Происхождение рязано-окских крестообразных фибул и генезис местной воинской элиты

Семенов Александр Сергеевич кандидат физико-математических наук ген.директор, Deep Dive Group, проект "ДНК-история России" 119334, Россия, г. Москва, ул. Ленинский Проспект, 43, кв. 161 Semenov Alexander Sergueevich PhD in Physics and Mathematics CEO, Deep Dive Group, project "DNA-history of Russia" 119334, Russia, Moscow, ul. Leninsky Prospekt, 43, sq. 161 semyonov1980@mail.ru Другие публикации этого автора     Гаврилов Александр Петрович Российская академия Естествознания. Заведующий отделом «Краеведческий музей» (Муниципальное учреждение культуры «Музейный историко-культурный комплекс» муниципального образования – Шиловский муниципальный район Рязанской области). 107078, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Спасская, 21/1 Gavrilov Aleksandr Petrovich Russian Academy of Natural Sciences. Head of the department "Museum of Local Lore" (Municipal Cultural Institution "Museum Historical and Cultural Complex" of the municipality - Shilovsky municipal district of the Ryazan region). 107078, Russia, Moscow, Sadovaya-Spasskaya str., 21/1 museum01@mail.ru

Кулаков Владимир Иванович доктор исторических наук профессор, Институт археологии Российской академии наук 117036, Россия, г. Москва, ул. Дмитрия Ульянова, 19 Kulakov Vladimir Ivanovich Doctor of History Professor, Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences 117036, Russia, Moscow, Dmitry Ulyanov str., 19 drkulakov@mail.ru

Изучение рязано-окской культуры насчитывает уже более 100 лет. Основной её ареал - это Среднее Поочье, с существенной тенденцией доминирования в Волго-Окском междуречье с первых веков нашей эры и до 60-х годов VII века нашей эры. С некоторой долей вероятности рязано-окский центр, наряду со староладожским, может рассматриваться как одна из точек закладки основ древнерусской государственности. Авторский коллектив ставит перед собой задачу прояснения отдельных вопросов формирования рязано-окской элиты на базе новейших ДНК-данных и изучения важнейших артефактов культуры - крестовидных фибул элитных воинов.

Научной новизной исследования является сочетание изучения предметов материальной культуры с новейшими ДНК-данными. Исследование показали, что генезис важнейшего атрибута рязано-окской элиты - крестовидных фибул - может быть связан с берегами Западной Балтии и Северного моря (включая Скандинавию). ДНК-данные указывают на возможное происхождение части воинской элиты с берегов Балтики и Северо-Западной части Восточно-Европейской равнины. Таким образом, вполне правомочно ставить вопрос о миграциях (населения и материальной культуры) в рязано-окский ареал с северо-запада. Мигранты могли иметь восточно-германскую, балтскую, раннеславянскую, прибалто-финскую языковую принадлежность.

Введение

В первых веках нашей эры Восточную Европу, особенно - по северной границе лесостепи, потрясают культурные изменения. На Окско-Донском водоразделе происходит ряд войн, которые является частью более глобальных политических событий, связанных с неоднократной экспансией в лесную зону, происходившей с участием сарматских группировок. (^[1], с.71)

Одновременно происходит так называемый «зарубинецкий кризис», когда население зарубинецких городищ покинуло их, прекратило хоронить своих усопших в грунтовых могильниках и, сменив места обитания, резко сократилось в численности (^[2], с. 232). Вероятно, носители зарубинецкой культуры попадают в сарматскую зависимость (^[3], с.52). В это же время, по мнению К.Ф. Смирнова, происходят установление устойчивой коммуникации между финно-угорским населением и сарматоязычными «аорсами». Как сообщает Страбон, «те аорсы, которые жили между Меотидой и Каспийским морем, были беглецы из среды ныне живущих выше народов», т. е. выходцы из каких-то более отдаленных «северных» земель» (^[4], c.16). Последствием этих процессов стало появление памятников типа Андреевского кургана с последующим смешением пришлого населения с городецкой и, вероятно, дьяковской, этнокультурной средой (^[5], c. 93-94), и, затем, появление на их основе рязано-окской культуры (^[6]). Однако все эти бурные процессы не завершились в первых веках нашей эры, а привели к усиленным контактам в III-V веках рязано-окцев с Центральной Европой и юго-западом, что привело к появлению вещей из среднего Поочья на памятниках Эстонии, а в Волго-Окском междуречье – появление множественных западных импортов (^[7]). В это время ряд городецких и дьяковских городищ прекращает существование, что маркируется двушипными наконечниками стрел и дротиков. Они имеют множественные находки на памятниках городецкой и дьяковской культур. Принципиально важно, что эти наконечники появляются в Поочье одновременно с носителями культуры рязано-окских могильников. Чаще всего, эти наконечники найдены во рвах и на валах. Возможно, их присутствие связано со значимым для Средней Оки событием I-III вв. н.э. - самим появлением культуры рязано-окских могильников (Рис.1-2.)

Рис. 1. Карта рязано-окских памятников

Рис. 2. Центры власти рязано-окской культуры (А.П. Гаврилов)

Первоначально на городецких и дьяковских городищах появляются трехлопастные малые наконечники стрел с небольшим количеством втульчатых, двушипных. Затем прокатывается волна с массивными втульчатыми и черешковыми стрелами. Атрибутом последней волны стали городища с инвентарём, близким Кошибеевскому могильнику, погибшие от пластинчатых, двушипных наконечников, как бы вырубленных из листа. Городецкое и дьяковское население было в кратчайшие сроки ассимилировано пришельцами. Так, на городище Луковня-1 были найдены железный умбон щита, язычок пряжки с поперечными каннелюрами у основания, фрагменты браслета с расширенными концами и браслетообразного височного кольца. Также найдена трехлопастная стрела с городища Кунцево (^[8]) и серия аналогичных стрел, найденных возле городища у Саввино-Сторожевского монастыря (коллекция ЗИАиХМ). Датировку этих предметов И.Р. Ахмедов и М.М. Казанский определяют V в. н.э. и трактуют их в качестве свидетельства военной экспансии, которой подверглось Москворечье в V в. н.э. (^[9], c. 174). Последнее может быть свидетельством перетекания сарматских войн в готские войны. И.Р. Ахмедов, М.Б. Щукин, М.М. Казанский предполагают, что в конце IV–V в. н.э. Москворечье и Средняя Ока стали ареной военных действий, в том числе из-за походов короля готов Германариха (^[10], Fig. 43). О продвижении экспансии на запад свидетельствует находка на городище Луковня-1 подвески с эмалевыми вставками (^[11], рис. 74), очень близкая по форме к фибулам-брошам типа VIIВ, выделенного И.К. Фроловым (^[12], рис. 3, 7).

Отметим, что украшения с эмалями нередки в находках материалов культуры рязано-окских могильников^[13]. Картирование фибул этого типа позволило И.К. Фролову высказать предположение, что они являлись продуктами производства, локализованного в северной Латвии – южной Эстонии (^[12], c. 27). Таким образом, прямые связи с Прибалтикой вполне вероятны, учитывая также наличие дьяковской бантиковидной нашивки в оградке Ябара в Эстонии (^[14], рис. 25). Это определяет именно территорию современной Эстонии как крайнюю западную точку военных миграций рязано-окцев и точку соприкосновения их с готами, восточными балтами и эстиями (предки пруссов, упоминаются у Тацита). В перспективе необходимо выделить круг древностей контактов этого времени среди прочих. Не исключено, что со Средней Оки были принесены получившие развитие в Эстонии умбоновидные навершия спиральных биметаллических булавок, перстни с волютами, также в этот процесс были включены и височные кольца с лопастью.

Вернувшийся рязано-окский импульс впитал в себя множество западных (в том числе, готских) элементов, о чем свидетельствуют находки черняховских вещей и предметов с выемчатой эмалью. Исторически это событие запечатлелось в «Гетике» Иордана, где упоминаются народы «мордва и меря в Мещере»^[15]. Немаловажно, что на рубеже IV-V веков и в самой рязано-окской среде происходит ряд культурных трансформаций, что ярко выражено на примере перекрывающих друг друга погребений, а также «ограбленных могил», известных в «западном» ареале ойкумены рязано-окских могильников. Было это, всего вероятнее, в IV и, возможно, в начале V-го века нашей эры. И.В. Белоцерковская выделяет горизонт захоронений погибших людей, ставших жертвами военных столкновений во второй половине V века^[16].

В это же время у рязано-окцев, в результате западных контактов складывается своя особая мода на крестовидные фибулы. Не исключено, что сложение особого типа фибулы было необходимостью для выделения рязано-окских воинов в составе сборных дружин эпохи Великого переселения народов.

Происхождение рязано-окских крестовидных фибул по данным археологии

Одним из уникальных феноменов материальной культуры Восточной Европы эпохи Великого переселения народов являются рязано-окские фибулы. В глубинах лесных массивов Поочья, в пределах традиционного ареала расселения финно-угорских племён традиционными являлись двухмерные фибулы, которые бытовали в этой ойкумене более тысячи лет. Однако со времени уже первых проникновений сарматов в Волго-Окское междуречье появляется широкий ассортимент сарматских и римских трёхмерных фибул, в том числе статусных фибул типа «Avcissa». К III-IV веку их сменяют арбалетовидные и двухпластинчатые черняховские фибулы, а также многочисленные T-образные фибулы провинциального римского типа и их дериваты из южного барбарикума. Многие из которых были включены в рязано-окский костюм и получили на Средней Оке самостоятельное развитие.

Ведущий исследователь древностей Рязанщины Илья Рафаэльевич Ахмедов уделил в своих научных трудах немалое внимание рязано-окским фибулам, относимым к эпохе Великого переселения народов. В одной из своих статей он создал с использованием традиционного для европейской археологии типологического метода (расположение артефактов по линии генетического развития от простых форм к сложным) типологию интересующих нас находок. Были выделены две серии фибул в их развитии, имевшем хронологический характер. В отличие от Екатерины Ивановны Горюновой, связывавшей происхождение рязано-окских крестовидных фибул с балтской традицией (^[17], с. 91), И.Р. Ахмедов считал генетическими предшественниками интересующих нас застёжек Т-образные фибулы черняховской культуры (^[18], с. 107). В европейской археологии такие фибулы именуются «фибулами с луковидными навершиями стержня пружины» (нем. die Zwiebelknopffibeln, далее – фибулы ZK). Изначально, эти застёжки являлись принадлежностями убора римского легионера IV в. н.э. (^[19], с. 69), и были известны носителям черняховских древностей. Фибулы ZK конструктивно напоминали рязано-окские фибулы с крестовидной нижней частью корпуса. Однако если внимательно рассмотреть все разновидности крестовидных фибул в Европе эпохи Аттилы, перед нами предстанет сложная и многоплановая картина свидетельств межплеменных контактов на рубеже эпох античности и раннего средневековья.

Для установления происхождения крестовидных рязано-окских фибул следует выделить их типообразующие признаки, что ранее не было сделано. Этих признаков три: крестообразная конструкция нижней части корпуса фибулы (при её традиционном для Barbaricum ношении остриём иглы вверх), прямоугольная пластина, напаянная на центр крестообразной конструкции (возможно и литьё) и уплощённое завершение ножки в виде ромба или же трапеции. Необходимо поискать застёжки с этими тремя признаками в Европе эпохи Великого переселения народов за пределами Поочья.

Впервые в варварском мире ромбические ножки представлены у фибул типа AVII,175, а трапециевидные завершения ножек фибул с подвязным иглоприёмником появляются в позднеримское время (фаза С1) у застёжек типа AVII,181, распространённых у германцев бассейна р. Эльбы. На севере ареал распространения фибул типа AVII,181 охватывает часть полуострова Ютландия и юго-западную Cкандинавию (^[20], Abb.1, S. 252). Cкорее всего, именно через территорию современной Дании скандинавы перенимают формы указанных выше ножек арбалетовидных фибул и помещают их на основную версию фибул севера Европы в эпоху Великого переселения народов – на крестовидные фибулы, восходившие к застёжкам ZK и распространившиеся в Скандинавии с фазы D1 (^[21], S. 528, Abb. 122). При вероятном посредничестве скандинавов, такая форма фибул появляется в небольшом количестве на Янтарном берегу (рис. 1,1,2).

Основной массив таких фибул представлен на могильниках в различных регионах Скандинавии (рис. 3,3-6).

Рис. 3. Фибулы с луковичными навершиями и с элементами застёжек типов AVII,175 или АVII,181: 1 – погр. Se-24 могильника Seerappen/Люблино, Зеленоградский р-н; 2 – погр. L-25 могильника Lauth/Б. Исаково, Гурьевский р-н; 3-6 – Gotland (Schweden) (1, 2 – ^[19], рис. 4; 5; 3-6 – ^[22], Taf. 1-3).

При этом уже в первой пол. V в. н.э. на скандинавских крестовидных фибулах появляется между их тремя «пальцами» литая площадка квадратной формы (фибулы типа Lunde - ^[21], Abb. 122,12), во второй пол. V в. н.э. – нач. VI в. обретающая прямоугольную форму. При этом трапециевидное окончание ножки этих фибул получает лопатковидные очертания (фибула типа Gammelsröd - ^[21], Abb. 122,16). При этом спинка фибулы снабжена уплощением прямоугольной формы. Два указанных признака крестовидных фибул типа Gammelsröd (рис. 4) натолкнули Анну Битнер-Врублевску к гипотезе о влиянии на становление упомянутых фибул западнобалтских застёжек отдела Sternfußfibeln с ножкой лопатковидной формы (^[23], р. 65, 66).

Рис. 4. Развитая форма крестообразных норвежских фибул: 1 – курган SøndreGammelsrød; 2 – курган Skrøppa; 3 – курган Lunde (1-3 - ^[23], Pl. XLIV, XLV).

Во второй пол. V в. н.э., времени начала распространения на западе Скандинавии (рис. 3) крестовидных фибул с лопатковидной ножкой, фибулы с такой по форме ножкой в землях балтов сменяют фибулы со звёздчатой ножкой – ранние экземпляры отдела Sternfußfibeln.

Рис. 5. Распространение в Скандинавии развитых форм крестообразных фибул (^[23], fig. 13).

Стоит полагать, что своеобразная форма корпуса фибул типа Gammelsröd возникла в основном в рамках местных традиций с упором на более ранние фибулы с расширением окончания ножки различных форм. Однако наличие на лопатковидных расширениях ножек фибул типа Gammelsröd оттисков круглого штампа, известных и на фибулах западных балтов, всё же предполагает связь творчества скандинавских ювелиров и традиций самбийских мастеров. Фибулы с лопатковидной ножкой, нередко украшенные роскошным декором в стиле Nydam и снабжённые вставками гранатового стекла, распространяются в Южной Скандинавии во второй пол. V в. н.э. (^[24], S. 62) и вызывают в Восточном Поморье появление своих дериватов в виде застёжек типа Dzierźęcin (^[25], с. 25). Ножки этих застёжек и послужили образцами, использовавшимися ювелирами видивариев и ранних пруссов при создании фибул со звёздчатой ножкой типов Bitner-Wroblewska III, VI и VII (^[25], с. 26). Некоторые прусские фибулы при этом сохраняли на лопатковидных ножках рудименты декора в стиле Nydam.

Итак, удалось установить представленность трёх упомянутых выше признаков рязано-окских крестовидных фибул (рис. 6) на их практически аналогах с юго-западной оконечности Скандинавии.

Рис. 6. Ранние формы крестообразных фибул в Рязано-Окском регионе и в соседних землях: 1 – случайная находка на могильнике Прибрежный-1 (Рязанская обл.); 2 – находка из разрушенного погребения на могильнике Ерхинка-1 (Рязанская обл.); (архив Шиловского историко-краеведческого музея).

Правда, на скандинавских крестовидных фибулах они реализуются на столетнем временнóм диапазоне. Если трапециевидная форма окончания ножки представлена на крестообразных фибулах скандинавов уже в кон. IV – нач. V вв. н.э. (рис. 3,4-6), то прямоугольная пластина (отлита с фибулой в одной форме) перекрывает крестообразную конструкцию застёжки примерно через столетие (^[21], Abb. 122,15-18). Тогда же фибулы типа Gammelsröd обретают лопатковидную ножку.

Проведённое сравнение скандинавских и рязано-окских фибул начальной фазы эпохи Великого переселения народов позволяет сделать следующие выводы:

1. Два из трёх признаков рязано-окских фибул (крестовидная конструкция нижней части застёжки и трапециевидная формы ножки) реализуются у скандинавских фибул в кон. IV – нач. V вв. н.э. Именно этим временным диапазоном И.Р. Ахмедов датирует появление рязано-окских крестовидных фибул (^[18], с. 111).

2. Создание у рязано-окских фибул прямоугольной пластины, перекрывавшей крестообразную конструкцию,в конце IV - V веке н.э., возможно стоит, сравнить с появлением такой же пластины на скандинавских фибулах V в. н.э. – нач. VI в. (см. выше). Таким образом, дату становления рязано-окских фибул, с самого начала своего существования обладавших тремя означенными признаками, вероятно, возможно перенести с кон. IV – нач. V вв. н.э. на V в. н.э. – нач. VI в. Или же считать скандинавские фибулы возникшими вместе с рязано-окскими на единой основе.

3. Возможен и вариант, что развитие фибул как с ромбической, так и с лопатковидной/треугольной ножкой, привело к сходному развитию рязано-окских и скандинавских фибул (при том, что в Скандинавии их прототипы отслежены), как общепонятного статусного символа воинской культуры. Их творцы могли увидеть их прототипы для своих изделий на полях сражений, сотрясавших в эпоху гуннских войн многие регионы Южной Европы. Их носители в разноплемённых воинствах северных германцев были настолько статусны, что подражавшие их деталям убора рязано-окские крестовидные фибулы на долгие десятилетия стали для населения Поочья, отстоявшего на многие сотни километров от полей битв за наследие Империи, показателем высокого положения их владельцев - как мужчин, так и женщин и даже детей (^[6], с.121).

Воин из захоронения Ундрих-90 как элитный обладатель рязано-окской крестовидной фибулы

В 2021 г. - первом году в рамках исследований НИР «Эволюционный континуум рода Homo» по разделу «Антропология древних и современных популяций» Центром физической антропологии Институтом этнологии и антропологии РАН - была выполнена реконструкция по черепу внешнего облика воина V века нашей эры из погребения Ундрих 2015 яма 90, (^[28]) (Рис. 7).

Рис. 7. Реконструкция облика воина Ундрих 2015 яма 90 в виде бюста.

Летом 2020 года в Шиловский историко-культурный музейный комплекс из Института археологии РАН от научного сотрудника отдела археологии эпохи Великого переселения народов и раннего средневековья О.А. Радюша поступил сигнал о новой находке, обнаруженной на Рязанщине: меч эпохи Великого переселения народов. Сотрудниками музея были предприняты работы по выявлению места и условий находки. В результате проделанной работы был музеефицирован неполный комплекс вещей погребения, найденных на могильнике Ундрих у с. Борок, Рязанской области рыбаками из г. Москвы в 2015 году. Разрушенный комплекс обнажился в бровке осыпавшегося раскопа, оставленного экспедицией М.М. Макарова 1981 года, в центральной части северного борта раскопа. Это позволяет, привязать погребение к плану раскопок 1979–1984 года, и продолжить начатую нумерацию присвоив вновь найденному захоронению номер ямы 90, продолжая нумерацию, начатую ранее. Указание года означает время обнаружения вещей – 2015 год. Таким образом, для анализируемого погребения введен шифр Ундрих 2015 яма 90.

Комплекс погребения Ундрих 2015 яма 90 (охранные обследования Гаврилова А.Н.), включал в себя: длинный двухлез­вийный меч с перекрестием (Рис. 8.1); корот­кий однолезвийный меч (Рис. 8.2); наконечники копья (Рис. 8.3) и дроти­ка (Рис. 8.4), а также втульчатый топор-кельт. Также - остатки крестообразной диадемы (Рис. 8.9) (ШРКМ КП 4562 - здесь и далее приводится музейный шифр). Отметим, что при осмотре в 2021 году отвалов обнажения могильника были найдены недостающие элементы крестообразной диадемы в виде щитка и пряжки, идентичной переданной, что подтверждает слова информаторов о месте находки данного комплек­са. Там же был обнаружен череп и послуживший источником материала ДНК. Помимо этого, была получена информация и фотографии отсутствующих у информато­ров поясной пряжки (Рис. 8.8), шейной гривны (Рис. 8.6), фибулы (Рис. 8.7) и комплекса упряжи лошади (Рис. 8.10). Среди материалов погребения были найдены человеческие кости с уникальным по сохранности черепом, находка которого позволила провести первое се­рьёзное антропологическое исследование носите­ля культуры рязано-окских могильников и получить материалы для ДНК-исследований этой статьи. Череп воина был исследован по классической краниологической программе (^[29]). Биологический возраст его владельца, по стертости зубов и по облитерации швов мозговой коробки оценивается в 35-40 лет (ближе к 35). (^[28]).

Некоторые предметы из погребения Ундрих 2015 ямы 90 имеют непосредственные аналоги в материалах рязано-окских могильников, аналоги других, напротив, простираются весьма широко вплоть до Центральной Европы и Северного Причерноморья.

Предметы из черного металла представлены предметами вооружения. Это наконечники копья и дротика. Наконечник копья асимметрично ромбиче­ский (Рис. 8.3), 27 см длиной, с ромбическим в сечении пером ши­риною до 3.5 см, имеющий втулку 3 см диаметром. Наконечник дротика двушипный (Рис. 8.4) 20,1 см длиной, с треугольным ромбическим пером и оттянутыми вниз шипами до 2,7 см шириной, с несведённой до конца втулкой до 2,8 см в диаметре. В состав погребального инвентаря ямы 90 входил втульчатый топор (Рис. 8.5) длинною 17,5 см с лезвием шириною до 5,5 см и втулкой диаметром 4 см. Набор вооружения из копья, дротика и кельта явля­ется стандартным для большинства мужских погребений, типологически относимых к IV-V векам н.э. Лаконично повторяющийся набор вооружения, состоящий из пары наконечников, топора и, вероятно утраченного в этом комплексе ножа, составляет базовый набор вооружения носителей рязано-окской культуры. Вкупе с железной или бронзовой пряжкой и горшком, дополненными иногда застёжкой-сюльгаммой и одним браслетом, он составляет самый массовый набор инвентаря рязано-окских мужских погребений, относящийся вероятно к представителям воинов-общинников местного общества. Примечательно, что для рязано-окского общества это - скорее каста дружинников, нежели ополченцев. Мужские погребения с неполным набором вооружения, редки и относятся либо к детским и подростковым группам, либо к разрушенным в древности погребениям, часть инвентаря которых утрачена. Вместе с тем, отсутствие дротика в погребении или предметов вооружения вообще характерно как для погребений лидеров, так и для могил VII века, периода «катастрофических» событий на Средней Оке. То есть, оно является, скорее ритуальным или ситуационным исключением, не маркирующим более низкую социальную ступень рязано-окского общества. Подобная стандартизация вооружения - по сути «дружинная культура», нечастое явление среди археологических культур того времени, в меньшей степени известное у германцев, и в более развитой форме известное в армии Рима и Византии. Данный воинский набор является своео­бразным этническим маркером воинов культуры рязано-окских могильников, широко распространившимся с II-III века, и бытующим с небольшими вариациями до IX века.

Рис. 8. Вещи погребения Ундрих 2015 яма 90.

Данные ДНК о генезисе рязано-окской элиты

В 2019 г. проектом «ДНК-история России» (А.С. Семёнов) по изучению ДНК образцов из материалов раскопок А.Н. Гаврилова на могильнике Ундрих в 1983 году, были получены результаты, приведшие к выходу в свет первой статьи по ДНК-данным рязано-окцев (^[26]). Она дала новые аргументы в пользу полиэтнического и мультиязычного характера рязано-окской культуры и указала на возможные связи рязано-окцев с современным населением России. Заслуживающими особой проработки кажутся выявленные параллели между ДНК из образцов могильника Ундрих, и могильника Dollkeim-Коврово (Восточная Пруссия) той же эпохи (^[27]), связывающие воедино два центра формирования ранней государственности – прибалто-неманский и окско-мещерский. Сходство гаплотипов показало, что у отдельных индивидуумов комплекса Ундрих имеются более западные ДНК-аналоги. Далее приведем данные по индивидуумам из ямы 31 и ямы 90, для которых можно говорить о некотором сходстве гаплотипов с индивидуумом из Dollkeim-Kovrovo. Отметим, что оба индивидуума из Ундриха имели среди инвентаря крестовидную фибулу.

Таблица 1. Выделившиеся значения Y-гаплотипов образцов Do-364 (комплекс Dollkeim-Коврово), Ундрих, яма 90 и Ундрих, яма 31.

Работа по определению Y-гаплогруппы индивидуума из захоронения Ундрих 2015 яма 90 была проведена в ООО «ДНК-наследие» в 2022 году на средства частных инвесторов, и была оформлена единым договором №ДНК-Ла/02-22 от 01.02.2022 ТЗ №4 от 11.08.2022. Заказчиком и координатором исследования выступил проект «ДНК-история России». Ввиду малого количества костного материала и высокой степени деградации ДНК было получено лишь подмножество из 27 возможных Y-STR маркеров. Для определения гаплогруппы использовались авторские интерпретации («ДНК-история России»). Гаплогруппа определена по результатам фрагментного анализа, с учетом авторских соображений и данных предиктора www.nevgen.org. Данные приведены в формате Yfiler™ Plus в таблице 1. ДНК-анализ четко показал присутствие гаплогруппы N1a, при этом наиболее вероятным субкладом является N1a-VL29. NGS-метод подтвердил наличие родительского снипа N-L708/Z1951.

Имеющиеся результаты ДНК показывают четкую корреляцию. Оценочное определение субклада VL29 коррелирует с наличием крестовидных фибул. Для других секвенированных индивидуумов из могильника Ундрих без крестовидных фибул определяются иные гаплогруппы и субклады.

Субклад N1a-VL29 ассоциируется с западом ареала распространения ветви N1a – с Северо-Западом России, Белоруссией, Литвой, Латвией, Эстонией, Скандинавией и побережьем Балтийского и Северного моря. ДНК позволяют предположить, что группа рязано-окской элиты, использовавшая крестовидные фибулы, могла сохранять связи с побережьем Северного моря через запад Балтии и Северо-Запад Русской равнины, и через эту территорию крестовидные фибулы могли проникнуть в Волго-Окское междуречье. Данная гипотеза нуждается в дальнейшем изучении, и с учетом развития новых технологий приоритетной задачей видится проведение ДНК-анализа захоронения Ерхинка-1 рязано-окской культуры, одно из древнейших, где была найдена крестовидная фибула. NGS-анализ митохондриальной ДНК показал наличие гаплогруппы K1c1 при линейке мутаций 73G, 146С, 152С, 263G, 533G, 750G, 1189C, 1438G, 1811G, 2706G, 3480G, 4769G, 7028T, 8473C, 9055A, 9093G, 9698C, 10398G, 10550G, 11299C, 11377A, 11467G, 11719A, 12308G, 12372A, 14167T, 14766T, 14798C, 15326G, 16172C, 16224C, 16311C, 16519C. Митохондриальная группа K1c встречается в различных древних захоронениях Европы. Знаковыми но древними параллелями являются находки K1c в фатьяновской культуре (Тимофеевка, Ивановская обл., сер III тыс. до н.э.), и в бронзовом веке Эстонии (Joelahtme, Harju, 1200-1100 до н.э.), Швеции эпохи викингов (захоронение Karda, 10-11 века н.э.).

Проект «ДНК-история России» благодарит проект «Сердце Мещеры» и персонально А. Артюхина и Ю. Белоусова за решающий вклад в финансирование программы исследований.

Проект «ДНК-история России» благодарит: В. Савранского, К. Неверову, В. Крупнова, Н. Макогонову, К. Сметанина, М. Воинова, А. Молокову, Ланса Цнинского, С. Ковалеву, А. Симонова, М. Комову, А. Шереметьеву, А. Семенова, О. Мокрушину, Е. Олейникову, Н. Липатникову, О. Тиняева, Г. Цветкова, М. Земскова, А. Бутина, В. Усанина, А. Майорова, Т. Анисимову, И. Чепайкина, И. Урсову, Р. Тикарева, И. Ахметшина, Е. Кабирову, И. Корякина, Д. Алексеевскую, Ларису С. за финансовую помощь, а также медиа-проект «Архив академика Б. А. Рыбакова» (С. Первов, А. Черемин) и А. Нилогова (ХакНИИЯЛИ) за финансовую и/или медиаподдержку.