Арсениево-Комельский приход (1920-1930)

Игумен Игнатий Молчанов Игумен Свято-Троицкого Павлова Обнорского монастыря Вологодской епархии 162011, Россия, Вологодская область, село Юношеское, Свято-Троицкий Павлов Обнорский монастырь, 6а (Molchanov) Igumen Ignatii Ignaty (Molchanov), Hegumen of Svyato-Troitsky Pavlov Obnorsky monastery of the Vologda diocese 162011, Russia, Vologda region, village of Yunosheskoye, Svyato-Troitsky Pavlov Obnorsky Monastery, 6a obnorskij.pavel112@mail.ru

Смелова Елена Валентиновна кандидат исторических наук старший преподаватель, кафедра государственно-правовых дисциплин, Северо-Западный институт (филиал) Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) 160000, Россия, Вологодская область, г. Вологда, ул. М. Ульяновой, 18 Smelova Elena Valentinovna PhD in History Senior Lecturer of the Department of State-Legal Disciplines of the North-Western Institute (branch) of University of O. E. Kutafin (MGUA) 160000, Russia, Vologda region, Vologda, ul. M. Ulyanova, 18 e.smelova.mm2014@yandex.ru

В последнее время все большее внимание российских историков привлекают вопросы политики Советского государства в отношении церкви, прежде всего, православной. Особое место при этом отводится первым десятилетиям его существования, когда были заложены основы принципиально нового отношения государства к церкви и религии. Однако в большинстве таких работ основные тенденции данной политики выявляются на общероссийском и региональном уровне ^{[1, 5, 10]}.

Гораздо менее исследованной остается история отдельных приходов (особенно сельских). Между тем, работы микроисторического характера позволяют обогатить изучение церковной политики Советского государства новыми конкретными фактами, представить более или менее целостную (в зависимости от сохранившихся источников) картину религиозной жизни отдельного прихода в первые годы советской власти. Исследование истории Арсениево-Комельского прихода в 1920-1930 гг., которому посвящена данная статья, помимо выше указанного, содержит информацию о приходе, практически ранее не известном в исторической литературе, а также позволяет «пролить свет» на последствия закрытия в 1920 г. Арсениева Комельского женского монастыря ^[3].

Арсениево-Комельский приход был образован 17 сентября 1920 г. в Грязовецком уезде Вологодской губернии. Его создание являлось не совсем обычным: оно было связано с закрытием местными властями находившегося в том же уезде Арсениева Комельского монастыря 4 января 1920 г. Все хозяйство монастыря при этом, кроме «имущества религиозного культа», передавалось Комельской школе социального воспитания, открытой на территории монастыря 30 декабря 1919 г. (Решение уездных властей о создании школы и передаче в связи с этим монастырского хозяйства в ведение Грязовецкого уездного отдела народного образования вызвало сопротивление священника и насельниц монастыря, а также окрестных крестьян в конце декабря 1919 г. — начале января 1920 г., что и привело к принятию Постановления о закрытии монастыря). Единственный монастырский храм — Положения Риз Пресвятой Богородицы во Влахерне «был запечатан» (Государственный архив Вологодской области (далее — ГАВО Ф. 585 Оп. 2. Д. 198а Л. 110; Ф. 250 Оп. 1. Д. 34. Л. 64-64 об.) (История храма восходит к 1 половине XVI в. Тогда это была деревянная церковь. 1 июля 1654 г. на ее месте был освящен новый каменный храм с двумя приделами: северным — во имя прп Сергия Радонежского и южным — во имя прп Арсения Комельского. В 1850 г. храм был перестроен, после чего 12 ноября того же года был освящен епископом Вологодским и Устюжским Евлампием ^{[7, с.384]}; Освящение храма в Арсениево-Комельском монастыре Грязовецкого уезда 1850 года ноября 12 дня // Вологодские губернские ведомости. 1850. № 48. С. 545).

Вскоре крестьяне, проживавшие рядом с закрытым монастырем, обратились в Грязовецкий уездный исполком с просьбой об открытии храма и возобновлении в нем богослужений. 6 апреля 1920 г. уисполком удовлетворил ходатайство верующих, запретив при этом произнесение в церкви каких-либо антисоветских проповедей и агитации (ГАВО Ф. 585 Оп. 2 Д. 198а Л.289).

Открытие церкви поставило перед населением окрестных деревень вопрос о сохранении ее — места «вечного покоя останков прп Арсения Комельского» — «от запустения». Лучшим решением этого вопроса являлось создание при храме прихода. Этому способствовало и более близкое к храму положение (0,5-3 версты) ряда деревень (Зимняка, Горы, Кашина, Липовика Арсеньевского) нежели к «своему» приходскому Воскресенскому Великорецкому храму (7-8 верст), а также весьма «удобное сообщение».

Учитывая данные обстоятельства, а также согласие прихожан причта Воскресенского Великорецкого прихода на выделение указанных деревень в отдельный приход, 17 сентября 1920 г. Вологодский Епархиальный Совет постановил открыть при бывшем Арсениевом Комельском монастыре «самостоятельный приход на местные средства с причта из священника и псаломщика, причисляя ко сему приходу жителей деревень: Зимняка, Горы, Кашина и Липовика, ранее входивших в Воскресенский Великорецкий приход, в количестве 200 домохозяйств с населением 922 души обоего пола…» (ГАВО Ф. 498 Оп.1 Д. 38 Л. 77-78 об. С образованием прихода храм в ряде документов стал именоваться Арсениево-Комельской церковью. ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д.396 Л.. 4 об.).

27 сентября 1923 г. в соответствии с «Инструкцией о порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых» от 15 апреля 1923 г. (Постановление Наркомюста РСФСР, НКВД РСФСР от 15 апреля 1923 г. «Инструкция о порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых» // URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_1616.htm (дата обращения: 01.09.2022), Арсениево-Комельская община была зарегистрирована в губернском отделе управления (ГАВО Ф.53 Оп. 2 Д. 395 Л. 459). В требовании регистрации религиозных обществ проявилось ужесточение государственной регламентации деятельности Православной церкви, стремление установить персональный учет и контроль за составом приходских общин. Документы, представленные для регистрации, содержали список членов общины, членов церковно-приходского совета и служителей культа, а также устав религиозного общества установленного в Инструкции образца.

Охарактеризуем состав Арсениево-Комельской прихода.

Священником прихода (вероятно, до 1928-1929 г.) был о. Анатолий Николаевич Ильинский, служивший ранее в закрытом Арсениевом Комельском монастыре (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21. Л 297). А. Н. Ильинский родился 26 марта 1859 г. в семье священника Грязовецкого уезда Николая Трифоновича Ильинского (ГАВО Ф. 466 Оп. 1 Д. 763 Л. 1 об.-2; Ф. 496 Оп. 1 Д. 20315 Л. 227-227 об.). В 1881 г. окончил Вологодскую Духовную семинарию по 2 разряду (ГАВО Ф. 496 Оп. 1 Д. 20315 Л. 227-227 об.). 10 апреля 1882 г. был определен псаломщиком при Покровской Комельской церкви Грязовецкого уезда. Вскоре, 17 апреля 1882 г. рукоположен во священника при Богородской Катромской церкви Кадниковского уезда. 9 сентября 1893 г. назначен заведующим Катромской церковно-приходской школы грамоты. 1 января 1899 г. назначен законоучителем Катромской земской школы. 30 октября 1905 г. перемещен на вакансию священника в Ильинскую Выгаловскую церковь Вологодского уезда. 2 декабря 1909 г. назначен священником Арсениево-Комельского монастыря. С 25 марта 1910 г. стал законоучителем и заведующим Арсеньевской церковно-приходской школы. Имел награды: набедренник, скуфью, камилавку, наперсный крест. Был женат на Марии Александровне Строкиной — дочери коллежского регистратора Грязовецого Духовного Правления (ГАВО Ф. 519 Оп.2 Д. 15 Л. 1об.-2; Ф. 496 Оп. 1 Д. 20315 Л. 227- 228 об.). Детей у супругов не было. 4 января 1920 г. после Божественной литургии о. Анатолий произнес речь, попросив окрестных крестьян поддержать монастырь, лишенный своего имущества местными властями. За это священник был арестован. Дело о. Анатолия было передано в Вологодский Губернский Революционный Трибунал. Однако наказание священнику назначено не было ^{[2, с. 238, 240-241]}. Будучи в преклонных летах, в возрасте около 70 лет, о. Анатолий завершил свое служение (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21 Л. 297).

Весной 1929 г. в приходе появился новый священник — Степан (Стефан) Константинович Седов. Он родился 18 декабря 1882 г. в д. Чернышево Ватлановской волости Вологодского уезда в крестьянской семье. Будучи наделен большими способностями к учебе, в 1904 г. окончил Вологодскую Духовную семинарию по 1 разряду и в этом же году поступил в Московскую Духовную Академию (далее — МДА), окончив ее в 1909 г. со степенью кандидата богословия (обучаясь в МДА, С. Седов познакомился с поступившим туда в этом же году П. А. Флоренским, который посвятил С. Седову небольшой рассказ «Упырь» ^[9]). С 1909 по 1918 гг. С. К. Седов был учителем арифметики, географии и природоведения, а затем латинского языка в Вологодском духовном училище. В 1918-1924 гг. являлся сотрудником Вологодского горпродкома и губфинотдела, затем был уволен по сокращению штатов. В сложный для церкви период, С. К. Седов становится на путь служения. С 1924 г. по 1929 г. (до поступления священником в Арсениево-Комельский приход) он служит псаломщиком при Говоровской общине Вологодского района (ГАВО Ф. 467 Оп. 1. Д. 526. Л. 82-82 об.; Ф. Ф-5 Оп. 2 Д. 1387 Л. 5, 11, 32-32 об.; Ф. 53 Оп. 2 Д.351 Л.13) . В 1911 г. Седов женился на Александре Васильевне Колпаковой. У супругов родилось двое детей — дочь Ольга и сын Николай.

Список Арсениево-Комельского религиозного общества включал 53 человек – крестьян среднего достатка 9 деревень (Ивняга – 11 человек, Зимняка – 13, Горы – 5, Заречья – 2, Ведеркова – 1, Кашина – 1, Липовика - 4, Низовки – 1, Слободки 10) и нескольких хуторов (5) (ГАВО Ф. 53 оп. 2 Д. 395. Л. 466). В отличие от многих других религиозных общин, в данном списке были перечислены только взрослые мужчины и не упоминались женщины и дети, так что можно предположить, что в действительности состав прихода был намного больше.

Кроме священника и мирян, в составе прихода был постоянный исполнительный орган – Церковно-приходской совет в составе 10 человек, избранных из числа членов общины (ГАВО Ф. 53 Оп. 2, Д. 395 Л, 462). Функции председателя совета в разное время, в основном, выполняли Михаил Евгеньевич Зырин (д. Заречье), Павел Евгеньевич Адамов (д. Ивняг) и Андрей Севрюгин (д. Зимняк). Церковным старостой длительное время был М. Е. Зырин.

Среди документов ГАВО сохранился еще один список членов Арсениево-Комельской общины от 20 сентября 1925 г. из 17 человек (в нем по-прежнему не упоминались женщины и дети), что свидетельствовало о сокращении зарегистрированных членов общины в 3,1 раза (ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д.812 Л. 137). С другой стороны, в списке служителей культа, помимо священника А. Ильинского, были названы 2 временно исполняющие обязанности псаломщика – А. Н. Кучина и А. И. Ушакова (ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д. 811 Л. 93) – бывшие послушницы Арсениева Комельского монастыря (Архив УФСБ России по Вологодской области Ф. 1 Д. П-6021 Л. 73 об.).

Характеристика состава Арсениево-Комельского прихода была бы неполной, если бы мы не коснулись судьбы насельниц закрытого монастыря. И хотя сохранившиеся архивные документы содержат весьма скудные сведения по этому вопросу, все же попытаемся на него ответить.

В 1919 г. в Арсениево-Комельском монастыре проживали 14 монахинь (включая настоятельницу – игуменью Лидию) и 51 послушница ^{[3, с. 231]}. Игуменья Лидия (в миру Анна Александровна Червонцева) родилась около 1848 г. в д. Мясник Грязовецкого уезда Вологодской губернии в крестьянской семье. В 1861 г. она была принята в Вологодский Успенский женский монастырь. Во время русско-турецкой войны (1877-1878) состояла сестрой милосердия, ухаживала за больными и ранеными воинами. 7 июня 1896 г. была пострижена в монашество в Вологодском Успенском женском монастыре. С 24 января 1905 г. исполняла обязанности казначеи монастыря, а с 10 июля 1907 г. была утверждена в соответствующей должности. 12 сентября 1910 г. назначена исполняющей обязанности настоятельницы монастыря, а 13 октября того же года утверждена в должности настоятельницы обители. 30 августа 1911 г. возведена в сан игуменьи. 14 апреля 1911 г. ее утвердили в звании попечительницы Арсениево-Комельской приходской школы. 27 марта игуменья Лидия была награждена Св. наперсным крестом (ГАВО Ф. 519 Оп. 2 Д.16). Во время изъятия монастырского имущества местными властями игуменья Лидия выразила свое несогласие с данными действиями, за что после закрытия монастыря в начале 1920 г. была арестована и предана суду. Однако, так же как и о. Анатолию, наказание ей назначено не было (Архив УФСБ России по Вологодской области Ф. 1 Д. П-6021 Л. 212-212 об.). После этих событий , согласно некоторым документам, она осталась проживать в г. Вологде на территории закрытого к тому времени Успенского женского монастыря (ГАВО Ф. 53 оп. 2 Д.219 Л.12). Один из документов свидетельствует, что, возможно, бывшая игуменья проживала в Вологде, по крайней мере, до весны 1930 г. (ГАВО Ф. 366. Оп. 3 Д. 638. Л.2 об.).

Что касается других монахинь, то сохранились лишь отрывочные сведения о трех из них. Так, казначея бывшего монастыря София (Баракова) после упоминавшегося судебного процесса (участницей которого она также являлась и была освобождена от наказания в связи с амнистией ВЦИК от 1 мая 1920 г.) осталась в Вологде и проживала, вероятно, вместе с бывшей игуменьей Лидией до 1930 г. (ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д. 219 Л. 12; Ф. 366 Оп.3 Д. 638 Л. 2 об.). Монахиня Феофания (Черемисина) после закрытия монастыря переехала в Вологду, работала по найму в разных местах, а затем уборщицей в храме апостолов Петра и Павла, проживая при храме, во всяком случае до 1931 г. (ГАВО ф. 366 Оп. 3 Д. 2663 Л. 3). Наконец монахиня Екатерина (Ледоломова) проживала в 1920-х гг. в с. Богослово и неоднократно упоминалась в списках лиц, лишенных избирательного права (по нашим данным в последний раз в 1934 г. (ГАВО Ф. 826 Оп. 3 Д. 61 Л.3).

Немногим больше сведений сохранилось о послушницах. В изученных нами документах, упоминаются, по крайней мере, 17 из 53. Так, после закрытия монастыря, в январе-марте 1920 г. 16 бывших послушниц в возрасте от 25 до 39 лет поступили на работу в Арсениево-Комельскую школу социального воспитания в качестве нянь, портних, скотниц, уборщиц, экономки, помощницы кухарки и т. д. (Архив УФСБ России по Вологодской области Ф. 1 Д. П-6021 Л. 70-80; ГАВО Ф. 259 Оп.1 Д.178 Л.1-2; Ф. 259 Оп. 1 Д. 180 Л. 1, 3, 9-9 об.). Однако, несмотря на обещание властей накануне передачи монастырского хозяйства открываемой школе социального воспитания, что в этой ситуации насельницы не пострадают, т. к. смогут поступить на службу в данную школу (Архив УФСБ России по Вологодской области Ф. 1 Д. П-6021 Л.58), часть послушниц были уволены с работы «по сокращению штатов» уже в 1923 г. и с тех пор были вынуждены жить на средства от случайных заработков (ГАВО Ф. 366 Оп. 3 Д. 638 Л. 2-2 об.). Некоторые из них продолжали жить в окрестных деревнях (Заречье, Зимняк и др.) и неоднократно упоминались в местных списках лиц, лишенных избирательного права как «бывшие монахини» вплоть до 1930-1934 гг. (А. Н. Долганова. А. И. Ушакова, Г. И. Чернышева, А. Д. Цветкова) (ГАВО Ф. 826 Оп. 3 Д. 30 Л. 27 об.; Ф. 826 Оп. 3 Д. 61 Л. 3-3 об.; Ф. 498 Оп. 1 Д. 132 Л. 5). В январе трем бывшим послушницам были выданы «удостоверения» о выселении из «района сплошной коллективизации» как владельцам кулацких хозяйств (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д.21 Л. 9-10). Безусловно, можно предположить, что за весь период проживания вблизи от закрытого монастыря бывшие насельницы также были преданными прихожанками.

Вся последующая история Арсениево-Комельского прихода явилась продолжением отражения антицерковной политики советского государства.

Первым значимым ее шагом стали попытки решить за счет церкви материальные проблемы государства, дальнейший подрыв имущественного положения Православной церкви. Так, даже небогатый храм Арсениево-Комельского прихода оказался не обойденным местными властями при выполнении Декрета ВЦИК о порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих 23 февраля 1922 г. ^{[6, с. 148]}. 29 января 1923 г. члены Совета Арсениево-Комельской общины сдали местной комиссии по изъятию церковных ценностей 1 потир с принадлежностями и 1 дарохранительницу из серебра общим весом 7 фунтов 84 золотника (ГАВО Ф. 485 Оп.1. Д. 24 Л. 597).

В августе (по другим документам осенью) 1924 г. закрыли монастырскую часовню прп Арсения Комельского в г. Вологоде. Все находившееся в ней богослужебное имущество подлежало изъятию. Здание часовни было передано в распоряжение жилищного отдела для сдачи под жилье (ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д. 809 Л. 204-205, 302). Однако по заявлению верующих Арсениево-Комельского прихода в Вологодский губернский административный отдел о выдаче предметов церковного обихода 16 икон, находившихся в часовне, в октябре 1924 г. были переданы общине (ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д. 219 Л.42-42об.).

Не на пользу сохранения самого храма в хорошем состоянии стало соседство школы социального воспитания, испытывавшей, как показывают акты ее обследования Грязовецким ОНО, серьезные проблемы как с материальными условиями жизни детей, так и их поведением. В одном из таких актов, составленных в 1929 г. санитарным врачом Грязовецкого района Н. Пикуновым, отмечалось, что воспитанники детдома бьют стекла в храме и бросают в него камни, оправдывая свои поступки «борьбой с поповщиной» и удальством (ГАВО Ф. 998 Оп. 1 Д. 4 Л. 102) (О неблагоприятной ситуации в детдоме писали газеты: Арк. Гайдар. Дальтон-план в Вологде // Правда Севера. 1929. 5 октября. С. 2; В. К. Комельская бурса // Учительская газета. 1929. 5 октября. № 115. С.3).

Следующим направлением политики государства в отношении церкви, с которым столкнулся Арсениево-Комельский приход, стала активная антирелигиозная пропаганда среди населения. Архивные документы свидетельствуют о том, что вопросы борьбы с религией практически регулярно рассматривались на заседаниях Шепяковского волостного комитета РКП(б), составлялись планы антирелигиозной работы на каждый месяц (Арсениево-Комельский приход относился к Ведерковскому сельсовету. Последний, в свою очередь, входил с 1 января 1919 г. по 1 января 1924 г. в Грязовецкий уезд Вологодской губернии, с 1 января 1924 г. по 15 июля 1929 г. - в Шепяковскую волость Вологодского уезда Вологодской губернии, а с 15 июля 1929 г. по 23 июля 1930 г. – в Грязовецкий район Вологодского округа Северного края). Основными ее формами были проведение комсомольской «Пасхи» и комсомольского «Рождества», организация кружков: «безбожник» или друзей газеты «Безбожник», создание библиотечек антирелигиозной литературы, издание стенгазет, антирелигиозные вечера, лекции, пьесы, выставки и т. д. (Вологодский областной архив новейшей политической истории – далее ВОАНПИ Ф. 2050 Оп. 1 Д. 280 Л.33-37, 40, 66).

Несмотря на это, в одном из протоколов заседания бюро волисполкома ВКП(б) от 20 марта 1929 г. отмечалось, что антирелигиозная работа среди населения не налажена (ВОАНПИ Ф. 2050 Оп. 1. Д. 694 Л. 44), а на одном из объединенных собраний Ведерковской партячейки с ячейкой ВЛКСМ отмечалось, что «очень много ходит деревенской молодежи в церковь» (ВОАНПИ Ф. 2050, оп. 1 Д.694 Л. 49). В акте обследования Комельского детдома инспектором ОК РОНО Ржаницыной от 18 августа 1929 г. давалась рекомендация «сделать выходы в деревню с беседами на антирелигиозную тему и постепенно подготовлять почву для закрытия церкви», «вечера и постановки антирелигиозного характера приурочивать к большим церковным праздникам», таким, например, как Рождество, Пасха, Троицын день и т. д. (ГАВО Ф. 998, оп. 1. Д.4 Л. 94).

О слабых результатах антирелигиозной пропаганды свидетельствовало продолжение регулярной церковно-приходской жизни, в частности, сохранение традиции крестных ходов. Так, в ГАВО хранятся заявления, адресованные местным органам власти (вик) от граждан д. Зимняк (июль 1928 г.), а также д. Заречье и с. Воскресенское (сентябрь 1928 г.) с просьбой разрешить крестные ходы соответственно 15 июля 1928 г. и 26 сентября 1928 г. В первом заявлении речь шла о крестном ходе в д. Зимняк из Ризоположенческой церкви в храмовый праздник. Заявление было подписано 45 жителями. Во втором – о крестном ходе из той же церкви по нескольким деревням в воскресенье. Заявление сопровождалось 16 подписями. В заявлении подчеркивалось, что ходить крестным ходом таким путем «заведено из старины», что это – «обычай». На обоих заявлениях стояла резолюция «выдано разрешение» (ГАВО Ф. 498 Оп. 1 Д. 138 Л. 24, 28). (Заметим, что данное дело – «Заявления граждан отдельных деревень Шепяковской волости о разрешении религиозных обрядов» за период с 20 июня 1928 г. по 10 сентября 1928 г. содержит 63 заявления о крестных ходах).

Серьезной мерой со стороны государства в деле борьбы с религией и церковью стала дискриминация духовенства в области политических прав – лишение его избирательного права. Это неоднократно закреплялось в правовых актах Советского государства – Конституции РСФСР 1918 г. (п. «г» ст. 65), Конституции РСФСР 1925 г. (п. «г» ст. 69 г. гл. VI) ^{[4, с. 29, 169]}, Декрете ВЦИК «Инструкция о выборах городских и сельских советов» от 13 отктября 1925 г. (ст. 19 гл. III) // URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_2697.htm (дата обращения: 03.09.2022), Постановлении Президиума ЦИК СССР «Инструкция о выборах в Советы» от 28 сентября 1926 г. (п. «л» ст. 11 разд. II) // URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_3065.htm (дата обращения: 03.09.2022), Постановлении ВЦИК «Инструкция о выборах в советы и на съезды советов РСФСР» от 20 октября 1930 г. (п. «м» ст. 15 гл.II) // URL: http://memorial.krsk.ru/DOKUMENT/USSR/301020.htm (дата обращения: 03.09.2022).

В ГАВО имеется более десятка списков лиц, из состава Арсениево-Комельского прихода и бывшего монастыря, лишенных избирательного права, за период с 1925 по 1934 гг. Среди «лишенцев» упоминаются священники, «служители культа» А. Н. Ильинский и С. К. Седов, жена «служителя культа» М. А. Ильинская, «бывшие монахини» - Е. Е. Ледоломова, Ф. М. Черемисина, а также причисленные к ним бывшие послушницы - А. Н. Долганова, А. И. Ушакова, Г. И. Чернышова, А. Д. Цветкова (ГАВО Ф. 826 Оп. 3 Д. 61 Л. 3-4, 6 об.; Ф. 826 Оп. 3 Д. 92, Л. 42; Ф. 498 Оп. 1 Д. 95 Л. 33 об., 42 об.; Ф. 498 Оп. 3 Д. 2078 Л.1; Ф. 366 Оп. 3 Д. 17 Л. 32, 84, 89; Ф. 366 Оп. 3 Д. 2663 Л.3; Ф. 366 Оп. 3 Д. 638 Л.2; Ф. 261 Оп. 1 Д.401 Л.350, 359).

Лишение избирательных прав сопровождалось важными ограничениями в социальной сфере. Так, переехав в г. Вологду и находясь в тяжелом материальном положении, А. Н. Долганова и А. Д. Цветкова как «лишенцы» теряли право на получение продовольственного пайка. Бывшие послушницы написали заявления о восстановлении их в правах, обращая внимание на свое крестьянское происхождение и на то, что каждая из них занимается трудовой деятельностью, однако их просьбы остались неудовлетворенными (ГАВО Ф. 366 Оп.3 Д.638).

Новый виток наступления на церковь, а, значит, и на Арсениево-Комельский приход пришелся на 1929 – начало 1930 гг. Это было связано с проведением государством политики сплошной коллективизации, сопровождавшейся насильственным раскулачиванием. В соответствии с Постановлением СНК СССР «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс законов о труде» от 21 мая 1929 г., одним из признаков кулацкого хозяйства являлось служение религиозному культу его владельца ^[2], вследствие чего последний подлежал раскулачиванию (Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» ^[8] ).

В ГАВО сохранились 6 групп документов, отражающих данную политику. 1) заявление священника С. Седова (наряду с заявлениями ряда крестьян) о невозможности выплаты индивидуального налога в 50 пудов ржи при наличии собранных прихожанами для о. Стефана 8 пудов и отсутствии хлебных излишков, его просьбе сложить начисленный комиссией по хлебозаготовкам налог или, по крайней мере, дать отсрочку (ГАВО Ф. 498 Оп. 2 Д. 150 Л. 263-264).

2) списки кулаков, составленные в 1930 г. В числе их были названы не только священники (Ильинский и Седов), но супруга Ильинского, бывшие послушницы (Цветкова, Ушакова, Долганова, Чернышова), бывшая монахиня Ледоломова (ГАВО Ф. 826 Оп.3 Д. 30 Л. 24 об., 27 об., 87 об.. Все они были причислены к третьей категории кулаков.

3) описи имущества указанных «кулаков» на 25 января 1930 г. и акт о его принятии колхозом «Свободный труд» «на хранение впредь до особых распоряжений» в феврале того же года (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21 Л. 192, 203, 204, 209-223, 233). Показательно, что во всех описях не было ни строений, ни скота, а перечислялись, главным образом, мебель, предметы интерьера, посуда, одежда, постельное белье, инструменты, домашняя утварь, немного продуктов. У священника Седова, прожившего в приходе около года вся опись состояла из 7 предметов (одеяла, подушки, наволочки, летнего одеяла, стола, табуретки и умывальника) на сумму 18 рублей 30 копеек. Имущество остальных «кулаков» оценивалось так: 713 руб. 80 коп. – А. Н. Ильинский и его жена, 146 руб. 25 коп. – А. И Ушакова , 225 руб. 95 коп. – А. Н. Долганова и А. Д. Цветкова. В «кулацкую группу» были включены крестьяне: П. Е. Адамов как «приспешник религиозного культа» и староста церкви М. Е. Зырин, имущество которых также было описано (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21 Л. 203, 220-221 об., 224-226 об.). Сохранилось заявление Адамова о его несогласии с включением в число кулаков. Он сетовал, что волостной исполком в свое время заключил договор на хранение церковного имущества с 18 прихожанами (попечителями), но всех их, кроме него, приняли в колхоз, даже председателя общины верующих А. Севрюгина (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21 Л. 203).

4) протокол Президиума Ведерковского сельсовета по вопросу рассмотрения материала о кулацких хозяйствах и раскулачивании. В отношении их было принято решение: «имущество изъять и выселить из района» (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 15 Л. 12, 13 об., 14 об., 24 об).

5) удостоверения о выселении приходских «кулаков» из района сплошной коллективизации (д. Заречье) за подписью председателя сельсовета Стрежелковской, выданные А. Н. Долгановой, А. И. Ушаковой, А. Д. Цветковой (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21 Л. 9-10 об.).

6) заявление А.Н. Ильинского от 17 марта 1930 г.. В нем священник жалуется на то, что при выселении из д. Заречье все вещи у него были «отобраны», а сам он оставлен «при рваном халате» и двух парах рваного белья. Он пишет, что по старости лет (Ильинскому было 72 года) он и его жена (74 лет) нетрудоспособны, не имеют родственников. По этим причинам он просит Ведерковский сельсовет выдать свои вещи, дать ему возможность жить в прежней квартире. На заявлении имеется резолюция председателя сельсовета от 24 марта 1930 г. о необходимости выдать заявителю необходимое количество вещей и дать квартиру в д. Слободка (ГАВО Ф. 933 Оп. 1 Д. 21 Л. 297-297 об.).

1929-1930 гг. стали определяющими в судьбе Арсениево-Комельского прихода: сказались ужесточение антицерковной политики государства в целом (Циркулярное письмо ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы» от 24 января 1929 г. / URL: https://istmat.org/node/59437 (дата обращения: 06.09.2022) , так и местные интересы (стремление завладеть помещением церкви Комельским комбинатом) (к тому времени на территории бывшего Арсениева Комельского монастыря существовал Комельский комбинат, включавший детдом, школу крестьянской молодежи – ШКМ, школу I ступени и учхоз).

4 февраля 1929 г. в секретном письме зам. начальника Вологодского губернского административного отдела была выражена поддержка ходатайства школьного совета Комельской ШКМ о расторжении договора с Арсениево-Комельской религиозной общиной и приспособлении здания церкви под клуб для ШКМ. Автор письма приводил следующие аргументы в пользу данного решения: 1) влияние церкви (очевидно, негативное), расположенной на территории комбината на правильное воспитание детей; 2) принадлежность церкви до 1920 г. (в письме – до 1921 г.) к числу монастырских, а не приходских и, как следствие, возможность жителей прилегающих деревень «обслуживаться», как и ранее своими прежними церквями, расположенными в 5-6 верстах; 3) острый недостаток в зданиях для культурно-просветительной работы. Чиновник ссылался при этом на циркуляры НКЮ от 3 января 1919 г. и НКВД от 29 февраля 1919 г. (ГАВО Ф. 412 Оп. 1 Д. 170 Л. 8).

Местные партийные и советские органы приступили к активной кампании по расторжению договора с общиной на пользование зданием церкви и ее закрытию. 13 марта 1929 г. на общем собрании Ведерковской ячейки ВКП(б) было принято решение «вербовать» подписчиков о закрытии церкви (ВОАНПИ Ф. 2050 Оп. 1 Д. 694 Л.50). На собрании 18 июня 1929 г. было подчеркнуто, что «нужно добиться закрытия церкви» и постановлено широко развернуть антирелигиозную работу с началом 1929/1930 учебного года ((ВОАНПИ Ф. 2050 Оп. 1 Д. 694 Л.79).

28 ноября 1929 г. Президиум Грязовецкого РИКа рассмотрел и удовлетворил ходатайство Комельского комбината и постановление Пленума Ведерковского сельсовета от 25 ноября 1929 г. о закрытии церкви бывшего Арсениево-Комельского монастыря и передаче ее для культурно-просветительных целей комбината (ГАВО Ф. 498 Оп. 1 Д. 150 Л. 280).

23 февраля 1930 г. Президиум Северного Краевого исполкома постановил: договор с объединением верующих о передаче в пользование здания церкви Арсениева Комельского монастыря расторгнуть, произвести «ликвидацию церкви» и находившегося в ней культового имущества, здание ее передать Грязовецкому райисполкому для размещения школьных учреждений Комельского комбината (ГАВО Ф. 22 Оп. 1 Д. 180 Л. 63 об.).

21-22 марта 1030 г. ряд предметов из церкви был передан Вологодскому Окрмузею (Вологодское епархиальное древлехранилище Ф. 2 Оп. 2 Д.14).

Поначалу, зимой 1929 г. прихожане под влиянием распространявшихся слухов о закрытии церкви решением ВЦИК обратились в Шепяковский вик с просьбой предоставить в распоряжение общине (с тысячей с лишком населения) церковного имущества для совершения религиозных обрядов при часовнях в деревнях Зимняк и Липовик (ГАВО Ф. 412 Оп. 1 Д. 170 Л.9). Однако весной 1930 г., очевидно, узнав, что решение о закрытии церкви было принято пока на местном уровне, прихожане начали борьбу за ее открытие, обратившись в Грязовецкий райисполком. Но получили отказ (ГАВО Ф. 22 Оп. 1 Д. 108 Л. 166 об.). В этих условиях верующие обжаловали постановления о расторжении договора на пользование церковью во ВЦИК (ГАВО Ф. 22 Оп. 1 Д. 42 Л. 406).

7 июня 1930 г. Секретариат ВЦИК предложил немедленно передать в пользование верующих Арсениево-Комельскую церковь (ГАВО Ф. 22 Оп. 1 Д. 42 Л. 406). Но на заседании Президиума Вологодского окрисполкома от 28 июня 1930 г. было принято решение просить Секретариат ВЦИК отменить свое предложение и направить все материалы по вопросу ликвидации Арсениево-Комельской церкви на рассмотрение Президиума ВЦИК (ГАВО Ф. 22 Оп. 1 Д. 42 Л. 406).

Заметим, что соответствующих документов ни в ГАВО, ни в Госархиве Архангельской области обнаружено не было (г. Архангельск был административным центром Северного края, в который входил Вологодский округ с 1929 по 1936 гг.). В связи с этим, с большой долей уверенности можно заключить, что Арсениево-Комельский приход был закрыт в конце зимы 1930 г. на основании упомянутых выше решений. Это положение подтверждает и тот факт, что священник Арсениево-Комельской церкви С. К. Седов в своей анкете указывал, что исполнял обязанности священника данной церкви по февраль 1930 г., а с 27 марта 1930 г. исполнял обязанности священника Бурдуковской религиозной общины (ГАВО Ф. 53 Оп. 2 Д. 351 Л. 19, 31).

Подводя итог, можно сделать следующие выводы. Создание Арсениево-Комельского прихода явилось реакцией верующих на антирелигиозную политику Советского государства в первые годы его существования, стремлением сохранить единственный храм закрытого Арсениево-Комельского монастыря и его святыни. Дальнейшая история прихода отчетливо отразила основные направления антицерковной политики Советского государства в 1920- 1930 гг. Особенностью последней в отношении сельского прихода стало ее ужесточение в условиях коллективизации и раскулачивания. В этих условиях закрытие прихода было неизбежным. Трагическим завершением этого события стали политические репрессии 1937 г. в отношении одного из его священников и прихожан. 13 октября 1937 г. тройкой при управлении НКВД бывший священник Арсениево-Комельской церкви (к моменту ареста он являлся священником Бурдуковской общины Марковского сельсовета Грязовецкого района и выступал против закрытия местной церкви и передачи ее под клуб) был приговорен к заключению в ИТЛ сроком на 10 лет (Архив УФСБ России по Вологодской области Ф. 1 Д. П-10081 Л. 45). 21 января 1937 г. тройкой при управлении НКВД был приговорен к расстрелу крестьянин П. А. Миньков, активно выступавший против закрытия Арсениево-Комельского монастыря в январе 1920 г. (Архив УФСБ России по Вологодской области Ф. 1 Д. П-6405 Л. 109). Вместе с тем, рассмотренная выше политика государства не смогла разрушить полностью религиозное сознание населения.