Библиотека
|
ваш профиль |
Мировая политика
Правильная ссылка на статью:
Стригунов К.С.
Стратегические риски, препятствующие ядерной войне между Китаем и США
// Мировая политика.
2022. № 4.
С. 58-87.
DOI: 10.25136/2409-8671.2022.4.39024 EDN: NWVAMZ URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=39024
Стратегические риски, препятствующие ядерной войне между Китаем и США
DOI: 10.25136/2409-8671.2022.4.39024EDN: NWVAMZДата направления статьи в редакцию: 24-10-2022Дата публикации: 30-12-2022Аннотация: Объект исследования ‒ гипотетическая ядерная война между КНР и США. Предмет исследования ‒ стратегические риски, препятствующие ядерной войне между КНР и США. Цель исследования ‒ определить стратегические риски, препятствующие инициации ядерной войны между КНР и США на стадии принятия решения о нанесении первого ядерного удара. Методы и методология. Исследование проведено в рамках неореализма. Использовался системный подход, а также методология классических военно-политических исследований. Среди методов применялись такие общенаучные методы, как анализ, синтез, индукция, дедукция. Также применялся метод изучения документов и факторный подход. В статье анализируются стратегические риски, препятствующие развязыванию ядерной войны между КНР и США в условиях интенсивной глобализации. Автором сделан вывод о том, что стратегические риски ядерной войны перевешивают выгоду от нее в условиях интенсивной глобализации. Ожидание ядерного удара и механизм принятия решения о нем, по мнению автора, являются одними из важнейших факторов низкой вероятности акторов прибегнуть к ядерной войне как средству разрешения противоречий. Вместе с этим, неверная интерпретация ущерба и разность понимания масштаба ядерного удара также препятствует ядерной войне. Новизна данного исследования. Вопрос о гипотетической ядерной войне между Китаем и США впервые рассматривается в сценариях ограниченного и массированного ЯУ одновременно с учетом факторов интенсивной глобализации; эффекта «тумана войны», который играет важную роль; риска искаженной интерпретации атакуемым масштаба ядерных ударов; разного понимания атакующим и атакуемым того, что считать ограниченным ударом и риска непропорционального ответа; стирания границы между ограниченным и массированным ядерным ударом в условиях интенсивной глобализации и снижения уровня неприемлемого ущерба; фактора третьих сторон, в т.ч. государственных или негосударственных акторов, способных спровоцировать ядерную эскалацию. Ключевые слова: Китай, США, ядерная война, массированный ядерный удар, ограниченный ядерный удар, эскалация, стратегия, глобализация, неприемлемый ущерб, туман войныAbstract: The object of the study is a hypothetical nuclear war between China and the United States. The subject of the study is the strategic risks preventing a nuclear war between China and the United States. The aim of the study is to determine the strategic risks that prevent the initiation of a nuclear war between China and the United States at the stage of making a decision to launch a first nuclear strike. Methods and methodology. The study was carried out within the framework of neorealism. A systematic approach was used as well as the methodology of classical military-political studies. Among the methods used were such general scientific methods as analysis, synthesis, induction, deduction. The method of studying documents and the factorial approach were also used. The article analyzes the strategic risks that prevent the unleashing of a nuclear war between powers with the world's largest economies in the context of intensive globalization. The author concludes that the strategic risks of nuclear war outweigh the benefits of it especially in the context of intense globalization. The expectation of a nuclear strike and the mechanism for making a decision about it, in the author's opinion, are one of the most important factors in the low probability of actors to resort to nuclear war as a means of resolving contradictions. At the same time the misinterpretation of damage and the difference in understanding the scale of a nuclear strike also hinders a nuclear war. The novelty of this research. The issue of a hypothetical nuclear war between China and the United States is considered for the first time in scenarios of limited and massive nuclear weapons, simultaneously taking into account the factors of intensive globalization; the «fog of war» effect, which plays an extremely important role; the risk of a distorted interpretation by the attacked of the scale of nuclear strikes; different understanding by the attacker and the attacked of what is considered a limited strike and the risk of a disproportionate response; erasing the boundary between limited and massive nuclear strike in the context of intensive globalization and reducing the level of unacceptable damage; third party factors, incl. state or non-state actors capable of provoking a nuclear escalation. Keywords: China, USA, nuclear war, massive nuclear strike, limited nuclear strike, escalation, strategy, globalization, unacceptable damage, fog of warВведение
Задачи исследования состоят в установлении того, как препятствуют ядерной войне: ‒ интенсивная глобализация; ‒ неконтролируемая эскалация в сценариях массированного и ограниченного ЯУ; ‒ неполнота, недостоверность/противоречивость данных; ‒ возможность несоразмерного ответа атакуемым; ‒ стирание границы между ограниченным и массированным ЯУ; ‒ наличие третьих сторон. Понятийный аппарат. Первый ядерный удар (preventive strike[1]) ‒ это ядерный удар (ЯУ), который атакующий наносит по атакуемому в отсутствие признаков подготовки к ЯУ со стороны атакуемого, но который представляет собой потенциальную угрозу. Под стратегическими рисками для атакующего понимается прямой и/или косвенный неприемлемый (с точки зрения атакующего) военно-политический, экономический, гуманитарный, экологический и пр. ущерб, оценка которого еще на стадии планирования делает нецелесообразным принятие решения атакующим о нанесении первого ЯУ. Факторы неконтролируемой эскалации, неполноты и недостоверности информации, несоразмерность ответа, стирание границы между ограниченным и массированным ЯУ, третьих сторон входят в стратегические риски, поскольку без их учета нельзя адекватно оценить потенциальный ущерб. В данной работе исследуется именно ядерная война, которую мы отличаем от ядерного конфликта, под которым понимается «кризисная ситуация, в которую вовлечены один или несколько обладателей ядерного оружия и в ходе которой происходит эскалация до уровня, когда одна или более сторон начинают рассматривать практическую возможность применения ядерного оружия», а под «ядерной войной» понимается «высшая фаза ядерного конфликта», означающая «применение ядерного оружия в различных масштабах ‒ от единичных ядерных ударов до массированного использования ядерного оружия» [2]. При этом ядерной войной считается и комбинированный удар, т.е. с использованием ядерного и неядерного оружия. Мы не рассматриваем вопрос об угрозе применения ядерного оружия США и/или КНР в качестве инструмента давления друг на друга (т.е. ядерный конфликт), а дается оценка возможности ядерной войны между этим державами, т.е. их переходу к непосредственному применению ядерного оружия (ЯО) ‒ ограниченному или массированному. Актуальность данного исследования. Нарастающая напряженность между Китаем и США практически во всех сферах деятельности усилила остроту дискуссий относительно возможной ядерной войны между этими державами. В фокусе исследования кейс Китай‒США оказался, поскольку это крупнейшие экономики мира, а интересы указанных стран, обладающих ядерным арсеналом, все чаще сталкиваются. Китай ведет активную экономическую и технологическую экспансию в глобальном масштабе, а также усиливает свое геополитическое влияние, что усугубляет противоречия между ним и США. Вследствие этого, по мнению ряда чиновников и исследователей (см. далее), вероятность военно-политической эскалации между двумя странами резко возрастает, особенно на фоне напряженной ситуации вокруг Тайваня, что подтверждается ростом числа и масштабов демонстрации военной силы КНР[2]. Фактически складывается ситуация, когда постепенно теряющая позиции сверхдержава в лице США теснится Китаем, претендующим на статус новой сверхдержавы, что принципиально отличает данный случай от всех остальных. Китай единственная страна, которая одновременно в экономическом, технологическом и отчасти в геополитических аспектах в глобальном масштабе бросает вызов США, стремящимся сохранить свое доминирующее положение, приводя к росту международной напряженности. При этом ситуация отличается и от холодной войны времен противостояния СССР и США, носившего во многом идеологический характер, а кроме того, в то время сверхдержавы не имели тесных торгово-экономических связей. Китай, напротив, встроен в глобальную экономику и сильно связан с США в торгово-экономическом и технологическом отношениях, что принципиально отличает нарастающее стратегическое противостояние между этими странами от холодной войны. Политический смысл ядерной войны между этими державами заключается в: 1) нейтрализации КНР как стратегического конкурента в условиях перехода к многополярной модели мира и недопущение неприемлемого для США усиления КНР; 2) военной операции КНР по возвращению Тайваня, которому США могут оказать прямую военную помощь, что ведет к возрастанию вероятности прямого столкновения КНР и США с использованием ЯО; 3) контроле над Южно-Китайским морем [3, 4] или Малаккским проливом, имеющим стратегическое значение; 4) препятствии реализации китайского проекта «Один пояс, один путь», если альтернативные методы [5, 6] не дадут результата; 5) комбинированном варианте (пп. 1‒4). Отметим, что в анализе не учитывается сценарий, в котором одна из сторон ошибочно интерпретирует намерения противника, следствием чего может стать упреждающий ЯУ (preemptive strike) по нему. Речь пойдет о сценариях, в которых одна из сторон примет решение нанести заранее обдуманный первый ЯУ (preventive strike) по противнику в отсутствие фактора катастрофической случайности, требующей максимально быстрого и жесткого реагирования, являющегося следствием неверной интерпретаций действий противника (запуска межконтинентальной баллистической ракеты, уничтожения спутника и т.д.). Такого рода катастрофические случайности крайне маловероятны, учитывая специфику нанесения ЯУ, поскольку приказ о запуске ракет и нанесении удара с летательных аппаратов (стратегических бомбардировщиков) требует сложной процедуры многоуровневого подтверждения по защищенным каналам связи, что почти исключает случайный удар. Вместе с этим есть риск ошибочной интерпретации действий атакующего со стороны атакуемого, что также сдерживает атакующего от ЯУ. Однако неверная интерпретация ядерной атаки гораздо вероятнее третьей стороной, что также будет рассмотрено в настоящей работе. Кроме того, в любом сценарии атакующий вынужден учитывать вероятность технического сбоя в системе предупреждения о ракетном нападении (СПРН) атакуемого и несовершенство данной системы (у Китая), создающие в условиях эскалации дополнительный риск, сдерживающий атакующего от ЯУ. При этом выбранный в исследовании подход по указанной проблеме вписывается в контекст исследований отечественных авторов, которые оценивали риски ядерной войны в современных условиях между ядерными державами, например, с точки зрения увеличения времени на принятие решения о применении ЯО [7], военных доктрин и условий применения ЯО [8]. Кроме того, данный подход соответствует зарубежным исследованиям, оценивающим процесс принятия решений о нанесении ЯУ Китаем или США с учетом невоенных факторов ‒ экономические издержки, внутренние политические эффекты и международная реакция (например, [9, 10]), а также оценке связи между военно-политическим руководством обоих государств[3].
1. Предпосылки стратегической эскалации между Китаем и США
Целый ряд высокопоставленных лиц высказался о рисках ядерного столкновения между двумя державами с крупнейшими экономиками мира. Так, антикитайские нападки имели место при администрации республиканца Д. Трампа, однако и действующий президент США демократ Дж. Байден продолжает конфронтационную линию. В частности, он назвал Председателя КНР Си Цзиньпина «бандитом» (англ. thug[4]) на фоне нарастания противостояния между двумя государствами, проявляющегося в борьбе за контроль над Южно-Китайским морем, в контактах Вашингтона с Тайванем[5], а также в санкционных мерах против китайских телекоммуникационных компаний ZTE и Huawei Technologies [11]. Из этого следует, что в последние десятилетия противодействие Китаю ведется вне зависимости от того, какая администрация находится в Белом доме ‒ республиканская или демократическая. Отметим, что еще во времена каденций Б. Обамы был начат поворот в АТР[6], который привел к тому, что «8 из 14 американских стратегических подводных лодок дислоцированы в Восточной Азии, а также развернуты массированные средства противоракетной обороны. Из 26 кораблей ВМС США, оснащенных системами "Иджис" с ракетами-перехватчиками SM Block 1А ‒ 16 расположены в данном регионе» [12, с. 362]. Именно рост китайской мощи являлся основной причиной для этого. С тех пор антикитайская стратегия усиливалась и дополнялась, в т.ч. в ядерной сфере. Так, в Стратегии национальной обороны США от 2018 г. прописано ускорение программы модернизации ядерной триады, включающей «ядерное командование, управление и связь, а также вспомогательную инфраструктуру [...] разработку вариантов противодействия силовым стратегиям конкурентов, основанным на применении ядерных или стратегических неядерных ударов»[7]. Уже после того, как президентом США стал Дж. Байден, в опубликованном в 2021 г. «Временном стратегическом руководстве по национальной безопасности» прямо говорится о растущем соперничестве с Китаем, а указанные в данном документе меры должны быть направлены на укрепление американского «непреходящего преимущества», что, по мнению авторов доклада, позволит одержать победу США «в стратегическом соревновании с Китаем или любой другой страной»[8]. Другим подтверждением антикитайского курса является развертывание группировок ВС США. Например, с 2017 года американские ВМС в АТР одновременно развертывают три авианосные ударные группы[9]. При этом на авиабазу Андерсен (Марианские острова) время от времени перебрасывают стратегические бомбардировщики В-52, В-1 и В-2 Spirit (носители ЯО). О возрастании эскалации свидетельствуют и заявления генерала Джона Хайтена, вице-председателя Объединенного комитета начальников штабов США, который в одном из своих интервью выразил особое беспокойство по поводу испытания КНР гиперзвукового оружия. Дж. Хайтен считает, что «в сочетании с сотнями новых ракетных шахт, которые строит Китай, китайцы однажды смогут нанести внезапный ядерный удар по США»[10]. По его мнению, гиперзвуковое оружие выглядит «как оружие первого применения» («they look like a first-use weapon»). При этом проведенные учения (военные игры) в октябре 2020 года, в которых симулировался конфликт с Китаем, в т. ч. вокруг Тайваня, «с треском провалились»[11], т. к. «противник» знал, что собиралась сделать сторона, обозначавшая ВС США. После этого ОКНШ перешел к новой концепции, которую назвали «Расширенный маневр» (Expanded Maneuver). Цель ‒ к 2030 году ВС США должны быть готовы к боевым действиям для сдерживания «будущей агрессии Китая или России». Данный подход включает в себя пересмотр логистики, действия по совершенствованию координированных обстрелов, более эффективное совместное вседоменное управление и контроль (Joint All-Domain Command and Control, JADC2) и установление информационного преимущества. О ядерной войне с Россией или Китаем высказался и глава Стратегического командования США адмирал Чарльз Ричард, отметив, что впервые после распада СССР Пентагон рассматривает вероятность прямого конфликта с ядерной державой, в т. ч. с Китаем[12]. Подтверждение этому обнаруживается в заявлениях некоторых официальных лиц[13]. Особенно активизировались разговоры о войне после того, как было объявлено о создании AUKUS (акроним от Australia, United Kingdom, United States)[14] ‒ нового трехстороннего формата сотрудничества в сфере безопасности между США, Великобританией и Австралией. 15 сентября 2021 г. стало известно, что Австралия без уведомления аннулировала контракт с Францией на сумму в 66 млрд USD, в соответствии с которым Франция обязывалась поставить Австралии 12 дизель-электрических подводных лодок[15]. Вместо этого Австралия получит малозаметные атомные подводные лодки, разработанные Великобританией при поддержке США[16]. Гневная реакция Китая на создание AUKUS последовала незамедлительно[17]. Маркером конфронтационного курса США по отношению к Китаю при администрации Байдена является и увеличение количества публикаций в западных СМИ[18] о возможном противостоянии двух держав[19] (впрочем, их китайские коллеги в своей жесткой риторике им не уступают[20]). На этом фоне в среде некоторых зарубежных[21] и отечественных обозревателей сформировалось устойчивое мнение, что ядерная война крайне вероятна или даже неизбежна[22]. В рамках одной статьи невозможно подробно перечислить способы и сферы противодействия Китаю со стороны США, начиная с технологической блокады и заканчивая препятствиями Китаю в продвижении им проекта «Один пояс, один путь» (об этом см. [6]), поэтому остается открытым вопрос о том, насколько реальна ядерная война между державами или же их противостояние продолжится значительно ниже порога применения ЯО. Действительно, стремительный экономический [16], финансовый [17], научно-технологический [18] и военный [19, 20] рост КНР в последние десятилетия, а также его политика в сфере применения (контр)санкций [21] привели к тому, что появляется все больше точек напряженности между этой азиатской страной и США, которые после распада Советского Союза в течение более двух десятилетий сохраняли статус единственной сверхдержавы и гегемона. Однако уже к концу десятых годов XXI века разрыв между Китаем и США стремительно сократился, и по ряду показателей они уже сопоставимы. По мнению некоторых экспертов, это ведет к т. н. ловушке Фукидида [22], суть которой «заключается в том, что два политических гиганта, борющихся за власть и влияние, неизбежно должны столкнуться в бескомпромиссном противостоянии даже в том случае, если это противостояние сулит им лишь взаимное истощение, упадок, снижение политического статуса, а то и уход в небытие с мировой политической арены»[23]. Впервые «ловушку Фукидида» к противостоянию КНР и США применил Г. Аллисон [23], проводя аналогию с 1914 г. Да, известно, что еще накануне Первой мировой войны многие считали войну невыгодной, тем более столь масштабную, но все же она произошла. Однако полагаем, переносить ситуацию 1914 г. на нынешнее время некорректно. Во-первых, тогда не было эмпирического опыта мировой войны. Во-вторых, в то время только начали применять (избирательно) ОМП (ОВ) и ничего сопоставимого с ЯО тогда еще не было (к слову, у Г. Аллисона три из четырех случаев, когда между состоявшимися и восходящими великими державами не началась война, пришлись на ядерную эпоху). В-третьих, на сегодняшний момент накоплен значительный эмпирический опыт (атомная бомбардировка Японии, многочисленные испытания ЯО), который позволяет судить о последствиях ядерной войны. В-четвертых, имеющиеся наработки в области ядерной стратегии и моделирования последствий ядерной войны (например, см. [24]) также позволяют спрогнозировать катастрофические последствия ядерной войны. В-пятых, в настоящее время степень взаимозависимости стран мира намного выше (подробнее см. далее), чем в начале XX века, особенно в экономической, информационной, финансовой и культурной сферах, что служит гораздо более значимым фактором, препятствующим мировой и даже ограниченной войне с использованием ЯО[24]. Иными словами, усиление Китая не означает неизбежность столкновения с США в форме ограниченной или массированной ядерной войны. По мнению китайских экспертов, стратегическая стабильность между КНР и США базируется на четырех ключевых факторах: ядерное табу, ядерный шантаж, взаимозависимость, а также консенсус и общение [28, с. 127–148]. Исходя из подобных воззрений, можно сделать вывод, что ЯО для Китая является сдерживающей силой и не может быть применено им первым[25]. Сказанное не означает невозможность ядерной войны вообще, т.к. остаточный риск существует всегда, но делает ее маловероятной.
2. Основные причины ядерной войны и фактор глобализации
В данном разделе мы сосредоточимся на рисках, которые необходимо учитывать Китаю и США в гипотетической ядерной войне перед тем, как ее развязать, и которые препятствуют такому ходу событий. В первую очередь отметим, что ядерная война как средство разрешения возникших противоречий является самой крайней мерой. Поэтому прибегнуть к ней могут только при наложении исключительно неблагоприятных факторов. Выделим среди них четыре основных: I. Затронуты жизненно важные интересы обладающего ЯО актора или его интересы вместе с интересами его ключевых акторов-союзников. II. Любые средства, за исключением использования ЯО (или вместе с неядерным), либо исчерпаны, либо не использованы по причине признания их заведомо неэффективными. III. По мнению руководства страны, решившегося на ЯУ, сумма рисков от ядерной войны не должна превышать неприемлемый для него уровень. Иными словами, атакующий считает, что последствия применения им ЯО будут предпочтительней последствий угроз, которые подталкивают его использовать ЯО. IV. В меньшей степени влияет ситуация, когда актор-инициатор ЯУ считает ничтожной вероятность появления сторонних факторов, которые могли бы свести на нет критическую угрозу от атакуемого. Среди указанных факторов: агрессия третьей стороны в отношении атакуемого; непрогнозируемая катастрофа природного или антропогенного характера на территории атакуемого; комбинация вышеперечисленного. Эти факторы способны устранить в лице атакуемого угрозу, которая подталкивает атакующего к ЯУ по нему. В таком случае, ЯУ может стать нецелесообразным. Перейдем к фактору прямых и косвенных негативных эффектов ядерной войны в условиях интенсивной глобализации, под которой понимается усиление взаимозависимости мировых социально-экономических и политических процессов, связи информационного пространства и пр., приводящей к усложнению всей мировой системы (данный фактор исследовался, например, в работах [8, 29]). В условиях интенсивной глобализации даже предвоенная активность сама по себе создает риски, способные остановить подобную авантюру, поскольку катастрофические события в одном регионе мира в гораздо большей степени влияют на ситуацию в других регионах, чем это было раньше. Усиление взаимозависимости разных государств и негосударственных акторов привело к эффекту синергии, т.е. взаимодействие всех акторов дает результат существенно больший, чем сумма их деятельности по отдельности. С ростом глобализации фактор синергии только увеличивался, поскольку происходит «слияние рынков, организаций и производственных цепочек», наблюдается «рост абсолютного и относительного уровня мировой торговли товарами и услугами, а также передвижения капитала и рабочей силы» [30, с. 285‒294], ведет к усилению экономической взаимозависимости [31]. Следовательно, ядерная война в условиях глобализации приведет к разрыву множества связей, выстроенных в течение длительного времени. Фактически речь идет о возникновении цепной реакции каскадных эффектов, которые также создадут синергетический эффект, но уже отрицательный, с колоссальным разрушительным потенциалом. Поэтому с ростом глобализации мировой общественно-политической и экономической системы применение все более разрушительных средств (ЯО и стратегического неядерного оружия) способно привести к гораздо более катастрофическим последствиям, чем в начале прошлого века (см. ранее). По сути, даже ограниченная ядерная война (вместе с неядерными средствами) в нынешнее время нанесет урона больше, чем аналогичная, т. е. равная по использованному военному потенциалу, ресурсам и пр., война в менее взаимозависимой и взаимосвязанной среде. Следовательно, рисков, связанных с ядерной войной, в новейшее время становится больше, чем раньше, и их все труднее просчитать.
3. Сценарии ядерной войны
Допустим, что руководство США с приемлемой для себя точностью просчитало количество вариантов ответа Китая и на этом основании (и с учетом принятия всех рисков) оно все же решилось на удар. Возникает вопрос: какой это должен быть удар? Рассмотрим сценарии массированного и ограниченного ЯУ.
3.1. Массированный удар
В подобном сценарии противник ‒ Китай ‒ также использует весь свой арсенал, если окажется в состоянии это сделать. Значит, США решат нанести Китаю такой урон, после которого (по расчетам американского руководства) Китай сразу или в разумные сроки и с приемлемыми для США потерями (по изначальным прогнозам и оценкам их руководства) примет свое поражение или же понесет неприемлемый ущерб. То есть речь идет о первом обезоруживающем ударе США, что означает нанесение критического урона Китаю по его средствам нанесения ответного удара[26]. Однако чтобы удар был обезоруживающим (контрсиловым), требуется просчитать возможности для ответного удара КНР. Причем, результат такого всестороннего анализа должен убедить руководство США, что ответа со стороны Китая не будет или же он не нанесет критического урона, но при этом цель войны все же окажется достигнутой и положение США станет лучше, чем до начала войны[27] ‒ причем настолько, что идею нанесения первого удара американское руководство изначально признает целесообразной. То же самое относится и к случаю, если в роли атакующего выступит Китай. Однако сомнительно, чтобы Китай или США обладали абсолютной уверенностью в том, что их первый удар будет обезоруживающим. Так, по признанию министерства обороны США, Китай уже обладает ядерной триадой. Следовательно, у Вашингтона не может быть абсолютной уверенности в отсутствии у Китая возможности нанести ответный удар, поскольку у Пекина уже сейчас для этого есть необходимые военно-технические возможности[28]. В ситуации обратной (если в роли атакующего выступает Китай) положение еще хуже, поскольку Пекин не обладает достаточным количеством ЯБЗ для обезоруживающего удара по США. В ближайшей перспективе Китай будет не в состоянии нанести по США массированный контрсиловой ЯУ. Следовательно, атакуемый способен нанести ответный или ответно-встречный удар (ОВУ) по атакующему (далее под атакующим в сценарии первого массированного контрсилового ЯУ подразумеваются только США), который в свою очередь уже в силу логики запущенного механизма взаимного истребления окажется неспособным остановиться, поскольку его положение будет значительно хуже положения, которое предшествовало началу войны. Односторонняя остановка атакующего в войне (например, через запрос о перемирии и уменьшение/прекращение ударов по противнику) может быть интерпретирована атакуемым как невозможность противника продолжать войну, и вместе с этим распознана атакуемым как распад системы управления войсками и государством в целом атакующего. Именно в силу того, что если не обезоружить первым ударом атакуемого последний может нанести удар по атакующему, а значит, первый удар в данном сценарии должен быть обезоруживающим[29]. Таким образом, вопрос отчасти сводится к следующему: 1) оценка соотношения рисков: нанесет/не нанесет ответный удар атакуемый? 2) если ответного удара атакуемого не избежать, то какой ущерб он в состоянии нанести атакующему? 3) какой ответный ущерб по атакующему его руководству следует считать приемлемым, а какой ‒ нет? Более того, даже если обезоруживающий удар реализуем, то не станет ли одна лишь возможность его осуществления неприемлемым риском для атакующего? Этот вопрос не праздный, поскольку даже реальность угрозы обезоруживающего удара катастрофична в условиях интенсивной глобализации. Только ожидание ЯУ, если предположить, что мировые акторы в какой-то момент убедятся в высокой вероятности ядерной войны, само по себе способно привести к разрушительным каскадным эффектам для атакующего. Речь идет о влиянии ожидания ЯУ на мировую экономику, миграционные процессы и т.д., способного затронуть атакующего прямо или косвенно еще до начала ядерной войны. Представляется, что от современных средств разведки и при множестве каналов утечек информации полностью скрыть подготовку к удару едва ли возможно. Как минимум, нарастание атмосферы враждебности и эскалации в нынешних условиях не скрыть, а уже этого достаточно, чтобы спровоцировать психическую панику на фондовых рынках, привести к политико-дипломатическим кризисам между государствами, относящимся к третьим сторонам, которые в той или иной степени будут затронуты ядерной войной. Из вышесказанного следуют промежуточные выводы: 1) в контрсиловой стратегии ЯУ должен быть массированным наравне с массированным применением неядерного вооружения (комбинированные удары[30]); 2) возможностью для контрсилового удара обладают США (у Китая гипотетически такие возможности появятся лишь в отдаленной перспективе); 3) реализация сценария, при котором атакующий с самого начала войны через обезоруживающий удар получит полное превосходство над атакуемым (что далеко не гарантировано), возымеет последствия, способные вызвать разрушительную цепную реакцию деструктивных эффектов в мировой экономике, экологической и гуманитарной сферах, и т.д., которые в состоянии нивелировать смысл полномасштабной ядерной войны.
3.2. Сценарий ограниченной ядерной войны
Рассмотрим сценарии ограниченной ядерной войны (исследовались, в частности, в работах [37‒39]) и прекращения эскалации в условиях ограниченного ядерного противостояния. Один из основных рисков в данном сценарии состоит в том, что нанесение ударов даже с помощью тактических ЯБЗ (артиллерийские снаряды, глубинные бомбы, крылатые ракеты, торпеды и т.п.) малой мощности (несколько килотонн в тротиловом эквиваленте и меньше) по ограниченному числу целей противника [37] создаст прецедент их применения, а также приведет к стиранию границы между использованием тактического и стратегического ЯО. Это снижает вероятность ведения ограниченной войны и повышает риск ее перехода в неограниченную. Дело в том, что применение ЯО неразрывно связано с риском эскалации (в отсутствие эффективных механизмов ее контроля) и, соответственно, увеличением числа целей и масштабов ЯУ. Разумеется, риски при массированном обезоруживающем ударе атакующего, если сравнивать его c ограниченным ударом по атакуемому, изначально максимальны, поскольку атакуемый в состоянии ответить (в т.ч. в сценарии ОВУ) вплоть до контрценностного удара (по городам и гражданскому населению). В сценарии ограниченного ЯУ изначальные риски, несомненно, ниже, поскольку с точки зрения атакующего такой удар не несет в себе неприемлемые риски при условии, если атакуемый не решится на ответный удар/ОВУ или же прогнозируемый ущерб от ответного удара/ОВУ приемлем для атакующего. Однако существует вероятность, что атакуемый интерпретирует подобный удар иначе и война из ограниченной перерастет в полномасштабную. Атакующий, осуществивший ограниченный по целям и небольшой по мощности ЯУ по атакуемому, может рассчитывать, что при определенных условиях атакуемый посчитает для себя неприемлемым повышение рисков в виде ответного ЯУ (или ОВУ) и он отступит, вынужденно пойдя на уступки атакующему. В данном сценарии, в отличие от массированного обезоруживающего ЯУ (контрсиловой сценарий, см. выше), изначальные риски действительно ниже. Однако проблема и состоит в том, что противник может как отступить, так и не отступить, в зависимости от целого ряда факторов. В этом случае даже относительно небольшая с точки зрения атакующего вероятность ограниченного ответного удара/ОВУ несет в себе существенные риски. Более того, в реальных условиях не может быть в принципе стопроцентных гарантий того, что противник не ответит (при условии наличия у него для этого возможностей, а они у США и КНР имеются, тем более для ограниченного ответного/ответно-встречного ЯУ). В комбинированных (ядерных и неядерных) ударах [40] этот риск все также сохраняется, поскольку атакуемый способен нанести ответный или ответно-встречный ЯУ (далее под ЯУ мы понимаем именно комбинированный удар, т.е. с использованием ядерного и неядерного оружия, поскольку полагаем, что в современных условиях противники не станут ограничиваться только ЯО). Трудность в принятии решения атакующим состоит в оценке того, отступит ли атакуемый или нет, а если да, то на какой стадии эскалации? Как определить черту, за которой эскалация не затухнет? Главное же состоит в том, что в ядерной войне такие риски имеют больший вес, чем в неядерной, а это в еще большей степени удерживает атакующего даже от ограниченного ЯУ. После нанесения атакующим первого ограниченного ЯУ, атакуемый в условиях эскалации не будет точно знать, последуют ли новые удары или нет. Зато атакуемый уже будет знать, что противник применил против него ЯО, т.е. перешел через ядерный порог (см. [1, 41, 42]) и может это сделать снова. В этом случае любые последующие удары или угрозы их нанесения атакуемый станет воспринимать так, что атакующий готов на повторное применение ЯО, даже если тот будет убеждать в обратном. Не существует абсолютно достоверного способа проверить реальную готовность атакующего к деэскалации и ограничению теми ЯУ, которые он уже нанес. Значит, нет никаких гарантий, что атакуемая сторона не ответит, если у нее есть для этого возможности (а они у нее будут, поскольку рассматривается сценарий ограниченного ЯУ). Как следствие, в данном сценарии основное отличие от массированного ЯУ состоит в том, что на массированный ЯУ реакция у атакуемого будет однозначная (при наличии возможности ответить), а в случае с ограниченным ЯУ появится выбор нанести ответный ЯУ/ОВУ или отказаться и отступить. Риск ответа есть в сценарии ограниченного ЯУ, и он превышает по своей значимости риск ответа в неядерной войне. В сценарии массированного обезоруживающего удара вероятность ответа, при наличии возможностей для него, почти стопроцентная, а в ограниченном ЯУ меньше и зависит от множества факторов. Однако даже небольшой шанс получить ответ, способный привести к неограниченной эскалации, в этом сценарии является фактором, препятствующим принятию решения атакующим о нанесении ЯУ. Это же касается концепции ядерно-конвенциональной интеграции, ЯКИ (conventional-nuclear integration[31]) [43], под которой понимается нахождение наилучшего сочетания ядерного, неядерного и двойного потенциала для сдерживания конфликта и эскалации[32]. Учитывая сказанное выше, в концепции ЯКИ те же риски, что и у ограниченного ЯУ в комбинации с неядерным вооружением. Устранить перечисленные риски в сценариях массированного и ограниченного ЯУ (в т.ч. согласно концепции ЯКИ), полагаем, нельзя даже с учетом всего накопленного опыта контроля над вооружениями [44]. В принципе, с появлением таких концепций как ЯКИ, включающих использование сверхмалых ядерных зарядов и гиперзвуковое оружие, контроль над вооружениями крайне затруднителен, тем более с учетом вышеописанного нарастания противоречий между США и КНР (что напоминает ситуацию в отношениях России и США [45]). Вызывает сомнения и то, что Китай в обозримом будущем пойдет на меры, аналогичные тем, на которые согласились США и СССР/Россия в ДСНВ-1, ДСНВ-2, ДСНВ-3. Некоторые аналитики считают, что США следует продолжать попытки вовлечь Китай в диалог по ядерным вопросам с прицелом на разработку системы контроля над вооружениями в долгосрочной перспективе [46; 47 с. 219–250]. Вместе с этим другие специалисты полагают, что концепции контроля над вооружениями времен холодной войны неприменимы в отношениях КНР и США [48]. В целом, изменения в оборонной стратегии США, включая милитаризацию космоса[33], могут сигнализировать Китаю о том, что его возможностей недостаточно, чтобы удержать США от применения силы. В ответ Китай будет вынужден пересмотреть свою сдержанность в ядерной стратегии, чем нанесет ущерб ослабленному режиму контроля над вооружениями, на что ранее указывали аналитики [49]. Сказанное, впрочем, не означает бессмысленность попыток добиться контроля над вооружениями с включением Китая в новые или пересмотренные договоры. При анализе китайских взглядов на проблему контроля эскалации, исследователи отмечают, что китайские стратеги пребывают в иллюзии, будто войной можно управлять, если только следовать правильным процессам и научным принципам. Они настаивают на том, что достижения в области разведки, наблюдения и рекогносцировки, высокоточного оружия, командования и управления еще больше укрепили эту возможность. Как отмечает Б. Лэрд, подобные идеи не только не контролируют кризисы и конфликты, но и способствуют возникновению определенной степени самоуверенности, способствующей непреднамеренной эскалации[34]. В США это понимают и их руководство не может не учитывать особенности стратегической культуры КНР, которая в состоянии осуществить непреднамеренную эскалацию, ошибочно полагая, будто в состоянии ею управлять. Этот аспект важен для сценария ограниченной ядерной войны между США и Китаем. В процессе выработке решения о первом ЯУ требуется учитывать данный риск, т.к. он сам по себе препятствует первому ЯУ из-за того, что как минимум одна из сторон способна пойти на эскалацию в отсутствие понимания сложности ее контроля. В этой связи наиболее реалистичным сценарием реинтеграции Тайваня видится максимально скоротечная операция взятия его под контроль силами НОАК КНР до того, как США сумеют оказать ему прямую военную помощь. Этим Китай создаст для США выбор: ударить по силам НОАК с риском перерастания в обмен ЯУ или отказаться, посчитав, что эти риски слишком велики. Однако эти же риски справедливы и для Китая, если у него не будет достаточной уверенности в том, что США не успеют/не захотят оказать прямую военную поддержку Тайбэю.
4. Факторы отложенных рисков и консенсуса элит
Одним из ключевых вопросов является прогноз соотношения потенциально достижимых результатов к затратам и рискам, причем в затраты и риски входит всё ‒ от немедленных последствий возможного ответного удара до экономических и долгосрочных последствий войны. Необходимо чтобы военно-политическое руководство атакующего пришло к выводу, что результат развязанной ядерной войны в достаточной степени перекроет все основные риски, затраты и негативные последствия (и те, которые немедленно дадут о себе знать, и те, что проявятся значительно позже), связанные с самой войной. Недопустимо решение, при котором ближнесрочные последствия ‒ положительные, а долгосрочные, т.е. стратегические, окажутся негативными. Негативные долгосрочные последствия девальвируют положительные ближнесрочные. Как следствие, в долгосрочной перспективе победа атакующего в лучшем случае станет для него пирровой, а в худшем ‒ обернется поражением. В данном сценарии атакуемый терпит поражение в первые часы или дни войны, а атакующий ‒ терпит отложенное поражение. Даже в сценарии ограниченной ядерной войны против атакуемого, обладающего ЯО, маловероятно (хотя и не исключено полностью), чтобы приказ о нанесении первого ЯУ был отдан без учета мнения критического числа лиц, принимающих решения (ЛПР). Первый ограниченный ЯУ также потребует приказа политического руководства атакующего после согласования, т.к. негативные последствия даже ограниченного ЯУ потенциально (учитывая риск неконтролируемой эскалации) могут стать неприемлемыми для всех. Поэтому решение о первом ЯУ должно быть консенсусом критического числа ЛПР[35]. Принимая во внимание сверхвысокие ставки на кону, вероятность того, что узкоклановые интересы отдельной элитарной/властной группы перевесят все остальные, довольно мала. Уточним: здесь мы рассуждаем о первом ЯУ атакующего. Для атакуемого, который может нанести ОВУ, такой вопрос не стоит, поскольку он будет вынужден ответить в максимально сжатые сроки, что не требует широкого консенсуса. Теоретически исключением может стать случай, если атакующий нанесет ограниченный по целям и масштабам ЯУ в расчете на то, что атакуемый отступит и не решится на ответ. Однако атакующий не знает, насколько вероятен ответ атакуемого, в т.ч. с использованием ЯО, и данный риск неустраним. Также существует фактор неполноты и/или недостоверности (противоречивости) данных, который вместе с фактором мощного психического напряжения может повлиять на принятие решения о нанесении ЯУ (ниже мы подробнее коснемся этого вопроса). Однако поскольку мы оцениваем факторы, препятствующие принятию решения о нанесении первого ЯУ (preventive strike) атакующим (США или КНР), то следует исходить из того, что атакующий готовит продуманный ЯУ в отсутствие признаков аналогичных действий со стороны атакуемого. Эти условия отличаются от цейтнота и стрессового режима, характерного для случаев, когда: ‒ имеются убедительные разведпризнаки готовности противника нанести ЯУ; ‒ противник уже нанес удар и требуется ответить в максимально сжатые сроки. Вот почему в сценарии первого удара атакующему важен консенсус среди его элит, без которого вероятность принятия такого решения мала. Это, разумеется, не исключает риск, когда меньшинство среди ЛПР навязывает свою волю большинству и реализует сценарий первого ЯУ, но, учитывая все вышесказанное, такой сценарий имеет гораздо меньше шансов на успех. Отметим, что именно сложность оценки отношения потенциального результата к затратам и рискам, трудность в деле ее отстаивания среди ЛПР, если представить, что условная «партия войны» атакующего все же решится продвигать идею реальной ядерной войны, вместе с неполнотой и/или недостоверностью данных в случае ответного удара (или ОВУ) атакуемым является одним из самых существенных факторов, препятствующих ЯУ.
5. Низкая вероятность деэскалации и «туман войны»
Важный аспект, который не может не учитывать ни одна из сторон гипотетической ядерной войны между Китаем и США, состоит в том, что начать войну значительно проще, чем остановить, и в предшествовавшие эпохи вероятные противники это ясно понимали. Так, во времена арабо-израильских войн (1967, 1973 гг.) каждая из сверхдержав ‒ СССР и США ‒ не допускала прямого вмешательства сверхдержавы-противника на стороне ее «подопечных»: СССР не давал выступить США на стороне Израиля, а США не давали СССР выступить на стороне арабских стран (Египта, Сирии). Все это сопровождалось военными маневрами в Средиземном море, координируемыми со сложными дипломатическими, политическими, экономическими и разведывательными усилиями [54, с. 420‒426]. При этом ни одна из сверхдержав не желала вступать даже в небольшое прямое вооруженное столкновение, поскольку Москва и Вашингтон понимали риск неограниченной эскалации вплоть до ядерной войны. Вместе с тем были и ситуации, например, когда в октябре 1973 г. из-за атаки сирийцев и египтян на Синайский полуостров и Голанские высоты американцы повысили боевую готовность до DEFCON 3 (уровень повышенной боеготовности войск США). Однако наличие готовности к эскалации отнюдь не означает желание эскалации высшим руководством. Как раз наоборот, при первой же возможности СССР и США старались уйти от неограниченной эскалации и в конце октября напряженность спала. Более ранний пример ‒ события 1956‒1957 гг. во времена Суэцкого кризиса, когда в ответ на действия Франции и Великобритании Н.С. Хрущев пригрозил термоядерным ударом, что могло привести к войне с США и переходом ее в тотальную форму. Понимая возможные последствия, сверхдержавы использовали политико-дипломатические меры воздействия, а сам кризис разрешился не без усилий ООН и введения первого миротворческого контингента ООН в зону конфликта. Другие кризисы (Берлинский кризис 1961 г. и возведение Берлинской стены; Карибский кризис 1962 г. с блокадой Кубы; командные учения Able Archer 1983 г., когда руководство СССР приняло масштабные военные учения НАТО за подготовку к нападению и было готово нанести упреждающий ЯУ) точно также могли привести к ядерной войне, причем, возможно, с большей вероятностью. Однако важно то, что в этих кризисах даже один неядерный удар по противнику мог спровоцировать ядерную войну. Данные примеры важны в контексте исследования гипотетической ядерной войны между КНР и США, поскольку они показывают всю опасность удара всего одной ракетой или торпедой без ядерной боевой части, способного в дальнейшем привести к преодолению ядерного порога. Если же начальный уровень эскалации между КНР и США начнется массированным ЯУ, то атакующему будет практически невозможно остановиться. Сама логика эскалации вынудит его к тотальному сокрушению противника, невзирая на возможные последствия такого решения, чтобы тот не был в состоянии ответить. Если же предположить, что обезоруживающий удар не сработает, то маловероятно, чтобы стороны сумели бы удержать себя от дальнейших шагов эскалации. Это следует из того, что ЯУ в контрсиловой стратегии ‒ покушение на существование государства и народа как таковое, а значит, и на его ключевые национальные интересы, поэтому не ответить (атакуемому, при наличии у него военно-технических возможностей, которые в обсуждаемом случае имеются вне зависимости от того, кого считать атакуемым ‒ Китай или США) практически невозможно ‒ ни политически, ни организационно, ни психологически, но при условии, если речь идет о неудавшемся обезоруживающем ударе атакующего, когда атакуемый сохранит организационные и военно-технические возможности, а также моральную готовность для ответного удара. Говоря о массированном ЯУ, следует отметить, что его разрушительное воздействие на мировую экономику, гуманитарную сферу, экологию и т. д. проявится в многократно усиленном виде по сравнению с масштабной неядерной войной. Это логично, поскольку в данном сценарии ставки будут максимальны (физическое и геополитическое существование). Значит, с высокой долей вероятности «партия войны» атакующего одержит верх просто потому, что, развязав масштабную ядерную войну, противник, если он все еще может оказать сопротивление, постарается ответить. Это подразумевает необходимость нанесения атакующим ударов до тех пор, пока атакуемый окажется не в состоянии представлять собой критическую угрозу. В неядерной войне сторонам проще договориться о перемирии, особенно когда их силы приблизительно равны и/или иные обстоятельства делают бессмысленным дальнейшую войну. При этом в изначально ядерной войне или в сценарии удержания под контролем ограниченной ядерной войны с избеганием ее перехода в полномасштабную форму вероятность перемирия существенно ниже, чем в неядерной войне. Данный фактор был тщательно исследован в работе Т. Шеллинга «Стратегия конфликта», где автор, анализируя ограниченную войну, указывает на то, что акторы «имеют дело с традицией», а также «с прецедентом, конвенцией и силой внушения» [32, с. 313‒324]. Поскольку опыта ядерной войны нет (случай с атомной бомбардировкой двух японских городов в августе 1945 г. неприменим, поскольку атакуемая сторона не была в состоянии ответить противнику), то и традиции (конвенции, прецедента) тоже не существует, т. е. нет какого-либо политического или морально-правового сдерживающего механизма для деэскалации уже развязанной ядерной войны. Добавим, что в таких условиях пойти на перемирие исключительно трудно, поскольку нет никаких гарантий, что атакуемая сторона не решит использовать это перемирие для нанесения ЯУ. Это опять-таки создает огромный риск, ведь атакуемый, при неограниченной эскалации, в состоянии нанести неприемлемый ущерб атакующему, делающий возможность перемирия и вовсе ничтожной. Следующий риск, который препятствует инициации ядерной войны, является то, что в свое время назвали «Nebel des Krieges» или «Туман войны», что является отсылкой к труду великого военного теоретика К. фон Клаузевица «О войне». «Недостоверность известий и постоянное вмешательство случайности, ‒ писал К. фон. Клаузевиц, ‒ приводят к тому, что воюющий в действительности сталкивается с совершенно иным положением вещей, чем ожидал» [55]. Фактически речь идет о недостоверности сведений, в теории игр соответствующей т.н. игре с неполной информацией (англ. incomplete information game)[36], т.е. игре, в которой игроки (в нашем случае Китай и США) располагают лишь частичной (неполной) информацией о противнике. Полагаем, в гипотетической ядерной войне между Китаем и США (да и любых других акторов) данное свойство проявится в наибольшей степени. Несмотря на отсутствие опыта такого противостояния, данный вывод логически следует из соображения, в соответствии с которым ядерная война вносит серьезную неопределенность еще до своего начала, учитывая возникающие риски. Пример «тумана войны» ‒ поведение командования Китая и США во время уже начатого обмена ЯУ. Если обезоруживающий удар атакующего (безразлично, кто именно выступит в этой роли) не достигнет цели и начнется обмен ударами (в т.ч. в сценарии ОВУ), то вероятность деэскалации резко уменьшается. В контрсиловой стратегии ЯУ будет восприниматься атакуемым как стремление противника нанести ему сокрушительное поражение, которое, вероятно, поставит атакуемого на грань существования. В таком случае, признать свое поражение атакуемый не может, поскольку оно автоматически означает катастрофическую утрату позиций, которая будет сопоставима с поражением в ядерной войне. Следовательно, с наибольшей вероятностью атакуемая сторона ответит. Кроме того, если со стороны атакующего последует запрос о перемирии (что практически исключено в обсуждаемом сценарии ‒ как минимум, на первых этапах войны), то атакуемый не будет точно знать, какова истинная цель такого запроса о перемирии от своего противника. В условиях запредельного психологического напряжения, атмосферы враждебности к противнику, нехватки информации и взаимоисключающих разведданных чрезвычайно трудно посчитать, будто атакующий действительно готов пойти на деэскалацию. Поэтому с куда большей вероятностью атакуемый решит, что запрос о перемирии (будем считать, что некоторые технические возможности для обмена информацией между Китаем и США сохранятся ‒ нечто вроде «Горячей линии» между Москвой и Вашингтоном в годы холодной войны) есть лишь уловка, поэтому следует нанести ответный удар, пока для этого еще остались возможности, и постараться максимально навредить противнику. Атакующий, даже если удар окажется не обезоруживающим, будет вынужден идти до конца, поскольку атакуемый обладает (пусть даже гипотетической) возможностью ответить. Любой запрос со стороны атакуемого о перемирии, предполагая, что его командование решилось на это, станет априори расцениваться, прежде всего, как попытка выиграть время для нового удара, а все остальные варианты будут расцениваться во вторую очередь (особенно «партией войны» атакующего). Именно возможность нового удара атакуемого перевешивает над стремлением к деэскалации. Это следует из экстремально высоких рисков при сохранении даже малой вероятности нанесения ударов атакуемого в качестве акции возмездия. Значит, с гораздо большей вероятностью командование атакующего продолжит наносить удары по противнику до тех пор, пока с приемлемой для себя степенью достоверности не сможет убедиться, что атакуемый не в состоянии представлять собой сколь угодно серьезную угрозу. В этом и состоит причина низкой вероятности деэскалации в неудавшейся контрсиловой стратегии в условиях «тумана войны», из-за чего последствия такого ядерного противостояния станут катастрофическими для обеих сторон вне зависимости от их намерений после начала атаки (в данном сценарии победитель и проигравший получат одинаковый проигрышный результат, см. [36]). Отметим, что в сценариях эскалации атакующему (будь то США или КНР) необходимо учитывать фактор России, о чем подробнее будет сказано далее, что отличает анализ текущей ситуации от ситуации, анализировавшейся еще Г. Каном [41]. Разумеется, стороны (США и КНР) имеют ограниченное представление о возможностях друг друга и в меньшей степени о намерениях. В сценарии неудавшегося обезоруживающего ЯУ стороны могут стремиться к деэскалации. Атакующий ‒ из-за понимая, что дальнейший обмен ЯУ приведет к последствиям, превышающим любые выгоды от дальнейшей войны; атакуемый ‒ из-за того, что дальнейший обмен ЯУ означает для него катастрофу. Проблема в том, что реализация затухающего обмена чрезвычайно сложна, поскольку даже сохранение и наращивание каналов связи и разведывательных возможностей у обеих сторон отнюдь не означает сохранение возможности для деэскалации уже после обмена ЯУ. Может ли атакуемый согласиться на остановку ударов? С некоторой вероятностью, да. Но есть и другой сценарий, что этого не произойдет. На это накладывается и риск утраты средств контроля (элементов СПРН, включая спутники, наземные радиотехнические устройства и пр.), существенно ограничивающий возможность сторон проверить намерения друг друга, даже если их стремление к деэскалации искреннее. Так, согласно оценкам, существует дисбаланс в расчетах США и КНР: американцы опасаются ложноположительного результата и непреднамеренной эскалации, а китайцы опасаются ложноотрицательного результата и преднамеренной эскалации[37]. Пекин свои опасения связывает с недостатками своей системы раннего предупреждения [58]. Возможен и риск, когда одна из сторон неверно интерпретирует поведение оппонента, что повлияет на ход принятия решения ее руководства о нанесении ЯУ. Поэтому стороны не заинтересованы в создании условий, когда поведение оппонента может привести к настолько катастрофическим последствиям. Естественно, стратегическое планирование КНР и США (аналогично СССР/Россия и США) учитывает эти факторы, а их наличие само по себе препятствует развязыванию ядерной войны еще на стадии рассмотрения первого ЯУ. Разумеется, это не исключает возможность эскалации вследствие ошибочной интерпретации и технического сбоя СПРН, но считаем ее маловероятной. В сценарии ограниченного ЯУ ситуация отличается тем, что принять решение о деэскалации на начальных этапах обмена ударами (или же сразу после первого удара, если атакуемый решит не отвечать и отступит) проще, поскольку разрушения еще не настолько критические, средства объективного контроля с большей вероятностью сохранятся по сравнению с контрсиловым сценарием полномасштабной ядерной войны, урон экономике стран и всему миру нанесен гораздо меньший, активация релокации миграционных масс не начнется или будет существенно скромнее и т.д. Однако, принимая во внимание вышесказанные аргументы (взаимозависимость экономик, риск перехода в полномасштабную войну и пр.), в сценарии ограниченного ЯУ риск, связанный с неполнотой и/или недостоверностью данных, ниже по сравнению с массированным ЯУ, но по мере нарастания эскалации он будет также увеличиваться. Значит, данное обстоятельство должно учитываться атакующим еще на стадии принятия решения. Опыт предыдущих деэскалаций, разрешивших кризисы 1962 г., 1983 г. и пр., здесь трудно применим, поскольку повышение боеготовности в ответ на действия противника в тех случаях неравнозначны действиям сторон при уже совершенном ЯУ. В совокупности с ранее вышеуказанными рисками, также есть основания считать, что в сценарии эскалационного доминирования с ограниченным ЯУ увеличивается и риск неполноты и/или недостоверности данных, который ведет к большему психологическому напряжению. Чем дольше идет обмен ударами, тем выше риски иррационального поведения сторон, а вместе с этим возрастает вероятность их неготовности отступить или неадекватно ответить.
6. Проблема оценки неприемлемого ущерба и ограниченности ядерного удара
Важным моментом при оценке возможности ограниченного ЯУ является оценка неприемлемого ущерба. В 60-е гг. XX в. считалось, что мощности зарядов в 400 Мт достаточно для гарантированного уничтожения страны (например, т.н. критерий Макнамары, см. [59]). При этом позже критерий Макнамары был снижен вдвое из-за учета косвенного ущерба экономике[38]. В целом, понятие «неприемлемый ущерб» крайне неопределенное[39], однако в контексте данной работы это не является принципиальным. Допустим, что для США и Китая ущерб, ведущий к гарантированному уничтожению, составляет 200 Мт, но при этом очевидно, что неприемлемые риски для руководств обеих держав лежат значительно ниже ущерба от ударов, мощностью 200 Мт. Даже урон на два порядка меньше двумя десятками ЯБЗ мощностью в среднем 100 кт по АУГ, военным базам и др. целям, полагаем, содержит в себе неприемлемый риск для любой из сторон (нарушение глобальных цепочек поставок товаров в АТР, разрушительный психологический эффект, падение котировок на фондовых рынках и т.п., помимо прямого военного, политического, экономического, психологического и репутационного ущерба). Вместе с этим в ранних оценках неприемлемый ущерб был снижен из-за косвенного урона экономике. Следовательно, в условиях интенсивной глобализации учет косвенного урона экономике (принимая во внимание гораздо бо́льшую взаимозависимость нынешней мировой экономики по сравнению с ситуацией в 60-х годах XX в.) должен учитываться в большей степени. Значит, величина ущерба (в первую очередь косвенного) от ядерной войны, несущего атакующему неприемлемые стратегические риски, в нынешнее время снизилась и для США, и для КНР. Очевидно, потенциальный ущерб, ведущий к неприемлемым стратегическим рискам, существенно ниже ущерба, ведущего к гарантированному уничтожению. По сути, второе является крайней формой первого. Другим вопросом является то, как следует оценивать ограниченность ЯУ. Здесь три основных проблемы: 1) каковы критерии ограниченности ЯУ (по целям и средствам); 2) насколько соотносится американское понимание ограниченности ЯУ с китайским; 3) адекватность восприятия атакуемого масштабов ЯУ. Иными словами, если США нанесут по Китаю удар пятью ЯБЗ по 100 кт мощностью по пяти объектам, то посчитает ли Китай этот удар ограниченным? Или же для него этот удар будет массированным, хотя американцы считают ограниченным? Адекватно ли китайцы оценят масштаб нападения в условиях неполноты и/или недостоверности данных, серьезного стресса и нехватки времени? Не ответит ли КНР непропорционально на удар США и не спровоцирует ли этим дальнейшую эскалацию? То же самое относится и к США. Таким образом, необходимость учета данного риска также является фактором, препятствующим принятию решения атакующим о нанесении первого ограниченного ЯУ. Если объединить проблему ущерба, ведущего к неприемлемым стратегическим рискам, и проблему оценки ограниченности ЯУ, то это дает основания для следующего вывода. С одной стороны, с интенсификацией глобализации снижается суммарная мощность ударов, ведущих к неприемлемому ущербу (из-за роста косвенного ущерба). С другой стороны, существует проблема определения сторонами ограниченности ЯУ. Поэтому в условиях интенсивной глобализации к ущербу, ведущему к неприемлемым стратегическим рискам, может привести даже ограниченная ядерная война. Причем, поскольку такой ущерб и критерии ограниченного ЯУ трудноопределимы, значит, повышается вероятность того, что ущерб от ограниченной ядерной войны даже без учета возможной эскалации (имеется ввиду сценарий: первый ограниченный удар ‒ ограниченный ответный или ОВУ ‒ прекращение обмена) окажется сопоставим с ущербом от массированного удара, при котором понести неприемлемый ущерб гораздо вероятнее. В эскалационном сценарии вероятность этого будет только увеличиваться. Фактически, ответный ЯУ (или ОВУ) атакуемого, сопоставимый с ограниченным ЯУ атакующего, может изначально нести в себе риски обмена массированными ЯУ. Это связано и с тем, что атакуемый способен нанести ответный/ОВУ, который атакующий сочтет массированным, хотя атакуемый свой ответ может считать ограниченным. Иными словами, вследствие глобализации происходит снижение уровня мощности ЯУ, способных нанести ущерб, ведущий к неприемлемым стратегическим рискам. Вместе со сложностью определения ущерба и оценки масштаба ЯУ это ведет к размыванию ограниченного и массированного ЯУ. Отсюда следует, что ущерб, ведущий к неприемлемым стратегическим рискам, в условиях стирания границы между ограниченным и массированным ЯУ способен препятствовать ограниченной ядерной войне аналогично тому, как раньше риск получить ущерб от массированного обмена ЯУ препятствовал полномасштабной ядерной войне. При этом мы полагаем, что при дальнейшей глобализации суммарная мощность ЯУ при их обмене, ведущих к неприемлемому ущербу для сторон, будет снижаться, поскольку косвенный урон по экономике и пр. будет возрастать с ростом взаимозависимости экономик, информационной среды и т. д. Значит, размытость границы между ограниченной и массированной ядерной войной и снижение урона ЯУ, ведущего к неприемлемому ущербу, из-за интенсификации глобализации способно привести к следующему. Неприемлемый ущерб, ранее рассчитанный для массированного ЯУ, в нынешних условиях может оказаться соответствующим ограниченному ЯУ. То есть для атакующего увеличивается риск того, что негативные последствия ограниченной ядерной войны станут эквивалентны последствиям массированной ядерной войны. Фактически, если бы 20 лет назад США и КНР нанесли друг другу суммарно 10 ЯУ общей мощностью 100 кт, то они могли такой обмен ЯУ оценить как ограниченный. Однако в нынешних условиях эти же ЯУ с той же общей мощностью нанесли бы такой прямой и косвенный (торгово-экономический, политико-психологический и т. д.) ущерб, как если бы 20 лет тому назад стороны обменялись 10 ЯУ суммарной мощностью, например, 500 кт. В первом случае (20 лет назад) атакующий мог оценить риски как приемлемые, а во втором (в настоящее время) ‒ как неприемлемые. Альтернативный пример. Допустим, в современных условиях обмен ударами суммарной мощностью 100 кт способен нанести атакующему неприемлемый ущерб (состоит из прямого и косвенного ущерба). При этом 20 лет назад неприемлемый ущерб атакующему, предположим, соответствовал бы обмену ударами мощностью 1 Мт. Это связано с тем, что удельный вес косвенного ущерба в условиях интенсивной глобализации резко увеличился (см. раздел 2). Поэтому ущерб, вызванный обменами ударами общей мощностью 500 кт, 20 лет назад атакующий мог бы посчитать для себя приемлемым, однако в нынешнее время ущерб, вызванный обменом ударами общей мощностью 500 кт, для него был бы уже неприемлемым. В двух сценариях общая мощность ЯУ была бы одинаковая, но последствия разные. В первом ‒ последствия могли соответствовать ограниченной ядерной войне, а во втором ‒ массированной, потому что изменилась среда, в которой могла бы быть развязана ядерная война.
7. Фактор третьих сторон
Еще одним фактором, усложняющим оценку рисков ядерной войны между Китаем и США, и тем самым ставящим дополнительный заслон на пути принятия решения о развязывании ядерной войны любым из акторов, является фактор третьих сторон. Нет никаких гарантий, что в случае контрсилового/контрценностного или ограниченного ЯУ, в процессе атаки на том или ином этапе не вмешается третья сторона. Существует риск удара третьей стороны (или сторон) по Китаю или США ‒ будь то целенаправленный или непреднамеренный. Например, как поведет себя Россия, также обладающая ЯО, если над ее территорией полетят межконтинентальные баллистические ракеты, например, США? Не интерпретирует ли российское руководство данный факт как угрозу своей безопасности и не среагирует ли так, как оно должно среагировать в случае прямой и явной угрозы ядерного нападения? Особенно при ошибке СПРН, способной привести к ОВУ [7]. Также отсутствуют гарантии того, что Москва не интерпретирует сведения об ударе, например, США по Китаю как одновременно отвлекающий маневр американского руководства. Иными словами, Россия может посчитать, что она является еще одной (второстепенной) или подлинной (главной), но скрытой целью удара США, даже если их руководство будет утверждать обратное. Отсутствие прецедентов ядерной войны вынуждает эти угрозы и риски учитывать в большей степени, чем в неядерной войне, поскольку в ядерной войне приемлемых рисков существенно меньше именно в силу чудовищной поражающей способности ЯО и разрушительных каскадных эффектов его применения в условиях интенсивной глобализации. Стоит отметить и наличие риска провокации эскалации другими государственными акторами в увязке с негосударственными, например, террористическими организациями. Допустим маловероятный сценарий, когда в определенный момент обмена ЯУ США и Китай решились на деэскалацию и пошли на остановку боевых действий. Однако существует возможность того, что другое государство или негосударственный актор (или их союз) может попытаться целенаправленно стравить обе стороны, чтобы вынудить их продолжить обмен ударами. Возможно ли такое, если считать, что описываемый вариант с остановкой эскалации все же реализуем? Несомненно, возможно, и не существует условий, которые могли бы исключить подобную вероятность, а значит, данный риск также входит в общее число вышеперечисленных рисков. Например, если третья сторона крайне враждебно настроена по отношению к США (Иран, КНДР). Тогда существует отличная от нуля вероятность, что напрямую или через свои прокси-структуры (особенно в случае с Ираном, который на территории стран Ближнего Востока и Центральной Азии еще в 2016 году готовил порядка 200 тыс. бойцов[40]) эти акторы смогут «под чужим флагом» осуществить диверсию против американских стратегических объектов за пределами США, а при определенных обстоятельствах и на их территории. В условиях «тумана войны» и крайне напряженной атмосферы даже небольшая в глобальных масштабах эскалация в состоянии спровоцировать ядерную реэскалацию, нарушив хрупкое перемирие. Это логично, поскольку США (или в симметричном случае Китай, если против него используют террористов, например, из Исламского движения Восточного Туркестана (запрещенная в России террористическая организация), на которое по ряду признаков серьезно влияют западные разведслужбы[41]) с высокой долей вероятности не смогут достоверно и в кратчайшие сроки определить, имеет ли отношение Китай к этому или же его отрицание своей причастности будет воспринято как уловка. Кроме того, существует риск преднамеренной дезинформации (через агентурные источники и технические каналы, включая кибератаки) третьих сторон, способной убедить Китай и/или США в том, что противник вынашивает планы по возобновлению ЯУ. При этом провокации по стравливанию конфликтующих сторон с иными целями могут осуществляться и без сценария деэскалации, т.е. может иметь место эффект усиления антагонизма враждующих сторон в случае уже развязанной ядерной войны, с вовлечением в нее других участников. Несмотря на то, что для акторов международных отношений ядерная война, особенно полномасштабная, не выгодна, это не исключает того, что в случае ее наступления какая-либо третья сторона (например, негосударственный актор) не решит способствовать ограниченной эскалации. Есть риск, что провоцирование продолжения обмена ударами принесет третьей стороне выгоды с ее точки зрения, хотя подобный расчет может быть ошибочным. Наконец, нынешняя ситуация существенно отличается от ситуации в биполярную эпоху, поскольку США считают, что впервые в истории их страна одновременно сталкивается с двумя потенциальными равноправными стратегическими противниками, обладающими ЯО, которых нужно сдерживать по-разному[42]. Действия каждой из них по отдельности или скоординировано (например, России и Китая) усиливают неопределенность.
Выводы
С учетом сказанного, можно сделать вывод, что наблюдаемый рост числа исследований, высказываний военных, чиновников и экспертов о возможности ядерной войны между Китаем и США обусловлен также тем, что не учитываются факторы, препятствующие реализации ядерной войны актором-инициатором ‒ ограниченной и тем более полномасштабной. Среди основных стратегических рисков, препятствующих ядерной войне между Китаем и США, выделим следующие: ‒ высокая взаимозависимость стран в торгово-экономическом, информационном и технологическом отношениях снижает вероятность первого ЯУ; ‒ любой ЯУ, включая ограниченный, сразу выводит эскалацию на крайне высокий уровень, автоматически препятствующий деэскалации, даже если бы обе стороны были к ней готовы и стремились к ней; ‒ эффект «тумана войны», когда взаимоисключающие и неполные разведданные, их противоречивая интерпретация, а также преднамеренная дезинформация в состоянии сорвать перемирие, что само по себе создает неприемлемый риск в сценариях контрсилового удара и эскалационного доминирования в ограниченной ядерной войне; ‒ практическая невозможность обезоруживающего удара (контрсиловая стратегия) Пекином и Вашингтоном фактически исключает данный сценарий; ‒ отсутствие уверенности в том, что атакуемый адекватно оценит нанесенный ему урон в случае ограниченного ЯУ, что способно привести к несоразмерному ответу и спровоцирует рост эскалации; ‒ в условиях интенсивной глобализации происходит стирание границы между ограниченным и массированным ЯУ, когда снижается суммарная мощность ЯУ, соответствующая неприемлемому ущербу для сторон; ‒ снижается порог массированного ЯУ; ‒ ограниченный ЯУ по своим последствиям может оказаться сопоставимым с массированным ЯУ, с неприемлемыми для атакующего рисками; ‒ фактор третьих сторон, способных неверно оценить намерения атакующего или сорвать перемирие при обмене массированными ЯУ или же в сценарии ограниченной ядерной войны между Китаем и США. Все перечисленные риски в неядерной войне радикально возрастают в ядерной войне, что в условиях сильной взаимозависимости стран само по себе оказывает мощный сдерживающий эффект еще до ее начала. Полагаем, ядерная война между КНР и США как крайний способ разрешения уже существующих и возникающих новых противоречий в действительности не будет развязана, однако остаточный риск ядерной войны существует всегда, сколь угодно малым он бы ни был. Итоговые выводы. Алармистские высказывания некоторых военных, чиновников и аналитиков касательно существенного роста вероятности ядерной войны между КНР и США следует воспринимать скептически. Специфика интенсивной глобализации, сложность управления эскалацией, риски неполноты/недостоверности информации и преднамеренной дезинформации, стирание границы между ограниченным и массированным ЯУ, наличие третьих сторон и проблемы включения Китая в договор о контроле над ЯО препятствуют ядерной войне (ограниченной или полномасштабной) еще до ее инициации. Данные риски являются мощным фактором, препятствующим ядерной войне. Однако этот вывод нельзя рассматривать как необходимость отказа от совершенствования существующей системы контроля над вооружениями для препятствия войны между КНР и США. Напротив, представляется, что обновленная система в еще больше степени снизит вероятность ядерной войны, однако для этого необходимо добиваться включения в новые договоры стратегического неядерного вооружения (в треугольнике Россия ‒ КНР ‒ США). Кроме того, в договор необходимо вовлечь Китай, однако нужно прямо сказать, что в обозримой перспективе добиться этого маловероятно. [2] Todd Lopez C. While China's Intimidation of Taiwan Continues, U.S. Remains Committed to Taiwanese Self-Defense // U.S. Department of Defense. 12.10.2021. Available at: https://www.defense.gov/News/News-Stories/Article/Article/2807578/while-chinas-intimidation-of-taiwan-continues-us-remains-committed-to-taiwanese/ (accessed: 10.11.2021). [3] Gompert D., Cevallos A., Garafola C. War with China: Thinking Through the Unthinkable // RAND Corporation. 2016. Available at: https://www.rand.org/pubs/research_reports/RR1140.html (accessed: 12.11.2021). [4] Biden Calls China's Xi a 'Thug' // Bloomberg. 26.02.2020. Available at: https://www.bloomberg.com/news/videos/2020-02-26/biden-calls-china-s-xi-a-thug-video (accessed: 12.11.2021). [5] Представитель посольства Китая в США выступил с заявлением в связи с заявлением госсекретаря США Блинкена о "Поддержке участия Тайваня в системе Организации Объединенных Наций" (驻美国使馆发言人就美国务卿布林肯“支持台湾参与联合国系统”声明发表谈话) // Embassy of the People's Republic of China in the United States of America. 26.10.2021. Доступ: http://www.china-embassy.org/chn/sgzhichuang/t1917068.htm (дата обращения: 12.11.2021). [6] См.: Advancing the Rebalance to Asia and the Pacific // The White House. 16.11.2015. Available at: https://obamawhitehouse.archives.gov/the-press-office/2015/11/16/fact-sheet-advancing-rebalance-asia-and-pacific (accessed: 10.02.2022); Baldor L. US naval buildup in Indo-Pacific seen as warning to China // AP News. 12.06.2020. Available at: https://apnews.com/article/south-china-sea-virus-outbreak-politics-china-beijing-4b372bbcb8ba934a918b5fb06274c95f (accessed: 09.02.2022). [7] National Defense Strategy of The United States of America // Department of Defense. 2018. Available at: https://dod.defense.gov/Portals/1/Documents/pubs/2018-National-Defense-Strategy-Summary.pdf (accessed: 10.02.2022). [8] Interim National Security Strategic Guidance // The White House. 03.2021. Available at: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2021/03/NSC-1v2.pdf (accessed: 10.02.2022). [9] См.: Ferdinando L. Three-Carrier Strike Force Conducts Exercise in Western Pacific // Department of Defense. 13.11.2017. Available at: https://www.defense.gov/News/News-Stories/Article/Article/1370807/three-carrier-strike-force-conducts-exercise-in-western-pacific/ (accessed: 11.02.2022). [10] Martin D. Available at: Exclusive: No. 2 in U.S. military reveals new details about China's hypersonic weapons test // CBS News. 16.11.2021. https://www.cbsnews.com/news/china-hypersonic-weapons-test-details-united-states-military/ (accessed: 11.02.2022). [11] Copp. T. ‘It Failed Miserably’: After Wargaming Loss, Joint Chiefs Are Overhauling How the US Military Will Fight // Defense One. 26.06.2021. Available at: https://www.defenseone.com/policy/2021/07/it-failed-miserably-after-wargaming-loss-joint-chiefs-are-overhauling-how-us-military-will-fight/184050/ (accessed: 11.02.2022). [12] Richard C. Forging 21st-Century Strategic Deterrence // Proceedings. 02.2021. Available at: https://www.usni.org/magazines/proceedings/2021/february/forging-21st-century-strategic-deterrence (accessed: 11.02.2022). Также см. выступление Ч. Ричарда в Центре Фон Брауна на «Симпозиуме по космической и противоракетной обороне»: Richard C. Space and Missile Defense Symposium // U.S. Strategic Command. 12.08.2021. Available at: https://www.stratcom.mil/Media/Speeches/Article/2742875/space-and-missile-defense-symposium/ (accessed: 11.02.2022). [13] В частности, доклад военной разведки Чехии: Výroční zprávy o činnosti Vojenského zpravodajství za rok 2019 // Ministerstvo obrany České republiky. 2020. Available at: https://www.vzcr.cz/uploads/41-Vyrocni-zprava-o-cinnosti-VZ-za-rok-2019.pdf (accessed: 15.11.2021). Кроме того, экс-заместитель Генерального секретаря ООН по экономическим и социальным вопросам Ша Цзукан призвал китайское руководство быть готовым первыми применить ЯО для противодействия создаваемым США новым альянсам. См.: Pleasance C. China 'must be prepared to make the FIRST nuclear strike' in response to growing US presence in the region and AUKUS strategic partnership, senior diplomat declares // Daily Mail. 24.10.2021. Available at: https://www.dailymail.co.uk/news/article-10024535/China-prepared-strike-using-nukes-diplomat-says.html (accessed: 15.11.2021). [14] Joint Leaders Statement on AUKUS // The White House. 15.09.2021. Available at: https://www.whitehouse.gov/briefing-room/statements-releases/2021/09/15/joint-leaders-statement-on-aukus/ (accessed: 14.11.2021). [15] Williams J. France to bill Australia over canceled submarine deal // The Hill. 23.09.2021. Available at: https://thehill.com/policy/international/europe/573553-france-to-bill-australia-over-canceled-submarine-deal (accessed: 14.11.2021). [16] Niblett R. AUKUS reveals much about the new global strategic context // Chatham House. 18.09.2021. Available at: https://www.chathamhouse.org/2021/09/aukus-reveals-much-about-new-global-strategic-context (accessed: 14.11.2021). [17] Foreign Ministry Spokesperson Zhao Lijian's Regular Press Conference on September 22, 2021 // Ministry of Foreign Affairs, the People's Republic of China. 22.10.2021. Available at: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/xwfw_665399/s2510_665401/t1908814.shtml (accessed: 14.11.2021). [18] Например: Ripley W., Cheung E., Westcot B. Taiwan's President says the threat from China is increasing 'every day' and confirms presence of US military trainers on the island // CNN. 28.10.2021. Available at: https://edition.cnn.com/2021/10/27/asia/tsai-ingwen-taiwan-china-interview-intl-hnk/index.html (accessed: 13.11.2021); Stavridis J. Four Ways a China-U.S. War at Sea Could Play Out // Bloomberg. 26.04.2021. Available at: https://www.bloomberg.com/opinion/articles/2021-04-25/u-s-china-sea-war-could-spread-to-japan-australia-india (accessed: 13.11.2021). [19] Примечателен выход в свет геополитического триллера «2034: Роман о следующей мировой войне», вызвавший широкий резонанс. Авторы ‒ офицер морской пехоты Эллиот Акерман и адмирал Джеймс Ставридис, в котором они рассматривают столкновение между США и Китаем в Южно-Китайском море в 2034 году. См.: Ackerman E., Stavridis J. 2034: A Novel of the Next World War. New York: Penguin Press, 2021. [20] Например: China won't accept US hegemonic acts in the South China Sea: Global Times editorial // Global Times. 08.09.2021. Available at: https://www.globaltimes.cn/page/202109/1233756.shtml (accessed: 13.11.2021); Jun M. ‘China’s military must spend more’ to meet US war threat // South China Morning Post. 08.03.2021. Available at: https://www.scmp.com/news/china/politics/article/3124591/chinas-military-must-spend-more-meet-us-war-threat (accessed: 13.11.2021). [21] См.: Это привело к дискуссиям в среде специалистов, например, [13-15]. Также см.: Thompson L. Why The Air Force’s Plan For Fighting China Could Make Nuclear War More Likely // Forbes. 15.06.2021. Available at: https://www.forbes.com/sites/lorenthompson/2021/06/15/why-the-air-forces-plan-for-fighting-china-could-make-nuclear-war-more-likely/?sh=1964f59824b1 (accessed: 15.11.2021); Talmadge C. The U.S.-China Nuclear Relationship: Growing Escalation Risks and Implications for the Future // Testimony to the U.S.-China Economic & Security Review Commission. 10.06.2021. Available at: https://www.uscc.gov/sites/default/files/2021-06/Caitlin_Talmadge_Testimony.pdf (accessed: 12.02.2022). [22] Так, китаевед Н. Вавилов считает, что Австралия в составе AUKUS «будет принесена в жертву» в ядерной войне с Китаем. См.: Вавилов Н. Что заставило Китай угрожать Западу ядерной войной // YouTube канал «Николай Вавилов». 08.10.2021. Доступ: https://www.youtube.com/watch?v=XVuCJrHqhnw&ab_channel=%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9%D0%92%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B2 (дата обращения: 15.11.2021). О высоком риске конфликта между США и КНР из-за Тайваня заявил В. Кашин. См.: Скосырев В. Китайская ядерная дубина для Америки страшнее российской // Независимая газета. Доступ: 03.02.2021. https://www.ng.ru/world/2021-02-03/6_8073_usa.html (дата обращения: 12.02.2022). Также см. интервью с К. Сивковым: Гундарова Л. «Константин Сивков: "США планируют малую ядерную войну и готовятся к ней уже прямо сейчас"» // Еженедельник "Звезда". Доступ: https://zvezdaweekly.ru/news/20219241446-LwJ6y.html (дата обращения: 13.02.2022). [23] Пряхин В. Ловушка Фукидида // Министерство иностранных дел. Российской Федерации. 24.08.2020. Доступ: https://www.mid.ru/about/social_organizations/association/-/asset_publisher/w6CkLeKcy2bQ/content/id/4296127 (дата обращения: 21.11.2021). [24] О критике работы Г. Аллисона, например, см.: [25-27]. [25] Также см.: China’s National Defense in 2010 // State Council Information Office. 03.2011. Available at: http://english.www.gov.cn/archive/white_paper/2014/09/09/content_281474986284525.htm (accessed: 13.02.2022). [26] См. работу Т. Шеллинга «Стратегия конфликта», опубликованную в 1960 году [32]. [27] В соответствии с определением Б. Х. Лиддел Гарта, «цель войны ‒ добиться лучшего, хотя бы только с вашей точки зрения, состояния мира после войны» [33]. [28] Так, согласно документу Пентагона «Military and Security Developments Involving the People’s Republic of China», КНР «возможно, уже создала зарождающуюся "ядерную триаду" с разработкой баллистической ракеты воздушного базирования с ядерными боеголовками и улучшением ее ядерных возможностей наземного и морского базирования». Кроме того, по оценкам американского оборонного ведомства «ускоряющиеся темпы ядерной экспансии КНР могут позволить КНР иметь до 700 ядерных боеголовок к 2027 году. КНР, вероятно, намеревается иметь не менее 1000 боеголовок к 2030 году, что превысит темпы и размеры, прогнозируемые Министерством обороны в 2020 году». См.: Military and Security Developments Involving the People’s Republic of China // U.S. Department of Defense. 2021. Available at: https://media.defense.gov/2021/Nov/03/2002885874/-1/-1/0/2021-CMPR-FINAL.PDF (accessed: 20.11.2021). При этом по оценке Х. Кристенсена и М. Корда, у КНР общий запас боеголовок на 2020 год оценивался в 350 единиц. См.: [34]. Даже учитывая, что в начале 2021 года у США было «развернуто около 1800 боеголовок, из которых примерно 1400 стратегических боеголовок развернуты на баллистических ракетах и еще 300 ‒ на базах стратегических бомбардировщиков в Соединенных Штатах. Еще 100 тактических бомб развернуты на авиабазах в Европе. Остальные боеголовки ‒ примерно 2000 ‒ находятся на хранении в качестве так называемой страховки от технических или геополитических неожиданностей» [35], этого может быть недостаточно для нанесения контрсилового удара по КНР. По мере наращивания КНР своего военно-стратегического потенциала (прежде всего ядерного потенциала), возможности для контрсилового удара со стороны США будут сокращаться. [29] Данный вывод согласуется с выводами Г. Киссинджера, который считал, что неограниченная ядерная война по последствиям будет одинакова и для победителя, и для побежденного [36]. [30] Nuclear Posture Review Report // Federation of American Scientists. 08.01.2002. Available at: https://uploads.fas.org/media/Excerpts-of-Classified-Nuclear-Posture-Review.pdf (accessed: 13.02.2022). [31] Hersman R., Rodgers J. Reading the Nuclear Tea Leaves: Policy and Posture in the Biden Administration // Center for Strategic and International Studies. 14.06.2021. Available at: https://www.csis.org/analysis/reading-nuclear-tea-leaves-policy-and-posture-biden-administration (accessed: 14.02.2022). [32] Warden J. Conventional-Nuclear Integration in the Next National Defense Strategy // Center for a New American Security. 26.10.2020. Available at: https://www.cnas.org/publications/commentary/conventional-nuclear-integration-in-the-next-national-defense-strategy (accessed: 14.02.2022). [33] О готовности США улучшать оперативные космические силы см. в «Обзоре ядерной политики» от 2018 г. Nuclear Posture Review // Department of Defense. 2018. Available at: https://media.defense.gov/2018/Feb/02/2001872886/-1/-1/1/2018-NUCLEAR-POSTURE-REVIEW-FINAL-REPORT.PDF (accessed: 14.02.2022). [34] Laird B. War Control: Chinese Writing on the Control of Escalation in Crisis and Conflict // Center for a New American Security. 04.2017. Available at: https://s3.us-east-1.amazonaws.com/files.cnas.org/documents/CNASReport-ChineseDescalation-Final.pdf?mtime=20170328141457&focal=none (accessed: 13.02.2022). [35] Вопросы принятия решения в международных отношениях, включая двухуровневый анализ процесса принятия решений, исследовались, в частности, в работах: [50, с. 70‒74; 51‒53]. [36] Об играх с неполной информацией см. [56, 57]. Также обсуждаемый случай близок к игре молчаливого торга (по Т. Шеллингу), т.е. «торга, когда коммуникация неполна или невозможна». См. [32, с. 73]. [37] Saalman L. Fear of false negatives: AI and China’s nuclear posture // Bulletin of the Atomic Scientists. 24.04.2018. Available at: https://thebulletin.org/2018/04/fear-of-false-negatives-ai-and-chinas-nuclear-posture/ (accessed: 15.02.2022). [38] Фененко А.В. Изменение роли ядерного фактора в современных международных отношениях (военно-политические и институциональные аспекты): дисс. ... доктор. полит. наук: 23.00.04 : защищена. 04.06.18. ‒ Моск. гос. ин-т междунар. отношений, Москва, 2018. С. 103. [39] Буренок В., Печатнов Ю. Неприемлемый ущерб // Независимое военное обозрение. 08.02.2013. Доступ: https://nvo.ng.ru/concepts/2013-02-08/1_zerofication.html (дата обращения: 15.02.2022). [40] IRGC Commander: ISIL Causes Increasing Awareness in Regional States // Fars News Agency. 12.01.2016. Available at: https://www.farsnews.ir/en/news/13941022001355/en/Arcive (accessed: 23.11.2021). [41] Так, в докладе «Синьцзян: западный фронтир Китая в самом сердце Евразии» отмечается, что спецслужбы США, а также связанные с ними структуры по типу Национального фонда поддержки демократии (NED), в течение десятилетий скрыто контролировали уйгуров, проживающих за рубежом. В нынешнее время NED играет ту же роль, которую в годы холодной войны играло ЦРУ, активно продвигая сепаратизм «Восточного Туркестана». См.: Xinjiang: China's western frontier in the heart of Eurasia // Australian Alert Service. 11.2020–03.2021. Available at: https://citizensparty.org.au/sites/default/files/2021-05/xinjiang-series.pdf (accessed: 16.02.2022). Кроме того, о том, как правительство США поддерживает и субсидирует уйгурские экстремистские организации через NED, см.: Things to know about all the lies on Xinjiang: How have they come about? // Embassy of the People's Republic of China in the Cooperative Republic of Guyana 28.04.2021. Available at: https://www.mfa.gov.cn/ce/cegy//eng/zgyw/t1872249.htm (accessed: 17.02.2022). О спонсировании ЦРУ «Исламского движения Восточного Туркестана» см. [60]. [42] Richard C. Space and Missile Defense Symposium // U.S. Strategic Command. 12.08.2021. Available at: https://www.stratcom.mil/Media/Speeches/Article/2742875/space-and-missile-defense-symposium/ (accessed: 18.02.2022). Библиография
1. George A., Smoke R. Deterrence in American Foreign Policy: Theory and Practice. New York: Columbia University Press, 1974. 666 p.
2. Кокошин А. А. Политология и социология военной стратегии. Москва: КомКнига, 2005. 616 с. 3. Зеленкова А. С. Динамика развития ситуации в Южно-Китайском море: перспективы урегулирования споров и сотрудничества в регионе // Проблемы национальной стратегии. 2021. Т. 67. № 4. С. 146‒161. 4. Lewis J., Xue L. China’s security agenda transcends the South China Sea // Bulletin of the Atomic Scientists. 2016. Vol. 72. No. 4. P. 212‒221. 5. Стригунов К. С., Манойло А. В. Фундаментальный механизм и законы неклассической войны // Гражданин. Выборы. Власть. 2019. № 4(14). С. 157‒193. 6. Манойло А. В., Стригунов К. С. Технологии неклассической войны. Генезис. Эволюция. Практика. Горячая линия ‒ Телеком Москва, 2020. 378 с. 7. Дворкин В. З. Ядерное сдерживание: концепции и риски // Мировая экономика и международные отношения. 2019. Т. 63. № 12. С. 50‒55. 8. Арбатов А. Г., Дворкин В. З., Ознобищев С. К. Россия и дилеммы ядерного разоружения. М.: ИМЭМО РАН, 2012. 290 с. 9. Sevastianova D. Impact of War on Country per Capita GDP: A Descriptive Analysis // Peace Economics, Peace Science, and Public Policy. 2009. Vol. 15. No. 1. P. 1–28. 10. Reuven G., Taylor A. Collateral Damage: Trade Disruption and the Economic Impact of War // Review of Economics and Statistics. 2010. Vol. 92. No. 1. P. 102–127. 11. Гамза Л. А. Технологическое противостояние США и Китая в АТР // Россия и АТР. 2020. № 3. С. 110‒133. 12. Киреева А. А. Стратегия США в Восточной Азии // Америка в фокусе российских исследователей. История и современность / Под ред. Т. Шаклеиной. М.: МГИМО ‒ Университет, 2014. С. 361‒379. 13. Peters M., Green B., Chunxiao M., Hollings S., Ogunniran M., Rizvi F., Rider S., Tierney R. US–China Rivalry and ‘Thucydides’ Trap’: Why this is a misleading account // Educational Philosophy and Theory. 2020. P. 1‒21. 14. Kroenig M. Will Emerging Technology Cause Nuclear War?: Bringing Geopolitics Back In // Strategic Studies Quarterly. 2021. Vol. 15. No. 4. P. 59–73. 15. Teixeira V. The Hegemony’s Contest in the South China Sea // SAGE Journals. 2021. Vol. 11. No. 3. P. 1‒15. 16. Салицкий А. И., Таций В. В. Китай в новой структуре мировой экономики // Мировая экономика и международные отношения. 2011. № 11. С. 72‒77. 17. Петров М. В., Пилипосян А. А., Ткачёв В. Н. Китай: обретение финансовой власти // Международные процессы. 2019. Т. 17. № 3. С. 6–20. 18. Wu X. Technology, power, and uncontrolled great power strategic competition between China and the United States // China International Strategy Review. 2020. Vol. 2. No. 1. P. 99–119. 19. Кашин В. Б. Военно-промышленное и военно-экономическое измерения американо-китайского соперничества // Сравнительная политика. 2021. № 3. С. 85‒97. 20. De Lisle J. Foreign Policy through Other Means: Hard Power, Soft Power, and China's Turn to Political Warfare to Influence the United States // Orbis. 2020. Vol. 64. No. 2. P. 174‒206. 21. Кашин В. Б., Пятачкова А. С., Крашенинникова Л. С. Китайская политика в сфере применения экономических санкций: теория и практика // Сравнительная политика. 2020. Т. 11. № 2. С. 123‒138. 22. Фукидид. О Пелопоннесской войне. (Серия «Военная библиотека»). Т. 1. Кн. 2–3, 1837. С. 101–563. 23. Allison G. «The Thucydides's Trap. » The Next Great War? The Roots of World War I and the Risk of US-China Conflict. MIT Press, 2014. P. 73–80. 24. Witze A. How a small nuclear war would transform the entire planet // Nature. 2020. Vol. 579. P. 485‒487. 25. Banerjee A. Book Review of «Destined for War: Can America and China Escape Thucydides's Trap?» by Graham Allison // International Journal of Nuclear Security. 2018. Vol. 4. No. 1. P. 1‒2. 26. Freedman L. Book Review of «Destined for War: Can America and China Escape Thucydides's Trap?» by Graham Allison // PRISM. 2017. Vol. 7. No. 1. P. 175–178. 27. Ling S., Lv H. Why Are China and the United States Not Destined to Fall into the «Thucydides's Trap»? // China Quarterly of International Strategic Studies. 2018. Vol. 4. No. 4. P. 495‒514. 28. Lu Y. Reflections on Strategic Stability // Understanding Chinese Nuclear Thinking / Ed. by Li B., Tong Z. Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, 2016. P. 127–148. 29. Кашин В. Б., Тимофеев И. Н. Китайский ответ: как Пекин готовится к обострению конфронтации // Россия в глобальной политике. 2021. № 4. 30. Гапоненко А. Л. Глобализация и информатизация экономики // Глобализация: синергетический подход / Под ред. В. Егорова. Издательство: М.: РАГС, 2002. С. 285‒294. 31. Локтионов В. И., Локтионова Е. А. Экономическая глобализация: новый взгляд на проблему периодизации // Научный журнал Байкальского государственного университета. 2021. Т. 12. № 1. С. 12‒22. 32. Шеллинг Т. Стратегия конфликта. М.: ИРИСЭН, 2007. 366 с. 33. Лиддел Гарт Б. Х. Стратегия непрямых действий. М.: АСТ, 2018. 512 с. 34. Kristensen H., Korda M. Chinese nuclear forces, 2020 // Bulletin of the Atomic Scientists. 2020. Vol. 76. No. 6. P. 443‒457. 35. Kristensen H., Korda M. United States nuclear weapons, 2021 // Bulletin of the Atomic Scientists. 2021. Vol. 77. No. 1. P. 43‒63. 36. Kissinger H. Nuclear Weapons in Foreign Policy. New York: Harper far Council on Foreign Relations, 1957. 455 p. 37. Osgood R. Limited War: The Challenge to American Strategy. Chicago: University of Chicago Press, 1957. 315 p. 38. Kahn H. On Thermonuclear War. Princeton: Princeton University Press, 1961. 668 p. 39. Clark I. Limited Nuclear War. Political Theory and War Convention. Princeton: Princeton University Press, 1982. 266 p. 40. Morgan P. Deterrence. A Conceptual Analysis. Beverly Hills: Sage, 1983. 240 p. 41. Kahn H. On Escalation: Metaphors and Scenarios. New York: Praeger, 1965. 308 p. 42. McGwire M. Perestroika and Soviet National Security. Washington: Brookings Institution Press, 1991. 481 p. 43. Anderson J., McCue J. Deterring, Countering, and Defeating Conventional-Nuclear Integration // Strategic Studies Quarterly. 2021. Vol. 15. No. 1. P. 28–60. 44. Арбатов А. Г. Грезы и реальности контроля над вооружениями // Мировая экономика и международные отношения. 2019. T. 63. № 11. C. 5‒16. 45. Шапиро Н. И. Деградация системы контроля над вооружениями и российско-американские отношения // Россия и Америка в XXI веке. 2021. № 2. 46. Mastro O. The Vulnerability of Rising Powers: The Logic Behind China’s Low Military Transparency // Asian Security. 2016. Vol. 12. No. 2. P. 63‒81. 47. Wu R. How China Practices and Thinks About Nuclear Transparency // Understanding Chinese Nuclear Thinking / Ed. by Li B., Tong Z. Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, 2016. P. 219–250. 48. Li B., Nie H. An Investigation of China-US Strategic Stability // World Economics & Politics. 2008. No. 2. P. 13‒19. 49. Lewis J. The Minimum Means of Reprisal: China's Search for Security in the Nuclear Age. Cambridge, MA: MIT Press, 2007. 282 p. 50. Цыганков П. А. Теория международных отношений: Учебное пособие. М.: Гардарики, 2002. 400 с. 51. Eisner R. War and Peace: a New View of the Game. Department of Economics, Northwestern University, Evanston, IL, 1968. P. 25‒44. 52. Fearon J. Domestic Political Audiences and the Escalation of International Disputes // American Political Science Review. 1994. Vol. 88. P. 577‒592. 53. Арзуманян Р. В. Кромка хаоса. Сложное мышление и сеть: парадигма нелинейности и среда безопасности XXI века. Издательский дом "Регнум", 2012. 600 с. 54. Клаузевиц К. О войне. Москва: Эксмо; Санкт-Петербург: Мидгард, 2007. 864 с. 55. Айзекс Р. Дифференциальные игры. М.: Мир, 1967. 480 с. 56. Harsanyi J. Games with Incomplete Information Played by ‘Bayesian’ Players, I-III. Part II. Bayesian Equilibrium Points // Management Science. 1968. Vol. 14. No. 5. P. 320–334. 57. Луо Г., Ченг М., Ши В. Ускорение создания стратегической системы раннего предупреждения на основе стратегической потребности национальной безопасности // Технологии национальной обороны. 2012. № 6. С. 8‒11. 58. Ball D. Targeting for Strategic Deterrence. London: International Institute for Strategic Studies, 1983. 46 p. 59. Bandeira L. The Second Cold War. Springer International Publishing, 2017. 492 p. References
1. George A., Smoke R. 1974. Deterrence in American Foreign Policy: Theory and Practice. New York: Columbia University Press. 666 p.
2. Kokoshin A. A. 2005. Political science and sociology of military strategy. Moscow: KomKniga. 616 p. (In Russ.) 3. Zelenkova A. S. 2021. The dynamics of the development of the situation in the South China Sea: prospects for the settlement of disputes and cooperation in the region. Problems of the national strategy, vol. 67, no. 14, pp. 146‒161. (In Russ.) 4. Lewis J., Xue L. 2016. China’s security agenda transcends the South China Sea. Bulletin of the Atomic Scientists, vol. 72, no. 4, pp. 212‒221. 5. Strigunov K. S., Manoilo A. V. 2019. The fundamental mechanism and laws of non-classical warfare. Citizen. Elections. Power., vol. 4, no. 14, pp. 157‒193. (In Russ.) 6. Manoilo A. V., Strigunov K. S. 2020. Technologies of non-classical warfare. Genesis. Evolution. Practice. Hotline ‒ Telekom Moscow. 378 p. (In Russ.) 7. Dvorkin V. Z. 2019. Nuclear Deterrence: Concepts and Risks. World Economy and International Relations, vol. 63, no. 12, pp. 50‒55. (In Russ.) 8. Arbatov A. G., Dvorkin V. Z., Oznobishchev S. K. 2012. Russia and the dilemmas of nuclear disarmament. M.: IMEMO RAN. 290 p. (In Russ.) 9. Sevastianova D. 2009. Impact of War on Country per Capita GDP: A Descriptive Analysis. Peace Economics, Peace Science, and Public Policy, vol. 15, no. 1, pp. 1–28. 10. Reuven G., Taylor A. 2010. Collateral Damage: Trade Disruption and the Economic Impact of War. Review of Economics and Statistics, vol. 92, no. 1, pp. 102–127. 11. Gamza L. A. 2020. Technological confrontation between the United States and China in the Asia-Pacific region. Russia in the Asia-Pacific, no. 3, pp. 110‒133. (In Russ.) 12. Kireeva A. A. 2014. US strategy in East Asia. In Shakleina T.A. (eds.). America in the focus of Russian researchers. History and Modernity'. M.: MGIMO ‒ University, pp. 361‒379. (In Russ.) 13. Peters M., Green B., Chunxiao M., Hollings S., Ogunniran M., Rizvi F., Rider S., Tierney R. 2020. US–China Rivalry and ‘Thucydides’ Trap’: Why this is a misleading account. Educational Philosophy and Theory, pp. 1‒21. 14. Kroenig M. 2021. Will Emerging Technology Cause Nuclear War?: Bringing Geopolitics Back In. Strategic Studies Quarterly, vol. 15, no. 4, pp. 59–73. 15. Teixeira V. 2021. The Hegemony’s Contest in the South China Sea. SAGE Journals, vol. 11, no. 3, pp. 1‒15. 16. Salitskii A. I., Tatsii V. V. 2011. China in the new structure of the world economy. World Economy and International Relations, no. 11, pp. 72‒77. (In Russ.) 17. Petrov M. V., Piliposyan A. A., Tkachev V. N. 2019. China: gaining financial power. International Processes, vol. 17, no. 3, pp. 6–20. (In Russ.) 18. Wu X. 2020. Technology, power, and uncontrolled great power strategic competition between China and the United States. China International Strategy Review, vol. 2, no. 1, pp. 99–119. 19. Kashin V. B. 2021. The Military-Industrial and Military-Economic Dimensions of the US-China Rivalry. Comparative Policy, no. 3, pp. 85‒97. (In Russ.) 20. De Lisle J. 2020. Foreign Policy through Other Means: Hard Power, Soft Power, and China's Turn to Political Warfare to Influence the United States. Orbis, vol. 64, no. 2, pp. 174‒206. 21. Kashin V. B., Pyatachkova A. S., Krasheninnikova L. S. 2020. Chinese Economic Sanctions Policy: Theory and Practice. Comparative Policy, vol. 11, no. 2, pp. 123‒138. (In Russ.) 22. Fukidid. 1837. The Peloponnesian War. (Series «Military Library»), vol. 1, no. 2–3. Pp. 101–563. (In Russ.) 23. Allison G. 2014. «The Thucydides's Trap.» The Next Great War? The Roots of World War I and the Risk of US-China Conflict. MIT Press. P. 73–80. 24. Witze A. 2020. How a small nuclear war would transform the entire planet. Nature, vol. 579, pp. 485‒487. 25. Banerjee A. 2018. Book Review of «Destined for War: Can America and China Escape Thucydides's Trap?" by Graham Allison. International Journal of Nuclear Security, vol. 4, no. 1. P. 1‒2. 26. Freedman L. 2017. Book Review of «Destined for War: Can America and China Escape Thucydides's Trap?» by Graham Allison. PRISM, vol. 7, no. 1, pp. 175–178. 27. Ling S., Lv H. 2018. Why Are China and the United States Not Destined to Fall into the «Thucydides's Trap»? China Quarterly of International Strategic Studies, vol. 4, no. 4, pp. 495‒514. 28. Lu Y. 2016. Reflections on Strategic Stability. In. Li B., Tong Z. (eds.). Understanding Chinese Nuclear Thinking. Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, pp. 127–148. 29. Kashin V. B., Timofeev I. N. 2021. China's response: how Beijing prepares to escalate the situation. Russia in global politics, no. 4. (In Russ.) 30. Gaponenko A. L. 2002. Globalization and informatization of the economy. In Egorov V.K. (eds.). Globalization: a synergistic approach. Moscow, RAGS Publ., pp. 285‒294. (In Russ.) 31. Loktionov V. I., Loktionova E. A. 2021. Economic globalization: a new look at the problem of periodization. Scientific journal of Baikal State University, vol. 12, no. 1, pp. 12‒22. (In Russ.) 32. Shelling T. 2007. The Strategy of Conflict. M.: IRISEHN. 366 p. (In Russ.) 33. Liddel Gart B. KH. 2018. The Strategy Of Indirect Approach. M.: AST. 512 p. (In Russ.) 34. Kristensen H., Korda M. 2020. Chinese nuclear forces, 2020. Bulletin of the Atomic Scientists, vol. 76, no. 6, pp. 443‒457. 35. Kristensen H., Korda M. 2021. United States nuclear weapons, 2021. Bulletin of the Atomic Scientists, vol. 77, no.1, pp. 43‒63. 36. Kissinger H. 1957. Nuclear Weapons in Foreign Policy. New York: Harper far Council on Foreign Relations. 455 p. 37. Osgood R. 1957. Limited War: The Challenge to American Strategy. Chicago: University of Chicago Press. 315 p. 38. Kahn H. 1961. On Thermonuclear War. Princeton: Princeton University Press. 668 p. 39. Clark I. 1982. Limited Nuclear War. Political Theory and War Convention. Princeton: Princeton University Press. 266 p. 40. Morgan P. 1983. Deterrence. A Conceptual Analysis. Beverly Hills: Sage. 240 p. 41. Kahn H. 1965. On Escalation: Metaphors and Scenarios. New York: Praeger. 308 p. 42. McGwire M. 1991. Perestroika and Soviet National Security. Washington: Brookings Institution Press. 481 p. 43. Anderson J., McCue J. 2021. Deterring, Countering, and Defeating Conventional-Nuclear Integration. Strategic Studies Quarterly, vol. 15, no. 1, pp. 28–60. 44. Arbatov A. G. 2019. Dreams and Realities of Arms Control. World Economy and International Relations, vol. 63, no. 11, pp. 5‒16. (In Russ.) 45. Shapiro N. I. 2021. The Degradation of the Arms Control System and Russian-American Relations. Russia and America in the 21st century, no. 2. (In Russ.) 46. Mastro O. 2016. The Vulnerability of Rising Powers: The Logic Behind China’s Low Military Transparency. Asian Security, vol. 12, no. 2, pp. 63‒81. 47. Wu R. 2016. How China Practices and Thinks About Nuclear Transparency. In. Li B., Tong Z. (eds.). Understanding Chinese Nuclear Thinking. Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, pp. 219–250. 48. Li B., Nie H. 2008. An Investigation of China-US Strategic Stability. World Economics & Politics, no. 2, pp. 13‒19. 49. Lewis J. 2007. The Minimum Means of Reprisal: China's Search for Security in the Nuclear Age. Cambridge, MA: MIT Press. 282 p. 50. Tsygankov P. A. 2002. International Relations Theory: A Study Guide. M.: Gardariki. 400 p. (In Russ.) 51. Eisner R. 1968. War and Peace: a New View of the Game. Department of Economics, Northwestern University, Evanston, IL. P. 25‒44. 52. Fearon J. 1994. Domestic Political Audiences and the Escalation of International Disputes. American Political Science Review, vol. 88, pp. 577‒592. 53. Arzumanyan R. V. 2012. Edge of chaos. Complex Thinking and Networking: The Paradigm of Nonlinearity and the Security Environment of the 21st Century. Publishing House «Regnum». 600 p. (In Russ.) 54. Klauzevits K. 2007. On War. Moscow: Exmo; St. Petersburg: Midgard. 864 p. (In Russ.) 55. Aizeks R. 1967. Differential games. M.: Mir. 480 p. (In Russ.) 56. Harsanyi J. 1968. Games with Incomplete Information Played by ‘Bayesian’ Players, I-III. Part II. Bayesian Equilibrium Points. Management Science, vol. 14, no. 5, pp. 320–334. 57. Luo G., Cheng M., Shi V. 2012. Accelerating the establishment of a strategic early warning system based on the strategic need for national security. National Defense Technologies, no. 6, pp. 8‒11. 58. Ball D. 1983. Targeting for Strategic Deterrence. London: International Institute for Strategic Studies. 46 p. 59. Bandeira L. 2017. The Second Cold War. Springer International Publishing. 492 p.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
ОБЩИЙ ВЫВОД: представленную к рецензированию статью можно квалифицировать как научную работу, соответствующую требованиям, предъявляемым к работам подобного рода. Полученные автором результаты соответствуют тематике журнала «Мировая политика» и будут интересны политологам, социологам, конфликтологам, специалистам в области государственного управления, национальной безопасности, мировой политики и международных отношений, а также студентам перечисленных специальностей. По результатам рецензирования статья рекомендуется к публикации. |