религия государству, богатым и помещикам помогает обманывать во многом марийский народ» ^{[7, с. 11]}. Подобные антирелигиозные высказывания почти всегда завершаются обобщающими дидактическими выводами, напоминающими концовку сказочных сюжетов и сюжетных линий других фольклорных жанров с дидактическим, иносказательно-аллегорическим компонентом, например, короткого рассказа в стихах или прозе (почти всегда содержит прямо сформулированный моральный урок, имеет аллегорический смысл) или басни (всегда имеет нравоучительное заключение, помещаемое в конце, а иногда и в начале произведения). В таких выводах всегда есть высмеивание недостатков тех или иных крупных социальных явлений и пороков людей.

Публицистический характер романа местами переходит в памфлет, направленный против политического строя страны конца XIX – начала XX вв., против эксплуатирующих классов, религиозных предрассудков и реакционных обычаев.

Традиционно в отечественной литературе использование формата фольклорных жанров, например, сказки, помогало писателям обличать социальные пороки и чиновничью несостоятельность, минуя жесткую цензуру. Такая стратегия в определенной мере прослеживается и в «Савике» Никона Игнатьева. Главный герой марийского писателя напоминает Иванушку-дурачка из русских сказок, марийского сказочного персонажа Кокшу, который ловко одурачивает сельского богатея, алчных торгашей, урядников и попов. В самом начале произведения окружающие из-за нелепого внешнего вида (одна нога обута в валенки, другая – в старые кожаные сапоги ^{[7, с. 18]}; зимой надевает картуз, летом – шерстяной колпак ^{[7, с. 14]}) принимают Савика за дурачка, но знающие его односельчане понимают, что даже несуразные поступки, острый язык и искрометный сарказм, из-за которого, например, лицо волостного старшины, собирающего подать, то радостно озаряется, то задрожит и кажется, что вот-вот лопнет от гнева, не способны скрыть мудрость игнатьевского персонажа в речах и благоразумие в домашних делах. Его язвительные выпады в адрес местных чиновников, шпионов и доносчиков при каждом удобном случае делают Савика похожим (братом-близнецом) на фольклорного персонажа коротких комических миниатюр мусульманского Востока и некоторых народов Средиземноморья и Балкан Ходжи Насреддина ^[1]. Острая и язвительная речь Савика всегда заканчивается кратким и весомым выводом: «Уважаемые!.. Вы совсем зря спорите. Что, неужели так один рубль пожалели? <…> Эти деньги – всего лишь стоимость одной овцы, – продолжает Савик. Как же не заплатить такому хорошему человеку? (Сморкалов посмотрел на него замасленными глазами). Почему бы не заплатить? По рублю с каждого уезда, не много не мало, пятнадцать тысяч соберется!.. Этому франту на всю жизнь хватит, чтобы жить без забот» ^{[7, с. 23]}. Глубокий сарказм Савика, словно жало осы, ранит урядника Сморкалова: губы его опускаются, глаза расширяются, как лепёшки, руки сами высоко поднимаются в кулаке ^{[7, с. 24]}. Подобные карикатурные ситуации и образы с «говорящими» фамилиями (Сморкалов, Мÿшкыр Метрий, Небейменяткин, Кÿсен Пöтыр, Колотилов и др.), безусловно, имеют сатирический смысл, помогают в раскрытии истинных намерений, коварных и злых замыслов определенного социального слоя общества.

Фольклорные традиции в поэтике и стилистике романа

С бытовыми традициями народа мари и с фольклорно-словесными художественными формами связано использование прозвищ, высмеивающих / подчеркивающих недостатки или специфические черты людей. В художественной литературе эта традиция трансформируется в прием «говорящих имен» ^[2], используемых для раскрытия особенностей характера персонажей, для выражения авторской мысли, главной идеи произведения. Этот прием широко использовался русскими писателями. Например, персонаж по фамилии Простаков в комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» ^[11], по едкому замечанию госпожи Простаковой, - это «простак»; а фамилия Скотинин подчеркивает жестокость, грубость и скотское отношение героя к слугам. Герою пьесы А. С. Грибоедова «Горе от ума» ^[5] Молчалину принадлежит фамилия, подчеркивающая его молчаливый характер, связанный с жизненной позицией прислуживать и пресмыкаться перед высокопоставленными лицами ради собственной выгоды. Фамилия судьи Ляпкина-Тяпкина из «Ревизора» Н. В. Гоголя ^[4] указывает на то, что он выполняет свою работу «тяп-ляп», то есть быстро и небрежно. А фамилия центрального персонажа этой комедии Хлестаков имеет несколько значений, скрытых в корне слова: хлестать – врать, пустословить; хлыст, хлыщ – щеголь, повеса, волокита; хлыст, хлест – наглец, нахал, сплетник. В фамилиях других гоголевских персонажей: лекаря Гибнера, частного пристава Уховертова и полицейского Держиморды - подчеркивается несовершенство здравоохранительной и полицейской системы.

В романе марийского прозаика Никона Игнатьева урядник Небейменяткин и полицейский Колотилов каждый раз при случае плеткой жестоко избивают должников, «злостных неплательщиков» налогов, бунтарей и всех простых крестьян - любителей высказать свое мнение, свою точку зрения. Местные кулаки и спекулянты: Кÿсен Пöтыр (букв. Пöтыр с карманом), Мÿшкыр Метрий (букв. Пузатый Метрий, человек с большим животом и любящий хорошо поесть) - обогатились первый перепродажей ситца (деньги «капают» в карман), второй – зерна и хлеба (поэтому у него всегда «набитое брюхо»).

Сатирически остро «звучат» и оригинально построенные топонимические названия деревень, которые часто имели место в фольклорных текстах и используются в произведении Никона Игнатьева - в качестве имен собственных старост этих поселений. Например, староста деревни Пудийсола (букв. Деревня-клещ), как кровососущий паразит, живёт за счет чужого труда; а простых жителей Мушкындосола (букв. Деревня-кулак) староста подвергает частым избиениям. Никон Игнатьев специально подбирает такие имена и названия, которые с самого начала изобличают низменную сущность, низкий общественный «рейтинг» этих персонажей. Все это играет значительную роль в создании обобщенного образа сатирического типа, представленного в романе «Савик». Такую же социально-функциональную нагрузку несут имена малоимущих крестьян и бедняков: Шöрын Вöдыр (букв. косой, покосившийся Вӧдыр), Когыль Петю (в значении иссохший пирожок), Ыштыр Ондри (портянка Ондри) и другие.

Никоном Игнатьевым активно используется пародийность фольклорного типа. Так, пародией на послушание, простонародной шуткой, бичующим смехом автор обличает религию; разоблачает основы самодержавного строя (его гнилость и враждебное отношение к простому народу), сословное и классовое неравенства, захватнический характер империалистических держав за раздел полуфеодальных Китая и Кореи в русско-японской войне 1905 года:

– Вот отберем у Японии все и сразу обогатимся.

– Так, так, – подтверждает и старшина.

– Землю японцев… Постройки… <…>

– А земли много дадут?

– Три.

– Три десятина?

– Три… аршина!.. <…>

– Очень мало же три аршина? – восклицают марийцы.

– После смерти больше этого не понадобиться, – говорит Савик ^{[7, с. 77–78]}.

Мощным средством индивидуализации сатирических персонажей являются их речевая характеристика и комическая ситуация (данные средства активно использовались и в фольклорных текстах). К примеру, так обсмеян «недалекий ум» старосты деревни: «Вскоре подъехал исправник Сморкалов и остановился у Мÿшкыр Метри. Вызывает старосту. Топает:

– Бунтовать?!

– Нет, нет, ваше сковородие…

– Какой я тебе «сковорода»? «Высокоблагородие»!

– Ваше… Ваше высоковогороде… – произносит староста.

– Не огород, осёл!.. Высокоблагородие.

– Высокобродит…

– Дурак!.. Иди, собери народ…» ^{[7, с. 79]}.

Комические ситуации в романе Никона Игнатьева часто основываются на пародировании сущности религии, религиозных обрядов и институтов. Так, весной ежегодно поп Серге с помощником дьячком перед началом весенних работ выходил на поле, чтобы освятить землю, за что крестьяне расплачивались с ним отрезком холста и медными деньгами. В разгар моленья у своей полоски земли появляется Савик, и сразу же все обращают на него свои взоры. Поцеловав указательный и средний пальцы, он отправляет воздушный поцелуй в сторону молящихся, затем, прижав правую руку к груди, словно всех приветствуя, склоняет голову. Несмотря на раздающийся со всех сторон смех, Савик с серьезным видом начал что-то приколачивать на другой конец остроконечной палки. Поняв, что это икона, подошедшая к нему толпа начала визжать. Недолго помолчав, заговорил и Савик: «Я глубоко верующий в божественных святых… Я их очень люблю. Хочу жить с их помощью. А знаете, как? Бог ведь завещал любить друг друга. Может из-за любви к царю, может из-за любви к чиновникам вы отобрали у меня лошадь? Возможно, император голодает? Может, и лаптей у него нет, чтобы выйти? Или всю казну проиграл в карты или же пропил? Даже если пропьет, продаст все государство его нельзя не любить, жалеть. Ведь он назначен богом. Говорят, что “Всякая власть от бога”. Поэтому, чтобы больной царь смог опохмелиться, я отдал свою лошадь. А мне бог поможет. Святые помогут. Вот, к примеру, взять Илью пророка. Его конь сейчас не запряжен. Нигде не видать грозового облака. Небосвод чист, как бутылка водки… Я прошу Илью пророка помочь с полевыми работами…» ^{[7, с. 38]}. Поп его проклял за богохульство. Все всё вспахали, а полоска Савика с иконами на колышках заросла травой. Савик ругал крестьян за бездействие, крестьяне же смеялись над ним. Но это был «прозревающий» смех. Хотя некоторые (в основном, пожилые) его ругали, многие всё же осознали, что они, как дураки, всему верят.

Никон Игнатьев как человек и писатель искренне верил в социальную функцию смеха. Его сатира, как и сатира его персонажа, активна, целенаправленна. Савик негодующе смеется над тем, что люди искренне верят в то, что святые смогут всем и во всем помочь. Его смех достигает цели: задумавшийся народ «снимает пелену с глаз», начинает понимать истинный смысл многих «проделок» чудака. Односельчане избирают Савика в качестве ходока к самому царю с просьбой улучшить их положение. В Петербург он попадает в день кровавого воскресенья. Здесь он своими глазами увидел «милость» царя и «доброту» попа Гапона, убедился в том, что ни царь, ни бог не намерены помочь простым людям в освобождении их от нищеты и бесправия. Марийский писатель был убежден в том, что только сами люди, вместе партией большевиков в авангарде должны стать подлинными хозяевами страны и своего будущего. Отсюда неудивительно то, что свой роман писатель заканчивает событиями Октябрьской революции 1917 года – надеждой народа на лучшее будущее.

Выводы

Итак, фольклорный интертекст романа, в том числе сатирического романа, в национальных литературах составляют, главным образом, прозаические жанры фольклора, их структурные элементы. Они являются активной составляющей марийских романных текстов первой трети ХХ века, на их основе формируются художественные компоненты их структуры.

Фольклорные образы-персонажи, элементы поэтики и стилистики жанров устного народного творчества (сказка, пословица, поговорка и др.) оказали большое влияние на рождение первого марийского сатирического романа – романа Н. В. Игнатьева «Савик». Основными сатирическими приемами и средствами в нем являются сарказм, специфическая номинация персонажей («говорящие имена), «звучащая» топонимика, пародия, комическая ситуация и т. д. Выдуманные имена, прозвища, названия деревень используются марийским прозаиком также в качестве важного средства сатирической типизации социальных отношений; как своеобразная метафора, способная подчеркнуть, сконцентрировать внимание на каком-то социальном явлении, указать не столько на род деятельности, а на особенность характер персонажа. Они играют существенную роль при создании литературно-художественного текста, являются неотъемлемыми составляющими его поэтики и стилистики, тесно связаны с идеями автора, изображаемым временем и пространством, сутью создаваемых образов.