К вопросу об общественной опасности ревности как мотива преступления (в контексте профилактической деятельности полиции)

Сергеева Анжелика Анатольевна кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 199178, Россия, Cанкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, ул. 10-Я линия в.о., 19 Sergeeva Anzhelika Anatol'evna PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (Branch) All-Russian State University of Justice 199178, Russia, Cankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, ul. 10-Ya liniya v.o., 19 lokhi@yandex.ru Другие публикации этого автора

Феномен ревности генерирует криминальную агрессию с незапамятных времен. Однако его понимание в религиозных, лингвистических и правовых источниках характеризуется относительной многоплановостью, которой представляется необходимым уделить внимание. Как мотив преступления, ревность получила научное осмысление в трудах многих известных ученых: к этой проблематике обращались, в частности, Ю. М. Антонян, С. В. Бородин, О. С. Капинус, И. Б. Степанова, Н. А. Чернова и другие авторы. Обоснованные ими выводы обладают высокой ценностью, но требуют некоторой актуализации. На этой основе становится возможным оценить общественную опасность ревности как мотива преступления (по данным МВД России, по мотиву ревности совершается порядка 12,5% насильственных преступлений, что позволяет сделать вывод о некоторой недооцененности его общественной опасности). Полученные результаты могут использоваться в планировании и реализации профилактических мероприятий, в первую очередь, в области предупреждения насилия в сфере семейно-бытовых отношений, относящихся к компетенции полиции.

Методология проводимого исследования основана на методе диалектического познания, включает методы анализа, синтеза, дедуктивный и индуктивный, формально-юридический, историко-правовой и сравнительно-правовой методы. Их применение обеспечивает возможность дать авторское определение мотива ревности и сформулировать характеризующиеся новизной выводы относительно его общественной опасности. Первично необходимо обратиться религиозным и лингвистическим источникам, а далее уделить внимание историческому опыту отражения мотива ревности в уголовном законодательстве.

В библейских текстах можно обнаружить упоминание о «духе ревности» (Числ. 5:14), сопутствующем обнаружению супружеской измены, а также о «ревностном служении» высшему существу (4Цар. 10:16) и «ревности Господа» (4Цар. 19:31), тесно связанных с отмщением за грехи. Смысловая нагрузка, как видно, здесь различная, однако активный, наступательный и не всегда позитивный характер явления ревности сохранен во всех перечисленных контекстах. Библия содержит некоторый объем информации о семейно-бытовых отношениях, отличавшихся тенденцией к полигамии, но при этом в отдельных ее книгах установлены юридические последствия супружеской измены (смертная казнь как для мужчины, так и для женщины, Втор. 22:22), а «закон о ревновании» (Числ. 5:16-29) сформулирован на основе, используя современную терминологию, презумпции виновности жены и презумпции законности сомнения в ее верности со стороны мужа. Предложенный специфический ритуал основан на вероятной каре женщины бесплодием, тогда как мужчине предписывается совершить только очистительные действия. Вовлечение в этот ритуал третьего лица – священника – подразумевает наличие элементов медиации и сдерживания агрессии, полагающейся в целом адекватной свершившемуся или гипотетическому акту измены.

Для сравнения, можно вспомнить Законы Хаммурапи (1750-е гг. до н.э.), в положениях которых ревность не получила обоснования как обстоятельство, влияющее на характер и размер ответственности в случаях, когда ее проявления реализованы в общественно опасном поведении, но косвенно упоминалась во взаимосвязи с аморальными действиями (прелюбодеяние). Например, § 129 Законов Хаммурапи предписывал казнить мужчину и женщину, застигнутых во время прелюбодеяния, каковым считалась интимная связь замужней женщины с другим мужчиной; § 131 допускал снятие обвинений в прелюбодеянии с женщины, не застигнутой в этом, но заподозренной мужем, после принесения очистительной клятвы; § 142 разрешал развод по инициативе женщины, супруг которой унижал ее и изменял ей в браке. Из перечисленного можно заключить, что ревность как эмоция, реализующаяся во взаимных претензиях или насилии, признавалась обстоятельством, влекущим определенные юридические последствия (в частности, аналог брачно-семейного спора или иного конфликта, разрешаемого правовыми средствами, в том числе, с использованием наказания). Непосредственно носителю этой эмоции не дозволялось осуществлять какого-либо вмешательства, а сами претензии или насилие могли влечь ответственность на общих основаниях. Законы Ликурга (Древняя Спарта, VIII в. до н.э.), согласно которым запрещались проявления собственнических чувств и ревности в отношении женщин, а также поощрялись внебрачные связи, хотя моногамная семья в целом находилась под защитой государства. Относительная толерантность к супружеской неверности, возможно, способствовала формированию замкнутого социума, жизнь в котором, тем не менее, подчинялась строгим правилам. Таким образом, сопутствуя эволюции человеческого мировоззрения, ревность и ее проявления в общественно опасном поведении юридически не считались приемлемыми, хотя, естественно, имели отражение в реальной действительности.

В свою очередь, в лингвистических исследованиях слово «ревность» встречается в нескольких терминологических значениях: усердие (рвение), соперничество (страх чужого успеха), зависть или досада ^{[1, с. 185-186]}. Отрицательно маркированным состоянием ревность становится в контексте «недоверчивость» или «мучительное сомнение в чьей-то верности» ^{[2, с. 658]}. В классической литературе различных эпох ревность – «чудовище с зелеными глазами» (такая характеристика приведена в драме У. Шекспира «Отелло») – побудительный мотив для возникновения сильнейших эмоций и непредсказуемых поворотов сюжета.

Связь ревности и насилия в семейно-бытовых отношениях является очевидной. Большинство памятников права, начиная с определенного периода, содержат нормы об уголовной ответственности за убийство, совершенное из ревности (например, в Русской Правде, Судебнике 1497 г., Судебнике 1550 г. невозможно обнаружить положения о пределах ответственности за такое преступление, однако в более поздних источниках она устанавливается). Как представляется, причиной этого стало влияние на социальные отношения религии, интенсивность которого была такова, что семейно-бытовая проблематика оказалась подведомственна скорее церкви, нежели государству. При этом религиозные догмы и нормы канонического права были выстроены вокруг презумпции власти мужа над женой, вследствие которой юридическая полноценность женщины как носителя субъективных прав оказалась практически ничтожной. Памятник средневековой русской литературы «Домострой» ^[3], ставший кодексом общественной и бытовой морали того периода, широко поощрял внутрисемейное насилие, на фоне чего проявления ревности, вплоть до убийства, признавались практически безнаказанными. В то же время, его положения регулировали бытовые отношения в зарегистрированном браке, а проявления ревности в иных случаях, приведшие к убийству или повреждению здоровья, квалифицировались по общим нормам действовавшего уголовного законодательства. Памятники российского права XVII-XVIII вв. (Соборное уложение 1649 г., Артикул воинский 1715 г.) содержали нормы об ответственности за мужеубийство, «блуд», прелюбодеяние, но все перечисленное не рассматривалось в контексте ревности. Низкий уровень юридической ответственности за насилие в семейно-бытовых отношениях способствовал формированию собственнических инстинктов, в структуре которых ревность (со стороны мужа к жене, разумеется) стала фактически основой для удовлетворения псевдозаконных потребностей, не наделяясь при этом общественно опасными характеристиками.

Преступный характер насилия, в основе мотивации которого лежала ревность, признавался некоторыми источниками уголовного законодательства Российской империи и РСФР, хотя и различным образом. Исходя из положений Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., ученые делают вывод о том, что убийство из ревности относилось к привилегированным составам ^{[4, с. 122]}. В п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 г., напротив, убийство из корысти, ревности или иных низменных побуждений считалось квалифицированным. Как представляется, переоценка мотива ревности в различные исторические периоды была связана с разным отношением общества к ее проявлениям, и в условиях быта монархической России оно было более толерантным, тогда как идеологическая основа советского строя предполагала отрицание такой толерантности. В более поздний период – в УК РСФСР 1960 г. и действующем УК РФ – законодатель сохранил в целом нейтральную позицию относительно природы мотива ревности, видимо, учитывая относительное стабильное число насильственных преступлений, совершаемых при его наличии. Такой подход представляется непоследовательным, а в отсутствие специального нормативного акта, направленного на предупреждение насилия в семейно-бытовых отношениях, – и вредоносным, поскольку указывает на несформированность отношения к ревности как к архаичному эмоциональному состоянию, представляющему потенциальную опасность и проявляющемуся в криминальном насилии.

Проведенный краткий исторический обзор социальных и правовых представлений о ревности не дает оснований заключить, что современное состояние развития цивилизации изжило относительно толерантное отношение к насильственным преступлениям, мотивированным ревностью. Между тем, отсутствие признания такой мотивации обладающей специфической общественной опасностью является ошибочным. Деструктивный характер ревности как эмоционального состояния подтвержден результатами психологических исследований ^{[5, с. 32-38]}; более того, доказанной является и вероятная патология «ревнивца», наличие таких перверсий сознания и мировоззрения, которые потенциально приводят к интенсивной агрессии, реализуемой в совершении особо тяжких преступлений против жизни и здоровья человека ^{[6, с. 123-128]}. Жертва таких преступлений зачастую подвергается преследованию и менее опасному насилию, не квалифицирующемуся, как правило, в соответствии с уголовно-правовыми нормами.

Поясним это несколькими примерами из судебной практики. Приговором Серпуховского городского суда Московской области по делу № 1-375/2018 местный житель осужден к длительному сроку лишения свободы по ч. 2 ст. 111 УК РФ за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью своей жены, совершенное с особой жестокостью. Осужденный ревновал свою супругу, неоднократно применял к ней насилие, угрожал убийством. Поводом для ревности были подозрения в супружеской измене. В целях их проверки осужденный осуществлял скрытое наблюдение за потерпевшей, перлюстрацию ее личной переписки, а впоследствии во время скандала отсек ей топором кисти обеих рук. Приговором Московского городского суда по делу № 2-61/2015 по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ осужден мужчина, который, находясь в состоянии алкогольного опьянения, приревновал свою супругу к соседу, после чего нанес соседу множественные ножевые ранения, а жену ударил другим ножом в бок, спросив перед этим, хотела ли она ему изменить. Приговором Саратовского областного суда по делу № 2-8/2022 осужден местный житель, нанесший множественные ранения бывшей сожительнице, с которой перестал проживать совместно, но не прекратил преследовать ее. Содеянное изначально было квалифицировано по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ, однако суд вынес приговор по ч. 1 ст. 105 УК РФ, что позволило назначить подсудимому достаточно мягкое наказание (9,5 лет лишения свободы; для сравнения, срок лишения свободы в предыдущих примерах составил 14 и 15 лет соответственно). Приведенные примеры позволяют заключить, что насилие, мотивированное ревностью, принимает интенсивную и жестокую форму, вследствие чего подавляется сопротивление потерпевших, а преступное поведение приобретает повышенную общественную опасность. Во всех упомянутых уголовных делах судами была выявлена недостаточно эффективная деятельность полиции, в частности, при отработке информации о проблемных (неблагополучных) семьях и заявлений от потерпевших относительно побоев и издевательств со стороны осужденных. Выявление мотива ревности само по себе не имеет существенных трудностей; как правило, заявители в таких случаях охотно идут на контакт и такую информацию раскрывают. К сожалению, существующий правоприменительный стереотип относительно их потенциальной готовности к примирению с супругом или сожителем зачастую препятствует своевременной и правильной оценке содеянного, а в ряде случаев – становится фактором, способствующим совершению более тяжкого насильственного преступления.

В немногочисленных монографических исследованиях, проблемное поле которых включает анализ феномена ревности, последняя раскрывается как низменное побуждение ^{[7, с. 148-151]}, синоним мести ^{[8, с. 7-8]} или же причина дезорганизации семейных отношений ^{[9, с. 3-5]}. Типология убийств, разработанная на основе их различной мотивации, учитывает ревность во взаимосвязи с эмоциональной насыщенностью и напряженностью предкриминальной ситуации ^{[10, с. 8]}. Достаточно интересен тезис, в силу которого ревность признается устойчивым побуждением к удовлетворению ущемленного самолюбия, вызванным действительным или мнимым отторжением субъекта со стороны близкого человека ^{[11, с. 87]}. Ревность как сильная эмоция, стимулирующая человека к действию, получила научное осмысление и в контексте с аморальным поведением потерпевшего, вызывающим состояние аффекта ^{[12, с. 92-94]}.

К психологической и юридической природе мотива ревности обращались известные ученые. Так, О. С. Капинус рассматривает его в сравнении с иными аспектами мотивации убийств ^{[13, с. 31-50]}; Ю. М. Антонян обращает внимание на амбивалентный характер ревности ^{[14, с. 116-130]}; И.Б. Степанова обоснованно заключает, что в мотивационной структуре преступлений в семейно-бытовой сфере значительная роль принадлежит ревности ^{[9, с. 3]}. Основываясь на этих суждениях, представляется возможным предложить авторское определение ревности как мотива насильственного преступления: ревность – это деструктивное эмоциональное состояние, в силу которого субъект воспринимает себя незаслуженно отвергнутым близким человеком и совершает насильственное преступление в отношении него, чтобы «компенсировать» действительно совершенные или вымышленные неблаговидные поступки жертвы. Мотив мести, с которым ревность иногда отождествляется, представляется более широким (спектр поводов для мести, действительных или мнимых, значительно шире). Кроме того, в основе мести лежит ненависть и неприязнь, тогда как ревность возникает при изначальном наличии симпатии к потерпевшему. Отчасти ревность сопутствует дружеским или любовным отношениям; однако говорить об ее приемлемости возможно только в условиях некриминального взаимодействия между людьми.

В высшей степени дискуссионным представляется то обстоятельство, что многие авторитетные отечественные правоведы не видели заведомой общественной опасности мотивации преступного поведения, тяготеющей к ревности: например, С. В. Бородин обоснованно отмечал, что повод для ревности находится в плоскости личной жизни субъекта ^{[15, с. 32]}, Б. С. Волков признавал ревность социально нейтральным мотивом, лишенным низменного содержания ^{[16, с. 38]}. О социальной нейтральности мотива ревности упоминают и современные исследователи ^{[17, с. 145]}.

Тем не менее, социальная нейтральность этого мотива представляется неприемлемой. Помимо того, что его наличие свидетельствует о дефектах мировоззрения и толерантности к насилию, его проявления сопряжены с крайней жестокостью, что подчеркивает не только низменный характер мотивации преступника, но и ее особую общественную опасность. Ревность во взаимосвязи с состоянием аффекта, вызванным аморальным поведением потерпевшего, может признаваться привилегированным обстоятельством, но только если аморальность поведения неопровержимо следует из особенностей предкриминальной ситуации (например, один из супругов застает другого в момент интимной связи с посторонним лицом). В иных обстоятельствах ревность, безусловно, не обладает ни привилегирующим характером, ни социальной нейтральностью. Исходя из этого, представляется правильной оговорка, сделанная законодателем в п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 г., содержавшая отсылку к обстоятельствам, вызывающим состояние аффекта. Очевидно, что большинство проявлений эмоционального состояния ревности имеют причиной не аморальное поведение потерпевших, а дефекты мировоззрения субъектов, полагающих приемлемым частнособственническое восприятие симпатии и допустимым его отстаивание посредством жестокого насилия.

На основании изложенного, представляется возможным сформулировать следующие выводы относительно общественной опасности ревности как мотива преступления:

- будучи деструктивным эмоциональным состоянием, ревность характеризует сегмент мировоззрения субъекта, обладающего толерантным отношением к отождествлению личной симпатии и элементов, присущих праву собственности;

- агрессию и насилие в отношении объекта привязанности субъект, наделенный ревнивым отношением, полагает допустимым способом самозащиты несуществующих в объективной реальности прав или же адекватной реакцией на мнимую или действительную напряженность в коммуникации с потерпевшим;

- насилие в таких случаях является заведомо не адекватным этой напряженности, носит интенсивный и жестокий характер, приводит к гибели потерпевшего (потерпевшей) или иным тяжким последствиям.

Таким образом, общественная опасность мотива ревности следует признать повышенной, а его недооценку законодателем в этом качестве – пробелом, требующим восполнения.

Сформулированные выводы, как представляется, служат аргументом в пользу отказа от сохранения социально нейтрального восприятия ревности и возможного изменения норм действующего законодательства об уголовной ответственности за совершение преступлений против личности в направлении признания данного побуждения низменным и характеризующим особо опасную мотивацию преступного поведения, требующую закрепления в перечне квалифицирующих признаков убийств, причинения тяжкого вреда здоровью и иных наиболее опасных преступлений, предусмотренных главой 16 УК РФ. В качестве рекомендации по оптимизации профилактической деятельности полиции в области предупреждения насильственных преступлений против личности, совершаемых по мотиву ревности, представляется возможным отметить активизацию деятельности в направлении выявления проблемных семей и пресечения агрессивных конфликтов.