«Цветная» составляющая частотного словаря «армянского текста»

Публикация подготовлена в рамках поддержанного РНФ научного проекта № 22-18-00339, Электронный ресурс «Армянский текст русской поэзии»: репрезентация локального текста русской литературы.

Поэтическое «страноведение» – один из ярких аспектов активно изучаемой в последние годы проблемы локального текста. Впервые эта проблема была поставлена Н. П. Анциферовым ^[3], В. Н. Топоровым ^[16] и Ю. М. Лотманом ^[11] в отношении «петербургского текста». Разработанная ими модель теперь активно используется для изучения различных региональных текстов [например, 14, 12, 5]. Вместе с тем в этих исследованиях не уделяется должного внимания цвету как важной составляющей локального текста.Зато цветовая составляющая активно учитывается при изучении языковой картины мира. О. А. Корнилов различает понятия «языковой» картины мира», «национальной языковой» и «индивидуальной национальной языковой» в зависимости от того, кто является носителем языкового сознания – языковое сообщество в целом, конкретное этническое языковое сообщество или отдельный человек – носитель национального языка ^[8]. «Цветонаименования (колоративы) определенного языка обладают выраженной национально-культурной спецификой и являются значимыми элементами для конструирования фрагмента национальной картины мира соответствующей лингвокультурной общности», – утверждает Н.Н. Козлова ^{[7, c. 83]}.

Настоящее исследование – часть большого проекта по реконструкции поэтического образа Армении в русской литературе, которое проводится группой исследователей разными путями: выявлением лексем, выступающих в роли доминантных компонентов «армянского текста» русской поэзии и устойчивых ассоциаций с ними ^{[2, 15]}, выделением паттернов в русской прозе об Армении ^[17].

В данной статье на материале обширного корпуса 442 стихотворений XIX–XXI вв., собранных в антологии «Армения в зеркале русской поэзии» ^[1], на основе междисциплинарного подхода, объединяющего лингвистику, литературоведение и компьютерные методы обработки текста, рассматривается важнейшая составляющая «армянского локального текста» – колористическая. Сначала составляется частотный словарь всего корпуса текстов, из него выделяются цветонаименования, которые и становятся предметом исследования. Интерпретация данных производится как на уровне всего корпуса, так и в рамках подкорпусов отдельных авторов, оставивших наибольшее количество стихотворений об Армении. Так сопоставляются данные по индивидуальной и национальной картинам мира, они в свою очередь рассматриваются на фоне народных армянских представлений о цвете.

Поскольку совокупность стихотворений с Арменией, армянским и т. д., написанных разными авторами в разное время, рассматривается в исследовании как единый текст, следует оговорить особо, что поэтический образ страны, реконструируемый на основании этого текста, может существенно отличаться от индивидуально-авторской рефлексии. Например, запоминающийся образ хриплой охры, дважды возникающий у Мандельштама в цикле «Армения» ^{[1, с. 316, 317]} так и остался мандельштамовским, не стал цветовой доминантой единого «армянского текста» русской поэзии, несмотря на свою укорененность в традиции и потенциальную универсальность, обусловленную минералогическими реалиями (каменистые породы, туф), а также несмотря на то, что Мандельштам стоял у истоков создания «армянского текста» русской литературы.

Методом сплошной выборки в корпусе анализируемых текстов выявлено 45 цветонаименований, в совокупности однокоренных слов и словоформ, упоминающихся 467 раз (см. Таблицу 1).

Таблица 1

Алфавитно-частотный словарь цветонаименований

в армянском тексте русской поэзии

Наиболее востребованными сообществом русских поэтов, воспевших Армению, оказались, вопреки теплым красно-оранжевым ожиданиям, цветонаименования бело-черные, густо разбавленные синим: белый (66 словоупотреблений), синий (61), черный (53).

Наряду с традиционными бело-черными сочетаниями встречаются варианты «белый и синий» и, чаще, «синий и черный». Например, у В. Немировича-Данченко в цикле «У берегов Евфрата»:

Кругом пески чужих пустынь,

Небес сверкающее пламя...

Где гор родных святая синь?

Где ты, моей дружины знамя?

Как белый снег вершин чиста,

Его мне девушка вручила.

Животворящего креста

На нем божественная сила. [1. с. 203]

У М. Матусовского в «Горной дороге»:

То ручей мелькает синий,

то мосты,

То чернеет в Агарцине

монастырь. ^{[1, с. 387]}

У А. Тарковского в «Эребуни» высокую концентрацию черного пробивает искра синего:

Под спудом бусина синела,

И в черноте черным-черно

Чернело и окаменело

В кувшине царское зерно. ^{[1, с. 493]}

В армянской национальной картине мира белый цвет традиционно символизирует чистоту, черный же, напротив, считается нечистым. Это цвет глубокого траура, это значение распространяется на все темные тона (серый, коричневый, синий) ^{[4, с. 266]}.

Высокие показатели частотности белого и черного в русских стихотворениях об Армении могут быть связаны не столько с символикой, приписываемой этим цветам армянами, сколько особенностями русского цветовосприятия и цветосимволизма. Заметим, что белый и за ним – черный – самые частотные цветообозначения русского языка, согласно данным Частотного словаря Ляшевской и Шарова ^[13] (см. Таблицу 2). Поэтому их появление в поэтических текстах может отражать в большей степени русскую языковую картину мира.

Таблица 2

10 самых частотных цветов русского языка и армянского текста русской поэзии, расположенные по мере убывания частотности

В пользу того, что появление черного и белого в стихотворениях может быть частью общей русской языковой картины мира, свидетельствует тот факт, например, что среди «белых» сочетаний значительное количество устойчивых: белые облака (Брюсов В. «Арарат из Эривани», Матусовский М. «Добрый свет!», Шестинский О. «Песни армянских гор», Булычев С. «Как ты красив собой, дудук!»), белый снег и белоснежный (Немирович-Данченко В. «У берегов Евфрата», Дудин М. «Вспоминая Арарат», Попов А. «Песня армянской девушки(Подражание Мик. Налбандяну)», Матусовский М. «Свадьба в Гарни»), белый цвет (Городецкий С. «Сад», Тарковский А. «Комитас», Сергеева И. «Абрикос»), белый свет (Булычев С. «Армения – любовь моя!», Калашников С. «Γρηγορέω»).

А вот доля синего в «армянском тексте» возрастет и, существенно потеснив белый и черный, выйдет на первое место по частотности, если учесть все цветонаименования «Синей группы» (9 цветонаименований, 126 словоупотреблений), выявленные в армянском тексте: синий (61), голубой (25), лазурный (20), лиловый (7), сизый (6), бирюзовый, кобальт, ультрамарин (2), лазоревый (1).

В армянской национальной картине мира отношение к синему отличается от привычного для русского человека восприятия этого цвета. Государственный флаг Республики Армения представляет собой три горизонтальные цветные полосы, сменяющие друг друга сверху вниз: красная, синяя и оранжевая. В Законе «О флаге Республики Армения», принятом в 2006 году, сказано, что «красный цвет символизирует Армянское нагорье, постоянную борьбу армянского народа за выживание, христианскую веру, независимость и свободу Армении. Синий цвет символизирует волю армянского народа жить под мирным небом. Апельсин символизирует творческий талант и трудолюбие армянского народа» ^[6]. Наряду с закрепленным в государственной символике значением синего как мирного неба, в народных верованиях он может быть связан с целебной магией, в которой предметам (бусинам, амулетам) синего цвета приписывалась целебная сила. С другой стороны, синий в народном восприятии ассоциируется со старостью и смертью. Это цвет траура ^{[4, с. 265]}. В Армении, как и в Передней Азии, синий в сочетании с красным образуют основные цвета христианской иконографии ^{[9, с. 95]}.

По разнообразию оттенков с «Синей группой» может посоперничать «Красная» (16 цветонаименований, 117 словоупотреблений), куда входят розовый (31), красный (26), алый (17), багряный (11), румяный (7), багровый, рубиновый (4), гранатовый, кадмий, карминный, кумачовый, порфирный, пунцовый, пурпурный, рдяный (2), малиновый (1). Но в целом красный в стихах русских поэтов об Армении уступает синему (218 против 117). И это вопреки тому, что красный – главный цвет для армян, связанный с благополучием, святостью, женским началом. Традиция национального костюма и орнамента очевидно свидетельствует о пристрастии армян именно к красному: «В цветовой гамме армянской традиционной одежды, в частности женской, доминирует красный цвет – от темно-вишневого до кроваво-огненного тонов. Красный цвет использовался как для нижней (женские нательные рубашки, штаны), так и верхней одежды: мужские и женские шапочки, вязаные носки, пояса, женские головные платки, покрывала, нагрудники, передники. <…> У армян, как и у многих народов, красный цвет отождествлялся с “красивым”, “хорошим”, “праздничным”. По народным представлениям этот цвет символизирует жизнь/кровь, солнце/огонь, плодородие и одновременно служит защитой от зла, болезни и бесплодия» ^{[4, с. 265]}.

Отличается бόльшим разнообразием, чем «Синяя» (всего – 9 оттенков), не только «Красная» (всего – 16), но и «Жёлто-коричневая» группа (всего – 11 цветонаименований): желтый (26), рыжий (15), коричневый, охра, ржавый, янтарный (4), бурый, лимонный (2), оранжевый, сурик, шафрановый (1).Однако и ей не удалось превзойти «Синюю» в количественном отношении – 64 словоупотребления против 126. В армянской культуре желтый – неблагополучный, вредоносный цвет, – цвет увядания природы, болезни, засухи, неурожая ^{[4, с. 266]}.

Значительно уступает остальным по всем показателям «Зеленая группа», куда вошли 23 упоминания зелени, зеленые, зеленая, зеленый и т. д. и 4 изумрудные лексемы. В армянском народном сознании зеленый цвет имеет положительную символику, он связан с молодостью, весной, зеленью, новым поколением ^{[4, с. 265]}.

Таким образом, частотный словарь цветонаименований свидетельствует о преобладании синего цвета в армянском тексте русской поэзии.

Вместе с тем индивидуальные авторские решения цветовой палитры Армении могут отличаться от этой общей картины. Приведем некоторые наблюдения над наиболее обширными авторскими подкорпусами армянского поэтического корпуса. В отличие от единичных стихотворений, цветонаименования в них могут повторяться, обнаруживая авторские цветовые пристрастия. В исследовании фиксировались повторения цветонаименований начиная с 3 словоупотреблений на авторскую подборку стихотворений. Для обнаружения тенденции подсчет ограничивался повторяющимися лексемами без учета однокоренных и других оттенков одной цветовой группы. Если же у автора встретилось одно стихотворение или малая подборка из нескольких текстов, о тенденции цветоповторения судить не приходится.

У первооткрывателя поэзии Армении для русского читателя В. Я. Брюсова в изображении этой страны преобладает голубой цвет (3 упоминания), во всех случаях он связан с небом: свободно-голубой простор ^{[1, с. 279]}, под небом ясно-голубым ^{[1, с. 285]}, лазурь голубее ^{[1, с. 291]}. В последнем примере сочетаются два цветонаименования «Синей группы».

А. П. Кулебякин видит Армению в синих (4 раза) и желтых (3 раза) цветах. В большинстве случаев синевой окрашены воды озера Ван (Ван сверкает ширью синей ^{[1, с. 175]}, Синий Ван шумит в прибое ^{[1, с. 177]}, Плещет в берег синий Ван ^{[1, с. 183]}), лишь однажды синий в сочетании с оранжевым различается на куполах разрушенного Варагского монастыря (Оттенок куполов оранжевый и синий ^{[1, с. 189]}). Желтый цвет у Кулебякина всегда относится к горным породам (желтый обрыв ^{[1, с. 167]}, Над ней высокая скала – Крутые желтые бока ^{[1, с. 170]}, Остров желто буроватый ^{[1, с. 181]}).

С. М. Городецкий создает картину Армении в ало-сине-голубых красках, при этом он проявляет разнообразие в том, что именно окрашивается в эти цвета. Самый частотный цвет у него алый (6 словоупотреблений). Это цвет уст персонифицированной Армении, которая у Городецкого предстает в образе возлюбленной: Я красоту твою целую в алые уста ^{[1, с. 295]}. В стихотворении «Прощанье», обращенном к душам умерших, алый мак – символ памяти жертв Первой мировой войны и жертв Геноцида: Я с вами упился цветеньем И верностью алого мака ^{[1, с. 303]}. Дважды алый – это цвет огня, несущего страдание и смерть: Погибнул город в пожаре алом (с. 301), Ало-черным огнем озарен ^{[1, с. 306]}. Оксюморон алая тьма означает у Городецкого первородный хаос – первозданную ночь, мировые родúны ^{[1, с. 304]}. В жертвенные и одновременно пасхальные алые ризы облачен Ангел Армении в одноименном стихотворении ^{[1, с. 307]}.

Синий Городецкого так же разнообразен. Необычно синие глаза у девятилетней армянской девочки в больнице («Ребенок»). Синий цвет окрашивает вершины гор и остров Ахтамар посреди озера Ван (Из синий гор встают из праха И носятся кружась смерчи ^{[1, с. 306]}, Заветный Ван и синий Ахтамар ^{[1, с. 308]}. Сравнение погрузившихся в темную дымку горных вершин с синим саваном ^{[1, с. 313]} (отметим аллитерацию с-н, с-н) оказывается в русле армянской национальной символики, в которой синий – цвет траура.

Голубой цвет наряду с традиционной принадлежностью к воде (Голубое море Вана ^{[1, с. 311]}), расцвечивает долины (Сбираясь по долинам голубым ^{[1, с. 307]}) и даже дорожную пыль (в голубой пыли дороги ^{[1, с. 299]}).

У М. Л. Матусовского главными цветами Армении становятся белый (4 словоупотребления) и голубой (3). Дважды в цикле «Из старой тетради» он упоминает белых бабочек полет, описывая умиротворение летнего вечера в Дилижане ^{[1, с. 375–376]}, и над тем же Дилижаном в стихотворении «Добрый свет!» замечает белые облака ^{[1, с. 374]}. Описывая девушку, исполняющую зенгезурский танец, плавные и нежные движения ее рук он сравнивает с выпусканием белых голубей из ладоней ^{[1, с. 381]}. В голубой окрашены небеса Гарни ^{[1, с. 339]}, верховья гор ^{[1, с. 375]} и льдина ^{[1, с. 377]}.

Поэты-женщины второй половины ХХ века проявляют себя как подлинные колористы. В. К. Звягинцева находит для образа Армении синее, голубое и черное цветовые решения, И. А. Снегова – рыжее, желтое, красное и серое.

У поэтессы и переводчицы В. К. Звягинцевой, посвятившей свое творчество Армении, синий цвет (6 словоупотреблений) сменяется голубым (5). Голубыми и синими могут быть реалии природы. В целом озерная и конкретно севанская вода (тяжелой была, как ртуть ^{[1, с. 417]}) называется то голубой, то синей: синее озеро, синее озерное стекло ^{[1, с. 413]}, над синей озерной водой ^{[1, с. 417]}. На берегах озера Севан голубые блеклые цветы напоминают лирической героине родину ^{[1, с. 433]}. Более привычными могут показаться синих слив седины ^{[1, с. 412]} или светлые голубые ночи ^{[1, с. 425]}, но необычен плывущий над совхозами пустынный синий зной ^{[1, с. 409]}, а также синие звери на полотнах Сарьяна ^{[1, с. 403]}, которые действительно так изображены художником. К реалиям можно отнести и найденный на раскопках в Двине голубой черепок, в котором времена слились воедино ^{[1, с. 400]}. Апофеозом голубого цвета можно считать у Звягинцевой строчки:

И сквозь милых мне черт угловатость

Светит в самой далекой глуши

«Голубая хрустальная святость»

Неподкупной народной души^{[1, с. 416]}

Образ «голубой хрустальной святости» позаимствован Звягинцевой для стихотворения «Аветик Исаакян» из стихотворения этого выдающегося армянского поэта «Душа – перелетная бедная птица…» (1905) в переводе Б. Л. Пастернака.

Черный цвет встречается у Звягинцевой трижды, нейтрально – при упоминании черноволосых и, возможно, загорелых армянских детей (Глазастые ребята Черны, как угольки ^{[1, с. 412]}) и запаха черного хлеба, характерного для родного поэтессе средневолжского края ^{[1, с. 422]}, и только раз – в негативном контексте: черная злоба людей ^{[1, с. 419]}.

И. А. Снегова явно пристрастна к желто-красным оттенкам. Самый частотный рыжий (7 словоупотреблений) характеризует исключительно камень: Рыжие, изначальные, Камни здесь пахнут древностью^{[1, с. 453]}, Синь густая и маркая Каплет меж рыжих скал ^{[1, с. 454]}, Камень рыж и обветрен, Обветрен и рыж ^{[1, с. 456]}, Он сух и тверд, он рыж и наг ^{[1, с. 459]}. Желтый и красный, одинаково встречающиеся по 4 раза, тоже в большинстве своем представляют оттенки горных пород, воздействие на них солнечного света, и для Снеговой это обычно радостный, жизнеутверждающий цвет: И дарует иллюзию счастья Изобилие Желтого цвета ^{[1, с. 458]}, Оттенки туфа – розоватый, желтый ^{[1, с. 452]}, Желтая тропка жаркая ^{[1, с. 454]}, Камни бывают разные <…> Красные, обожженные ^{[1, с. 452]}, Красный камень ^{[1, с. 454]}, Тянет жаром от красной, Точно уголь, земли ^{[1, с. 454]}. Желтые оттенки может принимать растительность осенью, плоды: В твой желтый, в твой осенний лес ^{[1, с. 459]}, желтокожий персик ^{[1, с. 454]}. Такое желто-красное видение Армении Снеговой внушает не только действительность, но и искусство армянских художников.

На этом ярком огненном фоне у Снеговой резко выделяется графичность серого цвета (3 словоупотребления). В серый халат одет повелитель разбушевавшихся красок художник Мартирос Сарьян: В сером халате мастер Входит к холстам своим ^{[1, с. 454]}. Серый бросает оттенок и на окраску камней: Рябь серо-коричневого камня ^{[1, с. 455]}, и передает цвет глаз людей других национальностей: И он не звал ни синих, ни зеленых, Ни серых глаз ^{[1, с. 451]}.

Поэты XXI в. представляют Армению монохромной. Например, Р. В. Гацко-Славацкий – багряной (3 словоупотребления). Это цвет либо зари (не исключено здесь влияние М. В. Ломоносова с его началом «Оды на день восшествия на престол Ея Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1748 года»: Заря багряною рукою От утренних спокойных вод Выводит с солнцем за собою Твоей державы новый год» ^{[10, c. 215]}): багряная заря ^{[1, с. 563]}, Клочок рассвета дымен и багрян ^{[1, с. 563]}, зарей предвечнойгорит гора ^{[1, с. 562]}, либо огня: лампады багряный жар ^{[1, с. 562]}. В щедро расцвеченном (но каждый цвет поименован единожды) собирательном образе Армении С. Б. Калашникова доминирует черный цвет (3 словоупотребления). Пророчество о конце владычества иранской династии Сасанидов III века до нашей эры передано через образ черного солнца: Черное – скоро не станет его! – Сасанидов солнце стоит в зените ^{[1, с. 553]}. Другие упоминания не имеют негативной окраски и обозначают либо темный сад: пир горой да черный сад ^{[1, с. 555]}, либо пестроту горных пород: дикая вишня у края черно-багряно-лилово-розовой пропасти^{[1, с. 552]}.

В подборках стихотворений об Армении О. Э. Мандельштама, Ю. А. Веселовского, А. И. Гитовича, В. В. Коноплева, Е. М. Николаевской цветонаименований, встретившихся более двух раз, нет.

Даже эти беглые наблюдения позволяют сделать вывод об уверенном доминировании синего цвета и его оттенков как в общей языковой картине «армянского текста», так и в большинстве индивидуально авторских художественных миров. Семантика синего и родственных ему цветов (за редким исключением С. М. Городецкого) не соотносится с негативными по преимуществу этническими представлениями армян. У русских поэтов она нейтральна или позитивна. Так же не соответствует древнему негативному национальному восприятию в своей массе символика желтого цвета. Особенностью «армянского текста» становится выстраивание цветовой картины мира на основе:

1) восприятия цвета почв, камней, горных пород, и самих гор, которые имеют, главным образом, оттенки желто-красные или синие. Горы, покрытые снегом и в соседстве с небом, создают оптическую иллюзию синего цвета. Созерцание гор заставляет наблюдателя чаще смотреть на небо и отмечать его цвет. А также в засушливой горной стране особо выделяются озера;

2) впечатлений от картин армянских художников, в первую очередь, Мартироса Сарьяна, которые создали яркий колористический образ Армении с утрированно насыщенными цветами, в том числе густой синей составляющей.

Необходимо отметить, что и красный цвет с разными его оттенками в стихотворениях русских авторов в меньшей степени характеризует традиционную гамму армянского национального костюма, расцветку знаменитых армянских ковров, в целом, тканей. Но и тревожную символику пролитой крови, больше характерную для русского цветовосприятия, вопреки ожиданиям, нельзя считать массовой. Для более точных выводов необходимо привести данные функционального тезауруса, что представляет собой самостоятельное отдельное исследование.