Мораль в динамике социокультурных контекстов

Ефимочкина Наталья Борисовна кандидат социологических наук доцент кафедры управления трудом и персоналом факультета экономики и управления, доцент кафедры экономической теории факультета международного энергетического бизнеса Российского государственного университета нефти и газа имени И.М. Губкина 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинский Проспект, 65 Efimochkina Natal'ya Borisovna PhD in Sociology Associate Professor of the Department of Labor and Personnel Management of the Faculty of Economics and Management, Associate Professor of the Department of Economic Theory of the Faculty of International Energy Business of the Gubkin Russian State University of Oil and Gas 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskii Prospekt, 65 yefimochkina_n@mail.ru

Мамедов Агамали Куламович доктор социологических наук профессор, заведующий кафедрой социологии коммуникативных систем Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова 119234, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1, стр. 33 Mamedov Agamali Kulamovich Doctor of Sociology Professor, Head of the Department of Sociology of Communication Systems, Lomonosov Moscow State University 119234, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1, str. 33 akmnauka@yandex.ru

Актуальность рассматриваемой темы исследования видится авторами в том, что современный мир находится во власти фундаментальных изменений, охватывающих все сферы человеческой жизни - экономику, политику, культуру. Процессы цифровизации размывают привычные контуры социального бытия, погружают человечество в состояние глобальной неопределенности ^{[12, с. 80]}. Решение задачи оценки перспективы будущего выдвигает на первый план научных дискуссий уже почти забытый концепт "морали".

Как справедливо отмечают представители экспертного сообщества, общественная мораль - набор моральных стандартов, соответствующих тем ролям, которые индивид выполняет в различных сообществах - от семьи вплоть до национального государства ^{[2, c. 7]}. При этом, важно осознавать тот факт, что смысл морали как социокультуного феномена - в сообразовании частных интересов во имя блага индивидов и социума ^{[1, c. 79]}.

Четвертая технологическая революция, с которой ассоциируются цифровые тренды современного развития, обусловила радикальные трансформации общества, затронув все сферы жизнедеятельности человека ^{[17, c. 1765]}. Наукоемкие технологии, системно изменив материальный и социальный контекст нашей жизни, привели не только к появлению новых сфер человеческих взаимоотношений, но и оформили качественно новые поведенческие нормы, ценностные ориентации, представления об этичности и морали в целом ^{[8, c. 13]}. Идет процесс кардинального изменения мировоззренческой парадигмы и становления системы цифровой аксиологии.

Вместе с тем, новые ценностные смыслы, порожденные цифровыми практиками и отрефлексированные в новом формате человеческой деятельности не являются автономными и трансцендентными по своей сущности императивами. Они отражают весь спектр традиционных ценностей культуры, адаптированных к новым условиям.

Этот процесс объективен и имеет в своей основе историческую природу – традиционную дихотомию «бытие-сознание», взаимовлияние которых порождало научно-технический прогресс и определяло цивилизационное развитие. Все достижения науки – это продукт, созданный сознанием человека, активированный его интеллектом и творческим азартом и активирующий прогресс сознания ^{[16, c. 98]}. Парадоксальным фактом являлось то, что именно прогресс сознания выражался в создании рычагов и способов, контролирующих научно-технический прогресс и определяющих рамки развития в границах конкретного исторического периода. Одним из таких рычагов исторически была мораль. Вместе с тем, мораль является наиболее консервативным элементом/формой сознания при смене социальных контекстов, где в начале меняются идеи, затем идеология, социальные практики и затем мораль.

Основу морали составляют основополагающие принципы и нормы, базирующиеся на парадигме оценок «хорошее – плохое», «добродетель-порок», «правильно-неправильно», которые носят универсальный характер, однако в определенную социально-историческую эпоху в зависимости от «контекста времени» получают различное преломление и толкование в конкретных этических прочтениях ^{[28, c. 141]}. Т.е. мораль является нормативно-ценностной системой ^{[24, с. 248]}. И содержательно мораль может быть объяснена с точки зрения общей социокультурной эволюции ^{[4, с. 8]}. В данном случае, «контекстом времени» выступает само устройство повседневности, в том числе и технологии, которые ее формируют, порождая не только новые способы проживания и действий, но и генерируя новые модусы представлений и оценок событий и процессов, создавая модель общественного сознания и устанавливая маркер должного как матрицу императивности целесообразного взаимодействия в обществе.

Логику формирования морали в эпоху цифровизации, когда в общественном мироустройстве объединились два мира – реальный и виртуальный, невозможно проследить без понимания генезиса тех императивов, которые на протяжении тысячелетий формировали концептуальные установки и принципы моральных дефиниций ^{[13, c. 68]}.

Современное прочтение культурных кодов, где качественной спецификой является глобальность, обусловленная техническим прогрессом, общественная мораль становится отражением того эклектичного состояния и «быстрой истории», где находится общество и которое сочетает различные реальности (техногенная, экономическая, экологическая и т.п.). Этим реальностям соответствует определенный уровень социальности, культурно-историческое и ценностно-ориентированное содержание. Именно в этой мегасистеме завязываются турбулентный симбиоз, где драйверами выступают культурные процессы создания информационно-индустриального общества и принципиально новой технологической базы его духовной и социальной модернизации ^{[22, c. 12]}. Таким образом, понимание морали в обществе цифровизации связано с социально-экономическим развитием, с той реальностью, которая возникла и раскрывается в деятельностном подходе ^{[3, c. 9]}. Мы исходим из того, что мораль представляет собой способ и результат развития сознания человека и образует уникальное русло парадигм, в рамках и по моделям которых формируются взгляды, предпочтения людей «родившихся в эту эпоху». И соответственно, эти модели определяют, как содержание взглядов и предпочтений эпохи, потребности людей и социума в регуляторах их многочисленных взаимодействий, так и способы воплощения этого содержания, которые устанавливают формы воздействия на общество. Собственно, формирование концептов морали исторически выступает как целенаправленный процесс и как закономерный результат освоения отображенного ранее накопленного социально-деятельностного опыта.

Создаваемый в дискретном цивилизационном поле, опыт выступает как деятельностно-информационный потенциал человечества, образующий социокультурное пространство, которое находится в тесных отношениях взаимопорождения и взаимоопределения с трансформацией сознания и мышления.

И действительно, если рассматривать историю как последовательную смену различных технологий и форм общежития, вне зависимости от исторической эпохи, национального или религиозного менталитета, то тема морали всегда выступает доминирующей, а зачастую и определяющей иные пласты массового сознания ^{[25, c. 63]}. И вне зависимости от характера конструктов, коими наполняется ее содержание, и какие способы использует общество для их закрепления, мораль всегда выступает как уникальное средство формирования паттернов поведения.

Уже первые социальные практики в истории были связаны с моралью как императивом «должного», установка на которое была предопределена биологическими инстинктами человека, порождающими страх перед явлениями природы, естественными врагами, перед болезнью и смертью. С того времени, когда человек впервые осознал себя, выделил себя из окружающего мира, а, по сути, противопоставив себя тому миру, его инстинкты приобретают смысл и становятся действиями разумного характера. Уже на примитивном уровне, методом бесконечных и трагичных «проб и ошибок», пришло осознание причинно-следственных связей не только явлений природы, но и событий и явлений, касающихся общежития древнего человека. И здесь сработали мощнейшие защитные инстинкты, которые интегрировавшись с зачатками логического мышления, заставили человека выработать систему предписаний и правил, предостерегающих его от опасности окружающего мира, болезней и смерти ^{[11, c. 95]}. Первично, это были практики, ограничивающие его поведенческие (животные) инстинкты, которые показывали, какие могут быть последствия, если конкретная установка не будет воспринята отдельным индивидом или сообществом. Таким образом, формировалась рефлексия морали как средства социальной регуляции, в основе которой лежала матрица «должное – страх».

Позднее, познание окружающего мира, применительно к своей жизни, давали человеку тот несравненный опыт и знания, которые помогали ему не только выжить и адаптироваться, но и побеждать в суровых условиях. Совершенствовались орудия труда, изменяя пространство жизнедеятельности и формируя новые императивы общежития. Динамичная матрица морали расширяла свои границы, рефлексия «должное-страх» модифицировалось в инстинкт «должное-стыд», а закрепившись как необходимость, уточнялась и совершенствовалась, превращаясь в систему повторяющихся практик и предписаний, регламентирующих внутреннюю жизнь социума, порождая те уникальные особенности, которые выделяли уже не только человека из природного мира, но и одно племя, один род от другого, закладывая основы общественного сознания и менталитета и оформляясь в древнейший социальный институт – первый инструмент управления и воздействия на конкретный социум.

Рефлексия «должное – страх», закрепляя вектор «свой-чужой» на психологическом уровне, установила соотношение индивида со «своей» группой в социальном, культурном, этническом смыслах, когда индивид, отожествляя себя с конкретной группой и принимая правила и нормы, установленные в ней и принимаемые всеми членами, считал образ жизни этой группы справедливым и видел в нем смысл своей жизни. Навыки коллективного подчинения, маркированные как табу, интегрированные с первыми моделями религиозности и воплощаемые в древних ритуалах и магических практиках, стали не только первой моделью социального воздействия, но и, совершенствуясь, оформились в культуру, мировоззрение и массовое сознание человека, создав индивидуальные механизмы совершенствования нравственного самосознания. Императивность морали выступает уже не только как надиндивидуальный инструмент контроля, закрепляющий в массовом сознании определенные поведенческие установки, но и формирующий ценностные ориентиры, которые через моральные санкции, формируют индивидуальную рефлексию взаимного обязательства («должное») и как поведенческую установку и как побудительный мотив жизнедеятельности. Побудительный характер морали получает отражение в таких понятиях как «долг», «совесть», «честь», «справедливость». Однако, эти установки, получившие характер «внутренней» императивности, не имеют универсального характера, а напрямую зависят от устоявшихся норм сообщества, в которое включена личность. Со всей очевидностью эта зависимость проявляется и сакрализируется с появлением института религии, базирующемся на коммуникативном воздействии, в основе которого лежали императивы морали как «должное-благочестие».

В основе любой религии лежит стремление человека к некоему Совершенству, который у разных народов принимает формы воплощения, отражающие особенности и специфику их бытия. Уже в самом определении понятия «религия» (лат. religare — «связывать, соединять») – определённая система взглядов, обусловленная верой в высшее существо, включающая в себя свод моральных норм и типов поведения, обрядов, культовых действий и объединение людей в организации (церковь, умма, сангха, религиозная община …) ^[23] можно выявить комплекс инструментария для воздействия на население. В данном ракурсе религия понимается как система Идей – определенных моральных компонентов/инструментов, целью которых выступала консолидация общества и организация общественного устройства посредством формирования устойчивых мировоззренческих смыслов.

Ранние религии, выйдя за границы племени, стали уже и инструментом политического объединения племен в прагосударственные образования. Объединяющим звеном становится единая Идея, значимым и знаковым компонентом которой были обозначены морально-этические установки, возведенные в ранг догматов. Закрепленные в качестве религиозного института догмы морали в течение столетий определяют не только социальное бытие, но и духовные переживания, в которых через религиозные эманации морали приобретает формы мощнейших по своему воздействию массовых манипулятивных влияний.

Радикальные трансформации института морали начинаются в Новое время, когда новые экономические дефиниции модифицируют моральные установки, получая новые эманации. Мораль становится более действенным инструментом воздействия на массовое сознание, так как затрагивают объективное стремление человека к материальному благополучию и личностной свободе. Труд приобретает цель и значимость, а человек – удовлетворенность от результатов своего труда. Освобождая человеческое сознание от религиозного зомбирования, мораль в ее новом формате формирует мощнейшее культурное поле, в котором набор норм поведения сочетается с глубокой философско-экономической основой мировоззренческих установок ^{[11, c. 86]}.

В процессе развития капиталистических отношений религиозная составляющая этих установок и норм поведения уходит на второй план и освобождает место качественно иным принципам и морали. Моральные императивы трансформируются в чисто экономические категории собственности, дохода и индивидуальной экономической свободы. Но, тем не менее, этическая составляющая морали как эманация Высшей Нравственности остается одним из средств воздействия на массовое сознание и поведение в условиях экономических преобразований и выступает фильтром для дифференциации капиталистического общества.

Новый вектор развития социально-исторических процессов обусловил качественные изменения в способах использования морали как инструмента массового воздействия. Парадигмальные изменения в материальной, производственной, духовной, социальной сферах жизнедеятельности общества уже к концу XIX века определили появление качественно новой среды – информационного пространства, коммуникативного поля, искусственной среды, созданной средствами массовой коммуникации. Развитие почтовой связи, телеграфа, телефонии создало условия для мобильного взаимодействия, а развитие профессиональной журналистики, пропаганды и агитации превратило механизм массового воздействия в искусство. Немаловажным фактором в этих процессах стала активизация участия масс во всех сферах жизнедеятельности государства и общества, а также трансформация самой информации, которая в ХХ веке превращается в один из жизнеобеспечивающих ресурсов. Посылом социального драйва становится уже не поиск «не обыденного, а нового», а «нового нового». Принципиальным отличием этого периода стали мобильность взаимодействия и «точечная» направленность воздействия. Сформировались определенные группы интересов, которые в свою очередь стали целенаправленно создавать смысловые конструкты и получили возможность прямого и косвенного оперативного и регулярного воздействия на массы.

Развитие капиталистического способа производства обусловило мощнейшие трансформации социального, экономического и политического характера. Борьба за сферы влияния приобрела международный характер и в нее были втянуты практически все мировые державы. С другой стороны, капиталистические отношения вывели на первый план противоречия, прежде всего социального характера, сложность и многообразие которых усложняли, прежде всего, дифференциацию общества, выводя на политическую арену новые социальные классы и группы интересов. Их оружием становилась не только и ни сколько рефлексия на множество различных изменений, но и формирование новых способов целенаправленного воздействия на массы. Зарождается новый инструментарий, значение которого в нашей жизни трудно переоценить – идеология, пропаганда и агитация.

Социально-политическая эмансипация общества, секуляризация, религиозный плюрализм на фоне доминирования капиталистических отношений обусловило качественную переоценку ценностей, основанную на идеях рационализации общественных отношений и направленную на закрепление новой реальности, нового бытия, основанного на принципах целесообразности, здравого смысла, защиты гражданских прав и свобод. Смена ре­лигиозной картины мира сугубо рациональным объяснением реаль­ности, которая породила состояние социальной, экономической и политической аномии, обусловила необходимость не только создания новых мировоззренческих установок, но и мобильных инструментов для закрепления этих установок в массовое сознание.

Практически за короткий период времени был создан институт организации общественного порядка, в основе которого лежат средства обеспечения групповых интересов, по преимуществу элитарных. Движителем пропагандистских инструментов является тактика примитивизации смыслов существующей реальности, посредством которой создается схема взаимодействия группы интересов и массы. Создавая некий примитивный/доступный каждому образ групповых целей и ценностей, в пропаганде формируется необходимый группе интересов стиль поведенческих установок, нормативная модель восприятия мира, которая позволяет сделать социально-политическую и экономическую аномию простой и понятной, а общество – консолидированным ^{[11, c. 183]}.

Политическая борьба и сопутствующая ей экономическая конъюнктура создавали своеобразное идеологическое пространство – поле искусственных коммуникаций, в рамках которых группы интересов создавали необходимые конструкты, примитивные по своей сути, но четко и доходчиво доходящие до сознания масс. Способами такого воздействия становится периодическая печать и плакаты, именно они приобретают массовый характер, становятся доступными и главное понятными для широких слоев населения. Политические инсинуации, основанные на усилении дихотомии «свой–чужой», использовались политическими лидерами при усилении имперских экспликаций в условиях военно-политических кризисов и особую актуальность получают в годы Второй мировой войны.

Закрепившись в поле идеологических конструктов, моральные императивы «должного» получают новую трансформацию, вектор которой обусловлен естественным и неограниченным стремлением человека к удовлетворению своих первичных потребностей. Так, после Второй мировой войны экономика европейских государств находилась в критическом состоянии и восстанавливалась очень медленно ^{[7, c. 71]}. В целом, мировая экономика переживала не лучшие времена. И стремление к благополучию стало первичным фактором и платформой новой идеологии, на которой сошлись интересы мировой политической и экономической элит, консолидация которых к тому времени приобретает законченные черты. В массовое сознание внедряется принцип – «не хуже чем у Джонсов». Начинается активный процесс политико-экономической манипуляции в глобальном масштабе, в рамках которой формируется общество массового потребления, мораль и идеология массовой культуры – экономической и политической культуры нового типа ^{[10, с. 84]}.

Базовыми тенденциями второй половины ХХ века выступают тренды революции менеджеров («молчаливая революция»), «бесшумной революции» и культуры массового потребления, которые обусловили критически важные изменения массового сознания, массового поведения и мировоззренческих установок в целом. Эпоха мыслителей сменяется эпохой звезд. В социальном тренде вектор – быть похожим на звезду. И тем самым, быть замеченным. «Я – это то, что обо мне говорят» – становится кредом жизни.

Содержательный характер новых тенденций лежит в плоскости ключевых трансформации вектора цивилизационного развития и связан как с расширением масштабов общественного производства, так и со сменой правящей промышленной элиты, в структуре которой начинают доминировать профессиональные управленцы, которые получают контроль над средствами и процессами производства. «Белые воротнички» вся явственнее заявляют о себе, причем во всех сферах. Происходит не только смена правящей промышленной элиты, но и более глобальный процесс - страта менеджеров раздвигает свой функционал до национальных масштабов и начинает играть решающую роль в развитии всех сфер общества. Эти изменения приводят к масштабным последствиям, которые лежат уже не только в плоскости экономики и политики, а в области социокультурных изменений ^{[11, c. 38]}.

Прежде всего, они привносят в массовое сознание комплекс новых моральных установок, в котором синтезируются нормы «протестантской этики», получившие блистательное обоснование еще в работах М. Вебера и ориентиры гражданско-политической культуры (гражданская активность, приоритет индивидуальных мнений, неотчуждаемости и неотъемлемости прав человека в признании свободы как абсолютной ценности, лояльность, толерантность и т.п.). Главными концептами морали становятся не конструкты «должного», в сочетании с установками, применительными к «контексту времени», а матрицы индивидуального и свободы. Носителями этих матриц новой морали становится креативный класс – новая меритократия - программисты, журналисты, политики, эксперты, деятели шоу-бизнеса и т.п., чьи взгляды и стиль поведения отличаются от общепринятых.

Их поведенческие паттерны адекватно и мобильно адаптируются в массовом сознании современного общества и принимаются за стандарты поведения, образа жизни и мысли практически всеми слоями населения различных стран. Объяснение мобильности и легкости новой морали лежит в плоскости изменений культурного характера и экономического развития, которые Р. Инглхарт назвал постмодернизмом, а Д. Белл – «бесшумной революцией».

Главный тезис заключается в эволюционной модернизации, в рамках которой общество, становясь благополучным в экономическом плане и в плане безопасности, трансформирует свои ценностно-мировоззренческие установки. Доминирующими ценностными приоритетами становятся не проблемы выживания и личной и социальной безопасности, а проблемы гражданских прав, свобод и экологии – постматериальные ценности. Растет гражданская активность населения, и массовое сознание разворачивается в сторону гражданской активности, толерантности, солидарности, индивидуальным ценностям, стремлению к социальной самореализации во всех ее проявлениях. Эти ценностные доминанты коррелируют с культурой креативной культурой и, по сути, выступают ее социальной реализацией.

Развитие наукоемких технологий, и, прежде всего, компьютеризация и интернетизация обусловили становление качественно иного информационного капитала ^[20]. Как обоснованно указывается в научной литературе, с развитием современных информационно-коммуникационных технологий, в частности, глобальной сети Интернет, именно сетевая структура распространения информации становится наиболее актуальной ^{[16, c. 203]}. Через Интернет происходит не только приобщение к иным культурным ценностям ^{[15, c. 49]}, имеет место тотальная сциентизация быта, меняются повседневные социальные практики. Гаджеты стали неотъемлемой частью жизни и привнесли в эту жизнь стремительно меняющиеся потоки информации. И средства массовой информации в этих условиях не только стали инструментом коммуникации, который тиражирует ту или иную информацию, они выступают средством массового воздействия/манипулирования, формирующим определенные установки, доступные широким слоям населения. Сегодня СМИ – это латентная форма власти, глобальная информационная индустрия, базовой установкой которой является культура потребления – культура развитого общества, общества процветания и экономической стабильности, в котором все сферы жизнедеятельности коммерциализированы.

Коммерциализация стала «якорной» установкой существования современного человека и содержанием качественно новых моральных установок, которые имеют искусственную природу – они создаются и тиражируются посредством индустрии досуга, ориентированной на упрощенные символические формы восприятия тех или иных смысловых маркеров. Главная цель индустрии СМИ – создавать необходимые стереотипы и поведенческие установки. Реклама и моды становятся главными трендами массовой культуры и создают новые мировоззренческие ценности и ориентации. Содержанием новых ценностных установок является продукция современного промышленного производства, кино, телевидение, книги, газеты и журналы, спорт, туризм и т.д. Их потребление – массовое, ибо аудитория, которая воспринимает данную культуру, – это массовая аудитория больших залов, стадионов, миллионы зрителей теле- и киноэкранов. Массовый характер ценностных установок сделал их серийными стереотипами с примитивным содержанием, ориентированным на развлекательность, натурализм и культ жизненного успеха. Эти стереотипы создают иллюзорную модель успешной и благополучной жизни, а промышленное производство предоставляет условия, стимулирующиеся рекламой для интерпретации этого благополучия. Можно сказать, что массовая культура – это внешняя оболочка «молчаливой и «бесшумной» революции постмодерна, а ее содержание – оборотной стороной культуры новых элитных страт (менеджеров и «креативщиков»).

Современная система морали, возникла в результате социально-экономических трансформаций, в которой изменилось не только содержание, но и способ и формы ее функционирования. Манипулятивный характер коммуникационного взаимодействия, трансформирующий ценностные установки массового сознания, изменил смысловые характеристики и семантику традиционных понятий.

Опыт человечества показывает, что духовность и деньги – вещи практически несовместимые ^{[6, c. 115]}. И на карте общества, основанного на экономическом, политическом и культурном рационализме, традиционное понимание морали становится главным препятствием для внедрения в сознание социума новых ценностных установок, поведенческих стереотипов и ориентиров. Концепт морали подвергается глобальной манипулятивной корреляции, в рамках которой кардинально изменяется его смысловое восприятие. Пройдя путь от ранней протестантской этики с ее рационализмом (подход к прибыли), аскетизмом (религиозная направленность хозяйственного мышления) и стремлением реализовать свое «Я» в свободном труде к постмодернистским установкам индивидуальной свободы, мораль перестает быть синонимом добра, справедливости, добродетели и смысла жизни, закрепляя новые смыслы и конструкты рационального.

Семантические метаморфозы, происходившие со смысловым содержанием концептов морали на протяжении ХХ в., по сути, в условиях массового индивидуализма и цифровизации, развернули их к изначальному значению и мораль стала пониматься как некая установка «свой-чужой». Причем, если в условиях древнего социума матрица «свой-чужой» была результатом естественного осмысления и единственным способом выживания, то в условиях массовой культуры, которую цифровые технологии вывели за рамки конкретного государства и общества, новый моральный идентификатор выступает искусственным конструктом, главным инструментом и проводником интересов конкретных социальных групп, как правило, политической, экономической и финансовой элиты, которая стала единым целым. С помощью технологий манипулирования СМИ создает новые семантические смыслы и понятия, культурные образцы и поведенческие стереотипы, задается пресуппозиция восприятия.

Мораль становится неким аттитюдом – универсальной социально-психологической установкой, обуславливающей готовность не только конкретного человека, но всей аудитории в целом к определенным/смоделированным действиям. А процессы воздействия СМИ, направленные на формирование качественно новых аттитюдов, моделирует матрицы социальной идентичности посредством искусственных конструктов восприятия и переживания «морали» с позиций феноменологии эстетических расположений. В данном конструкте в новой последовательности распределяются смысловые значения морали. Если в классическом варианте концепт морали можно представить, как систему «ядро–периферия» в которой в качестве ядра выступают социокультурные значения («вечные ценности»), а смысловые значения нравственного «должного», адаптированные под «контекст времени», то есть моральные фильтры выступают как периферийные, то конструкт чистоты, оформившийся в ХХ веке, особенно во второй его половине, представляет собой искусственное образование, смоделированное под влиянием факторов социально-экономической и политической конъюнктуры, а принципиально важным условием его формирования стал так называемый «переворот отражения», когда сознание начинает задаваться тем, что прочитано в книгах и газетах. Сознание отражает прочитанное, и изменяется под воздействием тех образов, смыслов и символов, которые несет средства массовой информации. СМИ уже не только начинает отражать жизнь, оно управляет жизнью, задает символы и мифы социального бытия. Вместо реального мира навязывается искусственно созданный виртуальный мир с новыми символами и смыслами (нормами и поведенческими установками) и сознание просто копирует телевидение.

В результате изменяется система «ядро–периферия», точнее, СМИ трансформируют ее «меняя местами» знаковые компоненты этой системы. В качестве ядра позиционируются гигиеническая, хозяйственно-бытовая, и особенно социальная и экономические смысловые конструкты, которые определяют нормы сконструированные, применительно к конкретному обществу – обществу массового потребления.

Формируется новый эстетический конструкт морали – искусственная модель достижения идеального образа, соответствующего нормам массовой культуры и массового потребления, главным идеалом которого выступают тренды моды. Этическая (достижение нравственного совершенства) составляющая уходит в область периферии.

Этот процесс можно представить следующим образом. СМИ моделируют некий смысл императива морали и нивелируют его, например, в рекламе и/или художественном фильме. Смысловой конструкт оформляется жанровыми формами – рекламными слоганами, звуковым/музыкальным сопровождением, яркими образами персонажей, динамичным сюжетом (в рекламе) или насыщается глубокими концептуальными рассуждениями, мифологическими образами и символами иллюзорной реальности фильма, настолько приближенными к реальной действительности, что аудитория начинает воспринимать их как действительные. В результате формируется эмоциональный компонент аттитюда морали, некая социокультурная рефлексия аудитории, перенос модели в сознание, копирование телесмыслов, которые закрепляют в сознании конкретное представление о реальности (когнитивный компонент аттитюда) и модели поведенческих действий в конкретных ситуациях этой реальности (конативный компонент аттитюда). Процесс сей, конечно же, не единичен, он повторяется систематически, и созданные образы и смыслы становятся символами и мифами нового мировоззренческого конструкта, моральной установкой массового сознания.

В данном контексте применим маркер, получивший название «окна Овертона», алгоритм технологий которого переводит тот или иной императив морали из плоскости «немыслимо» к «государственной норме» («немыслимо» – «радикально» – «приемлемо» – «разумно» – «популярно» – «государственная норма»). Критически важным поворотом здесь становятся конструкты – «разумно» – «популярно», которые отражают степень массового потребления и уровень влияния массовой культуры. При этом необходимо отметить, что одним из ключевых условий формирования новой культуры массового рационализма становиться веберовский/макиавеллиевский подход, когда старые смыслы не отрицаются, не оправдываются, а рассматриваются с позиций разума и интеллекта. В этом случае старый смысл приобретает форму периферии – внешней оболочки, изменяется ядро смысла. Так, заповедь «не убий» не отрицаясь ни в коей мере как религиозная догма, приобретает новый социокультурный смысл в рассуждениях: «а будет ли грехом убийство убийцы или насильника? Будет ли грехом эвтаназия – «убийство из милосердия»?». Это рассуждение, подается СМИ, сопровождаемое красочным и ярким полем страдания жертвы, заставляет аудиторию «примерить на себя» ситуацию. И аудитория, начиная рационально рассуждать, порой забывая и религиозные принципы, и букву закона, и мораль делает трудный, но однозначный вывод – «бывают ситуации, когда убийство – необходимо». Все – круг замкнулся. В массовом сознании создается своеобразный культурный «Beruf» - рациональный ценностный ориентир, в котором вроде бы и нет подмены смысловых понятий, а присутствует логика действий в зависимости от конкретного события.

Эти установки новой морали формируются как целенаправленно индивидуальные, они выступают механизмами формирования массовых стереотипов, эталоном статусных позиций, по которым индивид оценивается статусной группой как «свой–чужой». Они не результат разумности и/или рациональности как у нуворишей Т. Веблена, они – модель, навязанная массам. Уже не «Быть как все», а «Быть не хуже людей» становится главным постулатом, муссируемый СМИ.

Новое понимание морали как конструкта правильного образа жизни является искусственно созданным эталоном, посредством рекламы и моды практически принудительно заложенным в массовое сознание и превратившим общество превратилось в театр ^{[9, c. 47]}, на подмостках которого разыгрываются спектакли и отыгрываются роли – модели поведения. Эта театральность, индивидуальная массовость с еще более глубокими репрезентируется в кинематографе, становится темой для размышления и «концептуального», и «игрового» кино. В концептуальном кино рекламные стереотипы приобретают более глубокий смысл, они «тревожат сознание», демонстрируют «игры разума», и, оставляя зрителя в сомнении и размышлении над «смыслом жизни», вместе с тем, формируют аффирмативный характер ангажированных смысловых стереотипов.

Стереотипность и упрощенно-рациональная мораль, ставшая эталоном, наиболее ярко проявляется в интернет-пространстве, который в ХХI веке становится главной движущей силой мировоззренческих изменений. Бутафорская проекция реальности, возможность создавать настолько точную и глубокую иллюзию реалий, предоставляет участникам интернет-коммуникаций возможность имитации ключевого момента существования. Приемами концептуальности, прошедшими успешную апробацию в реальном формате, модераторы закладывают определенные границы, создают моду на те, или иные размышления, осмысления и восприятия реальной действительности, а, следовательно, и создают моду на определенные выводы, которые пользователи, «приученные» в формате реального мира к шаблонам массовой культуры, позиционируют как свои собственные.

Еще более сильным по воздействию выступают темы «актуального жанра», ставшие наиболее популярными в Интернете, в которых упрощенная подача смыслов, репрезентация реальной действительности в ее маргинально-юмористическом контексте, утверждает лозунги «Что естественно, то не стыдно», «Ты такой, как ты есть» или заводит пользователя в область псевдо интерпретаций реальных событий. «Актуальные жанры», создающиеся, как правило, для масс, привносят упрощенные смыслы реальности. Гротеск смыслов упрощает их восприятие, а иллюзия, приближенная к реальности, с еще большей скоростью формирует стереотипические образы и модели поведения. И даже если мы видим в них некое подобие модели моральной и/или нравственной инсталляции, то она уже не возводится в ранг Совершенства и эталона для подражания. Мозаичность смыслов и фрагментарность образов уже не предполагает глубоких размышлений о морали и нравственности. Они позиционируются как шаблоны, устаревшие догмы, которые «сковывают» свободу Личности, закрывая границы самосовершенствования архаичными условностями. Многочисленные псевдорациональные рассуждения, в которых практически выведены за рамки осмысления моральные и этические смыслы, формируют все новые и новые «конструкты Овертона», которые пользователи из цифрового формата привносят в реальную действительность, создавая, а точнее, ломая устоявшиеся механизмы общественных взаимодействий. В результате происходят не только «разрыв шаблонов» поведения, но и начинаются процессы глубинных трансформаций как индивидуального, так и общественного сознания. В данном контексте особую актуальность приобретают те смысловые конструкты, которые обуславливают парадигмальные трансформации, связанные с цифровизацией ^{[27, c. 120]}.

Сегодня само понятие «цифровизация» позиционируется уже не сколько как результат развития наукоемких технологий, очередной этап социально-экономического развития, сколько как новая социально-антропологическая реальность, в которой нашла свое выражение цифровая сфера социокультурной деятельности человека.

Создание громадного оцифрованного массива традиционных объектов, формирование новых виртуальных объектов, в частности Big Datа, а также обеспеченная средствами информационно-коммуникационных технологий возможность доступа к ним, многократно ускорили и предельно разнообразили жизнь человека и модифицировали индивидуальное сознание, феномены которого предполагают технологическую имитацию и, в перспективе, фактическое искусственное воспроизведение реальности. Новые носители информации, способы освоения и передачи объектов, новые каналы коммуникаций трансформируют визуализацию восприятия, наполняют новым содержанием систему культуры в целом, видоизменяя роли и статусы ее институтов, и, прежде всего мораль.

Сегодня идут активные дискуссии о структуре и сущности цифровой культуры, в рамках которых ряд современных авторов, определяя ее черты, рассматривают данный феномен как «третью природу» и привносят в нее черты искусственно созданного виртуального мира, в некоторой степени отделенного от мира реального. Такой характер понимания, на наш взгляд, является в какой-то степени односторонним для сущностной характеристики этой культурной среды, так как цифровая реальность создается человеком и для человека, и, соответственно, выступая результатом и полем его деятельности, несет в себе все те установки, которые мотивируют человека и определяют его мировоззренческие установки в «реальном формате». Вместе с тем, являясь искусственным конструктом цифровая реальность модифицирует в новом формате эти установки, нивелируя в них личность индивида, а характерные черты цифровой реальности (открытость доступа, транспарентность, дистанционность, эклектичность, инновационность, технократичность), открывают предоставляют возможность социального лифта для любого «продвинутого» пользователя, независимо от того в какой сфере он проявляет свою креативную активность. И в данном контексте именно цифровая реальность в разы актуализировала те установки морали постмодернизма, которые сформировали стереотипы общества массового потребления и массовой культуры. Маркеры индивидуальной свободы и коммерциализации творческого начала, выйдя за границы традиционных моральных установок, изменили представление о собственном социальном облике, респектабельности, личной жизни и трансформировались в вседозволенность и безнаказанность. Сегодня любой пользователь, позиционирующий себя «блогером» не только может создать и коммерциализировать свой имидж, предпочтения и некие ценностные установки, изменить через свою цифровую активность, свой статус в реальном, но и оказывать мощнейшее влияния на массы пользователей, изменяя их моральные принципы и мировоззрение в целом.

С другой стороны, идет идеализация цифрового пространства, как информационно-коммуникационного поля, в котором пользователи (человек, государство и общество) получают широкие возможности для реализации своих потребностей, деятельности, творчества и т.п. Действительно, современная цифровая реальность, не только вошла во все сферы жизнедеятельности современного общества, но и кардинально изменила систему коммуникативным взаимодействий на всех уровнях государственного управления, социального общежития и индивидуальной деятельности – «Ты – это то, что ты пишешь о себе».

Вместе с тем, именно цифровизация обусловила появление ряда проблем, как технических, технологических, правовых, так и проблем морально-этического характера. Наличие этих проблем, их безоговорочное признание специалистами, детерминировала резкую критику процессов цифровизации. В частности, среди остро стоящих проблем именно морально этического характер сегодня выделяют:

1) проблемы коммуникационных взаимодействий при использовании «технического посредника», наличие которых деформирует процесс общения и понимания как публичных пространствах (социальных сетях), так и профессиональном поле, радикально изменяя, а точнее нивелируя моральный аспект общения;

2) проблемы коммуникационных взаимодействий в системе «человек-машина», «человек-искусственный интеллект», в результате которых индивид как личность практически полностью исключается из системы коммуникации. Ему на смену приходит пользователь информационного ресурса, чьи моральные и этические предпочтения лежат вне коммуникационного пространства;

3) проблемы «цифровой экономики», повлекшие за собой, во-первых, изменения на рынке труда, обусловленные проблемой «цифрового равноправия». Сегодня рынок труда представляет мобильное пространство, в рамках которого происходит сокращение и/или исчезновения ряда профессии, взамен которых появляются новые специальности, компетенции которых лежат в плоскости цифровых и наукоемких технологий. Это актуализирует проблему справедливого доступа к образовательным ресурсам, а также обостряет вероятность появления новых видов цифровой дискриминации и создает предпосылки для рисков увеличения социального неравенства и роста социальной напряженности. Немаловажный фактор опасности развития «цифровой экономики» напрямую связан с проблемой доступа и справедливого распределения достижений «цифровой революции»;

4) проблемы использования BigData, особенно массивами социальных и персональных данных, в части ответственности за их утечку, нарушение приватности, несанкционированный доступ к БД, а также за бесконтрольное пользование. Исследования, включающие мониторинг IT-сферы, проводимые авторами с 2005 г. и подтвержденные аналоговыми исследованиями, различными консалтинговыми компаниями, показывают, что до 60% нарушений в сфере использования BigData являются результатом действий инсайдеров, имеющих доступ к закрытой информации и представляют собой нарушения профессиональной морали и этики;

5) проблема монополизации цифрового пространства также имеют морально-этический контекст и рассматриваются не только как вероятность коммерциализации необходимых услуг, технологий и/или сервисов, но и как вероятностные социальные риски коммерческого и/или политического манипулирования, вторжения в личную жизнь и распространения систем тотального контроля (сегодня последнее позиционируется как «абсолютная прозрачность» априори присущая цифровизации);

6) проблемы ответственности Искусственного интеллекта (далее – ИИ), которая со всей очевидность проявляется в так называемой «морали машин» (Moral Machine) - «жанровом исследовании-тесте», основанном на неизбежности выбора роботов–автомобилей, который ставит пользователя перед дилеммой крайне сложного (а, по сути, невозможного с позиции гуманности) морально-этического решения в котором нет адекватных альтернатив. На сегодняшний день, когда человечество успешно и стремительно замещает человека ИИ, не выработаны модели оценки принимаемых ИИ решений, адекватности их восприятия человеком/социумом, степени и конкретизируемой зоны ответственности за ущерб от сбоев и/или нарушений алгоритмов и т.п.

Также морально-этические проблемы цифровизации связываются с психологическими факторами и не случайно исследователи акцентируют внимание на новые вызовы, в том числе формам массовых психологических манипуляций, невиданных по охвату и глубине воздействия ^{[19, с. 6]}, которые напрямую определяются качеством социальных связей и трансляцией информационных сетей. Современное цифровое пространство дало практически безграничные возможности для подобных актов ^{[21, c. 201]}. Доступные цифровые сервисы позволяют экономить время (например, за счет информации об тех или иных событиях, возможности заказать такси, продукты и т.п.) и вместе с тем, моделируют характер его использования, предоставляя досуговые информационные ресурсы, качество которых зачастую оказывает крайне негативное влияние как на психику, так и на поведение пользователей, инициируя девиантное поведение. В первую очередь, мы говорим о таких явлениях как порносайты, интернет-игры, различные руководства террористам и т.д. ^{[14, с. 729]}.

Подобные выводы подтверждаются многочисленными исследованиями влияния цифровизации на поведение и мировоззрение человека. Так, исследование, проведенное среди студентов отечественных вузов ^{[26, с. 31–38]}, показало, что цифровизация в большей степени оказывает влияние на коммуникативную сторону общения (82,5%), в то время как перцептивная сторона общения практически не задействована (7%). Среднюю позицию заняла интерактивность общения (33%), что объясняется возможностью взаимодействий как в реальном, так и в цифровом пространстве.

Для нашего исследования интерес представляют позиции опроса, напрямую связанные с морально-этическими аспектами цифровизации. Авторами использовались данные опроса, проведенные в Уральском федеральном университете имени первого Президента России Б.Н. Ельцина (далее – УрФУ) по аналогии с которым был проведен опрос студентов РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина (далее – РГУ; число респондентов – 186, возраст 20–21 год). Можно выделить такие цифровые предпочтения молодежи как

1) формирование имиджа – таблица 1.

Таблица 1 - Насколько легко формировать имидж в эпоху цифровизации?

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

Данные опросов показывают, что больше половины респондентов считают формирование имиджа достаточно легким (54,4% – «легко в большей степени» и «легко» по УрФу и 91,2 по РГУ). Причем, если в УрФу студенты ориентируются на шаблоны, предоставляемые рекламой и имиджмейкерами, что подразумевает в той или иной степени манипулятивные возможности со стороны последних, а процент корреляции со «свободным выбором» внешнего «Я» практически сопоставим (43,9), то одной из главных причин, которую назвали студенты-губкинцы при формировании имиджа – это свобода самовыражения, относительная автономность общественной оценки индивидуального имиджа (более половины опрошенных). Ориентация на шаблоны в % опрошенных студентов–губкинцев довольно низкая – 23,4%.

2) влияние цифровизации на личность – таблица 2.

Таблица 2. Как цифровизация влияет на личность в психологическом плане ?

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

Данные показывают, что современная молодежь, воспринимающая «продукты цифровизации» как данность (29,8% – «не влияет никак» по УрФУ), вместе с тем, осознает опасность негативного влияния цифровизации на психологическое состояние личности (36,9% – «в большей степени отрицательно» и «отрицательно» по УрФУ и 65,3% по данным категориям в РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина).

3) Этические проблемы цифровизации – таблица 3.

Таблица 3. В ходе цифровизации могут проявиться следующие этические проблемы

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

Ответы респондентов, таким образом, показали, что социум еще не в состоянии увязать цифровой формат жизни с нравственными ценностями ^{[1, с. 10]}, его традиционные морально-нравственные установки не достаточно подготовлены к тем стремительным изменениям в образе жизни, которые повлекла цифровая трансформация. Об этом говорят данные таблиц 4, 5.

Таблица 4. Готово ли общество к цифровизации ?

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

Таблица 5. Психологически готово ли общество к цифровизации?

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

4) Этические принципы цифровизации, представленные в таблицах 6а и 6б со всей очевидностью показывают, что традиционные морально-этические установки, синтезированные с веберовской моралью и принципами постмодернизма в условиях цифровизации являются основными морально-нравственными ориентирами социума. При этом мораль индивидуальной свободы постмодерна является превалирующим поведенческим стандартом.

Таблица 6а. Этические принципы (по УрФУ)

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

Таблица 6а. Этические принципы

(по РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина)

Источник: ^{[26; авторский опрос]}

Данные приведенного выше опроса коррелируют с показателями мониторингов общественного мнения относительно морально-этических проблем цифровизации, проводимых как российскими, так и зарубежными компаниями и исследовательскими центрами, что актуализирует проблемы морали в обществе, ориентированном на цифровизацию.

То есть, можно констатировать тот факт, что цифровое пространство можно назвать отражением реального мира, так как, и владельцы и пользователи цифровых ресурсов – реальные люди, которые привносят в цифровой мир элементы реальной культуры реального мира.

В настоящее время дискуссии о возможностях, ресурсах и потенциале цифровой культуры являются прямым отражением дискурса о культуре современного общества, так как проблемы цифрового пространства инициированы обществом.

Природа цифровой культуры дуальная. С одной стороны, это действительно искусственно созданная реальность, виртуальная среда, с присущей ей фрагментарностью, мозаичностью выражения и доминированием визуального над смысловым, имеющая развлекательный, рекреационный, игровой характер ^{[5, с. 54]}. Аналитики отмечают, что современное общество, воспринимает цифровое пространство в большей степени как средство развлечения и получения информации (преимущественно обще-познавательной), а цифровые сервисы государственных услуг, сферы обслуживания и т.п. воспринимаются индивидом в режиме «априори-данности».

При этом, интернет-пространство и иные способы цифровизации в своей совокупности стали онтологической основой современного существования индивида и общества, что обостряет моральные проблемы современности.

Сегодня формируется новая структура общества, сегментарность которого выражается не государственными и/или национальными границами, а цифровыми группами и объединениями «по интересам». Концептуальные характеристики данных групп выходят за рамки традиционных социальных групп и в большей степени аналогичны группам профессиональным. Но, основные сегменты цифрового социума, объединяются именно «по интересам», которые лежат в плоскости «игровой активности», где границы моральных установок (в традиционном понимании морали) в лучшем случае размыты. Например, ориентируясь на сообщество видеостриминга, индивид нацелен только на объем дивидендов (коммерциализацию поступков) и рост популярности при минимальной ответственности. Соблюдение моральных норм и этических требований обратно пропорционален росту его дохода, а рост популярности видеостриминговых сервисов позволяет говорить об отсутствии в современной среде реального социума моральной рефлексии как внутренней свободы выбора и регуляции своего поведения внутренними моральными убеждениями – совестью, долгом, стыдом и т.п. в этой связи ключевая проблема общества массового потребления и массовой культуры, трансформировалась в цифровом формате и рефлексию безответственного поведения, в котором индивидуальная свобода и коммерциализация активности, сформированные в эпоху постмодернизма, приняли ярко выраженные формы.

С другой стороны, именно реальный социум обозначил подходы к решению ключевых морально-этических проблем цифрового пространства. Так, в случае с видеостримингом сегодня прослеживается водораздел, напрямую связанный с моральными установками, наиболее поляризованными в западной и восточной культурах. Западная культура, ориентированная на принципы демократии и гарантии прав личности, нацелена на поддержку абсолютной свободы в самовыражении личности, какие бы способы она не предпочитала, Традиционная восточная культура, мораль которой основана на принципах коллективной и индивидуальной ответственности как инструмента социальной гармонии, широко использует цензурирование подобных контентов, привлекая к ответственности их авторов ^{[22, с. 96]}.

Эти примеры являются отражением объективных процессов формирования качественно новой парадигмы общественного развития, инструментом которого являются процессы цифровой трансформации. Социум, тысячелетиями вырабатывающий моральные установки и конструкты, переживший не одну смену общественных парадигм, способен сформировать новую среду общежития.

Использование наукоемких и информационных технологий, повлекшее значительные изменения в жизни человека и обусловившие появление цифровой культуры, системы ценностей и форм взаимодействия людей формирует уникальную культурную среду, в которой идет становление качественно новой культуры - культуры свободы взаимодействия. Но, вместе с тем, эта новая культура в своей содержательной сути, является отражением культуры реального мира, существующей действительности и формирует те же установки культуры, нормы морали, ценностные стандарты, формы поведения, что и в «реальном формате». Интернет не меняет людей, он просто позволяет им делать то же самое по-другому… Вопреки утопическим представлениям Интернет, его развитие, вряд ли превратит незаинтересованных, неинформированных, безразличных граждан в заинтересованных, информированных и активных киберграждан ... ^{[29, p. 157]}.

Цифровая культура становится модифицированным воплощением социально-экономического, социокультурного развития и воплощением ценностных притязаний ее создателей. В свою очередь, проблемы и объективные факторы ее становления оказывают влияние на всех участников парадигмальных трансформаций, в рамках которых формируется мораль новой цивилизации. В данном контексте справедлива культурно-антропологическая дефиниция взаимосвязи феномена цифровой культуры и трансформирующегося под ее воздействием человека: «… через 10 – 15 – 20 лет, т.е. еще при жизни основной части нынешнего поколения, сегодняшний цивилизованный НОМО превратится в еНОМО - новый вид, сохраняющий биологическую принадлежность к Homo Sapience, но качественно значительно отличающийся от него за счет симбиоза с продуктами стремительно развивающихся сверхвысоких технологий» ^{[18, с. 262]}.