Опыт рационального осмысления жизни и смерти (биологический и социальный планы эволюционного развития)

Розин Вадим Маркович доктор философских наук главный научный сотрудник, Институт философии, Российская академия наук 109240, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Гончарная, 12 стр.1, каб. 310 Rozin Vadim Markovich Doctor of Philosophy Chief Scientific Associate, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences  109240, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Goncharnaya, 12 str.1, kab. 310 rozinvm@gmail.com Другие публикации этого автора

Самое первое объяснение жизни и смерти относится еще к архаической культуре: жизнь − это присутствие в теле души, смерть ее уход насовсем, например, в страну мертвых или в новый дом («древо жизни», захоронение, могила, иттерма – временный дом для души, из которого последняя вселяется во вновь родившегося индивида). Хотя Платон в «Федоне» устами Сократа доказывает, что душа бессмертна, его ученик, великий Аристотель, по сути, отрицает существование архаической души, показывая, что душа и тело связаны не посредством движения, а с помощью категорий форма и материя. В работе «О душе» он пишет, что если бы тело двигалось, то «выйдя из тела, она снова могла бы вернуться», а «живые существа, умерев, ожить» ^{[1, с. 16]}. Для Аристотеля это противоречие. Затем показывает, что тело и душа связаны не пространственно, а как форма и материя. «Таким образом, – пишет Аристотель, – необходимо душу признать сущностью, своего рода формой естественного тела, потенциально одаренного жизнью<…> не следует спрашивать, представляет ли собой душа и тело нечто единое, подобно воску и изображению на нем, ни вообще относительно любой материи и того, чьей материей она является» ^{[1, c. 4, 38]}.

Но в средние века объяснение жизни и смерти снова опирается на идею души, правда, не только обладающей свободой воли, но и сотворенной Богом и Им же направляемой, вплоть до смертного часа и Воскрешения. И опять, же следуя за Аристотелем, философы и ученые Нового времени переосмысляют представление о душе и в конце концов отказываются от этого понятия, как объясняющего жизнь и смерть. Они пытаются осмыслить эти реалии научно, что получается для кого-то убедительно, для кого-то не очень, поскольку против всех основных рациональных концепций происхождения жизни выдвинуты серьезные возражения. Например, Е.П. Теслова по поводу теории Опарина пишет: «В описанном сценарии перехода от сложных органических веществ к простым живым организмам существует много белых пятен. Астроном Фред Хойл недавно высказал мнение, что мысль о возникновении жизни в результате описанных выше случайных взаимодействий молекул “столь же нелепа и неправдоподобна, как утверждение, что ураган, пронесшийся над мусорной свалкой, может привести к сборке Боинга 747”. Здесь нет даже намека на то, как возникла способность к самовоспроизведению. Но, несмотря на это, рассмотренная гипотеза остается одним из самых перспективных направлений исследований формирования жизни. Существует достаточно много моделей “добиологической” эволюции. Однако все они являются только первыми шагами на пути познания. Академик Б.С. Соколов по этому поводу высказывался следующим образом: “Путь, который прошел органический мир от бактерий до нас с вами, более прост, чем путь, который связал сложные, но предбиологические молекулы с биологической эволюцией, сформировав первых самовоспроизводящихся прокариот» ^[10].

Я ставлю для себя другую задачу – не объяснение происхождения жизни, а попробовать понять, каким образом можно помыслить жизнь и смерть на основе методологии и исследований вашего покорного слуги Начну с идеи жизни. Что для нее характерно? Движение, активность, воспроизводство и тому подобные реалии. Когда организм умирает, все это прекращается. Нельзя ли тогда предположить, что жизнь – это специфическая организация неживой материи (назовем ее условно «витальной»), выступающая условием перечисленных реалий. При каких-то условиях и сложности неживой материи возникает указанная витальная организация, запускающая движение, активность, воспроизводство, развитие и пр.

На вопрос, что эта организация собой представляет в плане физических или химических или каких-нибудь других процессов и структур, я ответить не могу. Но могу указать, что такие процессы и структуры ищут исследователи. Например, Н. Удумян считает, что жизнь могла возникнуть на молекулярном уровне в самоорганизующихся системах. «Под молекулярной эволюцией, − пишет она, − мы будем понимать происхождение и развитие молекулярных основ жизни, включая предбиологическую эволюцию, возникновение жизни, а также биологическую эволюцию, рассматриваемую на молекулярном уровне. <…>

«Способность молекул существовать в двух зеркально-противоположных формах называется хиральностью. Живой природе присуща практически абсолютная хиральность: белки содержат только «левые» аминокислоты, а нуклеиновые кислоты – только «правые» сахара. Хиральная чистота живой природы означает, что на определенном этапе эволюции нарушилась, вернее, полностью разрушилась зеркальная симметрия предбиологической среды». В неживой природе наблюдается «тенденция к рацемизации, т.е. к установлению зеркальной симметрии». Этот переход совершается самопроизвольно в критических условиях, когда прежнее неустойчивое симметрическое состояние не может более существовать и скачком переходит в новое, устойчивое состояние с «разрушенной» симметрией. <…>

М.Эйган вводит другой принцип – «селекционной ценности», позволяющий объяснить не только отбор случайно возникающих комбинаций молекул, но возникновение информации. «Информация рассматривается в качестве свойства макромолекул и оценивается по их способности к авторепродукции» ^{[11, с. 426, 427, 428]}.

Опуская вопрос, каким образом конкретно на Земле три с половиной миллиарда лет тому назад сложилась витальная организация, предположим, что она сложилась и началась эволюция жизни. В этом случае смерть формально можно определить, как такое нарушение в индивиде витальной организации, которое влечет за собой прекращение движения, активности, воспроизводства и пр.

Эволюция жизни. Возникшая на Земле жизнь в виде отдельных «индивидов» (т.е. уникальных, целостных образований) имела склонность к усложнению и, следовательно, развитию. Последнее происходило не только под влиянием дарвиновского закона борьбы за существование, но и космических катастроф, и «случайных факторов со стороны», и новой «информации», и «скачкообразной смены реальности». Всего один пример, колоссальное разнообразие форм биологической жизни, добычи пищи, ухаживания и выращивания потомства, которые без действия случайных факторов, а также разнообразия форм коммуникации объяснить невозможно ^{[2, c. 99-109]}.

О неожиданной смене реальности, так сказать скачком, пишет, например, Рене Том. «В своих блестящих построениях, уже ставших к настоящему времени классикой, французский математик Рене Том высказал ту идею, что любая организация, система или живой организм подчиняются в своем развитии определенной логике, следуя определенной кривой роста до тех пор, пока не достигнет некоторого потолка. В такой момент происходит слом (или «катастрофа»), предопределяющий исчезновение или распад рассматриваемого объекта, благодаря чему возникает новая форма, вид которой практически невозможно предугадать на основе наблюдаемых ранее условий. При этом новая форма самоорганизуется согласно новым принципам, демонстрируя совершенно новый способ развития… любая система причинных законов является достоверной только на каком-то определенном уровне, а создание условий для достижения некоего агрегатного состояния зависит от некоторых других, фундаментальных принципов и законов, причинно-следственных связей более высокого порядка, которые можно сформулировать только тогда, когда происходит качественный переход к новому состоянию… Следовательно, вселенную, мир можно охарактеризовать как открытую систему, некую последовательность миров в мирах, где непредсказуемое (то есть неизвестные законы более высокого порядка) и необходимость (то есть принцип последовательной, логичной организации) постоянно взаимодействуют друг с другом…Современная наука доказала, что мир нельзя воспринимать лишь как простую совокупность объектов твердого вещества или совокупность масс, обладающих энергией, а следует учитывать также информационную составляющую в смысле некоего генетического кода, коммуникационную составляющую, распространяющуюся между формами, элемент взаимодействия между наблюдателем и объектом, внутреннюю сплоченность (то есть глобальную взаимозависимость) всех фрагментов мозаики» (цит. по ^{[8, c. 128, 129, 131]}).

Другими словами, биологическое (впрочем, как и последующее социальное) развитие идет не просто посредством усложнения индивидов, но и периодической смены целого (системы), которая являет новую реальность (новые события, их логику и законы). Необходимое условие не только жизни, но и ее изменения, как уже отмечалось, − соответствующая витальная организация. Естественно, что она должна не просто поспевать за развитием, но скорее опережать его, обеспечивать. Исследования биологической эволюции позволяют указать на следующие две особенности развития витальной организации. С одной стороны, она предполагала усложнение биологии индивидов (формирование клеток, нервных путей, органов, мозга, организма в целом), с другой – формирование внешних (средовых и коллективных) условий, например, объедение в группы и сообщества, разделение полов, общение, борьбу, взаимопомощь и пр. В результате в качестве условий, готовящих биологическую смерть, теперь выступают не только повреждения и постепенно накапливающиеся системные нарушения, но и внешние трансформации (например, резкое изменение условий жизни, нападение хищников, гибель партнеров, групповой бойкот и т. п.).

Это так сказать, идея жизни, но конкретное развитие жизни представляло более сложный процесс. Например, анализ биологической эволюции позволяет утверждать, что в ее ходе сложились три основные состояния индивидов: условно «бодрствование», для которого характерно действие витальной организации (в этом случае индивид воспринимает, действует, переживает и пр.), «сон» как состояние, в котором витальная организация отключена, не работает (восприятие и активность отсутствуют), и промежуточные состояние, например, «сновидений» или «комы». В состоянии сна в организме индивида протекают гомеостатические процессы, позволяющие восстановить энергию и силы и вернуться к состоянию, позволяющему включиться витальной организации (индивид отдохнул и проснулся). В случае серьезных повреждений организма гомеостатические процессы идут до тех пор, пока или, наконец, включится витальная организация (индивид выйдет из комы) или нет, что приведет к окончательной смерти. Сновидения представляют собой особый случай гомеостатического процесса, протекающего при частичном действии витальной организации, что позволяет индивиду воспринимать этот процесс (см. подробнее авторскую концепцию сновидений ^[3]).

Социальная жизнь. Эволюция биологической жизни на рубеже 10-1 миллионов лет до н. э. создала условия для становления новой целостности, которая в XVIII-XIX вв. получает название «антропологической» и «социальной». В плане эволюции ее можно охарактеризовать следующими двумя особенностями. Эта целостность наследует (включает в себя) развитые биологические индивиды (сообщество гоменид), кардинально меняя их телесность и организм (прямохождение, увеличение мозга, развитие моторики рук и пр.). Вторая особенность, позволившая собственно образоваться новому целому, − использование знаков, обозначающих не наблюдаемые реалии, а нужные для управления «первичным коллективом» (семья, родовое объединение, племя), а также использование орудий (более широко техники) ^{[4, c. 29-44]}. Техника выполняла две основные функции. Во-первых, она расширяла возможности гоминид в плане адаптации к окружающей среде и создания нужной среды (огонь, орудия, одежда, жилище и т.д.). Во-вторых, техника как бы подтверждала использование знаков, ведь с ее помощью создавалась реальность, соответствующая их значениям. Например, представление об архаической душе как одна из первых семиотических схем подтверждалось процедурами захоронения (строился дом для души, покинувшей тело), лечения (чтобы душа вернулась в тело), толкования сновидений (объяснения того, что приснилось), изготовление масок, наскальных и скульптурных изображений (с целью увидеть души и общаться с ними) ^{[5, с. 58-68]}. Все эти процедуры можно отнести не только к магии, но и к архаической технике, которая и была, как я показываю, одним из видов магии. Витальная организация обеспечивала теперь синкретизм трех планов активности индивида – семиотический (нужно было изобрести новые, отвечающие на вызовы, слова, символы, схемы, выражения), визуальный и герменевтический (новое видение и понимание) и деятельностный. Одна иллюстрация.

«На языке тупи, ‒ пишет Э.Тейлор, ‒ солнечное затмение выражается словами: “ягуар съел солнце”. Полный смысл этой фразы до сих пор обнаруживается некоторыми племенами тем, что они стреляют горящими стрелами, чтобы отогнать свирепого зверя от его добычи. На северном материке некоторые дикари верили также в огромную пожирающую солнце собаку, а другие пускали стрелы в небо для защиты своих светил от воображаемых врагов, нападавших на них. Но рядом с этими преобладающими понятиями существуют еще и другие. Караибы, например, представляли себе затмившуюся луну голодной, больной или умирающей…Гуроны считали луну больной и совершали свое обычное шаривари со стрельбой и воем собак для ее исцеления» ^{[9, с. 228]}.

Вызовом здесь выступала ситуация затмения, которая первоначально вызывала страх в силу полного непонимания происходящего и того, что нужно делать. Изобретя данную схему (семиотический план), архаический человек стал понимать, что происходит, диск солнца исчезает в пасти ягуара (герменевтический план) и, возможно, чуть ли не видеть на небе этого ягуара (визуальный план), наконец, он понял, что делать – заставить ягуара выпустить солнце, для этого нужно стрелять и устраивать шаривари (деятельностный план). Здесь налицо и применение орудий, подтверждающих правильность схемы; укрепляет ее и факт прекращения через несколько минут затмения. Хотя в данном случае применение техники, с нашей точки зрения, иллюзорно (но абориген думал иначе), использование орудий в период охоты или в хозяйстве позволяло решать многие задачи, обеспечивающие архаическую жизнь первичного коллектива.

Данный кейс позволяет понять еще одну вещь – знаки (схемы, символы и пр.) задавали воображаемую реальность, которая, однако, была важна в практическом плане деятельности первичного коллектива, значительно более важна, чем события, наблюдаемые в природе.

Семиотический план позволяет ввести также представление о сознании индивида ^[6]. С одной стороны, это то, что становится понятным и видимым через означение (затмение – это нападение ягуара на светило), с другой – сознание представляет собой витальную организацию, обеспечивающую эти означение, понимание и видение. В ходе реального затмения задействование этой организации поддерживается реальным восприятием; в период сна, если витальная организация частично работает, индивид видит сон, сюжет которого связан с затмением.

В сознании архаического человека смерть была понята как уход души из тела, а жизнь − как присутствие души в теле человека. Это тоже схема, которую изобрели, чтобы понять и то и другое. Для архаического человека не возникало диссонанса между восприятием живого человека и умершего, ведь он считал, что жизнь уходит вместе с душой. При этом жизнь никуда не исчезает, просто продолжает существовать, но в другом месте. Северные народы (ханты и манси) уверены, что душа даже может вернуться в тело родившегося ребенка. После родов матери в семье совершается такой ритуал (этот обряд антропологи наблюдали еще в начале ХХ столетия). Самый старый мужчина в семье брал в руки иттермы и последовательно произносил имена душ, которые, как все были уверены, в них жили. В это время мать синхронно поднимала люльку с родившимся ребенком. Когда она объявляла, что люлька потяжелела, это означало, что душа умершего имярека вышла из иттермы и вошла в тело ребенка. При этом обычно говорили «дед или дядя, или отец вернулись». Ребенка называли именем данного имярека, а иттерма переставала считаться сакральным предметом, ее обычно отдавали играть детям ^{[7, с. 103, 113]}.

Совершенно другая ситуация в нашей культуре: здесь трудно отрицать когнитивный и эмоциональный диссонанс для неверующего человека, наблюдающего умирание близкого, или друга, или просто кого-то еще. Если нет души как носителя жизни, то куда жизнь уходит, девается? Только что она была, и вот ее уже нет – не дышит, не двигается, не говорит, остывающий труп. Утешаться тем, что жизнь прекратилась, поскольку остановилось сердце, трудно и непонятно. Разве человек – это только биологический организм? Наивно думать, что мысль или переживание, или наше самосознание сводятся к электрическим импульсам или химическим процессам в мозгу. Без мозга и тела они конечно тоже невозможны, но к ним не сводятся.

Кстати, жизнь невозможна и без других людей, без языка, деятельности, общения, техники, среды, в которой мы живем, культуры, истории и много чего другого. В социальной жизни подобно биологической витальная организация состоит из двух сфер: одна принадлежит индивидам (психика, деятельность, телесность и пр.), а другая, собственно социальная, объемлющая, без которой первая не может существовать и функционировать. Именно ко второй сфере витальной организации относится культура, социальность с ее институтами, коммуникация, коллективы, в которые входят индивиды. И опять же к смерти могут приводить не только повреждения в результате старения или болезни организма человека, но и нарушения во второй сфере (например, войны, голод, насилие, паралич права, ненормальные отношения в семье или коллективе, неадекватные социальные сценарии и др.).

Когнитивный диссонанс вызывается не только непонимание сущности смерти, но еще двумя обстоятельствами: страхом перед смертью и желанием жить как можно дольше и беспроблемно. Рассмотрим, можно ли разрешить подобные переживания. Например, Платон разрешает их, призывая правильно жить: продумывать свою судьбу, следовать добродетели и благу, опираться на знание пути, которые души проходят. В этом случае, утверждает Платон, человек становится блаженным и не боится смерти. Но его решение предполагало веру в бессмертные души и богов, что не характерно для нашего времени.

Если принять предложенные здесь положения, то вроде бы понятно, что такое смерть, это невозможность по разным причинам (старость, смертельные болезни, нарушение социальных условий жизни и пр.) действия витальной организации. Так сказать «вечный сон», репетирует который, правда, человек каждую ночь. А ведь теоретически он может и не проснуться утром, но ведь не боится. Жить вечно вряд ли возможно, даже если в будущем медицина научится менять в человеке все, а не только отдельные органы. И вот почему. Мы не знаем, что в морфологии индивида, обеспечивает действие витальной организации. Но даже если это когда-нибудь удастся понять, вторая социальная составляющая этой организации от индивида не зависит, она меняется со временем и кардинально.

Когнитивный диссонанс, обусловленный мыслью о смерти или ее наблюдением, вряд ли удастся полностью снять, но вероятно, смягчить можно. Мы воспринимаем себя или другого социально, то есть они органическая часть нашей жизни. Они для нас существуют не как сложный результат работы витальной организации (это объяснение автоар), а как люди. Если близкие или значимые для нас люди умирают, мы не можем их вычеркнуть из жизни, на основании того, что их больше нет; этого не допускает сама реальность сознания, где люди являются ее событиями. В то же время мы вынуждены признать, что определенные люди ушли, умерли. Разрешить это противоречие помогают, с одной стороны, сновидения, но, к сожалению, они редки, а возвращение во сне близких условно, с другой стороны, помогает конструирование особой реальности, где умершие для нас продолжают существовать, и мы с ними общаемся. Не менее реально, чем общаемся с персонажами художественных произведений, более реально, чем во снах, хотя чувствуем и видим мы умерших необычными органами. Как спрашивается, например, я чувствую и вижу своих умерших родителей? Трудно сказать, но я их и чувствую и вижу.