Роль Турции на постсоветском пространстве в американской внешнеполитической экспертизе

Чмырева Вера Александровна кандидат исторических наук научный сотрудник, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт экономики Российской академии наук 117218, Россия, г. Москва, ул. Нахимовский Проспект, 32 Chmyreva Vera PhD in History Researcher, Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences 117218, Russia, g. Moscow, ul. Nakhimovskii Prospekt, 32 vera1305@mail.ru Другие публикации этого автора

В течение двух последних десятилетий в условиях трансформации мировой политической системы Турецкая республика стремится утвердиться в качестве одного из ключевых акторов современных международных отношений. Корректируя собственное внешнеполитическое видение и выстраивая новые векторы суверенизации страны, Турция ориентируется на национальные интересы и успешно хеджирует риски в условиях прогрессирующей конфронтации между Россией и Западом, несмотря на членство в Североатлантическом альянсе и тесное сотрудничество с США, государствами ЕС, Великобританией. Стратегическая парадигма турецкой внешней политики меняется в сторону более гибкой модели, которая демонстрирует высокую степень адаптивности в достижении собственных внешнеполитических и экономических целей. Активизация внешнеполитических усилий Анкары на фоне украинского кризиса с 2014 г., углубление и институционализация экономического, военного, военно-технического, гуманитарного сотрудничества с государствами постсоветского пространства и интенсификация отношений с Россией (РФ) – все это идеально вписывается в турецкую идеологию «хаба» ^[1] и позволяет прогнозировать переход ее влияния на новый трансрегиональный уровень.

На пороге глобальной трансформации современной системы международных отношений и формирования новых геополитических альянсов Турция демонстрирует готовность не только участвовать в ключевых мирополитических процессах в роли медиатора, но и выступать их модератором, доказывая, что «мир больше, чем пять». («Мир больше, чем пять» – тезис, популяризированный президентом Турции Р. Эрдоганом, который характеризует нарушение глобального равновесия в мире и стремление Турции к изменению существующих институтов и норм. См.: “The World Is Bigger than Five”: A Salutary Manifesto of Turkey’s New International Outlook. Insight Turkey Winter 2019 / Volume 21 Number 4). Активная и многовекторная турецкая внешняя политика вызывает повышенное внимание со стороны американского политико-академического сообщества.

Внешнеполитический дискурс США по турецкой проблематике представляет собой актуальную систему взглядов и представлений, отличающуюся многоголосием политических оценок и подходов, которые традиционно сходятся в понимании того, что Турецкая республика является «стратегически критичным» [2 с. 136] американским союзником, но разнятся в отношении тактики и стратегических подходов к взаимодействию США с Республикой. Если на Ближнем Востоке Турция «самим своим существованием служит интересам США» [2 с. 130], то проекция турецкого влияния на постсоветском пространстве напрямую соотносится с интересами РФ в регионе, и Турция вынуждена учитывать позицию Москвы при реализации собственных внешнеполитических проектов. В этом контексте внимание экспертов к Турции определяется необходимостью обеспечения безопасности евроатлантического сообщества как на европейском континенте, так и за его пределами, и в этой связи для экспертного сообщества пока ключевым выступает вопрос - является ли Турция «активом» США и НАТО в регионе или же представляет собой региональный «спойлер» ^[3] в актуальном процессе глобальной политической трансформации.

В условиях острой геополитической конфронтации между НАТО и РФ и солидарности евроатлантических партнеров относительно того, что «Российская Федерация представляет собой наиболее значительную и непосредственную угрозу безопасности союзников, а также миру и стабильности в евроатлантическом регионе» ^[4], роль Турции на постсоветском пространстве становится предметом пристального изучения со стороны американского экспертного сообщества.

Отношения Турции и России в экспертных оценках США традиционно представлены с позиции геополитической конкуренции между державами и российско-турецкого исторического антагонизма. Акцентирование на ситуативности и кратковременности двустороннего взаимодействия при одновременном признании возросшего потенциала сотрудничества ярко выражены в актуальных исследованиях. Специалисты озадачены российско-турецким сближением, которое планомерно реализуется в течение двух десятилетий, несмотря на нарастающие соперничество, в котором Москва и Анкара придерживаются своего рода «кондоминиума» в стремлении нивелировать западное влияние.

По словам старшего научного сотрудника Центра стратегических и международных исследований Дж. Манкоффа, Москва и Анкара реализуют успешную формулу взаимодействия: стороны разработали «управляемый процесс переговоров, основанный на личной дипломатии», который, вероятно, сохранится независимо от внутриполитических событий ^[5]. Несмотря на то, что данная модель взаимоотношений базируется на шатком фундаменте, стороны заинтересованы в отходе от западноцентричного глобального порядка и имеют схожее внешнеполитическое видение: Россия и Турция поддерживают тесную связь с соседними государствами и регионами на основе общности культурно-исторической и этнической самоидентификации, развивая «имперский тип геополитики» ^[5]. При этом Дж. Манкофф отмечает две разнонаправленные тенденции: с одной стороны, наблюдается разворот в сторону имперской геополитической модели вследствие разрушения современного американоцентричного мирового порядка и ускорения российско-турецкого сближения, с другой – крах этого миропорядка может усилить противоположный тренд, обнажить геополитическое соперничество держав и привести к эскалации российско-турецкой конфронтации.

Анализ американских источников свидетельствует о том, что между Анкарой и Москвой сохраняются тесные отношения вне зависимости от политической конъюнктуры, основанные на общности опыта исторического взаимодействия и персонификации внешней политики, что выражается в ключевой роли политических лидеров в регулировании отношений между странами. В то же время, признается наличие конфликтного потенциала между государствами, что в условиях меняющейся внешнеполитической обстановки может спровоцировать эскалацию отношений.

Расширение энергетических и экономических российско-турецких отношений, выстроенное партнерство на уровне президентов Р. Эрдогана и В. Путина, дипломатическое и военное сотрудничество на Ближнем Востоке и Кавказе, покупка Турцией российских оборонных систем, эксклюзивное сотрудничество по запуску турецких атомных электростанций и другие проекты – все это, по мнению экспертов, перемежевано с сохраняющимися системными противоречиями в части реализации национальных интересов сторон. Подобная двойственность приводит к пониманию того, что российско-турецкие стратегические связи достаточно уязвимы, однако отношения Турции с евроатлантическими партнерами также неопределенны, ведь Турция в глазах евроатлантических партнеров представляется «непредсказуемым» союзником США и НАТО ^[6].

В среде экспертного сообщества присутствует аксиоматическое убеждение, что блокирование расширения Европейского союза и Организации Североатлантического договора (НАТО) на восток является приоритетной задачей Кремля с целью сохранение региона в качестве зоны своих привилегированных интересов ^[7], и для ее достижения ведется «широкомасштабная и оппортунистическая пропагандистская деятельность» ^[8], направленная на подрыв сотрудничества Турции с США и Европой. В связи с этим «непредсказуемая» Турция, подверженная влиянию РФ по причине дисбаланса российско-турецких экономических отношений и турецкой энергетической зависимости, может представлять опасность для глобальных устремлений США.

Обозначенные угрозообразующие факторы, с точки зрения американских интересов, частично нивелируются стремлением Турции к многовекторному курсу и диверсификации энергетических рынков, а также тесной связанностью с оборонной промышленностью США и НАТО. Дополнительным фактором, как отмечают эксперты Центра РЭНД, выступает то, что Анкара не заинтересована в наращивании российского влияния в черноморском бассейне ^[6]. Таким образом, конкурирующие интересы и потенциальные конфликтные факторы в турецко-российских отношениях не позволяют рассматривать актуальное сотрудничество между странами как новую парадигму.

В случае кризиса отношений с РФ, Турция обратится за поддержкой к НАТО для обеспечения региональной безопасности, что поставит Вашингтон перед принципиально новыми вызовами и проблемами, отличными от настоящих. При этом Турция, как отмечает Дж. Манкофф, продолжает играть системообразующую роль в обеспечении евроатлантической безопасности и выступает политическим ядром ближневосточного, восточносредиземноморского и черноморского регионов, претендуя на роль надрегинального лидера. Одновременно – пользуется поддержкой Москвы в развитии собственных региональных амбиций и извлекает выгоду из гарантий безопасности, которыми страна продолжает пользоваться как член НАТО, несмотря на стремление к «стратегической автономии» ^[5].

В этой связи, необходимо отметить, что фокус экспертного внимания смещается с регионального на глобальный контекст с целью определения факторов сохранения мирового лидерства США: амбиции Турции на постсоветском пространстве и динамика российско-турецких отношений представляют интерес для американского экспертного сообщества с точки зрения проекции политического и экономического влияния США в регионе.

Роль Турции в контексте сохранения глобального лидерства США является предметом изучения большинства прикладных исследований по турецкой проблематике, конечной целью которых является усиление международных и региональных позиций США и нейтрализация противоречащих американским интересам трендов в мировой политике. Одним из подобных трендов является активизация центробежных и центростремительных тенденций внутри Североатлантического альянса, что, как отмечается, не отвечает американским интересам и приводит к регионализации НАТО.

Обозначенная тенденция, по мнению ряда специалистов, является следствием политики самоустранения США от решения проблем союзников и консолидации сил на обеспечение долгосрочной экономической, технологической и военной конкуренции с Китаем, что нарушает процесс адаптации НАТО к новым угрозам и вызовам и приводит к «эрозии сплоченности, политической воли, авторитета, военного потенциала и актуальности альянса» ^[9]. Р. Эллехуус, старший научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований подчеркивает, что «повышение уровня амбиций без обеспечения политической сплоченности и адекватных ресурсов подорвет доверие к альянсу и его актуальность в следующем десятилетии» ^[9].

В этом контексте особое внимание уделяется исследованию политических рисков, в частности, возможностям расширения военного присутствия США и НАТО в Европе с целью сдерживания российских внешнеполитических амбиций. Эксперты Центра РЭНД отмечают, что высокий уровень враждебности между странами вызван взаимной убежденностью в непримиримости позиций сторон в условиях существующего миропорядка, и возможные «последствия изменений позиции США и НАТО в регионе пока не поддаются наблюдению» ^[6]. Специалисты считают, что реакция РФ на изменения в Европе с 2014 г. (развертывание войск вблизи границ РФ, поставки оружия и др.) «была относительно мягкой, однако многие потенциальные последствия могут быть незаметны» ^[10], при этом отстаивание американского лидерства в условиях конкуренции мировых держав может иметь как сдерживающий (обусловленный военным преимуществом и демонстрацией солидарности с союзниками), так и провоцирующий (в случае создания дополнительной угрозы в результате наращивания военного потенциала) к эскалации военных конфликтов эффекты.

В начале 2022 г. С. Пезард, старший политолог РЭНД, заявила, что конкуренция между США и РФ становится новой международной реальностью ^[11], таким образом, подтвердив актуальность фундаментального доклада «Понимание новой эры международной конкуренции…» и тезиса о том, что «наступающая эра … будет длительной, упорной борьбой за преимущество, которой нужно управлять, а не побеждать» ^[12]. Обозначенная концепция не нова: в американоцентричной картине мира присутствует убеждение в том, что США необходимо сохранить присутствие в отдаленных странах и возможность непрямого управления «со стороны» ^[2]. Еще Дж. Фридман, размышляя о роли Турецкой республики на Кавказе отметил, что «Турция самим своим существованием служит интересам Америки в ее отношениях с Россией», и позволит США выйти из региона без особого вреда, сохранив реальные рычаги влияния» ^[13]. Угрозу американским интересам, по мнению Дж. Фридмана, представляет российско-турецкий союз, который представлялся исследователю возможным. Сегодня же эксперты утверждают, что оформление новых центров силы и рост влияния РФ, Турции, Китая и Ирана наносит ущерб американским интересам и приводит к уменьшению влияния США ^[14].

Роль Турции в новой геополитике приобретает особое значение и от того, как США будут в дальнейшем взаимодействовать с Анкарой, зависит будущее региона и роль Соединенных Штатов в нем. В среде американского экспертного сообщества звучат призывы к формированию внятных правил прагматичного западно-турецкого взаимодействия. К. Кириши из Института Брукингса подчеркивает, что «…геополитические реалии … уменьшат стремление Эрдогана отделиться от Трансатлантического союза» ^[15]: несмотря на развитие турецкого нарратива, бросающего вызов нынешнему миропорядку, и антизападного дискурса, Р. Эрдоган продолжает взаимодействие со всеми западными институтами, что является ясным сигналом политическому истеблишменту Запада.

В целом, в среде экспертно-аналитического сообщества общепризнано, что формальный разрыв отношений между США и Турцией маловероятен даже несмотря на то, что американо-турецкие отношения стагнируют и стороны не являются ни союзниками, ни противниками в общепринятом смысле. Одновременно признается, что в формирующемся миропорядке Турция «бросает вызов США» ^[16], и Америке следует не только реинвестировать в двусторонние отношения с Анкарой, но и усиливать дополнительные активы (партнерские отношения с другими региональными игроками – Грецией и Кипром, а также – укреплять связи с турецким гражданским обществом как внутри, так и за пределами Турции). Это позволит США найти новое, более управляемое равновесие, при котором турецкие враждебные действия не будут подрывать американские интересы и международную политику ^[14].

В конечном итоге, изучение потенциала Турции в части проецирования турецкой военной силы и ее влияния на систему региональной безопасности в Центральной Азии и Закавказье, на Ближнем Востоке, в Черноморском регионе и в Восточном Средиземноморье направлено на поиск нового управляемого баланса сил в регионах, в которых Турция не будет противостоять американским стратегическим интересам. К тому же, Турция уже превратилась в незаменимого игрока на постсоветском пространстве, который играет на опережение и готова оперативно заполнять вакуум политической воли и власти.

Политика Турции на постсоветском пространстве, в целом, соответствует стратегическим интересам США в регионе. Американская стратегия национальной безопасности 2022 г. прокламирует готовность «поддерживать независимость, суверенитет и территориальную целостность Центральной Азии», «содействовать усилиям по повышению устойчивости и демократического развития в пяти странах» (Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан и США), «усилить интеграцию в регионе и расширить возможности подключения к глобальным рынкам» ^[17], и в этом контексте обозначено намерение взаимодействовать с Турецкой республикой «для укрепления ее стратегических, политических, экономических и институциональных связей с Западом» ^[17].

Американский экспертный анализ разветвленной сети стратегических, оборонных и военных партнерств Турции, экономической и дипломатической активности страны в меняющейся геополитической обстановке призван обеспечить эффективность внешнеполитической стратегии США в регионе в части создания конкурентных преимуществ перед Китаем и Россией, которая представляет «непосредственную и постоянную угрозу» региональной системе безопасности. Примечательно, что в Стратегии-2022 США подчеркивают готовность развивать в мире «эффективное демократическое управление, отвечающее потребностям граждан… и защищать от внешнего вмешательства или принуждения, исходящего от Китая, России или Ирана» ^[17].

Заметим, что американские аналитические центры также детально разрабатывают возможности, стратегию и тактику проекции российского влияния, вплоть до способности РФ развертывать и поддерживать наземные боевые силы. В частности, в рамках РЭНД были проанализированы условные сценарии наземного развертывания в ряде регионов - в Центральной Азии (в Казахстане, Таджикистане), в Сирии и Украине ^[18]. Несмотря на то, что прогнозируемые модели представляются условными и имеют, по словам авторов, ограниченные возможности реализации, нельзя игнорировать сам факт наличия подобных разработок, высокий уровень их концептуализации и аналитической составляющей.

Таким образом, учитывая, что Турция является стратегическим американским союзником, политика Анкары на постсоветском пространстве представляет собой условный мост к евроатлантической системе политики и безопасности для региональных правительств, которые заинтересованы вболее тесных отношениях с Западом, но в силу определенных факторов (исторически значительное влияние РФ, этно-религиозные и пр.) на актуальный момент полноформатное политическое, экономическое и военное сотрудничество труднореализуемо.

В тоже время, по замечанию экспертов, еще в 2008 г. Анкара продемонстрировала, что не имеет ни возможности, ни намерений противостоять РФ в регионе, предоставив «сдержанную риторическую поддержку Грузии после российского вторжения в Южную Осетию» ^[6]. Важный сигнал получили и региональные элиты: несмотря на многочисленные совместные торгово-экономические и энергетические проекты и рост двусторонней торговли, Турция не является стратегическим надежным партнером в сфере безопасности; мешают «устремления России» (среди прочего – военное присутствие РФ в Армении) и замороженные конфликты в регионе ^[6].

Обращает внимание, что экспертным сообществом подчеркивается разная степень геополитического влияния Турции и России в СНГ и на Кавказе, что определяет готовность турецкого руководства опираться на поддержку НАТО в противовес исторически сложившемуся влиянию Кремля в регионе и выбирать стратегию «мягкой силы» в вопросах внешнеполитического и экономического взаимодействия с Москвой и странами постсоветского пространства.

Анкара настойчиво стремится к продвижению «мягкой» интеграции, развивая ось экономики и безопасности Восток-Запад. В Центральной Азии с начала 2000-х гг. турецкое правительство и ряд неправительственных организаций активно развивают экономические, социально-гуманитарные и культурные проекты, однако турецкое участие, как отмечают специалисты, сегодня перевешивает инвестиции Китая, а турецко-центральноазиатское сотрудничество в области безопасности и обороны представляется скромным в сравнении с российским участием в архитектуре безопасности региона. По замечанию экспертов, политика Москвы «включает в себя тяжелую смесь побуждения и принуждения в поддержании политического, экономического и силового воздействия на своих бывших сателлитов» ^[6], и Турция вынуждена учитывать статус-кво и тонкий баланс отношений с РФ.

В результате представляется, что отношения Турции с государствами Кавказа и Центральной Азии в перспективе станут второстепенными в сравнении с ее связями с Россией и Западом; при этом Анкара сохранит приверженность продвижению региональной интеграции посредством взвешенного сотрудничества в области безопасности с Грузией и Азербайджаном, действуя в кильватере интересов евроатлантических партнеров. К тому же, Запад заинтересован в укреплении роли Турции в вопросах энергетической безопасности ЕС и в качестве экономического коридора Восток-Запад. В конечном итоге, турецкая активность на постсоветском пространстве (развитие торговли, инвестиционной активности, строительных проектов и пр.) будет способствовать диверсификации и расширению экономик центральноазиатских стран и их внешнеполитических направлений, способствуя «политической стабильности и постепенному уменьшению дипломатической зависимости от России и Китая» ^[6], что, в конечном итоге, отвечает интересам США в регионе.

Россия, по замечанию Дж. Манкоффа, будет поддерживать рост политической субъектности Турции и проявлять терпимость к региональным амбициям Анкары, даже если они противоречат ее собственным, основываясь на убеждении в том, что «Россия выигрывает от стратегически изолированной, хотя и непредсказуемой, Турции» ^[5]. К тому же, именно Турция может сыграть ключевую роль в решении экзистенциальных проблем взаимодействия по линии РФ-НАТО при том, что США сохраняет открытые каналы связи с Москвой для управления и снижения рисков, одновременно, усиливая сдерживание и оборону союзников.

В заключение можно констатировать, что, несмотря на сложности турецко-евроатлантических отношений и нарастающее стремление Турецкой республики к великодержавности, США по-прежнему рассматривают Турцию в качестве стратегически ценного партнера. Одновременно отмечается, что и Москва допускает ключевое значение Турции в качестве координационного центра между ЕС, США, НАТО и Россией.

Из этого следует, что давление на Анкару, стремящуюся занять достойное место в новом мире «больше пяти», с одной стороны, будет усиливаться. С другой – в стремлении сохранить глобальное лидерство, США вынуждены учитывать стремительно меняющуюся международную архитектуру и переформатировать отношения с партнерами, выстраивая новые модели взаимодействия. Примечательно, что в американской Стратегии национальной безопасности-2022 поставлена задача укрепления западной ориентации Турции. Фактически, определено условие, при котором Республика имеет шансы получить карт-бланш на суверенный внешнеполитический курс и закрепить за собой роль нового глобального центра силы, а США найдут новое управляемое равновесие, в котором недружественные действия Турции не будут подрывать американские стратегические интересы в долгосрочной перспективе.