Теоретические основы взаимодействия системы юридической ответственности и системы противодействия преступности

Кузьмин Игорь Александрович ORCID: 0000-0002-6478-6028 кандидат юридических наук доцент, кафедра теории и истории государства и права, Иркутский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры Российской Федерации 664035, Россия, г. Иркутск, ул. Шевцова, 1 Kuzmin Igor Aleksandrovich PhD in Law Associate Professor, Department of Theory and History of State and Law, Irkutsk Law Institute (branch) of the University of the Prosecutor's Office of the Russian Federation 664035, Russia, g. Irkutsk, ul. Shevtsova, 1 grafik-87@mail.ru Другие публикации этого автора

Гармышев Ярослав Владимирович кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права, криминологии и уголовного процесса, Байкальский государственный университет 664003, Россия, г. Иркутск, ул. Ленина, 11 Garmyshev Yaroslav Vladimirovich PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law, Criminology and Criminal Procedure, Baikal State University 664003, Russia, Irkutsk, Lenin str., 11 garmyv@mail.ru

В охранительной системе государства юридическая ответственность занимает особое положение, поскольку обеспечивает охрану наиболее значимых общественных отношений во различных сферах. Будучи «сильным» средством правового регулирования и комплексным (по факту межотраслевым) институтом права, ответственность проникает в самые различные элементы правовой системы и применяется в тех случаях, когда достигнуть требуемого уровня законности при помощи иных мер (например, мер защиты) не удается.

Существующие в российском сознании представления об эффективности функционирования механизмов юридической ответственности не позволяют говорить об уверенности общества в неотвратимости, справедливости наказания, а также в равноправии лиц перед законом и судом. Данное обстоятельство существенно искажает восприятие обществом юридической ответственность как средства поддержания правомерного поведения и борьбы с преступлениями и иными правонарушениями, снижает ее превентивный потенциал, что, в конечном итоге, негативно влияет на уровень правовой культуры населения.

Преступность как имманентное свойство людей и их коллективов по воспроизведению преступлений ^{[1, с. 108-109]} обладает высшей степенью общественной опасности. Качественный анализ современных изменений законодательства и практики его применения является непременным условием разработки системы различных мер юридической ответственности в контексте противодействия преступности, что должно учитывать специфику деяний, лиц их совершивших, сложившиеся социальные (например, бедность, рынок труда) и иные факторы ^[2;3]. Так, по мнению Ю. Н. Антоняна преступность − системное, общественное и сложносоставное явление, представляющее собой часть культуры общества, хотя и негативную. Выявление внутрисистемных взаимодействий преступности с обществом (его сферами), согласно позиции автора, создает материальную основу для построения системы профилактики преступности ^{[4, с. 462-465]}. В контексте размышлений здесь также усматривается связь между социальными причинами преступности и социальными основаниями возникновения (установления) юридической ответственности, что можно проследить в концепции оснований-противоречий уголовной ответственности В. Д. Филимонова ^{[5, с. 21-23]} и Т. А. Плаксиной ^{[6, с. 20-22]}. Виртуализация человеческого жизненного пространства порждает весьма специфические факторы, обуславливающие потребность в исследовании соответствующих закономерностей формирования, выявления и противодействия (предупреждения) преступности. Для иллюстрации сказанного предлагаем обратиться к исследованию группы ученых из Научно-исследовательского центра социальных наук Университета штата Миссисипи (США), обнаруживших закономерные корреляции между уровнем имущественной преступности в государстве и уровнем поисковых запросов Google по предупреждению преступности. Исследователи вполне серьезно рассматривают поиск в интернете в качестве инновационного способа получения знаний о системных характеристиках предупреждения преступности ^[7].

Как верно отмечают С. У. Дикаев и М. С. Дикаева, конструирование запретов, а также наказаний за их нарушение необходимо для рассмотрения вопроса о причинности преступности и ее нейтрализации. Соответственно, конструирование преступлений и противодействующих им механизмов относится к базовым элементам государственности ^{[8, с. 41]}, что характеризует уже общесоциальные связи между государством и правом, отражает политико-правовые позиции специальных и неспециальных субъектов борьбы с правонарушениями. Дополнительно отметим, что современная системы органов прокуратуры и органов внутренних дел при осуществлении функций социального контроля и реализации мер юридической ответственности относятся к главным, но далеко не универсальным средствам противодействия преступности.

В юридической литературе отмечается, что для создания эффективной системы противодействия преступности целесообразно выделить в отдельную отрасль права криминологическое законодательство при реализации различных мер юридической ответственности. Это обстоятельство свидетельствует о наличии у государства потребности ориентировать правотворческую и правоприменительную деятельность на искоренение не столько последствий, сколько причин преступности, ее «зачаточного» и даже эвентуального (потенциального) состояния на уровне противоправных не уголовных и даже неправовых (например, корпоративных, аморальных) социально-вредных деяний. В отдельных зарубежных трудах продвигается мысль об активизации позитивного подхода и постепенного отказа от системы реабилитации при построении ответственности граждан в криминологических аспектах противодействия преступности ^[9;10]. Перед возникающими новыми вызовами и угрозами государство не может оставаться безучастным, оно вынуждается предпринимать различные меры для защиты конституционных (законных) интересов государства, общества и личности. Примерами тому могут послужить новые составы преступлений, введенные в Уголовный кодекс РФ от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (далее – УК РФ) для защиты национальной безопасности России в связи с проводимой специальной военной операцией на Украине, инициированной 24 февраля 2022 г. Так, федеральным законом от 04 марта 2022 г. № 32-ФЗ была установлена уголовная ответственность за публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации (ст. 207.3 УК РФ), а также за публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности (ст. 280.3 УК РФ).

В данной канве напрашивается мысль о необходимости теоретико-методологического согласования системы противодействия преступности с системой юридической ответственности для их гармонизации и дальнейшего «синхронного» применения в целях разрешения обозначенных и ряда других социально-правовых проблем.

Для уточнения предмета нашего исследования последовательно раскроем авторские позиции относительно содержания и архитектоники системы юридической ответственности и системы противодействия преступности.

Система юридической ответственности – сложный правовой феномен, который может быть охарактеризован, исходя из составляющих его подсистем

− нормативной подсистемы – как элемента системы права, межотраслевого правового института (комплекса норм, устанавливающих наказания и санкции за их совершение);

− процессуальной подсистемы в виде упорядоченной совокупности правовых средств, обеспечивающих реализацию юридической ответственности;

− организационной подсистемы, охватывающей субъектов, участвующих на различных стадиях реализации юридической ответственности ^{[11, с. 66-68]}.

Предложенная характеристика системы юридической ответственности раскрывает ее инструментальный аспект, но не отражает иных возможных граней ее «бытия». В частности, за рамками познания остается идеологическое и философское содержание системы ^{[12, c. 103-115]}, а также многие иные «неинструментальные» элементы. Между тем, для целей настоящей работы необходимо сконцентрироваться именно на практико-ориентированном осмыслении системы юридической ответственности, имеющей непосредственную взаимосвязь с системой противодействия преступности. Мы умеренно уходим от «позитивного» восприятия юридической ответственности за будущее законопослушное поведение, поскольку считаем ее в большей степени неправовым явлением ^{[13, с. 5-8]}.

В законодательстве и официальных источниках сам термин «система ответственности» / «система юридической ответственности» употребляется крайне редко. Например, его можно встретить в нескольких соглашениях между Правительством России и правительствами сопредельных государств о координации деятельности железнодорожного транспорта в части обязательств сторон по установлению системы ответственности за нарушение технологических параметров перевозочной работы. В программе неотложных мер по оздоровлению экономической ситуации, одобренной на заседании Правительства РФ еще 16 ноября 1992 г., специальным пунктом отмечалась важность урегулирования системы ответственности за неэффективное и своекорыстное использование государственной собственности. По мнению В. В. Игнатенко, одной из целей государственной политики в области обращения с отходами является создание и обеспечение системы ответственности. В одном из материалов дела, рассмотренного Новосибирским Управлением Федеральной антимонопольной службы России обращено внимание, что законодательная трактовка словесного оборота «направленность на привлечение интереса к товарам, услугам и мероприятиям» изменяет всю систему юридической ответственности за редакционные материалы (решение УФАС России от 22 мая 2019 г. по делу № 054/05/21-171/2019). Несложно заметить, что в каждом из приведенных источников система ответственности понимается как совокупность ее нормативно-обособленных разновидностей на межотраслевом или внутриотраслевом уровне системы права. Соответственно, нормативная подсистема юридической ответственности с точки зрения юридической практики предполагается ведущей (стержневой), где реализуется основной принцип ее: законности. Мы убеждены, что рассматриваемая подсистема включает в себя нормы юридической ответственности, предусматривающие противоправные деяния и наказания за их совершение, а также предполагаем возможным включить в подсистему материально-правовые нормы, уточняющие юридически-значимые обстоятельства противоправных деяний (например, отягчающие и смягчающие ответственность). Рассматриваемые закономерности нормативного регулирования ответственности наиболее явно прослеживаются в УК РФ, в котором нормы уголовно-правовой ответственности составляют основное содержание закона.

Процессуальная подсистема обычно упоминается в контексте механизмов реализации юридической ответственности. Так, в постановлении от 06 ноября 2014 г. № 27-П Конституционный Суд Российской Федерации (далее − Конституционный Суд РФ) обратил внимание, что сохранность государственной тайны гражданином гарантируется соответствующими механизмами юридической ответственности. В определении от 08 декабря 2011 г. № 1714-О-О Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что гарантии независимости и самостоятельности публичных субъектов, обеспечивающих защиту прав и свобод граждан, достигаются, в том числе, особыми механизмами юридической ответственности. Согласно информации Роскомнадзора Федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ устанавливает правовые основы и организационно-правовые механизмы юридической ответственности за невыполнение требований закона. Между тем, механизм может быть специализированным − предусмотренным специально для рассмотрения дел о привлечении к юридической ответственности (глава 29 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 г. № 195-ФЗ), либо общей, исходя из обычной процессуальной формы деятельности соответствующего органа (главы 14-15 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации от 08.03.2015 г. № 21-ФЗ). Как верно заметила М. В. Заднепровская, ценность системного подхода в отношении юридической ответственности заключается в «открытии» перехода от статики этого явления к динамике, что позволяет раскрыть механизм ее осуществления как совокупный эффект взаимодействия всех ее сторон ^{[14, с. 10]}. Причем оценивать процессуальную подсистему следует, прежде всего, исходя из составляющих ее процессуально-правовых явлений: норм процессуального права, процессуальных актов и процессуальных правоотношений. Обозначенное обстоятельство, в частности, наглядно демонстрирует острую потребность согласования материальных уголовно-правовых норм с уголовно-процессуальными нормами, которые должны действовать в единстве, ориентируясь на цели, принципы и функции уголовной ответственности.

Организационная подсистема охватывает многочисленные государственные и негосударственные органы и организации, которые участвуют в процессе реализации (возложения и исполнения) мер юридической ответственности на различных стадиях. Так, рассуждая об элементах системы юридической ответственности − ее типах, М.П. Авдеенкова призывает не забывать о субъектах, управомоченных на привлечение правонарушителей к мерам ответственности и субъектах, иным образом участвующих в правоотношениях по ее реализации ^{[15, с. 45-47]}. Выделение структурных элементов (компонентов) в системе юридической ответственности по субъектному критерию также признает Р.Р. Хаснутдинов ^{[16, с. 35]}. В.М. Ягудина рассматривает наличие специальных органов власти и должностных лиц, реализующих наказание, в качестве одного из квалифицирующих признаков выделения отраслевой разновидности ответственности ^{[17, с. 15-16]}. Подлежит дальнейшему обсуждению вопрос о включении в данную подсистему полномочий различных субъектов по организации процесса реализации юридической ответственности на различных ее стадиях, включая и создание новых субъектов.

Названных субъектов можно условно разделить на следующие группы:

- субъекты, расследующие дела о привлечении к ответственности (органы внутренних дел, Следственный комитет РФ и др.);

- субъекты, рассматривающие дела о привлечении к юридической ответственности (административные комиссии, суды и др.);

- субъекты, обеспечивающие исполнение возложенных наказаний (уголовно-исполнительные инспекции, федеральная служба судебных приставов и др.);

- субъекты, организационно включенные в реализацию юридической ответственности на различных стадиях (например, прокуратура).

На сегодняшний день на международном уровне образовывается новая «мировая юрисдикция», которая с точки зрения практической цели должна была быть создана как международная уголовная юрисдикция с едиными условиями, подходами и критериями правовой оценки преступных деяний. Однако данный коллективный субъект права не сможет полноценно выполнять свои функции в силу его ангажированности и прямой зависимости от западной коалиции во главе с США, которая имеет отличные от большинства стран позиции о том, что такое преступное поведение, каким образом его следует предупреждать, какие деяния должны считаться преступлениями, а лица – преступниками и многом другом. Отдельные политические деятели, исходя из реалий современного времени, возложили на себя полномочия по определению того, что следует понимать под преступностью (конкретным преступлением), а также установлением виновных лиц. Эти самопровозглашенные борцы с преступностью стали не просто определять свою юрисдикцию, но достаточно произвольно, порой волюнтаристски, и по своему усмотрению распространять ее на весь мир. Всех несогласных с подобным походом, пытаются наказывать и применять соответствующие политические и экономические санкции, что в конечном итоге негативно отражается на комплексном подходе к противодействию преступности, свидетельствует о вмешательстве в дела независимых государств. Постпандемийный и демонстрирующий несостоятельность моноцентризма (однополярности) мир начинает предъявлять новые требования к повышенной ответственности каждого государства за свою судьбу и место в системе международных отношений. Исходя из этого, национальный законодатель должен уметь и быть готовым самостоятельно предвидеть современные тенденции видоизменения преступности ^[18].

При анализе деятельности субъектов противодействия преступности следует учитывать фактор объединения их усилий в форме координации, предполагающей наличие единого центра, который бы определял и направлял их деятельность. Координационная деятельность правоохранительных органов в борьбе с преступностью в нашей стране является традиционной задачей для органов прокуратуры. Однако следует учесть, что за рамками координации, реализуемой прокурором, остаются вопросы обеспечения законности и профилактики иных правонарушений, осуществление которых проводится структурами, не входящими в состав координационного совещания или неподнадзорными прокуратуре. Учитывая обозначенное обстоятельство, существует реальная потребность на федеральном (не внутриведомственном!) уровне установить, отрегулировать и обеспечить единообразное толкование на практике системы единых принципов-задач юридической ответственности по профилактике преступности уполномоченными органами и их должностными лицами.

Система юридической ответственности, будучи открытой, вступает в многочисленные межсистемные взаимодействия, которые оказывают на нее конструктивное или деструктивное воздействие. Причем, данные системы не обязательно относятся к собственно-правовым, хотя и имеют привязку к сфере правового регулирования. В качестве современной тенденции можно отметить то, что правонарушители (особенно в сфере современных цифровых технологий) стали все чаще совершать квазипреступления. Они относительно легко находят пробелы в законе и совершают различные деликты (как правило, имущественной направленности), побуждая законодателя устанавливать все новые составы преступлений, расширяя сферу уголовно-правового регулирования, что влечет искусственную криминализацию и усложняет правовую квалификацию деяний в условиях созданной конкуренции норм при принятии мер юридической ответственности ^{[19, с. 5]}. С подобной правотворческой концепцией сложно согласиться, поскольку создание «новых» оснований уголовной ответственности в режиме «ad hoc» неизменно влечет их наложение на прежние основания, делая «нормативное тело» уголовно-правовой ответственности все более бесформенным, бессистемным. Так, произведенная дифференциация состава ст. 159 УК РФ «Мошенничество» на мошенничество в сфере кредитования (ст. 159.1), при получении выплат (ст. 159.2), с использованием электронных средств платежа (ст. 159.3), в сфере страхования (ст. 159.5) и в сфере компьютерной информации (ст. 159.6) по мнению значительного количества представителей следственных органов существенно усложнили выявление и квалификацию соответствующих преступлений, которые ранее подпадали под общий состав ст. 159 УК РФ. Как следствие, у мошенников и их защитников появилось больше возможностей для реализации резко возросшего числа схем ухода от уголовной ответственности за соответствующие деяния. В связи с этим, положительным следует признать исключение на основании федерального закона от 03 июля 2016 г. № 325-ФЗ ранее введенного специального состава преступления «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности» (ст. 159.4). Надеемся, что данное законодательное решение когда-нибудь станет тенденцией.

В последнее время все большее распространение и самое пристальное внимание получает проблема закрепления и реализации юридической ответственности за действия, так называемого, «искусственного интеллекта» – компьютерных технологий особого уровня ^[20,21]. Если же говорить о связующем, «родовом» звене между системой юридической ответственности и системой противодействия преступности, то таковым выступает система обеспечения законности ^{[22, с. 28, 70]}, посредством которой формальный правопорядок (нормативные положения) переводится на уровень фактического правопорядка (конкретных правоотношений, юридической практики). В этом плане законодателю следует выработать альтернативные способы реагирования на социально-вредные (в особенности на преступные) деяния в области цифровых технологий, адаптируя под них уже имеющиеся основания и меры ответственности, занимаясь унификацией права, воздерживаясь от создания казуальных (чуждых нашей правовой системе) норм.

Система противодействия преступности – чрезвычайно емкий термин, охватывающий своим объемом целый срез социально-правовой реальности, в которой действуют различные социальные нормы, механизмы их реализации и субъекты осуществления, весь смысл взаимодействия которых сводится к устранению преступности как феномена объективной реальности. В данном контексте нам импонирует подход А.В. Майорова, который на основе анализа действующего законодательства России включил в систему противодействия преступности комплекс мер по профилактике и предупреждению преступности, действующий посредством выявления и устранения ее причин и условий, минимизации и ликвидации последствий ^{[23, с. 115]}. Между тем, мы не можем согласиться с автором относительно жесткого разграничения мер профилактики и предупреждения преступности (оно представляется условным, во многом надуманным) и считаем, что объем понятия системы противодействия преступности не ограничивается каким-либо одним набором однородных мер.

Проводя аналогию с системой юридической ответственности, в системе противодействия преступности также можно выделить три подсистемы: нормативную, процессуальную и организационную. Практически подтверждая обозначенный тезис, В.Б. Шабанов и В.С. Красиков разбирают содержание профилактики преступности и обнаруживают в ней комплекс правовых, обеспечивающих и организационных мер ^{[24, с. 39]}. Анализ федеральных законов «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» от 23.06.2016 г. № 182-ФЗ, «О противодействии коррупции» от 25.12.2008 г. № 273-ФЗ, «О противодействии терроризму» от 06.03.2006 г. № 35-ФЗ и «О противодействии экстремистской деятельности» от 23.06.2016 г. № 182-ФЗ также убедительно доказывают тройственную элементную структуру системы противодействия преступности. В каждом из актов наглядно (по главам, по тексту) отграничена правовая и организационная основы соответствующей деятельности, названы процессуальные формы (механизмы) осуществления каждого вида деятельности по борьбе с преступностью.

Нормативная подсистема противодействия преступности представляет собой совокупность норм, в которых закреплены меры по борьбе с преступностью и фактические основания их применения. Н.А. Крайнова, говоря о специфике отношений по борьбе с преступностью, обнаруживает перспективы формирования «права противодействия преступности». Она говорит о необходимости совершенствования правового регулирования, выработке соответствующих принципов и кодификации основного массива норм в соответствующую правовую общность ^{[25, c. 26-28]}. Авторы настоящей статьи выражают серьезное сомнение о полезности и реальности осуществления такого предложения, но готовы поддержать любые правовые решения по дальнейшей систематизации и расширению мер противодействия преступности.

При оценке результативности деятельности по противодействию современной преступности, как основной задачи уголовного закона, следует учитывать эффективность реализации уголовно-правового запрета, нарушение которого может повлечь правовую ответственность. Исходя из имеющегося потенциала, уголовно-правовые нормы можно разграничить на три вида: с действенным профилактическим потенциалом, нормы с нулевым профилактическим потенциалом и нормы с антипрофилактическим потенциалом ^{[26, c. 23]}. Достаточно хорошим эффектом противодействия преступности обладают нормы, которые определяют правовую природу преступления, его категории, критерии назначения наказания и т.п. В контексте юридической ответственности следует учитывать, что особенность правонарушений заключается в том, что нормы-запреты, находятся на стыке нескольких отраслей права. В этом проявляется существенная взаимосвязь уголовного, отраслевого законодательства в решении проблемы борьбы с преступлениями. Отдельные исследователи отмечают, что практику применения бланкетных норм, которые по своей природе входят в группу с нулевым криминологическим предписанием считают неоправданной и произвольной в правовом регулировании ^[27]. Полагаем, что эффективность бланкетных норм напрямую зависит от системности всего отраслевого законодательства в вопросах согласованного «субсидиарного» восполнения действия одних мер юридической ответственности по отношению к другим. Так, административно-правовая ответственность за розничную продажу алкогольной продукции несовершеннолетнему (ч. 2 ст. 14.16 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ – КоАП РФ) обладает профилактическим и, в определенной степени, восполнительным эффектом по отношению к аналогичным деяниям, совершенным конкретным субъектом неоднократно (последние признаются преступлениями и влекут уголовно-правовую ответственность согласно ст. 151.1 УК РФ). Кроме того, важен «охват» юридической ответственностью всего комплекса пострадавших от правонарушения правоотношений. К примеру, в п. 4 ст. 108 Налогового кодекса РФ от 31 июля 1998 г. № 146-ФЗ специально оговорено, что привлечение организации к ответственности за налоговое правонарушение не освобождает ее должностных лиц от административной, уголовной и иной ответственности.

Следовательно, формирование основ уголовной политики в сфере противодействия преступности должно включать в себя следующие направления:

1) установление оптимального соотношения отраслевых норм права в сфере реализации общих задач по охране правопорядка и поддержанию законности (например, определение баланса между публично-правовыми и частноправовыми интересами при возложении мер ответственности);

2) обеспечение эффективного взаимодействия положений российского законодательства в области правоохранительной деятельности (в частности, четкое разграничение и соотнесение полномочий между органами, участвующими в реализации юридической ответственности);

3) устранение выявленных системных недостатков уголовного законодательства (и права) в части норм, предусматривающих ответственность за правонарушения (в том числе выявление и ликвидация коллизий между ними) ^{[28, c. 56]}.

Отсутствие комплексного подхода к нормативной регламентации и концентрация только на отраслевых проблемах приводит к фрагментарности в разработке мер по противодействию преступности. Наглядным примером противоречивости отраслевого законодательства является ситуация распространения особого порядка возбуждения уголовного дела за преступления по главе 23 УК РФ, где уголовное и уголовно-процессуальное законодательство не единообразно определяют принцип диспозитивности, согласования правоприменительных действий. Так, в Уголовном кодексе Российской Федерации от 13.06.1996 г. № 63-ФЗ (УК РФ) и Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации от 18.12.2001 г. № 174-ФЗ (УПК РФ) указаны различные субъекты подачи заявления о возбуждении уголовного дела. В итоге, нарушаются связи между процессуальной и организационной подсистемами юридической ответственности, снижая эффективность противодействия преступности.

Процессуальная подсистема противодействия преступности объединяет между собой механизмы реализации мер по борьбе с преступностью. Так, например, С.А. Тимко считает применение норм процессуального права к виновным одним из конструктивных элементов противодействия преступности, с учетом близости факта применения к моменту противоправного деяния ^{[29, с. 7]}. В ст. 10 Федерального закона «О федеральной службе безопасности» от 03.04.1995 г. № 40-ФЗ определено, что деятельность службы в сфере борьбы с преступностью осуществляется «в соответствии с законодательством об оперативно-розыскной деятельности, уголовным и уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации, а также настоящим Федеральным законом». В силу п. 9 ч. 2 ст. 6 упомянутого закона «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» реализация основных направлений профилактики правонарушений осуществляется также посредством применения специальных мер уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного и оперативно-розыскного характера.

Организационную подсистему противодействия преступности составляют различные государственные и негосударственные органы и организации, которые непосредственно участвуют в процессе реализации мер по борьбе с преступностью. Имеются основания для обсуждения вопроса о включении в данную подсистему отдельных субъектов, осуществляющих организационные полномочия, влияющие на качество противодействия преступности (например, Счетную Палату РФ и Центральный Банк РФ, выполняющих контрольно-ревизионные полномочия). Актуализируя значимость данной подсистемы, В.И. Белослудцев и А.Ю. Солонин замечают, что на протяжении всех лет после распада СССР структура и система органов государственной власти ежегодно трансформируется. При этом изменения фактически не затрагивают суть данных органов, в связи с чем автор констатирует явное отсутствие единой общегосударственной концепции противодействия преступности ^{[30, с. 23-24]}. Важным элементом в борьбе с организованной преступностью М.М. Шакирьянов считает грамотно выстроенную систему специализированных ведомств, противодействующих преступлениям ^{[31, с. 256]}.

Сопоставляя между собой систему юридической ответственности и систему противодействия преступности, мы рассматриваем соответствующее соотношение (взаимодействие, взаимовлияние, противоречия) с точки зрения трех методологических уровней: содержательного, структурного и собственно системного. Исследуем обозначенные системы через призму образующих их подсистем.

С точки зрения содержания нормативной подсистемы на стыке системы юридической ответственности и системы противодействия преступности (в пересечении кругов Эйлера) находится один общий элемент: меры уголовной ответственности. Будучи центральным звеном системы противодействия преступности, уголовная ответственность конструктивно входит в содержание института юридической ответственности в качестве отраслевого вида (элемента) ответственности, как комплекса норм, закрепляющих составы преступлений и наказания за их совершения, включая обстоятельства, отягчающие и смягчающие ответственность. Уголовная ответственность, будучи нормативным элементом системы юридической ответственности, ориентирована на борьбу с преступностью, а ее цели (восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и предупреждение преступлений, согласно ч. 2 ст. 43 УК РФ) показывают направленность этого правового института и его роль в общем механизме противодействия преступности. Структурные особенности нормативной подсистемы юридической ответственности и противодействия преступности в обозначенной конструкции уголовно-правовой ответственности совпадают, их содержание увязывается со взаиморасположением норм о преступлениях и ответственности за них, исходя из ценности охраняемых уголовным законом различных объектов. Собственно-системный уровень познания нормативной подсистемы показывает потенциал норм уголовной ответственности к взаимодействию в процессе их применения для борьбы с преступностью. Связи между нормами уголовной ответственности могут быть явно выражены (прописаны в законе) или являются скрытыми и должны выводиться аналитически. Так, в силу п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ установлена ответственность за кражу, совершенную с банковского счета, которая применяется лишь при отсутствии признаков мошенничества с использованием электронных средств платежа (ст. 159.3), о чем сказано в самой статье. В то же время нормы ст. 159.6 УК РФ, устанавливающие ответственность за мошенничество в сфере компьютерной информации (при отсутствии официального указания на имеющуюся связь) зачастую требуют дополнительной квалификации по ст. 272 УК РФ (неправомерный доступ к компьютерной информации), на что особо обратила внимание С.В. Шевелева ^{[32, с. 230-231]}.

Процессуальная подсистема юридической ответственности и противодействия преступности связана с механизмом возложения уголовной ответственности, который в основном изложен в нормах УПК РФ и иных (прежде всего в ведомственных) нормативных правовых актах, что особенно важно при соблюдении прав и законных интересов граждан ^{[33, с. 36]}. Содержательно процессуальные нормы, акты и правоотношения, возникающие в связи с реализацией уголовной ответственности, находятся и «в зоне» противодействия преступности, поскольку возбуждение и расследование уголовных дел также характеризует функциональное предназначение мер по борьбе с преступностью. Структурный уровень демонстрирует взаимное расположение процессуальных норм и актов в законодательстве и «опорных точках» реализации уголовной ответственности, а собственно-системный уровень показывает взаимодействие всех процессуальных элементов системы уголовной ответственности в ходе развертывания соответствующих процессуальных правоотношений. П.П. Серков отмечает, что юридическая ответственность характеризуется императивным характером возникновения правоотношений, а ее процедура возбуждается уполномоченным субъектом без согласования с правонарушителем ^{[34, c. 46-47]}.

Организационная подсистема юридической ответственности и противодействия преступности на содержательном уровне объединяет уполномоченные органы и организации (их должностных лиц), которые участвуют в процессе реализации уголовной ответственности. Оперативность и полнота расследования и раскрытия преступления, реализация принципа неотвратимости уголовной ответственности напрямую зависят от законности, рациональности и организации работы следователя на всех этапах уголовного процесса. На структурном уровне данные субъекты выстраиваются в зависимости от иерархического и иного положения друг по отношению к другу, исходя из их непосредственного значения в правоотношениях ответственности. Собственно-системный уровень познания организационной подсистемы показывает функциональные взаимосвязи и взаимозависимости рассматриваемых субъектов.

Обозначенное выше относится исключительно к общим для системы юридической ответственности и противодействия преступности элементам − это наиболее распространенный взгляд на проблему. Вместе с тем, наивно отрицать взаимодействие данных систем между собой в иных плоскостях и отношениях. В качестве актуализации проблематики мы предлагаем обратить внимание на следующие «сферы» взаимодействия сопоставляемых систем:

1) экономическая сфера: уровень благосостояния государства и общества, экономических условий, снижающих / повышающих риск совершения преступлений, обусловленность приоритета имущественных мер ответственности перед личными (организационными) и наоборот;

2) политическая сфера: соответствие проявлений политической воли в установлении и реализации ответственности за отдельные противоправные деяния политических правам (свободам) и ожиданиям членов общества;

3) социальная сфера: единство социальных предпосылок установления нежелательных противоправных деяний и определение адекватных (эффективных) мер борьбы с ними в общественных интересах;

4) идеологическая сфера: гармонизация базовых идей (свободы, равенства, справедливости и иных) с идеями, принципами и целями, закладываемыми в основу системы юридической ответственности, исходя из особенностей реального содержания преобладающей в обществе идеологии;

5) правовая сфера: определение правотворческих и правоприменительных (в т.ч. юридико-технических) приоритетов при формировании системы юридической ответственности и ее реализации в конкретных правоотношениях, а также выявление специфики единичного и совокупного воздействия ответственности на различные общественные отношения во взаимосвязи с иными мерами государственного принуждения;

6) «инжиниринговая» сфера: использование методологии социологии, математики, кибернетики, иных наук для построения различных проектных моделей, оценивающих предполагаемые и полученные результаты действия системы юридической ответственности по заданным параметрам на тех или иных условиях ^[35].

В конечном счете, система юридической ответственности должна действовать «согласованно с экономической системой, системой образования и воспитания, трудовых отношений и другими системами… учет… особенностей нужен для осознания реального положения в общественных отношениях и определения функций юридической ответственности» ^{[35, с. 74.]}. Приведенная мысль находит свое непосредственное отражение в юридической практике, на что мы неоднократно обращали внимание ^{[36, с. 123–125]}.

Таким образом, мы приходим к следующим выводам.

Во-первых, юридическая ответственность – наиболее сильное и эффективное средство обеспечения законности и правопорядка, которое может раскрыть свой потенциал (в том числе по противодействию преступности как системному феномену) лишь при условии обеспечения системности ее конструкции и надлежащего использования последней в ходе правотворческого и правоприменительного процесса.

Во-вторых, система юридической ответственности и система противодействия преступности с позиции их инструментальной характеристики включают в себя три подсистемы: нормативную, процессуальную и организационную, каждая из которых может реализовываться только во взаимодействии с двумя другими и нуждается в соответствующей правовой гармонизации.

В-третьих, совершенствование системы противодействия и профилактики преступности напрямую зависит от адекватного восприятия законодателем изменений в сфере современных технологий, цифровизации постоянно усложняющихся и изменяющихся общественных отношений. Отсутствие комплексного видения соответствующих социальных процессов приводит к фрагментарности в разработке мер противодействия преступности, не позволяет сформулировать основы уголовной политики, в том числе во взаимосвязи с межотраслевым институтом юридической ответственности.

В-четвертых, систему юридической ответственности и систему противодействия преступности необходимо рассматривать с точки зрения содержательного, структурного и собственно-системного методологического уровней, на которых они последовательно демонстрируют свой потенциал в различных сферах взаимодействия.

В-пятых, системный подход к восприятию юридической ответственности и деятельности по противодействию (профилактике) преступности позволяет выработать надлежащий инструментарий устранения и последствий и причин правонарушений на нормативном и индивидуальном уровне правового регулирования, одновременно с повышением качества законодательства и правоприменения.