Формирование образа Ивана Грозного в английских источниках второй половины XVI века

Михеев Дмитрий Владимирович ORCID: 0000-0001-9263-0234 кандидат исторических наук доцент, кафедра всеобщей истории, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена; научный сотрудник, научно-исследовательская лаборатория «Центр комплексного изучения проблем региональной безопасности», Псковский государственный университет 191186, Россия, город федерального значения Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, наб. Реки Мойки, 48 Mikheev Dmitry Vladimirovich PhD in History Associate Professor, Department of World History, Herzen State Pedagogical University of Russia; Senior Researcher, Research Laboratory "Center for the Comprehensive Studies of Regional Security Issues", Pskov State University 191186, Russia, federal city of Saint Petersburg, Saint Petersburg, nab. Moika River, 48 Tankred85@mail.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-28-01181 «Миф о "восточном деспотизме" в европейской литературной традиции (от античности до раннего Нового времени)», https://rscf.ru/project/22-28-01181/

С конца XV столетия Русское государство начинает играть все более заметную роль в европейской политике. Однако наиболее серьезные попытки укрепить позиции страны на международной арене приходятся на период правления Ивана IV. Для достижения успеха на европейском направлении великим князьям московским были жизненно необходимы не только торговые партнеры, но и политические союзы в Европе, однако среди ближайших соседей ни Ливонский орден, ни Швеция, ни уж тем более Польско-Литовское государство не могли рассматриваться как возможный союзник Москвы. Не удивительно, что достаточно случайное появление в 1553 г. в пределах владений Ивана IV представителей английской короны вызвало неподдельный интерес молодого русского царя.

Для самих англичан «повторное открытие» Московии в результате экспедиции Ченслера – Уиллоби стало в середине XVI столетия настоящим прорывом в их торговой экспансии, наметившейся в годы правления Тюдоров. Создание в 1555 г. Московской компании и бурно развивавшаяся торговля с Московским царством через северные порты, а также наметившийся в Москве интерес к политическому сближению двух стран, вызвали рост интереса в английском обществе к далекому и богатому государству на востоке Европы. И не в последнюю очередь английскую читающую публику интересовал образ правителя Московии. Именно формированию образа Грозного царя в годы правления Елизаветы Тюдор и посвящена данная работа.

Историография, посвященная истории становления русско-английских связей и формированию образа Русского государства за рубежом достаточно обширна. Среди наиболее значимых работ отметим дореволюционные сочинения С. М. Середонина ^{[1; 2; 3]}, Ю. В. Толстого ^[4] и И. И. Любименко ^[5], в их сочинениях большое внимание было уделено основным направлениям двусторонних отношений, а также введению в научный оборот основополагающих источников, характеризующих русско-английские связи во второй половине XVI столетия. Интерес к проблеме становления и развития англо-русских отношений не угасал и в советское время ^[6]. Из современных работ особого внимания заслуживают обобщающие труды Т. Л. Лабутиной ^{[7; 8; 9; 10; 11]} и А. Б. Соколова ^[12], характеризующие развитие двусторонних отношений в допетровскую эпоху. Многочисленные специализированные исследования были посвящены деятельности Московской компании ^{[13; 14; 15; 16; 17; 18; 19]}, быту иностранных специалистов, торговцев и дипломатов в Московском царстве ^{[20; 21; 22; 23]}, а также формированию образа Русского государства в Европе ^{[24; 25; 26; 27; 28; 29; 30; 31; 32; 33; 34; 35]}. Здесь особое значение имеет основополагающая работа М. По «Люди, рожденные для рабства» ^[36], отразившая особенности формирования негативного образа Московского царства как варварского, деспотического государства в странах Европы в эпоху Нового времени. В русле этой работы отразил формирование негативного образа Русского государства в период Ливонской войны А. И. Филюшкин ^[37]. Однако формирование в английских источниках образа самого Ивана Грозного лишь фрагментарно затрагивалось в существующих исследованиях.

Источниковую базу исследования составляют сочинения английских путешественников, торговцев, дипломатов и авантюристов, посетивших пределы Московского царства в годы правления Ивана Грозного. Особенностью многих английских сочинений эпохи является, как отмечала Н. П. Михальская, отсутствие четкой грани между документальными и художественными произведениями. Авторы сочинений, основываясь на пережитом опыте, стремились познакомить своих соотечественников со всем, что в первую очередь привлекало их внимание, казалось новым, необычным, а подчас диковинным ^{[28, с. 7]}. Многие дошедшие до наших дней сочинения были специально написаны или адаптированы для публикации и знакомства широкой публики с далекой, богатой и необычной Московией, а следовательно, предполагали определенный пропагандистский эффект, с одной стороны тиражируя многочисленные укоренившиеся в сознании людей образы и стереотипы, а с другой убеждая читателей в необходимости дальнейшей торгово-колониальной экспансии. Впрочем, не подлежит сомнению и то, что многие путевые заметки были призваны стать своеобразным путеводителем по Московскому царству для будущих поколений английских путешественников.

Многие образы и суждения о русском царе закрепляются в английских сочинениях с самого момента повторного открытия Московии, в связи с чем нельзя не упомянуть первые английские сочинения, оставленные участниками экспедиции Ченслера – Уиллоби. Именно на их основе выстраивали свои первоначальные суждения о Русском государстве многие англичане, отправлявшиеся к царскому двору. Свидетельства Ченслера в основном будут подтверждены и расширены в записках английских путешественников, побывавших при дворе русского царя во второй половине XVI столетия ^{[28, c. 9]}. Однако насколько эти самые ранние сочинения избежали влияния прочего существовавшего к середине XVI столетия общеевропейского нарратива о Московии и в целом о государствах, лежащих на востоке, судить достаточно сложно. Впрочем, среди английских авторов не наблюдается полного единства мнений в описании образа грозного царя ^{[11, c. 151]}.

Следующим английским автором, непосредственно познакомившимся с Иваном IV и оставившим обширное описание русского государства, стал английский дипломат Энтони Дженкинсон, один из любимцев русского царя. Он четыре раза посещал Русское государство, оставив одну из первых подробных карт Московии, крайне популярную в Европе XVI–XVII вв. ^{[38, c. 21-56]}. Его сочинение заметно дополняет описание, оставленное Ричардом Ченслером.

Среди прочих сочинений выделяются написанные в стихотворной форме письма Джорджа Турбервиля – секретаря посольства Томаса Рандольфа, прибывшего в Русское государство в 1568 г. Молодой дворянин направился в тяжелое и опасное путешествие, чтобы поправить свое финансовое положение и мучительно переживал долгое ожидание аудиенции у Ивана IV. При этом значительную часть времени участники посольства провели фактически под домашним арестом. Многие его замечания служат примером утверждения английских стереотипов о России в XVI в. Знание им русского языка вызывает большое сомнение ^{[39, c. 245-246]}, однако Турбервиль пользовался свидетельствами прочих иностранцев. Он сам отмечает в одном из писем, что лучше всего образ страны представлен в сочинении Герберштейна, которого фактически цитирует ^{[39, c. 247-248]}.

Наиболее подробно описывается правление Ивана Грозного в сочинении английского дипломата и авантюриста Джерома Горсея, проведшего в Московском царстве почти 17 лет ^{[39, c. 6]}. Горсей был лично знаком с царем, многими влиятельными боярами, и долгое время отстаивал при дворе интересы Московской компании. Важно отметить, что Горсей особо отмечал, что использовал при написании своего сочинения не только рассказы очевидцев или интерпретировал собственный опыт, но был допущен к русским письменным источникам в царских архивах ^{[39, c. 50]}. Горсей был одним из немногих английских авторов эпохи, хорошо знавших русский язык. Вероятно, именно этим объясняется в его сочинениях детальность в описании событий, происходивших в Русском государстве в период правления Ивана Грозного и Федора Иоанновича. Впрочем, и Горсей не избежал соблазна включить в свои тексты легенды, сплетни и домыслы, бытовавшие в те годы.

Одним из самых объемных английских трактатов елизаветинской эпохи о Русском государстве является сочинение английского дипломата Джильса Флетчера, посетившего Москву в конце 1580-х гг. Миссия Флетчера оказалась малорезультативной, Московской компании не вернули прежних монопольных прав, что вероятно отразилось на восприятии страны англичанином. И хотя он лично не знал Ивана Грозного, Флетчер в своем сочинении не упустил возможности дать характеристику прежнему московскому государю и образу его правления. В то же время, мы должны учитывать, что в описании событий, очевидцем которых Флетчер не являлся, он был вынужден полагаться на рассказы очевидцев, редкие письменные свидетельства, легенды и домыслы. Его сообщения содержат значительное число неточностей и откровенных ошибок, как например факт о том, что первым титул царя якобы получил отец Ивана Грозного Василий III ^{[40, c. 34]}. Однако тем интереснее становится образ русского царя, формируемый в первые годы после его смерти английским дипломатом. Вернувшись на родину, Флетчер подготовил к изданию свое сочинение «О государстве русском», однако описание страны было дано в столь мрачном свете, что торговцы, опасаясь за благополучие торговли с Москвой, просили правительство Елизаветы запретить издание сочинения в Англии. Впрочем, критика тиранического правления русских царей могла бросить тень и на абсолютистские тенденции в правлении Тюдоров. Вероятно, по этой причине почти все экземпляры опубликованного в 1591 г. сочинения были изъяты и уничтожены по распоряжению лорда-казначея Уильяма Сесила ^{[41, c. 8-9]}.

Отдельно стоит отметить дипломатические инструкции, донесения и переписку, которую вели дипломаты и правители двух стран. В первую очередь это конечно переписка английской королевы и московского царя, насчитывающая многие десятки сохранившихся писем ^{[42, c. 117-184]}.

Как уже было отмечено выше, первое подробное описание Русского государства и правившего в стране к моменту «повторного открытия» Московии англичанами молодого царя Ивана Грозного составили участники экспедиции Ченслера – Уиллоби. Первая встреча Ричарда Ченслера с Иваном IV демонстрирует нам богатство и величие русского правителя. Сам автор емко умещает свое восхищение властью Московского царя в следующей фразе: «Этот князь – повелитель и царь над многими странами, и его могущество изумительно велико» ^{[43, c. 59]}. Примечательно, что в оригинале английские авторы часто называют московского царя более знакомыми им титулами императора или короля, сопоставляя таким образом его могуществ с властью императора Священной Римской империи, английского или французского монарха ^{[39, c. 257; 43, c. 71, 76]}. Однако если речь заходит о сравнении, чаще всего Ивана Грозного сопоставляют с турецким султаном. Джильс Флетчер, говоря о политическом устройстве государства вообще приходит к выводу, что «образ правления у них весьма похож на турецкий, которому они, по-видимому, стараются подражать…» ^{[40, c. 40]}.

Сила и могущество московского царя подчеркиваются военной мощью. Большинство авторов, описывая страну, обязательно упоминают об этом. Так Ченслер пишет, что Московский царь может собрать войско в «200 или 300 тысяч человек», при этом все воины царя конные, так как «пехотинцев он не употребляет, кроме тех, которые служат в артиллерии, и рабочих». Московиты по убеждению Ченслера «стремятся иметь роскошную одежду на войне, особенно знать и дворяне» ^{[43, c. 59]}. Но ни в какое сравнение с обычными дворянами не идет богатство самого Ивана IV, в чем по словам английского посланника, он сам смог убедиться: «Великий князь снаряжается свыше всякой меры богато; его шатер покрыт золотой или серебряной парчой и так украшен каменьями, что удивительно смотреть. Я видал шатры королевского величества Англии и французского короля, которые великолепны, но все же не так, как шатер московского великого князя» ^{[43, c. 59]}.

Особый статус правителя подчеркивается придворным церемониалом, с которым сталкивались все английские посланники ^{[11, c. 150]}. Дипломат, представляющий при дворе московского правителя английского монарха, не может сам вести беседу с царем, но всего лишь должен отвечать на его вопросы ^{[43, c. 57]}. Персона царя всегда обособлена, он всегда находится на возвышении и сидит отдельно даже во время праздничного обеда, принимая английского посланника ^{[43, c. 58]}. Примечательна описываемая Ченслером традиция жалования царем во время обеда гостей хлебом, кушаньями и вином. При этом весь обед представляет из себя пышную церемонию, призванную продемонстрировать богатство царя (все блюда и кубки на обеде из чистого золота) и полную зависимость его подданных от милости правителя: «Великий князь послал каждому большой ломоть хлеба, причем разносивший называл каждого, кому посылалось, громко по имени и говорил: «Иван Васильевич царь Русский и великий князь Московский жалует тебя хлебом». При этом все должны были вставать и стоять пока произносились эти слова» ^{[43, c. 58-59]}. При этом Ченслер подчеркивает, что пышность церемоний и богатство убранств являются именно частью особого церемониала, призванного возвеличить правителя, так как в обычной обстановке «весь их обиход в лучшем случае посредственный» ^{[43, c. 60]}.

Подобный же придворный церемониал во время царского обеда описывает Энтони Дженкинсон. Расширяя описание церемониала, приведенное Ченслером, английский посол отмечал, что «когда царь пьет, то все присутствующие встают» ^{[43, c. 77]}. Принятый Иваном IV очень благосклонно, Дженкинсон был посажен во время обеда за отдельный стол напротив царя и получал от него напитки и кушань, в знак особого расположения ^{[43, c. 77, 78]}. Необходимо подчеркнуть, что в первые годы елизаветинского правления, вплоть до начала 1570-х гг. русско-английские отношения переживали расцвет, выразившийся в значительных привилегиях, дарованных английским торговцам Иваном IV, и попытках заключения военно-политического союза, исходивших со стороны царя ^{[7, c. 30-37]}.

Удивительно, но внешность царя не часто становилась предметом описания английских авторов. Самую емкую и подробную характеристику облика царя дает Джером Горсей: «Он был приятной наружности, имел хорошие черты лица, высокий лоб, резкий голос — настоящий скиф, хитрый, жестокий, кровожадный, безжалостный» ^{[39, c. 93-94]}.

Правосудие в Московском царстве, по словам Ченслера, также полностью зависит от воли государя ^{[43, c. 62-63]}. Власть русского царя над его подданными и их имуществом поражают и вызывают его восхищение: «Можно сказать, что русские люди находятся в великом страхе и повиновении и каждый должен добровольно отдать свое имение… на произволение и распоряжение государя. О, если бы наши смелые бунтовщики были бы в таком же подчинении и знали бы свой долг к своим государям!» ^{[43, c. 61]}. С другой стороны, английский посланник подчеркивает, что все подчинение царю строится не на любви к монарху, но на страхе подданных перед его властью и силой. Подобная неограниченная власть московского государя у прочих английских авторов вызывает скорее осуждение.

Характеризуя величие и власть русского царя, Дженкинсон отмечает, что они подтверждаются его многочисленными завоеваниями. «Свой народ он держит в большом подчинении; все дела, как бы незначительны они ни были, восходят к нему» ^{[43, c. 78-79]}. Последнее замечание характеризует представление английского дипломата о деспотическом, неограниченном характере власти русского правителя. Единственным исключением являются вопросы веры, в которых царь не всевластен и прислушивается к мнению московского митрополита ^{[43, c. 79]}.

Джером Горсей подтверждает многие суждения прочих английских авторов, добавляя к ним яркие детали о жестоких расправах, творимых по произволу московского царя над всеми, кто вызывал у него подозрение ^{[39, c. 66-67]}. Сам же царь Иван был фактически свободен в своих самых страшных поступках от земного суда, хвалясь тем, что «растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни» ^{[39, c. 85]}.

Впрочем, наиболее радикально высказываются Джордж Турбервиль и Джильс Флетчер. Дикие земли Московии представляются секретарю английского посольства Турбервилю краем, где законы не властны. Здесь все зависит от воли «короля», и собственность, и даже жизнь любого человека ^{[39, c. 257]}. Московского царя английский поэт сравнивает с легендарным римским царем – Тарквинием Гордым, чье тираническое правление привело к крушению монархии в Риме: «Но выбора тут нет: везде пред волей княжеской приходится склониться. Так Тарквин правил, как ты знаешь, Римом, припомнить можешь ты, какой была его судьбина. Где нет закона и заботу о благе общем знает только власть. Там постепенно должны и князь, и королевство пасть…» ^{[39, c. 266]}. Джильс Флетчер прямо говорит о тираническом образе правления в стране: «Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгодам одного царя … и дворяне и простолюдины, в отношении к своему имуществу суть не что иное, как хранители царских доходов, потому что все нажитое ими рано или поздно переходит в царские сундуки» ^{[40, c. 40]}. Жестокие расправы, по словам Флетчера творились по прихоти царя без малейшего намека на суд и законность: «покойный Царь Иван Васильевич во время прогулок или поездок приказывал рубить головы тех, которые попадались ему навстречу, если их лица ему не нравились, или когда кто-нибудь неосторожно на него смотрел. Приказ исполнялся немедленно, и головы падали к ногам его…» ^{[40, c. 41-42]}. Случайное убийство старшего сына царя во время ссоры Флетчер рассматривает как кару господню и одну из главных причин глубокой скорби, которая по мнению англичанина и свела прежнего правителя в могилу ^{[40, c. 34]}. Примечательно, что история эта наиболее широко была распространена именно у иностранных авторов, писавших о царе.

Однако самое страшное деяние Грозного царя описывает Горсей. Самым чудовищным беззаконием, совершенным Иваном Грозным Горсей все же считал погромы, учиненные им в Нарве и Новгороде. Царь, уверенный что его поражения в Ливонии стали возможны из-за предательства новгородцев и псковичей «торопился учинить столь жестокую и кровавую казнь, какой не видел свет. Он пришел в Нарву, захватил всю казну и товары, убил и ограбил мужчин, женщин и детей, отдав город на окончательное разграбление своей армии … Вернувшись в Великий Новгород, где оставалась его добыча и пленные, хотел отомстить его жителям за измену и коварство, так как он был особенно разгневан на этот город за его присоединение к недовольной знати; он ворвался туда с тридцатью тысячами своих татар и десятью тысячами своей охранной стражи, которые обесчестили всех женщин и девушек, ограбили и захватили все, что находилось в этом городе, его казну, сосуды, сокровища, убили людей, молодых и старых, подожгли их склады, хранилища товаров, воска, льна, сала, кожи, соли, вин, одежды и шелка; растопившиеся сало и воск залили стоки на улицах, смешиваясь с кровью 700 тысяч убитых мужчин, женщин, детей; мертвые тела людей и животных запрудили реку Волхов, куда они были сброшены. История не знает столь ужасной резни. Разрушенный такими действиями город был оставлен безлюдным и пустынным…» ^{[39, c. 54-55]}. Чудовищное опустошение, совершенное царем во время опричного погрома в Новгороде в описании английского автора, превращается в трагедию невиданных масштабов. Значительно преувеличивая цифру убитых, Горсей не мог не знать, что в Новгороде не могло быть столько жителей. Современные исследователи сходятся, что вероятные цифры жертв погрома в десятки раз меньше. Так Р. Г. Скрынников отмечал, что население города не превышало 25-30 тыс. человек, а во время погромов могло погибнуть 2-3 тыс. человек ^{[44, c. 26, 157-158]}. Примерно таких же цифр придерживается Б. Н. Флоря ^{[45, c. 242-243]}. А. А. Зимин полагал, что общее число жертв в Новгороде и округе могло приближаться к 40 тыс. человек, однако скорее всего было значительно ниже ^{[46, c. 120; 47, c. 300-302]}.

Удивительно, но эволюцию образа грозного царя мы наблюдаем только в сочинении Горсея, который проведя в стране многие годы, лично знал московского государя и многих его приближенных. Начало царствования Ивана IV, по словам Горсея, внушало надежду на доброе и справедливое правление молодого царя: «Иван Васильевич… был наделен большим умом, блестящими способностями, достойными для управления столь великой монархией» ^{[39, c. 50-51]}. При помощи своей первой супруги, обуздавшей его суровый нрав, прислушиваясь к совету своих «храбрых князей, священнослужителей и совета» великий князь достиг больших успехов, покорив новые страны и разгромив своих старинных врагов на юге и востоке ^{[39, c. 51]}. Молодой царь систематизировал законы, способствовал утверждению порядка в стране и единообразия в сфере религии ^{[39, c. 91-92]}. Однако чрезмерное могущество царя привело к гордыне, сделав Ивана жестоким и кровожадным ^{[48, c. 155]}. По мнению Горсея чрезмерное богатство, могущество и власть ведут правителя к росту деспотизма, так как невозможно иными способами удерживать в подчинении столь великую страну.

Недовольство деспотическим правлением Ивана Грозного зрело давно: в обстановке террора никто из приближенных ко двору не мог быть спокоен за свою жизнь, страна была опустошена войнами и опричниной, не удивительно, что царь и многие, кому он выражал симпатию, снискали себе ненависть знати и простого народа ^{[12, c. 54]}. Горсей, в связи с этим писал, что «жестокость породила столь сильную всеобщую ненависть, подавленность, страх и недовольство во всем его государстве, что возникало много попыток и замыслов сокрушить этого тирана, но ему удавалось раскрывать их заговоры и измены при помощи отъявленных негодяев, которых он жаловал и всячески поощрял, противопоставляя главной знати» ^{[39, c. 55]}. И чем дольше продолжались творимые царем беззакония, тем опаснее становилась ситуация в государстве: «Царь наслаждался, купая в крови свои руки и сердце, изобретая новые пытки и мучения, приговаривая к казни тех, кто вызывал его гнев, а особенно тех из знати, кто был наиболее предан и любим его подданными. В то время он всячески противопоставлял им и поддерживал самых больших негодяев из своих военачальников, солдат, все это на деле привело к росту враждующих и завистников, не осмелившихся даже один другому доверять свои планы свержения царя (что было их главным желанием). Он видел это и знал, что его государство и личная безопасность с каждым днем становятся все менее надежными» ^{[39, c. 63]}.

Теперь остановимся отдельно на переписке русского царя с английской королевой. Как уже было отмечено, Иван Грозный всегда стремился к расширению союзных отношений с Англией, надеясь на ее поддержку на международной арене. В то же время на самом туманном Альбионе в Русском государстве видели в первую очередь важного торгового партнера и возможный маршрут для продвижения к богатствам Востока. Столь разный взгляд на перспективы сотрудничества двух стран нередко приводил к взаимным обидам и конфликтам ^{[7, c. 30-31; 49, c. 266-267]}. Хорошо известно, что сами Тюдоры порой редко считались с мнением парламента, однако формируемая в Англии модель абсолютизма серьезно отличалась от представлений Ивана Грозного ^{[42, c. 456]}. Елизавета, как и многие другие известные царю правители на западе, не могла считаться полновластным «прирожденным» государем, так как зависела в своих решениях от сословий, получая власть, как считал царь, не по наследству, а при поддержке народа. Чрезмерная забота Елизаветы об интересах своих купцов лишь укрепляла убеждение Ивана Грозного в том, что именно эти «торговые мужики» и обладают властью в стране, а королева полностью зависит от них и лишь выполняет их волю ^{[45, c. 111]}. Московский царь презирал королеву, которая, по его мнению, должна была считаться со своими советниками и парламентом ^{[42, c. 455]}. Не вызывало доверие у русского царя и нежелание подданных Елизаветы строго соблюдать дипломатический церемониал, отсутствие единообразия в королевских грамотах, направляемых в Москву ^{[42, c. 146]}. Сам Иван Грозный был хорошо осведомлен о нелестных высказываниях со стороны отдельных английских представителей в свой адрес. Так, в грамоте от 24 октября 1570 г. царь упоминает об аресте некого Эдуарда Гудмана, при котором были найдены грамоты, в которых «про наше государское имя и про наше государство с укоризною писано и многие вести неподобные писаны, что будто в нашем царстве неподобные дела делаются» ^{[42, c. 147]}. Завершалось послание прямым выпадом в адрес Елизаветы, в чьей власти русский царь открыто усомнился: «Мы чаяли того, что ты на своем государстве государыня и сама владеешь и своей государской чести смотришь… Однако у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но мужики торговые и о наших о государских головах и о честях и о землях прибытка не смотрящие, а ищущие своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своем девическом чину как есть пошлая девица» ^{[42, c. 148-149]}.

Однако для Елизаветы непозволительно было принижать свою власть в переписке с иностранным монархом. В ответном письме, направленном в Москву с любимым царем Дженкинсом, крайне сдержанно Елизавета указывала, что «никакие купцы не управляют у нас государственными делами, но что мы сами печемся о ведении дел, как приличествует деве и королевне, поставленной перед благим превысочайшим Богом; и что никакому государю не оказывается более повиновения его подданными, чем нам нашими народами» ^{[4, c. 120]}.

Примечательно, что негативный образ русского царя стремились привносить в английское общественное мнение и его политические противники. Сохранилось несколько писем Сигизмунда III к английской королеве, где он представляет Елизавете негативный образ Ивана Грозного и критикует его правление. В письме от 1568 г. польский король писал, что Иван Грозный «это не только временный враг короны нашей, но и враг наследственный всех свободных народов» ^{[42, c. 121]}. В грамоте на имя королевы Елизаветы, направленной в конце 1569 г., Сигизмунд III пытался убедить королеву отказаться от поддержки Москвы: «мы знаем и достоверно убеждены, что враг всякой свободы под небесами… ежедневно усиливается по мере подвоза к Нарве разных предметов…» ^{[42, c. 121]}. На фоне начавшейся борьбы за Ливонию Русское государство проиграло начальный этап пропагандистской войны, развернувшейся в Европе, вероятно, как отмечал А. И. Филюшкин, даже не подозревая о нем. В Европе начинал интенсивно формироваться негативный образ Московского царства и русского царя, накладывавшийся на недавние разоблачения Герберштейна ^{[37, c. 420]}. Только экономическая заинтересованность англичан и англофильство русского царя удерживали в тот момент надежду на союз между двумя странами.

В литературе нередко Ивана IV называют «английским царем» за многочисленные преференции и дружбу, которые стремился развивать русский государь с жителями туманного Альбиона. «Западничеством» Грозный заметно превосходил свое боярское окружение, являясь сторонником «западного варианта» внешней политики России – прокладывая дорогу на Запад через Балтику и северные порты ^{[49, c. 206]}. Однако, как мы видим, в английских сочинениях образ российского самодержца далеко не так однозначен и ассоциируют его скорее не с западным обществом, а с восточным, наделяя всесильного правителя не столько чертами смелого реформатора, сколько формируя образ восточного деспота.

В целом в английской литературе XVI в. сложилась модель образа России, которая и в дальнейшем при некоторых ее модификациях будет возникать в произведениях писателей последующих эпох. Литературные памятники XVI в. останутся надолго для англичан основными источниками представлений о России и русских ^{[28, c. 30]}.

Образ Ивана IV в сообщениях английских авторов переживает яркую трансформацию в елизаветинскую эпоху, от восхищения неограниченной властью московского самодержца, его богатством и силой, до порицания и представления в качестве самого негативного примера восточного деспотизма.

Что же сказывается на образе московского правителя. В первую очередь это укоренившиеся еще в прежние годы стереотипные образы правителей Московского государства. В большинстве случаев информация эта была собрана представителями стран Центральной и Восточной Европы и несла негативный посыл, который становится характерен и для сочинений английских авторов. Однако непосредственное знакомство англичан с Русским государством, его нравами и обычаями, с самим московским правителем способствует развитию образа Ивана Грозного. Английские авторы смогли выделить прогрессивный начальный этап правления Ивана IV. Горсей – один из немногих авторов, достаточно долго пребывавших в Московском царстве, смог выделить целую серию прогрессивных реформ царя, отметив достойные уважения черты его характера. Однако огромная власть и богатство, проистекающие из завоевания огромной страны, по мнению английских авторов, привели к развращению правителя. При этом, обсуждая эволюцию образа, мы всегда должны помнить о субъективном факторе, нередко определявшем общее настроение автора сочинения. Если посольская миссия в Москву складывалась неудачно, то и картина увиденного зачастую по итогам поездки рисовалась негативная, а Иван Грозный представал в самых отрицательных и мрачных проявлениях своей натуры: кровожадность и полный произвол в отправлении суда над своими подданными.