Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Социодинамика
Правильная ссылка на статью:

Постструктуралистская теория дискурса и ее методы исследования социокультурной реальности

Ромашко Татьяна Владимировна

ORCID: 0000-0002-9912-3697

кандидат культурологии

Аспирант кафедры социальных наук и философии Университета Ювяскюля, Финляндия

40014, Финляндия, г. Jyväskylä, ул. Keskussairaalantie, 2, оф. 326.1

Romashko Tatiana Vladimirovna

PhD in Cultural Studies

Postgraduate, Department of Social Sciences and Philosophy, University of Jyväskylä, Finland

40014, Finland, Jyväskylä, Keskussairaalantie str., 2, office 326.1

tatiana.t.romashko@jyu.fi
Гурова Ольга Юрьевна

ORCID: 0000-0002-6531-7709

кандидат социологических наук

Senior researcher in circular economy and consumer, Laurea University of Applied Sciences, Helsinki

01300, Финляндия, Helsinki область, г. Vantaa, ул. Ratatie, 22

Gurova Olga

PhD in Sociology

Senior researcher in circular economy and consumer, Laurea University of Applied Sciences, Helsinki, Finland

01300, Finland, Helsinki region, Vantaa, Ratatie str., 22

Olga.Gurova@laurea.fi

DOI:

10.25136/2409-7144.2022.10.38874

EDN:

AEKFDW

Дата направления статьи в редакцию:

03-10-2022


Дата публикации:

17-11-2022


Аннотация: Рассматриваются особенности постструктурализма как способа познания социальной реальности. Изначально, авторы статьи очерчивают основные подходы и поколения дискурс-анализа опираясь на классификацию, предложенную Якобом Торфингом (2005). Далее, фокус внимания перемещается с преимущественно лингвистических теорий дискурса на постструктуралистскую теорию дискурса Эрнесто Лакло и Шанталь Муфф, разработанную в Британском университете Эссекс в 1985 году. Однако, прежде чем переходить к обсуждению основных положений теории Лакло и Муфф, авторы статьи подробно разбирают предпосылки постструктурализма. Таким образом, обсуждаются некоторые течения постструктурализма, а также пост-фундаменталистские (post-foundational) идеи о культуре и гегемонии Антонио Грамши и Стюарта Холла, которые легли в основу дискурсивно-политической теории Эссекских ученых. Это обосновано стремлением авторов статьи прояснить базовые концепции Лакло и Муфф, такие как «пустое обозначаемое», «узловая точка дискурса» и «временная фиксация смысла», и объяснить их методологическое значение для проведения дискурс анализа социальных данных. В статье предпринята попытка иллюстративно-схематического изображения абстрактных понятий теории Лакло и Муфф, таких как: «логика дифференциации» и «логика эквивалентности», а также, «момент гегемонии» и «момент социального антагонизма». Авторы предлагают описание оперативно-методологического аппарата постструктуралистской теории дискурса и способы ее применения в культурных, социальных и политических исследованиях. Научная новизна статьи заключается в предложенных авторами базовых процедурах анализа эмпирических данных методами постструктуралистского дискурс-анализа. Помимо этого, авторы обсуждают возможные ограничения применения теории Лакло и Муфф. Авторы утверждают, что несмотря на довольно сложный аналитический аппарат постструктуралистской теории дискурса, эта теория имеет широкий спектр применения для объяснения значений социальных идентичностей, практик, отношений, институтов, ценностей и конфликтов, и противоречий между ними.


Ключевые слова:

постструктурализм, теория дискурса, Лаклао и Муфф, анализ социальных данных, методы, логика дифференциации, логика эквивалентности, узловая точка, антагонизм, оперативно-методологический аппарат

Abstract: This paper discusses Laclau and Mouffe’s post-structural theory of discourse and its methodological tools that could be used for an analysis of social and cultural phenomena. Initially, we outline the variety of discursive approaches within the classification suggested by Jacob Torfing (2005) in order to explain the distinctions and similarities between the linguistic and discursive understanding of social reality. Then, we examine the premises of Laclau and Mouffe’s discourse theory, which is drawn critically upon structuralist and Marxist traditions of thinking. In particular, various trends of French post-structuralism and non-essentialist theories of culture and hegemony by Antonio Gramsci and Stuart Hall are the focus of our attention. By doing so we seek to clarify the basis of the post-structural approach and its key notions such as ‘an empty signifier’ by Jacques Derrida, ‘the nodal point’ by Jacques Lacan, and ‘discursive dispersion’ and ‘discursive positivity’ by Michel Foucault. After that, we seek to unfold the abstract logics of Laclau and Mouffe’s research programme and illustrate them with schemes and examples. Thus, we explain an analytical character of the central concepts – ‘the logics of difference and equivalence’, ‘hegemony’, ‘social antagonism’, and ‘dislocation of meanings’.


Keywords:

Poststructuralism, discourse theory, Laclau and Mouffe, analysis of social data, methods, logic of difference, logic of equivalence, nodal point, antagonism, operational-methodological apparatus

Введение: Подходы к теории дискурса

Дискурс-анализ объединяет ряд подходов к анализу социальной реальности. Якоб Торфинг [1] выделяет три поколения в теории дискурса. К первому поколению относятся исследования, которые трактуют дискурс в узком лингвистическом смысле, как текстовую единицу, и фокусируются на семантических аспектах разговорного или письменного текста [1, c. 6]. К этому поколению Торфинг относит, например, социолингвистику, которая рассматривает связь между социо-экономическим статусом говорящего и его словарным запасом, и конверсационный анализ, в фокусе которого – лингвистическое взаимодействие – правила инициирования разговора и его окончания. В целом, в подходах первого поколения нет интереса к изучению дискурса с точки зрения политики или борьбы за власть.

Во втором поколении подходов [1, c. 7] дискурс трактуется шире и включает не только письменный и разговорный текст, но и социальную практику. Критический дискурс анализ – влиятельное направление, вдохновителем и представителем которого является Норман Фэркло. Дискурс понимается как совокупность социальных практик которые являются дискурсивными постольку поскольку в них есть семиотическое содержание. Самый разный набор практик – речь, письмо, визуальные образы, жесты, которые используют акторы в процессе приписывания и интерпретации значений, составляют дискурс. Дискурсивные практики являются идеологическими, так как они “натурализуют” определенные значения. Определенные социальные классы или этнические группы производят дискурсы, чтобы легитимировать и сохранить свое господство. В этом смысле для критического дискурс-анализа важны понятия власти, гегемонии, идеологии. К недостатку теорий этого поколения Торфинг относит тот факт, что дискурс носит лингвистический характер и является лингвистическим посредником других структурных элементов общества [1, c. 8]. Среди подходов, которые относятся к критическому дискурс-анализу - дискурсивно-исторический подход (Р. Водак), когнитивный подход (Т. ван Дейк), диалектико-реляционный подход (Н. Фэркло), мультимодальный дискурс-анализ (Т. ван Левен).

К третьему поколению Торфинг относит постструктуралистские подходы, где дискурс уже не относится к какой-либо части социальной системы, а воспринимается как социальный феномен, в котором происходит создание смыслов [1, c. 8]. Однако, последнее не означает, что дискурс является замкнутой системой или онтологической структурой. Наоборот, он не является завершенной и замкнутой системой приписывания значений феноменам. Дискурс — это “измерение структурной неопределенности”, в котором как идентичности знаков, так и отношения между ними приобретают смысл и значение через непредсказуемую гегемоническую артикуляцию и политическую автономию [2, c. xii] (о понятиях гегемонии и артикуляции речь пойдет в нашем тексте ниже). Основоположники дискурсивной теории гегемонии[1] — Эрнесто Лакло и Шанталь Муфф[2] - обосновали данное положение на комплексе анти-эссенциалистских идей Жака Дерриды, Фердинанда де Соссюра, Жака Лакана, Луи Альтюссера, Мишеля Фуко, Антонио Грамши и Стюарта Холла. Некоторые из них мы приведем здесь для лучшего понимания теории Лакло и Муфф, на которой мы остановимся подробнее далее. Это необходимо в том числе потому, что теория дискурса является прежде всего теорий, которая была переосмыслена в инструмент анализа данных.

Предпосылки постструктуралистской теории дискурса: рассеивание вместо структурирования

Как следует из названия, рассматриваемая нами теория дискурса построена на идеях постструктурализма. Постструктурализм исходит из того, что дискурс первичен для понимания социальной реальности. Нет никакой заданной apriori сущности явлений, но дискурс приписывает тот или иной смысл и задает условную систему координат для понимания явления. Если рассмотреть в качестве примера социальные идентичности, то колониальные, расистские и сексистские дискурсы маргинализируют идентичности “слабого пола” или “не белой” расы в то время, как либеральный дискурс устанавливает равноправие людей всех полов, рас и этносов. Таким образом, в определенный исторический момент, дискурсивные формации — или дискурсы, имеющие границы и пределы распространения/влияния, — задают условные характеристики одному и тому же объекту. При этом условность объясняется отсутствием структурирующего начала у самой дискурсивной формации. Чаще всего данные положения связывают с течениями французской философской мысли (Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Лакан, Л. Альтюссер).

В лекции “Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук”, Жак Деррида говорит о невозможности тотализации дискурса (его исчерпаемости и конечности) и об отсутствии его центра. Следовательно, каждый элемент дискурса является центральным по отношению ко всем остальным и может функционировать как означаемое или как означающее других элементов в соответствии с отношениями зависимости. Таким образом, Ж. Деррида демонстрирует субстанциональную “пустоту означаемого”, которая постоянно замещается “свободной игрой смыслов” (freeplay), то есть спектром бесконечных переменных дискурса в отсутствии центра [3, c. 365]. М. Фуко приходит к схожему заключению относительно отсутствия унифицирующего принципа дискурсивной формации. В “Археологии знания” Фуко последовательно опровергает возможность таких объединяющих факторов, как отсылка к одному объекту или общей теме, общий стиль высказываний или постоянство понятий. То, что делает набор высказываний дискурсом — это специфические правила самой дискурсивной формации, в соответствии с которыми формируются объекты, понятия, акты высказывания и условия их существования. Тем самым, дискурс характеризуется не принципами построения, а рассеиванием (dispersion) новой позитивности (positivity), где позитивность — общность элементов дискурса сквозь время и тексты — выступает условием существования тех или иных высказываний [4, c. 130–131].

Тем не менее, неосуществимость полной тотализации дискурса и предельной фиксации смысла допускает частичную фиксацию значений, которую Жак Лакан [5, c. 6] обозначил как узловую точку (nodalpoint). Узловая точка — это привилегированное означающее, которое предопределяет смысловую цепочку артикуляции. Соссюровский анализ языка [6] как системы различий позволяет осмыслить понятие артикуляции как функцию обретения смысла через антагонистические отношения к тому, чем оно не является. Однако, в контексте, все значения определяются по отношению друг к другу, то есть знак может получить свою идентичность только в системе других знаков. Мы можем понять идею “отца”, когда есть другие относительные величины, такие как “сын” или “мать”. С другой стороны, означаемые “мать” и “отец” относятся к одной системе понятий, но не являются одним и тем же, так как между ними существует “оппозиция” [6, c.120-122].

Подобные идеи позволили переосмыслить природу социальной идентичности, которая не определяется сущностными характеристиками класса, этноса или расы, но во многом зависит от значений, приписываемых ей в разнообразных дискурсах. Например, Луи Альтюссер [7] указывает на идеологию как систему репрезентации “проживающих” в ней людей. Стюарт Холл [8] расширяет рамки детерминистского дискурсивного поля до пределов культурных контекстов, медиа нарративов и политических проектов. Будучи подданным Великобритании, но рожденным на Ямайке, Холл [9] деконструирует свою идентичность как “черного”, которая в Англии 1980-х гг. стала ассоциироваться преимущественно с негативными коннотациями “безработного”, “цветного”, “чужого” и другими политическими лозунгами консервативного правительства Маргарет Тэтчер. С. Холл говорит, что впервые начал ощущать себя “черным”, когда приехал учиться в Оксфорд, что может быть обусловлено специфическими моментами британской истории. Однако, он приходит к выводу, что именно политический тип отношений - “структуры доминирования и эксплуатации” - через дискурс определяют то, как категории расы или этноса включены или исключены из воспроизводства социальных отношений [9, c. 110]. Немного позже Стюарт Холл [10; 11] и другие последователи Антонио Грамши, назовут этот тип отношений “гегемонией политического проекта”, что подразумевает доминирование идеологических принципов правящего класса и их рассеивание в повседневной жизни масс.

А. Грамши первым обратил внимание на то, что политическое господство или гегемония базируется не только на принуждении и подчинении, но также и на “моральном и интеллектуальном лидерстве” фундаментального класса, то есть, - на согласии масс с идеологией режима [12, c. 249]. Однако, такой ход марксистской мысли чаще всего приводил к классовому или экономическому детерминизму, в попытке найти “надстройку” (superstructure), определяющую формирование идентичностей. Заслуга Лакло и Муфф [2, c. 65] состоит в том, что они сделали шаг от марксизма к пост-марксизму и предложили дискурсивную концепцию гегемонии, где грамшианский “фундаментальный класс” заменяется не-эссенциалистской концепцией идентичности “субъекта гегемонии” (hegemonicsubject). В этом смысле идентичность может стать субъектом гегемонистских режимов, идеологий, политических проектов или практик. Так, постструктуралисты рассматривают процесс формирования идентичностей как политическую практику артикуляции или приписывания значений в непрерывной и гетерогенной борьбе за доминирование. Тем самым, дискурсивная теория Лакло и Муфф работает в рамках постструктурализма и постмарксизма и пытается дать объяснение, какие механизмы артикуляции и ре-артикуляции участвуют в установлении гегемонии и конструировании идентичностей. В следующей секции будут даны основные положения теории и способы ее применения.

Постструктуралистская теория дискурса: введение в метод

Постструктуралистская теория дискурса берет свое начало в философско-политической концепции гегемонии, изложенной Эрнесто Лакло и Шанталь Муфф во влиятельной книге “Гегемония и социалистическая стратегия” [2]. Их теория послужила источником многочисленных подходов к изучению социально-политической реальности. Некоторые из них представляют конкретные инструменты анализа для социальных и гуманитарных наук, например, [13] (книга переведена на русский язык [см., 14]. Другие —концентрируют внимание на методах политического анализа и проблемах идеологии [15; 16; 17; 18; 19]. Однако перед тем, как переходить к методам и инструментам, следует остановиться подробнее на основных концепциях Лакло и Муфф.

Исходя из изложенных выше предпосылок постструктурализма, Лакло и Муфф делают несколько выводов важных для построения своей теории. Во-первых, дискурс воспринимается как горизонт осмысленности. Все значения, объекты и идентичности знаков возникают в дискурсе и через дискурс, то есть в процессе артикуляции. Различия между дискурсивными и не дискурсивными практиками отвергаются и “любая социальная практика является артикуляционной в одном из своих измерений” [2, c. 107, 114]. Поэтому, дискурс — это основной источник изучения социальной реальности, то есть тех значений и смыслов, которые приписаны объектам, социальным идентичностям, ценностями и практикам в различных конфигурациях дискурсивного поля.

Во-вторых, есть две основных логики рассеивания смыслового поля дискурса — его смыслопорождения. С одной стороны, все значения — это значения оппозиции - они определены посредством различий по отношению к тому, чем они не являются. Так называемая “логика различий” (thelogicofdifference) стремится к расширению и усложнению смысловых значений дискурсивности [2, с. 130]. Смысловая совокупность при этом распадается на множество систем различий (См.рис.1).

Рис.1.

Системы различий при логике дифференциации

Логика дифференциации:

a, b, c — свободные элементы дискурсивности. Они приобретают значение через отношения оппозиции друг к другу.

(a≠b → a=a или {a=чему-нибудь другому}) — это система различий, где обретение значения происходит через оппозицию к другому элементу.

Таким образом, смысловой совокупности или дискурсивной формации не возникает.

Систем различий может быть неограниченное множество, что определяет расширение и усложнение смысловых значений дискурсивности до бесконечности. Так:

b≠c → b=b или b={чему-нибудь другому};

c≠a → c=c или c={чему-нибудь другому};

С другой стороны, все значения относительны - они определяются в отношении друг к другу и создают некоторую смысловую совокупность. При этом пустота внутреннего содержания заполняется переменными значениями внешнего контекста (constitutiveoutside). Посредством “регулярности рассеивания” (regularityindispersion) дискурсивная формация создает ансамбль дискурсивных позиций, “который в определенных контекстах экстериорности может быть обозначен как тотальность” [2, c. 106]. Так как эта тотальность непостоянна и уязвима, она стремится к фиксации “плавающих означающих”, — иными словами, — к локализации изменчивых “элементов” внешнего контекста в “моментах” дискурсивной целостности через присвоение им “дискурсивной позиции” [2, c. 106]. Идентичность конкретной совокупности смыслов фиксируется за счет установления относительной связи (эквивалентности) между дифференциальными элементами, что обобщает их в антагонизме к чему-то внешнему для данной дискурсивной формации (см., ниже четвертый вывод). Тем самым, неограниченное множество дискурсивных позиций редуцируется за счет “логики эквивалентности” (thelogicofequivalence), что фиксирует дифференциальные элементы как моменты дискурса посредством выстраивания “цепочек эквивалентности” (chainsofequivalence) [2, c. 130]. За счет этого дискурсивная формация самоидентифицируется и приобретает свои границы по отношению к тому, чем она не является (См.рис.2).

Рис. 2. Формулы и визуализация логики эквивалентности (идеи частично взяты и переработаны из [20]).

Совокупность дискурса или дискурсивная формация, границы которой определены тем, чем она не является через антагонизм к J.

Логика эквивалентности:

a, b, c — свободные элементы дискурсивности. Они приобретают условное зафиксированное значение — становятся моментами дискурса, как только они попадают в цепочку эквивалентности под одним общим знаменателем — узловой точкой D. Дискурсивная формация состоит из множества узловых точек: E;F;Q, и т.д.

а=b=c — цепочка эквивалентности, состоящая из моментов дискурса.

D — узловая точка, что обуславливает значение моментов дискурса.

a~D; b~D; c~D — временная фиксация смысла моментов дискурса происходит за счет их относительности с узловой точкой.

J — пустое означаемое — категория или концепт, который настолько переполнен смыслом, что в итоге теряет свое значение и начинает использоваться для обозначения многих феноменов, которые оппозиционны ему.

(a = b = c)= - J моменты цепочки эквивалентности приобретают смысл в антагонизме к пустому означаемому J.

J = -(a = b = c) формула логики эквивалентности: пустое означаемое d исключает идентичности цепочки эквивалентности

В-третьих, моменты дискурса — это узловые точки, которые придают значения социальным смыслам и идентичностям, в то время как практика артикуляции заключается в конструировании узловых точек — фиксации и смещении систем различий. Система различий состоит не только из языковых явлений, но пронизывает “всю материальную плотность разнообразных институтов, ритуалов и практик, посредством которых структурируется дискурсивная формация” [2, c. 109].

В-четвертых, “любая позиция в системе различий, поскольку она отрицается, может стать локусом антагонизма. Следовательно, в обществе существует множество возможных антагонизмов, многие из которых противостоят друг другу” [2, c. 131]. Но, именно логика эквивалентности ответственна за “введение негативности в поле социального” [2, c. 143]. Иными словами, смыслопорождение происходит за счет “социального антагонизма”, где позитивность общества разделена на два оппозиционных лагеря: “Мы” и “Они”/ “Я” и “Другой”. В антагонизме по отношению к “Другому” или “пустому означаемому” узловые точки приобретают смысл в заданной системе координат. Далее, узловые точки обосабливают моменты дискурса путем фиксации различных элементов внешней дискурсивности в отношениях эквивалентности друг к другу.

Например, люди белой расы разных стран устанавливают аналогию между собой, если они думают о себе как о жителях “Европы” или “Западного мира”. Однако, цепочка эквивалентности “представитель европейской национальности = белый европеец = представитель западного мира” обретает смысл только при антагонизме к “Азиатскому” и “Африканскому миру”, так как без этой системы смыслообразования она потеряет смысл “расовой принадлежности” и приобретет другой смысл в отношении антагонизма к иному “Другому”. Узловая точка “Запад” или “Западный мир” в этом случае функционирует как пустое означаемое. Парадокс в том, что этот концепт настолько переполнен разными значениями, что постепенно его смысл выхолащивается и остается только форма, которая меняет содержание при каждом новом отношении антагонизма. Если в данном примере, “Запад” обладает позитивной коннотацией “развитого мира”, то в контексте российского геополитического дискурса “Запад” представляет образ “внешнего врага” с устойчивыми негативными коннотациями, что напрямую связано с гегемонией путинского политического проекта после 2012 года [см., 21]. Разное артикулирование одного и того же пустого означаемого Лакло и Муфф объясняют через механизм гегемонической артикуляции и социального антагонизма.

В теории Лакло и Муфф, гегемония дискурса — это случай, когда сконструированная узловая точка начинает функционировать как пустое означаемое, натурализуя множественные цепочки эквивалентности через социальный антагонизм (см. Рис. 3). В результате гегемонии идеология перестает восприниматься как таковая. Она функционирует через законодательную систему и социально-политические институты как что-то само собой разумеющееся и естественное. Однако, возникающая дискурсивная догма или “модус объективизации, превращающий человека в субъекта” определенного “режим правды” [22] не является чем-то стабильным и предопределенным. Лакло и Муфф утверждают, что гегемония любой дискурсивной формации — это результат политической борьбы на идеологическом поле. Так, они предлагают рассматривать гегемонию как “политический тип отношений”, который имеет необязательный характер и возникает в результате дискурсивных артикуляций при наличии “антагонистических сил и нестабильности разделяющих их границы” [2, c. 138]. Последнее указывает на существенное ограничение данной теории, так как нестабильность и неопределенность политического пространства является характеристикой преимущественно демократического спектра режимов.

Рис. 3. Формулы приобретения смысла через антагонизм и дислокация смысла при отсутствии антагонизма.

В гегемонии дискурса приобретение фиксированного смысла происходит через антагонизм к пустому означаемому:

(a = b = c) = - J

Моменты цепочки эквивалентности приобретают смысл в антагонизме к пустому означаемому J.

При отсутствии антагонизма по отношению к пустому означаемому происходит смещение/дислокация смысла:

(a = b = c) = - J ⟹ a≠b; b≠c; c≠a.

Моменты цепочки a, b, c теряют связь между собой и становятся свободными элементами a, b, c. В этом состоянии, они могут быть ре-артикулированы по новому в соответствие с логикой дифференциации или логикой эквивалентности другой дискурсивной формации.

Подводя итог этой секции, можно отметить две основные методологические перспективы применения идей Лакло и Муфф. С одной стороны, теория гегемонии подчеркивает роль идеологии в воспроизводстве отношений власти и господства и может быть использована для исследований динамики социальных отношений, дискурсивных формаций и политических проектов. С другой стороны, ее постструктуралистский подход признает наличие политической автономии социального субъекта (agency) и анти-эссенциальный характер идентичности (non-essentialidentity), что существенно важно в гендерных, социальных и культурных исследованиях. В следующей секции будут даны основные способы применения теории Лакло и Муфф и ее ограничения.

Возможные процедуры анализа дискурса с применением идей Лакло и Муфф

Постструктуралистская теория дискурса имеет широкий спектр применения для объяснения значений социальных идентичностей, практик, отношений, институтов, ценностей и конфликтов между ними. Так как значение данных феноменов будет каждый раз варьироваться в зависимости от внешнего контекста, анализ предполагает изучение условий их существования в конкретном дискурсе, а именно — установление правил и логики (см., [17]) артикуляции объекта исследования. Таким образом, используя теорию Лакло и Муфф для анализа необходимо изучать не только высказывания, но и условия их существования в дискурсе, которые позволят раскрыть их специфические значения.

Дискурс-анализ представляет собой практику анализа эмпирических данных в дискурсивной форме [15]. Для этого исследователь обращается к самым разным формам текстовых, визуальных и перформативных данных. Например, высказывание (statement, см. [4]) может быть в форме интервью, твита, поста в социальных медиа, жеста, личного имиджа, публичного манифеста (cм., анализ акции Пусси Райот [23]) или акции. Архивы, содержание средств массовой информации, статистические данные, академические и другие системы знания, активность общественных движений, политических проектов, а также институциональные декларации, постановления правительства и законы — эти источники могут быть использованы для изучения совокупности условий существования и воспроизводства дискурсов, которые придают контекстуальное значение высказываниям в дискурсе и — через них — коллективным идентичностям, общепринятым нормам и ценностям, социальным отношениям и дискурсивным практикам. Иными словами, условия существования дискурсов придают гегемоническое или дифференциальное значение высказываниям, фиксируя или смещая их идентичность через механизмы политизации и деполитизации, а также натурализирулизации и исключения.

Дискурс-анализ, основанный на постструктурализме, предполагает, что исследование должно опираться на теорию, но речь не идет о проверке теории как в случае позитивистских исследований. Напротив, работа с теорией осуществляется гибко — теория подбирается под каждый конкретный эмпирический кейс и, таким образом, является довольно “открытой” [15]. В основном, перспектива исследования задается “проблемным подходом”, при котором исследователь стремится “идентифицировать эмпирические, аналитические или социетальные паззлы” и конфликты [24, c. 9; 1, c. 22]. При этом нет четкого набора стандартных процедур для проведения дискурс-анализа. В то же время можно наметить ряд шагов, выстроенных вокруг ключевых категорий, которые в нем используются. Эти ключевые категории по Лакло и Муфф — артикуляция, антагонизм, узловая точка, моменты, элементы, логика эквивалентности и дифференциации, гегемония.

1. Установление эмпирического объекта исследования —социального события, практики, явления или конфликта и его темпорально-пространственных координат (т.e., что было высказано, где и когда);

2. выявление антагонизма: определение сторон конфликта, общественной реакции или отношения к объекту исследования (реакция разных групп общественности, СМИ, профессиональных и экспертных сообществ);

3. определение узловых точек дискурса в соответствии с его “внешним определяющим” (aconstitutiveoutside), его моментов и элементов внешней дискурсивности;

4. сравнение значений узловых точек в разных дискурсах, между которыми наблюдается антагонизм;

5. распознание логики рассеивания дискурса — логика эквивалентности или логика дифференциации;

6. определение гегемонной артикуляции — тех значений, которые доминируют в политическом пространстве и воспринимаются как естественные большей частью населения.

7. идентификация и объяснение политических оснований общественных разногласий, культурных различий и социальных сдвигов или “застоев”.

Как отмечалось ранее, у данной теории есть свои недостатки. В литературе приводится следующий ряд критических замечаний, которые позволяют очертить ограничения постструктуралистской теории дискурса (ПТД). Помимо того, что теория гегемонии была создана для осмысления тенденций демократического характера, отмечается, что реальность в этой теории сводится преимущественно к дискурсивной [1, c. 18]. Критикуется релятивизм этой концепции [25; 1]. Другие исследователи [26] считают, что ПТД не может объяснять, а только описывает и характеризует изучаемые феномены, и если может их объяснить, то такое объяснение не всегда является критическим. Кроме того, ПТД сводит объяснения феноменов к политической онтологии [27].

В то же время, в литературе есть опыт применения постструктуралистской теории дискурса и основанного на ней метода дискурс-анализа в российском контексте. Так, например, вариативные комбинации теории гегемонии с методами социальных и политических наук были использованы для изучения политики идентичности “Русского мира” [28], для анализа трансформации российской культурной политики [21; 29], культурных феноменов и субкультур российских регионов [30; 31], а также феномена патриотизма в российской моде [32]. Особенность анализа российского контекста заключается в том, что политический режим накладывает особенности на интерпретацию данных — из-за гибридности политического измерения, и нередко требуется вводить дополнительные теоретические идеи, которые позволяют его осмыслить.

Заключение

В данной статье изложены основные предпосылки, принципы и понятия постструктуралистской теории дискурса [2] и возможные способы ее применения в качестве метода анализа данных [33; 13; 19].

Постструктурализм как направление философской мысли берет свои истоки в трудах Жака Деррида, Фердинанда де Соссюра, Жака Лакана, Луи Альтюссера, Мишеля Фуко, Антонио Грамши и Стюарта Холла. Руководствуясь данными работами, Эрнесто Лакло и Шанталь Муфф, разработали постструктуралистскую теорию дискурса и изложили ее в книге “Гегемония и социалистическая стратегия” [2]. В этой теории дискурс понимается как социальный феномен, в котором идентичности и явления приобретают определенный смысл. Тем самым, изучение социальной реальности происходит преимущественно через анализ конфликтующих дискурсивных формаций или смысловых совокупностей. Для анализа Лакло и Муфф предложили такие категории, как артикуляция, элементы, моменты, узловая точка, логика эквивалентности и дифференциации, гегемония и антагонизм.

Несмотря на довольно сложный аналитический аппарат постструктуралистской теории дискурса, она имеет широкий спектр применения для объяснения значений социальных идентичностей, практик, отношений, институтов, ценностей и конфликтов, и противоречий между ними. Из-за центрального места политической артикуляции дискурс-анализ в постструктуралистской и пост-марксистской традиции в теории и на практике имеет отношение к изучению политики или к политической интерпретации феномена. Теория в таких исследованиях применяется гибко: как правило, каждое конкретное исследование подразумевает подбор эпистемологически непротиворечивых идей представителей постструктурализма и пост-марксизма, которые ложатся в основу теоретической части исследования. Данные для дискурс-анализа, основанного на теории дискурса Лакло и Муфф, могут быть в самых разных текстовых, визуальных и перформативных форматах (интервью, твиты и посты в социальных медиа, публичные акции, манифесты, политические документы, архивные данные и т. д.).

[1] Стоит отметить, что к работам Лакло и Муфф и их последователей привязано несколько брэндов - теория дискурса, дискурсивная теория гегемонии, постструктуралистская теория дискурса, постструктуралистский дискурс-анализ.

[2] В русскоязычной литературе встречаются различные варианты написания фамилии Laclau - Лаклау (английская транскрипция) или Лакло (оригинальное французское произношение фамилии) [28]. Можно также встретить разные вариантs имени Chantal - Шантал (английское) или Шанталь (французское). Мы выбрали оригинальный французский вариант; Лакло и Муфф - бельгийцы.

Библиография
1. Torfing J. Discourse Theory: Achievements, Arguments, and Challenges // Discourse Theory in European Politics / Ed. by D. Howarth and J. Torfing. London: Sage, 2005. P. 1–32.
2. Laclau E., Mouffe C. Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democratic Politics. London, New York: Verso, 2001 (1985). P. 208.
3. Derrida J., Bass A. Structure, Sign, and Play // Writing and Difference / Ed. by J. Derrida and A. Bass. Chicago: University of Chicago Press, 1980. P. 351-370.
4. Foucault M. Archaeology of Knowledge. New York: Routledge Classics, 2002. P. 254.
5. Lacan J. The Seminar of Jacques Lacan. Book XX (Encore 1972-1973). New York: Norton, 1998. P. 242.
6. Saussure, F. de. Course in general linguistics / Transl. by W. Baskin. London: New edition Fontana, 1974. P. 257.
7. Althusser L. Ideology and Ideological State Apparatuses // Lenin and Philosophy and other Essays, 1971. P. 121–176.
8. Hall S. Who Needs 'Identity'? // Questions of Cultural Identity / Ed. by S. Hall and P. du Gay. London: Sage, 1996. P. 1-17.
9. Hall S. Signification, Representation, Ideology: Althusser and the Post-Structuralist Debates // Critical Studies in Mass Communication. 1985. No. 2(2). Pp. 91-114.
10. Hall S. The Problem of Ideology-Marxism without Guarantees // Journal of Communication Inquiry. 1986. No. 10(2). Pp. 28–44.
11. Hall S. Gramsci and Us // Antonio Gramsci / Ed. by M. James. Glasgow: Routledge, 2002. P. 227-238.
12. Gramsci A. The Gramsci Reader. Selected Writings 1916–1935. Ed. David Forgacs. New York: The York University Press, 2000. P. 223.
13. Jørgensen M., Phillips L. Discourse Analysis as Theory and Method. London, Thousand Oaks. New Dehli: SAGE Publications, 2002. P. 240.
14. Йоргенсен М.В., Филлипс Л. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков: Издательство “Гуманитарный центр”, 2008. C. 352.
15. Howarth D., Stavrakakis, Y. Introducing Discourse Theory and Political Analysis // Discourse Theory and Political Analysis / Ed. by D.R. Howarth, A.J. Norval & Y. Stavrakakis. Manchester: Manchester University Press, 2000. P. 1-23.
16. Glynos J. The grip of ideology: A Lacanian approach to the theory of ideology // Journal of Political Ideologies. 2001. No. 6 (2). Pp. 191-214.
17. Glynos, J., D. Howarth. Logics of Critical Explanation in Social and Political Theory. London: Routledge, 2007. P. 288.
18. Schmidt V.A. Discursive Institutionalism: The Explanatory Power of Ideas and Discourse // Review of Political Science. 2008. No. 11(1). Pp. 303-326.
19. Howarth D. Power, discourse, and policy: articulating a hegemony approach to critical policy studies // Critical Policy Studies. 2010. No. 3(4). Pp. 309-335.
20. Howarth D. Discourse: Concepts in the Social Sciences. Buckingham: Open University Press, 2000. P. 176.
21. Romashko T. Biopolitics and Hegemony in Contemporary Russian Cultural Policy // Russian Politics. 2018. No.3. Pp. 88-113.
22. Foucault M. The History of Sexuality: The Care of the Self. Vol. 3 // Transl. from the French by R. Hurley. New York: Pantheon Books, 1986. P. 276.
23. Gololobov I., Steinholt Y.B. The elephant in the room? ‘Post-socialist punk’ and the Pussy Riot phenomenon // Punk & Post-Punk. 2012. No. 1(3). Pp. 249-251.
24. Glynos J., Howarth D., Norval A., Speed E. Discourse Analysis: Varieties and Methods // ESRC National Centre for Research Methods Review paper. Essex: University of Essex, 2009. P. 41.
25. Valentine J. The hegemony of hegemony // History of the Human Sciences. 2001. No. 14(1). Pp. 88–104.
26. Howarth D., Glynos J. and S. Grigs. Discourse, explanation and critique, Critical Policy Studies. 2016. Published online before print doi:10.1080/19460171.2015.1131618
27. Гололобов И.В. Теория политического дискурса Эрнеста Лаклау: Введение // Бюллетень: Антропология. Меньшинства. Мультикультурализм. 2003. No. 3. C. 129–136.
28. Kazharski A. Eurasian Integration and the Russian World. Regionalism as an Identitary Enterprise. Budapest & New York, NY: Central European University Press, 2019. P. 223.
29. Romashko T. Production of Cultural Policy in Russia: Authority and Intellectual Leadership // The Industrialization of Creativity and its Limits: Technologies and Lifestyles of Post-Creative Futures / Ed. by I. Kirya, P. Kompatsiaris and Y. Mylonas. Berlin: Springer, 2020. Pp. 113-130.
30. Gololobov I. Regional ideologies in contemporary Russia: In search of a post-Soviet identity // Doctoral Dissertation. UK: University of Essex, 2005. P. 236.
31. Gololobov I. Village as a discursive space: The political study of a non-political community // Journal of Language and Politics. 2014. No. 13(3). Pp. 474-490.
32. Gurova O. Many faces of patriotism: Patriotic dispositif and creative (counter-)conduct of Russian fashion designers // Consumption, Markets & Culture. 2019. Published online ahead of print doi:10.1080/10253866.2019.1674652
33. Torfing J. New Theories of Discourse. Laclau, Mouffe and Žižek. Oxford: Blackwell Publishers, 1999. P. 352
References
1. Torfing, J. (2005). Discourse Theory: Achievements, Arguments, and Challenges. In David Howarth and Jacob Torfing Eds. Discourse Theory in European Politics, 1–32.
2. Laclau, E. and Mouffe, C. (2001 [1985]). Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democratic Politics. London, New York: Verso. P. 208.
3. Derrida, J., and A. Bass. (1980). Structure, Sign, and Play. In Jacques Derrida, Alan Bass Eds. Writing and Difference. Chicago: University of Chicago Press, 351-370.
4. Foucault, Michel. (2002). Archaeology of Knowledge. New York, Routledge Classics. P. 254.
5. Lacan, J. (1998). The Seminar of Jacques Lacan. Book XX (Encore 1972-1973). New York, Norton. P. 242.
6. Saussure, F. de. (1960). Course in general linguistics, translated by Wade, Baskin. London: Owen. (New edition Fontana, 1974). P. 257.
7. Althusser, L. (1971). Ideology and Ideological State Apparatuses. In Lenin and Philosophy and other Essays, 121–176.
8. Hall, S. (1996). Who Needs 'Identity'? In Stuart Hall and Paul du Gay (Eds.) Questions of Cultural Identity. London: Sage, 1-17.
9. Hall, S. (1985). Signification, Representation, Ideology: Althusser and the Post-Structuralist Debates. Critical Studies in Mass Communication, Vol. 2, No. 2, 91-114.
10. Hall, S. (1986). The Problem of Ideology-Marxism without Guarantees. Journal of Communication Inquiry, Vol. 10, No. 2, 28–44.
11. Hall, S. (2002). Gramsci and Us, in Antonio Gramsci, edited by Martin James, 227-238. Glasgow: Routledge.
12. Gramsci, A. (2000). The Gramsci Reader. Selected Writings 1916–1935. Ed. David Forgacs. New York: The York University Press. P. 223.
13. Jørgensen, M. and L. Phillips. (2002). Discourse Analysis as Theory and Method. London, Thousand Oaks, New Dehli: SAGE Publications. P. 240.
14. Jørgensen, M. and L. Phillips. (2008). Дискурс-анализ. Теория и метод. [Discourse analysis. Theory and method.]. Харьков: Издательство “Гуманитарный центр”. P. 352.
15. Howarth, D. and Stavrakakis, Yannis (2000) Introducing Discourse Theory and Political Analysis. In Discourse Theory and Political Analysis, edited by David R. Howarth; Aletta J. Norval & Yannis Stavrakakis. Manchester; Manchester University Press, 1-23.
16. Glynos, J. (2001). The grip of ideology: A Lacanian approach to the theory of ideology, Journal of Political Ideologies, Vol. 6, No. 2, 191-214.
17. Glynos, J. and D. Howarth. 2007. Logics of Critical Explanation in Social and Political Theory. London: Routledge. P. 288.
18. Schmidt, V.A. (2008). Discursive Institutionalism: The Explanatory Power of Ideas and Discourse. Review of Political Science, Vol. 11, No. 1, 303-326.
19. Howarth, D. (2010). Power, discourse, and policy: articulating a hegemony approach to critical policy studies, Critical Policy Studies, Vol. 3, No. 4, 309-335.
20. Howarth, D. (2000). Discourse: Concepts in the Social Sciences. Buckingham: Open University Press. P. 176.
21. Romashko, T. (2018). Biopolitics and Hegemony in Contemporary Russian Cultural Policy. Russian Politics 3, p. 88-113.
22. Foucault, M. (1986). The History of Sexuality: The Care of the Self. Vol. 3, transl. from the French by Robert Hurley. New York: Pantheon Books. P. 276.
23. Gololobov, I., Steinholt, Y.B. (2012). The elephant in the room? ‘Post-socialist punk’ and the Pussy Riot phenomenon. Punk & Post-Punk, Vol. 1, No. 3, 249-251.
24. Glynos J., Howarth, D., Norval. A., Speed, E. (2009). Discourse Analysis: Varieties and Methods. ESRC National Centre for Research Methods Review paper. Essex: University of Essex. P. 41.
25. Valentine, J. (2001). The hegemony of hegemony. History of the Human Sciences, Vol. 14, No. 1, 88–104.
26. Howarth, D., Glynos J. and S. Grigs. (2016). Discourse, explanation and critique, Critical Policy Studies. Published online before print doi:10.1080/19460171.2015.1131618
27. Gololobov, I. (2003). Теория политического дискурса Эрнеста Лаклау: Введение. [Ernesto Laclau's Encounter Theory of Discourse: An Introduction]. Бюллетень: Антропология. Меньшинства. Мультикультурализм, 3, 129–136.
28. Kazharski, A. (2019). Eurasian Integration and the Russian World. Regionalism as an Identitary Enterprise. Budapest & New York, NY: Central European University Press. P. 223.
29. Romashko, T. (2020). Production of Cultural Policy in Russia: Authority and Intellectual Leadership. In Ilya Kirya, Panos Kompatsiaris and Yiannis Mylonas Eds., The Industrialization of Creativity and its Limits: Technologies and Lifestyles of Post-Creative Futures. Berlin: Springer. P. 113-130.
30. Gololobov, I. (2005). Regional ideologies in contemporary Russia: In search of a post-Soviet identity. Doctoral Dissertation. UK: University of Essex. P. 236.
31. Gololobov, I. (2014). Village as a discursive space: The political study of a non-political community. Journal of Language and Politics. Vol. 13, No. 3, 474-490.
32. Gurova, O. (2019). Many faces of patriotism: Patriotic dispositif and creative (counter-)conduct of Russian fashion designers. Consumption, Markets & Culture. Published online ahead of print, doi:10.1080/10253866.2019.1674652
33. Torfing, J. (1999). New Theories of Discourse. Laclau, Mouffe and Žižek. Oxford: Blackwell Publishers. P. 352.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Теории дискурса традиционно привлекают исследователей различных научных профилей, в том числе и междисциплинарного свойства. Тем более важно, если авторы предлагают различные механизмы или способы исследования данной тематики, причем механизмы как теоретического свойства, так и эмпирического. Сформулированная автором тема работы адекватным образом отражает запрос науки на изучение обозначенного объектно-предметного поля и с этой точки зрения обладает выраженным эвристическим потенциалом.
Что конкретно предлагает автор в своей работе? Прежде всего анализируются различные подходы к теории дискурса, при этом акцент сделан на сопоставлении результатов анализа как современных авторов (например, Я. Торфинг), так и известных и авторитетных исследователей (например, Ван Дейк). Автор называет разных авторов, но в то же время подчеркивает единство между ними в желании раскрыть специфику теории дискурса, к примеру, на уровне постструктуралистсткой методологии. Введение в статье небольшое по объему, но по смыслу содержательное, вполне вписывающееся в исследовательский контекст. Особый интерес представляет раздел работы под названием «Предпосылки постструктуралистской теории дискурса: рассеивание вместо структурирования». Здесь автор вполне акцентированно дает отсылку к французской философской мысли, преимущественно постмодернистсткой направленности, которая уделяет повышенное внимание дискурсивной проблематике. Анализируется подход Ж. Деррида, при этом автор делает любопытные обобщения, например, касающиеся ракурса тотализации дискурса. В целом приведенные результаты анализа подводят автора к тому, чтобы показать, насколько теория дискурса «подстраивается» или, напротив, выбивается из системы социальных связей и отношений или же формирует некий «задел» для последующей рефлексии. Автором затрагивается довольно значимая тема политизации дискурса и проникновение этого процесса в теорию дискурса. Конечно, этот вопрос сам по себе не нов, однако автор целенаправленно выводит его в пространство пересечения различных политических практик, своеобразным продолжением которых и служит политизация соответствующего дискурса. Хочется особо подчеркнуть, что статья на всем ее протяжении носит аналитический характер, автор не отклоняется ни от логики научного поиска, ни от цели своей работы. Это бесспорно придает значимость всему исследованию. Некоторые выводы и положения носят дискуссионный характер, но в целом это допустимо и даже необходимо для понимания сути исследуемого вопроса. Так, например, автор затрагивает «введение в метод» и описывая логику дифференциации указывает на то, что в ней важное значение имеют свободные элементы дискурсивности, но все же, если исходить из политизации дискурса, то следовало бы обратить внимание и на «связанные» элементы дискурсивности, хотя совершенно очевидно, что в рамках одной работы это вряд ли удалось бы сделать. Автор конструктивно подходит к достижению поставленной исследовательской цели.
Предлагаемые автором рисунки вызывают также некоторые вопросы, однако они в полной мере иллюстрируют ход авторской концептуализации и плавное движение к основной задаче исследования – показать методы исследования социальной реальности через призму теории дискурса, причем теории постструктуралистсткой, которая сама по себе акцентированно «приближена» к пониманию социальной реальности и к многообразию ее трактовок. Важно, что автор дает убедительные пояснения для своих рисунков и они, действительно, помогают понять авторский замысел. Принципиальных возражений для представленного подхода у меня не находится, в целом мы имеем дело с вполне обоснованной точкой зрения, подкрепленной соответствующим мнением исследователей. В таком случае не находится препятствий к тому, чтобы рекомендовать данный материал к опубликованию.