С искренней заботой об отечестве: публицистика М. О. Меньшикова о развитии воздухоплавания

Крижановский Николай Игоревич ORCID: 0000-0002-2764-7117 кандидат филологических наук доцент, кафедра публицистики и журналистского мастерства, Кубанский государственный университет 350040, Россия, 350040 Г. Краснодар, край, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149 Krizhanovsky Nikolay Igorevich PhD in Philology Associate Professor, the department of Publicistic Writing and Journalism, Kuban State University 350040, Russia, 350040 G. Krasnodar, krai, g. Krasnodar, ul. Stavropol'skaya, 149 nicolaykri@mail.ru Другие публикации этого автора

Исследование осуществлено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) в рамках научного проекта № 20-012-00153.

The reported study was funded by RFBR according to the research project № 20-012-00153.

Среди оценок публицистики М. О. Меньшикова преобладают диаметрально противоположные. С одной стороны, и современники журналиста, и авторы более позднего времени высоко ценили талант публициста. К таковым можно отнести великих русских писателей Л. Н. Толстого, Н. С. Лескова, А. П. Чехова [см.: 2; 13], известных журналистов В. П. Гайдебурова, А. С. Суворина, В. В. Розанова, А. И. Савенко [см.: 33], даровитых исследователей публицистики Г. В. Жиркова ^{[8; 9]}, С. М. Саньковой ^[42], М. Б. Смолина ^[46], Д. В. Жаворонкова ^[6], В. Б. Трофиимовой ^[50] и других. С другой стороны, с самого начала публицистической деятельности и до XXI века находятся авторы, полностью или с оговорками не принимающие творчества М. О. Меньшикова, иронически называющие его «лейб-философ» «Нового времени» (Н. П. Неведомский) ^{[33, с. 122]}, «хамелеон Меньшиков» (В. Дрозд-Бонячевский) ^{[33, с. 161]}, а его наследие «скучные, словоточивые речи Иудушки Головлева» ^{[34, с. 119.]} или «котел фельетонных объедков» (А. И. Рейблат) ^[38].

Во многом этим определяется стремление ряда современных исследователей (Е. В. Алехина ^[1], А. В. Воронцов ^[3], А. В. Репников ^[39], С. М. Сергеев ^[44], А. А. Тесля [см. 29], В. Б. Трофимова и Е. В Алехина ^[49], Н. П. Яковлева ^[52] и др.) разобраться в большом объеме работ публициста. Продолжим этот труд, выделив только одну тему: развитие воздухоплавания.

Работ о развитии отечественного воздухоплавания в дореволюционный период достаточно много ^{[5; 14; 35; 36; 37; 51]}. А вот исследований, связанных с особенностями публицистического отображения этого процесса крайне мало. Так, есть статья А. Е. Сафаева о Всероссийском празднике воздухоплавания 1910 года ^[43]. Правда, в ней нет даже упоминания о Меньшикове, принимавшем непосредственной участие в празднике. Есть еще обстоятельная работа Е. Л. Желтовой о художественном освоении отечественными прозаиками и поэтами феномена воздухоплавания ^[7].

Нет в современной науке и осмысления корпуса статей М. О. Меньшикова, посвященных развитию русского воздухоплавания, чем обусловлена актуальность нашего исследования.

Важнейшие черты М. О. Меньшикова-публициста – нравственный подход к пониманию событий мира и опора на совесть, любовь к России как к большой и малой Родине, государственное (государственноцентричное, державное) мышление, резкость в оценках, искренность и способность воодушевляться какой-либо темой, увлекаться ею, погружаясь и отдаваясь журналистской работе без остатка. Меньшикова читали вдумчивые люди и к Меньшикову прислушивались видные чиновники ^{[12, с. 17–18]}. О способности публициста увлекаться очень точно говорил Василий Павлович Гайдебуров во время судебного процесса, связанного с ранением М. О. Меньшикова: «…главной особенностью характера г. Меньшикова следует считать его свойство всецело охватываться овладевающим им настроением»^{[33, с. 347]}.

Еще со времени обучения М. О. Меньшикова в Техническом училище Морского ведомства в Кронштадте новинки техники, научные достижения были в центре его внимания. И хотя сам публицист, размышляя о цивилизации и настоящем человеческом счастье, отдавал предпочтение природе ^{[23, с. 392-394]}, все же как военный, как выпускник технического училища и просто как любознательный человек, он всегда следил за открытиями и новшествами в самых разных областях человеческого знания.

Впервые о воздухоплавании как достижении человечества М. О. Меньшиков упомянул в главе «Прогресс» большой работы «Думы счастье» (1894) [23. с. 394].

Меньшиков, желая своему отечеству блага и укрепления его оборон, ощущал необходимость использовать воздушную среду в военном деле. Он не мог не знать о деятельности основанного в 1885 году учебного воздухоплавательного парка во главе с военным инженером А. М. Кованько, основным направлением работы которого были воздушные шары, аэростаты и различные приборы для воздухоплавания, используемые для военной разведки. Тем более, что эти шары периодически появлялись над Санкт-Петербургом.

27 января 1904 года началась трагическая для России русско-японская война. Михаил Меньшиков не поддался распространившемуся в журналистике в начале военных действий поветрию преподнести эту войну обществу как неизбежный триумф русской армии над японцами. С другой стороны, не стал публицист и на сторону тех, кто отрицал по тем или иным причинам необходимость защищать восточные рубежи России. Свое отношение к разным подходам к пониманию войны он выразил в августе 1904 года в статье «Лев Толстой, Менделеев, Верещагин»: оспорил непротивленческое отношение к войне Л.Н. Толстого, поддержал русское национальное восприятие военного столкновения как борьбы за жизненное пространство, выраженное Д. И. Менделеевым, и воспел героическую смерть бесстрашного художника-баталиста В. В. Верещагина ^[27].

Размышляя 1 февраля 1904 года о начавшейся войне, Меньшиков сформулировал три закона любого военного противостояния: необходимость быть готовым к войне, владеть инициативой и не останавливаться на полдороге, сражаться до полной победы ^{[32, с. 221-224]} Разразившийся военный конфликт с Японией, как виделось публицисту, дал возможность применить в боевых действиях разные военные новшества, в том числе и воздухоплавание.

В разгар войны, уже после трагической гибели «Петропавловска», М. О. Меньшиков обратил внимание на военно-техническое оснащение армии. Журналист всегда внимательно изучал появившиеся на вооружении и успешно применявшиеся в боевых столкновениях изобретения разных стран. И, соответственно, ждал их применения в обороне отечества. Одной из таких новинок в 1870-е – 1890-е годы стало воздухоплавание, уже показавшее свои преимущества в разных войнах. Серьезный разговор о нем Меньшиков повел в статье «Глаза армии», опубликованной в цикле «Письма к ближним» в июне 1904 года ^[22].

После великой трагедии с русским эскадренным броненосцем и адмиралом Степаном Макаровым Меньшиков задавался вопросом: «Когда же, как не теперь, именно теперь, в начале войны не встрепенуться нам и не схватиться за оружие, за лучшее оружие, которое дает наука?» ^{[22, с. 423]}

Воздухоплавание, названое публицистом мечтой поколения, по его мнению, не имело в России таких успехов, как на Западе. Наибольшую обеспокоенность Меньшикова вызвало отсутствие практического применения плодов многолетней деятельности отечественных военных во главе с полковником Кованько: «…результат двух десятилетий: война идет, а военного воздухоплавания у нас нет». В том, что результат должен быть, Меньшиков не сомневался. Для подтверждения он привел примеры из доклада самого полковника А. М. Кованько на заседании воздухоплавательного и военно-морского отделов Императорского Русского Технического Общества: воздушные шары успешно использовались во франко-китайской и Трансваальской войнах ^{[22, с. 428–429]}.

Меньшиков, употребляя выражение Кованько, назвал воздушные шары и аэростаты «глазами армии». Он считал, что разведка – главная сфера их применения: «Аэростаты дали бы возможность определять расположение неприятельских войск, рассматривать поле битвы… Главнокомандующему воздушный шар сразу может указать замаскированные батареи и укрепления, открыть подготовляющиеся засады и ловушки… <…> Фотография, снятая с высоты, давала бы превосходную рекогносцировку… <…> С воздушного шара видны не только мели, но и камни, и донные мины, и подводные лодки» ^{[22, с. 431–434]}. Артиллерийская разведка и открытие батарей неприятеля – еще одна ипостась применения воздухоплавания ^{[22,с. 435]}. В итоге публицист предсказывал, что внедрение аэростатов внесет «переворот в стратегию и тактику войск» ^{[22,с. 435]}.

В статье звучит не только критика в адрес неповоротливых представителей отечественного воздухоплавания, не желавших активно внедрять новшества в действующей армии, но и обращение Меньшикова к руководству страны и всем мыслящим читателям-согражданам: «…уверяю вас, что названные новшества нужны, что они серьезны, что они необходимы, и именно сейчас, а не когда-нибудь» ^{[22, С. 436–437]}. Как бы предвидя грядущую революционную смуту, нововременский публицист предупреждал: неиспользование новшеств может привести к поражению в войне с Японией, а за «погромом неизменно следует моральное расстройство» народа, так же как за победой следует его возрождение ^{[22, с. 437]}. В статье Меньшиков дал исторический образец для государственного подражания: завоевания Петра Великого и Екатерины Второй, которые вдохновили народ и привили России «высокое сознание победы» ^{[22, с. 438]}. Оно было обеспечено тем, что Петр на Западе «брал, как нынче японцы, самое последнее, самое новое» ^{[22, с. 439]}. По мнению Меньшикова, России необходимо вслед за первым русским императором сделать это как можно скорее. Всем ученым и военным комитетам публицист рекомендовал восполнить недостаток того великого чувства тревоги за отечество, «которое заставляло Петра Первого вскакивать в четыре часа ночи, до солнца, спешить на верфь или в мастерскую, ехать на взморье, скакать за тысячи верст по тогдашним ужасным дорогам без отдыха и срока» ^{[22, с. 440]}.

Последующий трагический ход военных действий показал недостаточную готовность русской армии, в том числе и в области воздухоплавания. В 1904 году на фронт была отослана воздухоплавательная рота, использовавшая разведывательные аэростаты и позже замененная на двухротный батальон с командиром полковником А. М. Кованько. Позже Меньшиков, критично оценивая деятельность этих частей, писал: «Китайская и маньчжурская кампании показали, что пользы от нашей военной аэростатики для армии нет ни на ломаный грош» ^{[20, с. 238.]}.

Публицист еще со времени работы в «Неделе» неоднократно повторял мысль о том, что многие победы и поражения России зависят не только от героизма русской армии, но и от работы чиновничьего аппарата Российской Империи. В декабре 1904 года внимание М. О. Меньшикова привлекло связанное с разведывательными аэростатами изобретение русского инженера Ричарда Юльевича Тиле. О тернистом пути в войска его изобретения публицист рассказал в статье «На Шипке все спокойно» (1904) ^[29]. Название отсылает к известному одноименному триптиху В. В. Верещагина, посвященному трагическим событиям русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Главная тема статьи – слабая материальная обеспеченность армии (обувь, продовольствие, амуниция, новейшие военные средства, необходимые для ведения успешной военной кампании). По мысли Меньшикова, воюющей с Японией русской армии нужны не только крепкие сапоги, качественные валенки, теплые полушубки и хорошее питание. Нужно, чтобы лучшие изобретения в самых разных областях как можно быстрее доходили до передовой и служили русскому воинству. Технической новинкой, фактически погибшей перед войной по вине бюрократов после двадцати официальных представлений чиновникам и военным, по мнению М. О. Меньшикова, стал специальный многокамерный фотоаппарат для аэрофотосъемки или, как говорил сам Тиле, для «фотограмметрии», то есть панорамной топографической фотосъемки. Сфера применения изобретения г. Тиле – «разведочная служба, освещение местности» ^{[29, с. 875]}. Изобретатель «всевидящего глаза» ^{[29, c. 874]} трижды посещал Меньшикова в Царском Селе, надеясь, что мощное слово нововременского публициста пробьет стену чиновничьего равнодушия. Как мы знаем, позже, с появлением авиации, аэрофотография активно применялась в разведке и применяется до сих пор. Но то, чего в 1904 году добивался Тиле – использование воздушных шаров или больших воздушных змеев для создания панорамных фотографий местности, занятой противником, – прямо соответствовало требованиям и нуждам военного времени и могло реально помогать на линии фронта. В итоге, видя канцелярскую волокиту, Меньшиков констатировал, что «спешное, живое дело гибнет канцелярским измором» ^{[29, с. 878]}, а Россия проигрывает войну «от неспособности овладевать великими открытиями» ^{[29, с. 872]}, поскольку «у японцев в полевой армии уже давно, с начала войны, работают и воздушные шары, и станции Маркони» ^{[29, с. 873]}.

Благодаря статье М. О. Меньшикова, камера Р. Ю. Тиле все-таки попала в войска ^{[48, с. 42]}, но быстро сдвинуть с места заржавевшее канцелярское колесо даже слово известного журналиста было не в состоянии.

Вначале 1905 года, после многих трагических событий русско-японской войны, публицист в статье «Благодарность» искренне благодарил сражавшийся из последних сил флот и самоотверженно бившуюся с неприятелем армию ^{[16, с. 99]} и здесь же отмечал, что для полного одоления врага необходимо бороться с мертвящим духом бюрократизма ^{[16, с. 103]}. Приводя пример убийственного действия бюрократического аппарата на свежие силы жизни, Меньшиков напоминал об опубликованной им в «Новом времени» статье об изобретении Р. Ю. Тиле, долго ожидавшего от административной системы «принятия его аппарата, одобренного десятками авторитетных отзывов» ^{[16, c. 112]}. Публицист вновь констатировал мертвенность государственной бюрократической системы: «На критичную заметку, написанную мной по просьбе г. Тиле, последовало полное молчание канцелярии и… поспешная телеграмма с войны. Просят сообщить адрес изобретателя и готовы вступить с ним в переговоры» ^{[16, c. 112]}. То есть только сама жизнь, вопреки работе армии бюрократов, потребовала внедрения воздухоплавательных новшеств: «Жизнь не бумага, жизнь не ждет…» ^{[16, c. 112]}.

Предвидеть использование того или иного изобретения дано не каждому. Однако именно дар предвидения применения технических изобретений был особенно развит у публициста. Так, еще в 1902 году, вдохновившись известием о передаче через Атлантический океан по беспроволочному воздушному телеграфу всего лишь буквы S, Меньшиков прорекал: «Представьте, что этот телеграф усовершенствуют и упростят до степени всем доступной вещи, до степени карманных часов, носимых каждым при себе, или какой-нибудь крохотной машинки, вставляемой в ухо. Вы приводите в действие машинку и слышите мысль, подаваемую всему человечеству из Парижа, Лондона, Петербурга, Пекина, Нью-Йорка» ^{[21, с. 31]}. Разве это не описание чего-то, подобного смартфону или умным электронным часам вместе с беспроводными наушниками?

В отношении новшества Тиле публицист также оказался провидцем: начиная со времени русско-японской и Первой мировой войн, аэрофотосъемка стала важнейшим фактором оценки рельефа местности, а также количества и расположения вражеских войск при боевых действиях. Так, применительно к современным реалиям, изобретение Р. Ю. Тиле вполне соотносимо с известными разведывательными пилотируемыми и беспилотными летающими аппаратами, обладающими возможностью видео и фотосъемки, а также корректировки артиллерийского и ракетного огня.

Развитие воздухоплавания и интереса к нему в начале ХХ века во всем мире шло крайне активно. Наиболее разработанным направлением аэронавтики к концу 1900-х годов стало дирижаблестроение. Вслед за европейскими державами первые дирижабли появились и в России: в 1908 году был построен первый дирижабль, названный «Учебный», а весной 1909 года во Франции для России изготовили современный аппарат «Лебедь».

В начале сентября 1909 года Михаил Меньшиков впервые увидел этот дирижабль над Царским Селом, когда шел рядом с Софийским собором. Этот факт отображен в статье «Акула в небе» ^[15]. Внезапное видение стало поводом для размышлений на разные темы. И мысли эти сочетали в себе утверждения разного качества: как бесспорные, значимые для эпохи, народа, страны, так и достаточно легко опровержимые либо неоднозначные и противоречивые. К первым можно отнести мысль о начале новой эры в истории человечества – эры воздухоплавания ^{[15, с. 625]}. Ко вторым – суждение о том, что физическая высота – «великая вещь», которая может привести к молитвенному восторгу, а также утверждение, что русскому народу – «жителям плоской равнины – недостает высоких точек зрения» (там же). В связи с этим, как говорил Меньшиков, «воздухоплавание возместит в нашей психологии отсутствие гор» ^{[15, с. 625]}. Безосновательным является также суждение о русской бесталанности, которой «веет», по мысли Меньшикова, и от больших дел («…не только не сумели выстроить никакого корабля, ни модели его, но и даже на иностранном корабле не могут долететь до Царского Села без аварий») и «от мелочей» («все выходит по-русски»: придумали странное название «Лебедь» и покрасили корабль в нелебединый желтый цвет) ^{[15, с. 626]}.

Обратим внимание на противоречивость, которая проступила на главном, духовном уровне: расхожие интеллигентски-русофобские утверждения звучат в контексте статьи, написанной в традиционной христианской ценностной системе координат: автор увидел корабль, когда утром шел к царскосельскому Софийскому собору, а затем во время обедни вошел в храм, где мысленно соотносил величие «старой» и «новой» цивилизаций. Свидетельством величия «старой» выступил храм, «способный поднять души человеческие на божественную высоту», а «новой» - корабль, поднимавший людей на высоту облаков: «Старой цивилизации нечего краснеть перед новой. Вы подняли свои тела, букашечные тела, на 550 метров над куполом храма. Но в состоянии ли вы будете поднять души человеческие на божественную высоту» ^{[15, c. 625]}.

Тема возникновения воздухоплавания – лишь преамбула статьи «Акула в небе», посвященной покорению человеком Северного полюса. Далее в ней говорится о том, что в Германии в 1909 году готовились применять дирижабли для полета к этой труднодоступной точке земли. Следующим значимым фактом публикации после размышления о воздухоплавании стал спор европейцев Кука и Пири о достижении Северного полюса. Однако сам спор, в котором один из его участников поступил крайне неблагородно, связан с дальнейшим очень важным для Меньшикова размышлением о начавшемся еще с эпохи Возрождения процессе оскудения в европейском обществе христианских добродетелей – духа рыцарства и братства – и подмене служения Богу служением дьяволу ^{[15, с. 630]}.

Важнейшим и главным моментом статьи, проявлявшим точку зрения автора, стало размышление о повсеместном вхождении в мир культа неоязычества: «Отходит христианство – вот событие, куда покрупнее плавающих в небе акул или дерущихся за открытие полюса спортсменов» ^{[15, с. 630]}. Этой бесспорно точной и обоснованной мыслью, которая проявила умение публициста видеть малые и большие факты жизни в контексте общего хода развития человеческой цивилизации, Меньшиков завершил размышления.

Первой статьей, полностью посвященной проблеме воздушного флота, стала работа «Кредит на крылья», вышедшая 8 декабря 1909 года ^[26]. Меньшиков обрисовал в ней краткую историю отношения к воздухоплаванию в российском военном министерстве и в обществе, обозначив основные направления развития аэронавтики: «воздухоплавание» и «воздухолетание». Публицист отметил в статье необходимость выращивать в России творческих мастеров, способных решать трудные задачи, назвал основных благотворителей и военных чиновников, способствовавших развитию воздухоплавания, а также показал, как современное западное общество, в отличие от общества российского, быстро находит средства для изобретений ^{[26, с. 862-863]}.

Важнейшие тезисы статьи: 1) воздухоплавание развивается в самом неподходящем для этого месте – Санкт-Петербурге; 2) министры, как и ответственные за развитие этого направления со стороны государства люди, мало стараются внедрить новое в жизнь армии; 3) государство должно быть готово в случае военных конфликтов использовать в обороне наработки воздухоплавания; 4) деньги, вкладываемые государством и частными жертвователями в развитие воздухоплавания, не используются на благо страны; 5) для воздухоплавания нужен собственный русский завод, который явился бы «не только поставщиком для русской «авиатики», но и школою мастеров, без которых прогресс никакого дела немыслим» ^{[26, с. 863]}. Отдельно публицист отметил необходимость переманивать талантливейших изобретателей, чтобы привязать их к родной почве хотя бы золотыми цепями ^{[26, с. 863]}.

Меньшиков, судя по содержанию статьи, был хорошо осведомлен о деятельности чиновников различных ведомств и учреждений, а также частных лиц, связанных с воздухоплаванием: военного министра при Александре III Ванновского, его преемника генерала Вернандера, благотворителя графа Строганова, возглавлявшего воздухоплавательное общество генерала Кованько, членов Государственной Думы, запланировавших выделение кредита для развития авиации, воздухоплавательного института Рябушинского, отечественных и зарубежных изобретателей-конструкторов (Цеппелина, братьев Райт, Ребикова и Жуковского) и многих других. Эти и иные сведения, составившие фактологическую основу работы, свидетельствовали о серьезном подходе публициста к теме и стремлении осмыслить факторы, от которых зависит будущее России и русского народа.

В финале статьи Меньшиков указывал на опасность отставания в этом важном деле: «Горе стране, которая опустилась так низко, что не может уже принять небесный дар. Она не только отстанет от окрыленных наций, но и навсегда останется внизу, на дне истории» ^{[26, c. 864]}.

16 января 1910 года в статье «Воздушная оборона» ^[18] Михаил Меньшиков поддержал великого князя Александра Михайловича в его публично озвученном желании потратить почти 900 тыс. рублей (оставшихся в виде процентов, набежавших на большие суммы пожертвований для строительства кораблей военно-морского флота) на современное орудие обороны – воздушный флот. Идея постройки такого флота привлекла публициста и безграничностью воздушной стихии, и дешевизной создания, и разведывательным потенциалом, и способностью бомбами наносить ущерб врагу. Особое внимание Меньшиков обращал на возможности соединения морского и воздушного флотов и практически предсказывал появление кораблей, несущих самолеты – авианосцев: «Наши крейсеры, построенные на пожертвованные деньги, должны считаться недостроенными, пока на них не хватает аэропланов. <…> Стоит только поместить аэроплан на железной рубке парового катера и дать катеру ход, чтобы получилась первоначальная скорость, необходимая для взлета» ^{[18, с. 49]}.

Публицист высоко оценивал роль великого князя Александра Михайловича в развитии флота России в целом и воздухоплавания в частности. По его мнению, Александр Михайлович «не просто высокопоставленное лицо, которое громким титулом украшает затеянное дело и придает ему обыкновенно чистый внешний авторитет», а «испытанный деятель, способный быть движущею пружиной дела и доказавший уменье достигать блестящего успеха» ^{[19, с. 129]}.

Отношение Меньшикова к деятельности великого князя, готового серьезно вникать в нужды государственной обороны и жертвовать собой ради этого большого дела можно противопоставить его отношению к достижениям на поприще воздухоплавания начальника Офицерской воздухоплавательной школы генерал-лейтенанта А. М. Кованько, в большей степени сосредоточившего свои усилия на разработке аэростатов и воздушных шаров ^[20]. Еще в 1909 году в статье «Кредит на крылья» публицист указывал на неблаговидную роль этого генерала в развитии аэронавтики: «Мы отстали, отстали постыднейшим и опаснейшим образом… Генерал Кованько сделал на воздухоплавании чрезвычайно быструю карьеру и приобрел знаменитость, почти равную цеппелиновской» ^{[26, с. 862]}.Однако если в статье «Кредит на крылья» Меньшиков говорил о неповоротливости государственной бюрократической машины, то в статье «Воздушная рать» прямо обвинял в бездарности генерала Кованько, который, руководя Офицерской воздухоплавательной школой, ничего не прибавил «к решению великой задачи», а лишь удерживал «всем весом своего генеральства родное воздухоплавательное дело на уровне эпохи монгольфьеров» ^{[20, c.238]}.

Своего рода жизненным откликом на общественный интерес к покорению воздушной стихии, подогретый в том числе и статьями Меньшикова за 1904–1910-й годы, становится Всероссийский праздник воздухоплавания, прошедший на Комендантском поле в Санкт-Петербурге с 8 сентября по 1 октября 1910 года. Десятки тысяч зрителей собирались смотреть на прибывших в столицу покорителей воздуха и их летающие машины.

Публицист внимательно следил за событиями праздника воздухоплавания, изучал газетные материалы о полетах и достижениях авиаторов. 19 сентября в ресторане Кюба он принял участие в торжественном обеде, данном в честь авиаторов (об этом факте можно узнать из статьи «Идущие на смерть») ^[25]. Организаторами застолья выступили сын известного издателя А.С. Суворина Б. А. Суворин и директор товарищества «Крылья» С. Г. Райллэ (так в статье), впоследствии оказавшийся британским шпионом ^[45]. Кроме авиаторов и членов аэроклуба, на обеде присутствовали «бывший председатель Государственной Думы А. И. Гучков, комендант Петропавловской крепости генерал-адъютант Комаров, генерал-лейтенант Величко, генерал-майор Кованько и др., а также представители русской и иностранной прессы» ^{[43, С. 281]}. Ведущего сотрудника «Нового времени» Михаила Меньшикова здесь познакомили с известными авиаторами, в том числе и капитаном Львом Макаровичем Мациевичем. Публицист его увидел таким: «Молодой красивый блондин небольшого роста в блестящем мундире корабельного инженера с тремя учеными значками на груди. <…> Меня приятно остановил свежий цвет его лица, общий всем авиаторам, и то особенное выражение интеллигентных лиц, которое встречаешь у выдающихся белорусов или поляков. <…> Умом, серьезностью, глубокой профессиональностью дышало от этого молодого офицера» ^[25].

Важнейшее впечатление от ресторанного знакомства со знаменитыми русскими авиаторами было связано с пониманием великой опасности, которой подвергаются все, кто осмелился преодолеть земное притяжение и подняться высоко в небо. Меньшиков-публицист использовал в статье любимый прием – образное сопоставление, позволяющее раскрыть трагизм пути, выбранного покорителями неба: «Как на всех знаменитых авиаторов, с которыми я познакомился, я смотрел на Мациевича с сложным чувством восхищения и затаенной, ничем не устранимой жалости. Пили шампанское, чокались, произносили речи, а мне все мерещилось, что мы толпа в древнем цирке и что какой-то жестокий повелитель, имя которому Необходимость, присутствует среди нас, и что эти герои воздуха проходят с невысказанным воплем: “Ave Caesar! Morituri te salutant”» ^[25].

20 сентября 1910 года рано утром М. О. Меньшиков отправился из Царского Села на аэродром на Комендантском поле, чтобы не только увидеть новое изобретение человечества – воздушные корабли, но и самому подняться в небо. В этот день полеты совершали поручик Е.В. Руднев, капитан Л. М. Мациевич, поручик Г. Г. Горшков, поручик Б. В. Матыевич-Мацеевич, подпоручик С.А. Ульянин, пилоты-авиаторы С. И. Уточкин, М. Н. Ефимов, В. А. Лебедев. Вместе с подпоручиком Ульяниным в этот день поднялся в воздух бывший председатель Государственной Думы А. И. Гучков. Меньшиков заранее, еще 18 сентября, договорился лететь с М. Н. Ефимовым. Но у авиатора ко времени полетов с пассажирами сломался аэроплан, о чем нововременец сильно сожалел. А когда свои услуги любезно предложил капитан Мациевич, известный журналист сразу согласился. Полет Меньшикова и Мациевича длился 10 минут: аэроплан «Фарман № 20» поднялся в воздух в шесть часов две минуты, а приземлился в шесть часов двенадцать минут ^[11].

Вот как поэтически публицист описывал свой полет: «Мы летим! Что-то мистическое и неизъяснимое, близкое к молитвенному состоянию я почувствовал, когда заметил, что мы действительно отделены большим пространством от земли и каким-то чудом висим над ней. Мы вылетели далеко за пределы аэродрома и скрылись из глаз публики. Мы неслись над Черной речкой, которая казалась извилистою канавкою, неслись над полотном железной дороги, казавшейся ниточкой, над коврами огородов и полей, над какой-то церковью далеко внизу, над дымящимися трубами домов, над человеческим, притаившемся на дне глубокой пропасти миром, отходившим ко сну» ^[25]

Статья Михаила Меньшикова «Идущие на смерть» интересна не только личными впечатлениями от полета. Вдумчивый журналист перечислил в этой работе массу факторов, которые для воздухоплавателей могли стать причиной смерти: слабая конструкция самолета, ненадежность мотора и иных деталей, коварство воздушной стихии, самочувствие и усталость пилота. И все это соединялось вместе, когда в полете человек поднимался «над пропастью» и особенно усиливалось при соревнованиях авиаторов на скорость, высоту полета, на быстроту и длину взлета: «…все рекорды непременно оплачиваются катастрофами» ^[25].

Всего через четыре дня трагическую смерть Мациевича на Комендантском поле увидела многотысячная толпа зрителей. Вот как описывал ее корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей»: «На страшной высоте 450 метров кап. Мациевич выпал из своего сидения и, сначала в стоячем положении, а затем барахтаясь, с стремительной быстротой несся вниз. <…> Аппарат, весь разрушенный, исковерканный, совершенно потерявший свою форму, с такою же быстротою падал вниз в стороне невдалеке от своего недавнего повелителя» ^[4].

Несколько иначе и подробнее гибель капитана описана в «Новом времени» со слов участника полетов А. А. Эйрановича: «…ввиду крутости спуска капитан Мациевич стал, очевидно, опираться на привязанную к стойкам проволоку или, даже вернее, сделал толчок, вследствие которого была вырвана стойка из алюминиевого гнезда аппарата. Таким образом было потеряно равновесие и капитан Мациевич соскользнул с аппарата. Первый момент мы видели, как его правая рука хваталась за что-то, а левая нога была согнута в коленке. Он отделился от аппарата. Последний стал сильно колыхаться, так как пилота уже не было. <…> Аппарат упал значительно позже несчастного авиатора и при падении был сильный глухой удар и треск» ^[10]. В этом же материале Эйнарович указывал, что Мациевич просил на аппарате устроить спинку из проволоки и, жалуясь на ломоту в пояснице, говорил: «Устал я ужасно за эти дни. … Почти не могу разогнуть спины» ^[10].

Вне всякого сомнения Меньшиков внимательно читал многие опубликованные в «Новом времени» и других газетах материалы, и именно они стали основанием для его умозаключения: «Но вот что непростительно и что следует навсегда запомнить и самим воздухолетам и устроителям состязаний. Нельзя доводить авиатора до крайней усталости. Перед роковым подъемом Мациевич жаловался, что он устал смертельно, что у него спина болит от усталости, и он просил даже сделать ему из проволоки опору для спины» ^[25].

В своей статье о гибели Мациевича Меньшиков утверждал: авиаторы подобны бесстрашным и идущим на смерть римским гладиаторам, но они рискуют и гибнут «не для денег и даже не для славы, а ради того божественного, как у всех артистов чувства, что зовется упоеньем» ^[25]. Публицист смотрел на пионеров авиации «как на героев, действительно величественных в их призвании» ^[25], и поэтому наполнил материал о них возвышенным героическим и трагическим пафосом. Многотысячная процессия, провожавшая в Санкт-Петербурге трагически погибшего авиатора Льва Мациевича в последний путь, стала свидетельством того, что возвышенный настрой публикации журналиста соответствовал народным чувствам к покорителям воздушной стихии.

Статьи «Воздушная рать» и «Мнимые и реальные величины», написанные весной 1914 года с разрывом в месяц (10 апреля и 8 мая) имеют композиционное и содержательное сходство. Во-первых, они открываются сообщением о состоявшемся в столице событии: первая – о воздухоплавательном съезде, а вторая – об успехах недели воздухоплавания в Санкт-Петербурге. Во-вторых, в обеих работах публицист утверждал мысль: не теоретики, а практики дали мощный толчок развитию авиации («Подобно всему великому и авиация рождена практикой, а не теорией» ^{[20, с. 237]}; «Не теоретики, а практики решают великие задачи века» ^{[28, с. 311]}). В работе «Воздушная рать» объектом язвительной критики вновь стал генерал А. М. Кованько, возглавлявший долгое время разработки в области военной авиации. Автор статьи подчеркивал, что авиация развивалась не благодаря, а вопреки деятельности генерала. В публикации «Мнимые и реальные величины» Меньшиков обратил внимание на работу мецената и ученого-изобретателя Д. П. Рябушинского, организовавшего Аэродинамический институт в своем подмосковном имении Кучино. В-третьих, в обеих статьях публицист горячо поддержал призыв великого князя Александра Михайловича жертвовать средства на новую «воздушную рать». В-четвертых, по мнению Меньшикова, и школа Кованько ^{[20, с. 239.]}, и институт Рябушинского ничего не дали для воздухоплавания ^{[28, с. 309]}.

Существенные различия публикаций связаны с объективностью оценки публицистом работы названных ученых. Содержание статьи «Воздушная рать» свидетельствует о том, что за деятельностью А. М. Кованько публицист внимательно следил несколько десятилетий. И за эти десятилетия не увидел реального результата – самого покорения воздушной стихии: «Оцените же роль ген. Кованька: в этот торжественный для воздухоплавания век посвятить свою жизнь пусканию на воздух пузырей. <…> История ген. Кованька символична в высшей степени. Вот что значит около великой задачи поставить ученую посредственность. <…> Авиация выпорхнула из могилы, оставив в ней одного Кованька» ^{[20, с. 238-239]}. А вот о практических и теоретических разработках Д. П. Рябушинского и его Аэродинамического института Меньшиков судил в основном по попавшей ему в руки иллюстрированной брошюре ^{[28, с. 307]}. В ней публицист увидел совершенно оторванную от практики деятельность научного заведения: бумажное, а не реальное изучение авиации, включение лаборантов в состав ученых, выпячивание заслуг самого Рябушинского, углубление в «странные» математические рассуждения, а также нелепое, по мнению публициста, утверждение, что на смену решенной задачи аэродинамического полета выдвигается новая проблема перелета на другую планету ^{[28, с. 308–309]}. Меньшиков с особой и редкой для его стиля ироничностью писал о выраженной Д. П. Рябушинским идее межпланетного полета: «А вдруг наш достопочтенный директор института (положение-то какое!) сорвется с какой-нибудь зарубки и перелетит на другую планету! Деревня Кучино лишится тогда единственного высшего ученого учреждения; исследованию сопротивления реальных жидкостей (кроме водки и пива) настанет в России конец, и от всей затеи великодушного московского мецената останется на земле, пожалуй, линь “новая мнимая величина”…» ^{[28, с. 309]}.

Интересно, что А. И. Савенко еще в 1911 году говорил, что увлечение М. О. Меньшикова какими-либо собственными идеями приводит его к неверным, субъективным оценкам ^{[41, с. 185]}. В качестве примера Савенко указывал на статьи публициста, в которых в 1906 году выразилась страстная вера Меньшикова в политическую прогрессивность думской партии кадетов, а в 1907 году – разочарование в них ^{[41, с. 186]}. А профессор Спасский при оценке специфики работы журналиста с текстом Ветхого Завета в статье «Читайте Библию» отмечал проявляющийся порой произвол в выборе доказательной базы при трактовке фактов ^{[47, с. 218]}.

Думается, увлеченность идеей превосходства практики над теорией в развитии авиации, а также поверхностность суждений об аэродинамическом институте, обусловленная недостаточным пониманием сущности и перспектив теоретических разработок института (очевидно, что изучения брошюры недостаточно для понимания достижений), не дали Меньшикову по-настоящему оценить значимость аэродинамических и иных исследований института, который возглавлял русский меценат. Свою роль в оценке достижений института сыграла и меньшиковская убежденность в том, что накануне столкновения с Германией необходимо практически укреплять обороноспособность и как можно скорее развивать русскую военную авиацию. Поэтому все, сделанное Рябушинским и его сподвижниками в области теории и практики аэродинамики, было названо «мнимые величины» и противопоставлено «реальным величинам» – конкретным полетам на самолетах и необходимости подготовки русской авиации к приближающейся войне.

Дальнейшее развитие таланта Д. П. Рябушинского, ставшего после эмиграции одним из ведущих французских ученых в области аэро- и гидродинамики, показало неверность оценки, данной Меньшиковым деятельности мецената-ученого и его научного заведения.

Предвзятость и необоснованность некоторых суждений М. О. Меньшикова наряду с верными наблюдениями обнаруживаются в опубликованной 10 мая 1914 года статье «В небесной выси» ^[17], также посвященной развитию авиации. Эта статья, опубликованная 10 мая 1914 года, представляет собой ряд наблюдений и выводов публициста, связанных с развитием воздухоплавания в России. Остановимся на важнейших из них.

Вначале Меньшиков говорил об отваге и таланте всех авиаторов, выделяя особо молодого французского летчика-испытателя Пегу, с рассказом которого об изобретении мертвой петли публицист познакомился через публикацию газеты «Вечернее время». Меньшиковское восхищение чертами Пегу – бесстрашием, наблюдательностью, быстротой ума, умением делать точные практические выводы-открытия – проявилось в ряде характерных фраз его публикации: «талантливая человеческая душа» ^{[17, с. 311]} «острая наблюдательность», «наблюдает с крайним вниманием», «именно так нечаянно делались многие открытия» ^{[17, c. 312]}.

Меньшиков не заметил, что слова Пегу в публикации – это реклама и самореклампа, а его фразы, ставшие для публициста свидетельством гениальной наблюдательности, не подтверждены фактами. Так, французский летчик в своем рассказе о появлении идеи мертвой петли, попутно рекламировал самолет известной фирмы, рассказывая о его чудесном самостоятельном приземлении: «…будучи пилотом фирмы “Блерио”, я должен был испытать один их предложенных фирме парашютов. … Но аэроплан не только не падает стремглав, а, медленно спускаясь, проделывает в воздухе какие-то эволюции… Почти у самой земли аппарат мой вдруг выравнивается и, хотя несколько тяжело, садится на землю. … Если одна машина без пилота, только под влиянием случайно оставленного мной положения рулей, покувыркавшись, может сесть на землю безопасно, то каких же результатов может достичь на ней смелый летчик!» ^{[17, с. 311]}. Эта нечувствительность публициста к рекламному подтексту может быть объяснима только его наивной верой в превосходство западного человека над русским, периодически проявлявшейся практически на протяжении творчества.

Далее в статье приведено письмо русского первооткрывателя мертвой петли летчика Нестерова, в котором говорилось, что, несмотря на подтвержденное документами первенство русского пилота в открытии мертвой петли, иностранная и отечественная пресса называли создателем этого элемента высшего пилотажа француза Пегу. Особо русский авиатор возмутился русофобской реакцией значительной части отечественной либеральной прессы на рекорд русского летчика. По мнению Меньшикова, такая русофобская реакция газет типична: «Достаточно, чтобы пионером в любой области явился русский, чтобы газетные еврейчики подыскали какого-нибудь соперника ему за границей и всю честь открытия приписали последнему. Что ж вы поделаете с еврейской печатью? Такова уж ее природа, отравленная ненавистью к России и ко всему русскому» ^{[17, с. 313]}. Интересно, что о ненависти либеральной и еврейской отечественной печати ко всему национально русскому писал один из оппонентов Меньшикова профессор Спасский ^{[47, с. 195–196]}.

Меньшиков отметил нерасторопность отечественных изобретателей (в том числе и в области авиации), которая приводит к отставанию в соревновании с изобретателями других держав: «В упрек г. Нестерову, как вообще всем русским изобретателям, позволительно заметить следующее. Хотя счастливые идеи иногда раньше приходят вам в голову, чем заграничным коллегам, но не слишком ли вы долго вынашиваете ваши мысли?» ^{[17, с. 313–314]}.

По мнению публициста, у Нестерова и Пегу «разница методов огромная, и, вероятно, благодаря этой разнице, г. Нестеров находится в положении Исава, потерявшего свое первородство» ^{[17, с. 314]}: «Из рассказа г. Нестерова видно, что он работал над мертвой петлей сначала теоретически (здесь и далее курсив М. О. Меньшикова. – Н. К.), работал “долго и упорно по вычислению теоретических выводов” А из рассказа г. Пегу видно, что он сначала произвел гениальное наблюдение, очень недолго (между августом и сентябрем) теоретизировал и поспешил проделать “петлю” пред специальной комиссией» ^{[17, с. 314]}.

Публицист, обобщив свое противопоставление об изобретателях, перешел от частной проблемы к общей: указал на отставание России от западных стран: «Не один Нестеров, – вся Россия, весь народ русский непрерывно отстают вследствие этой гибельной повадки думать задним умом, т.е. более прошлыми данными, чем настоящими» ^{[17, с. 314]}. В России люди «заднего ума», они «рассуждают о том, что могло бы быть», «теория у таких людей предваряет опыт, тогда как у людей переднего ума опыт предваряет теорию» ^{[17, с. 314]}. На Западе же «люди переднего ума, душа которых устремлена в действительность, лежащую перед вами, – постоянно заняты анализом этой действительности и сравнительно легко находят нечто новое, что создает новую эру» ^{[17, с. 314]}.

Свое утверждение о разнице подходов к созданию и внедрению изобретений Меньшиков иллюстрировал особенностями запоздалого появления в России парового и броненосного флотов, а также неудачной постройкой императорской яхты «Ливадия» ^{[17, с. 315]}.

Итогом статьи становится призыв преодолеть техническое отставание: не ждать готовой теории от Запада, поскольку она всегда – вчерашний день, а работать самим, не боясь ошибок и отбросив схоластику ^{[17, с. 315]}.

К сожалению, после серии работ об авиации 1914 года отдельных статей у Меньшикова больше не появлялось. Однако в статьях о Первой Мировой войне есть многочисленные упоминания о роли военной авиации. Наиболее обстоятельное – в статье «Зимняя кампания», вышедшей 5 ноября 1916 года, где Меньшиков отмечал наращивание военно-воздушных сил как союзниками, так и немцами. В ответ на террор от подводных лодок и на бомбардировки немцами мирных городов союзники России – Франция и Британия – активно применили авиацию: «Англо-французы еще не решаются ответить мирным немецким городам и селам тем же гнусным средством, какое разрешили себе немцы, бросая бомбы на Лондон, – но начинают очень успешные бомбардировки крупных заводов, фабрик, вокзалов, узловых станций…» ^{[24, с. 632]}.

В дневниковых записях последнего, валдайского периода жизни публициста (1917-1918 гг.) порой мелькают упоминания об авиации и авиаторах. Так, среди тридцати двух случаев, когда «жизнь держалась на волоске», есть и «полет на аэроплане с Мациевичем» ^{[40, с. 33]}. В Валдае Меньшиков общался с семьей дворян Ильтоновых, в которой как он писал, был сын-летчик, женатый «на красавице Тургеневой, внучатой племяннице Ивана Сергеевича Тургенева» ^{[40, с. 49-50]}. Аристократическое семейство не раз помогало бедствующему семейству Меньшикова, в котором было шестеро детей. Так, один из мужчин этой семьи в голодные дни апреля 1918 года в«сам по себе в санках привез несколько пудов хлеба от Митрофановых» ^{[40, с. 88]}. Кроме того, Меньшиков сохранил дома значок авиатора, который при обыске в сентябре 1918 года красноармейцы приняли за монархический и пытались изъять ^{[40, с. 239]}.

Думается, энергичная поддержка выдающимся публицистом военного ведомства сыграла свою роль в развитии отечественной авиации. Строительство авианосцев, гидроаэропланов, тесное техническое сотрудничество с ведущими авиастроительными державами, прежде всего с Францией, а также разработка и изготовление своих самолетов – все это активно реализовывалось в Российской империи в 1914-1916 годах, а к концу Первой мировой войны русская морская авиации уже активно участвовала в боях и на Черном море громила врага.

Пафос статей Меньшикова разнонаправлен. Он как государственный, державный публицист всегда ратовал за развитие страны, хотел, чтобы русский народ занял достойное место в мировой семье народов. Кроме этого, Меньшиков стремится убедить читателя в ненужности и даже вредности для России всего, что, по его мнению, мешает развитию авиации: бюрократизма, государственной волокиты и излишнего теоретизирования. Однако в этом отрицании некоторых явлений, как в случае с институтом Рябушинского или с грандиозным обобщением о людях «заднего» и «переднего» ума, Меньшиков мог ошибаться. Как, впрочем, и при возвеличивании личностей типа авиатора Пегу. Тем не менее, общее направление его статей, их оригинальность, проработанность, прочувствованность и искренность свидетельствуют о большом таланте русского журналиста, который делал все возможное для развития страны и творения которого никак не назовешь «котел фельетонных объедков».

Был ли Меньшиков при рассмотрении темы воздухоплавания словоточивым ренегатом, «Иудушкой Головлевым»? На этот вопрос отвечает содержание статей публициста. Он не изменял идеалам. На восприятие воздухоплавания и необходимости его использования в обороне отечества не влияли никакие внешние факторы: ни смена места работы, ни политические пристрастия, ни военно-политическая обстановка. Он оставался всегда патриотом и хотел быстрейшего внедрения в войска летательных аппаратов и использования всех их возможностей для укрепления обороны страны. Наличие технического образования позволяло ему делать точные прогнозы относительно появления различных изобретений, а отсутствие системы знаний, которые дает высшая школа, порой влияло на верность и глубину оценки различных явлений.