Исследование влияния социальной структуры на идеологию в работах Пьера Бурдье

Козырев Максим Сергеевич кандидат философских наук доцент, кафедра теории и методологии государственного управления Академии управления МВД России 140032, Россия, Московская область, г. Поселок Малаховка, ул. , ул. 1-Я комсомольская, 9/2,, кв. 9 Kozyrev Maksim Sergeevich PhD in Philosophy Associate Professor, Department of Theory and Methodology of Public Administration of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia 140032, Russia, Moskovskaya oblast', g. Poselok Malakhovka, ul. , ul. 1-Ya komsomol'skaya, 9/2,, kv. 9 Max-han@yandex.ru Другие публикации этого автора

Введение

Пьер Бурдье (1930-2002) один из выдающихся и влиятельных социологов и философов современности, научное наследие которого весьма богато и многогранно. Однако если результаты его исследований социального воспроизводства и структурирования, взаимодействия в политическом поле проанализированы достаточно полно, то тема отражение социальной структуры в идеологии не так часто становилась предметом внимания ученых, изучающих его творчество. В этой связи автор взялся за труд заполнить образовавшеюся лакуну и выяснить каким образом, по мнению Пьера Бурдье, в идеологии отражаются социальные позиции, силы и их расстановка.

Результаты и обсуждение

Прежде необходимо очертить одно из центральных понятий его научного творчества ‒ габитус, представляющий собой схемы восприятия, мышления и поведения ^{[1, С.59]}. Данный феномен формируется под влиянием социальных условий, в которых находится человек с самого своего рождения. Это интериоризированные диспозиции. Находящийся под влиянием прошлого опыта габитус постоянно порождает новый опыт, который затем его трансформирует. Соответственно, метаморфозы габитуса определяются социальной траекторией агента ^{[2; 3, p.101-102]}, теми социальными статусами, которые он меняет в течение своей жизни. Он не является результатом свободы выбора актора, но выбор вынужденный, необходимый, навязанными социальными условиями. В соответствии с габитусом формируются притязания: «Но достаточно даже кратко напомнить социальные условия становления требования «личного мнения» и осуществления этого притязания, чтобы показать: в противоположность наивной вере в формальное равенство перед политикой, «народное» представление является более реалистичным, когда оно не видит другого выбора для наиболее обделенных слоев» ^{[4, С.113]}.

Особое внимание Бурдье уделял вкусу как внешнему проявлению габитуса. К примеру, обладающие большим культурным и малым экономическим капиталами интеллектуалы тяготеют в искусстве ко всему революционному и вместе с тем аскетичному (малозатратному) в силу своего положения «бедных родственников».

Представление габитуса лишь как отражение социального положения агента было бы не верно. Именно благодаря ему воспроизводятся социальные отношения, поддерживается общественная иерархия ^{[5, 6]}. В этом смысле можно смело оппонировать критикам Бурдье, которые полагают, что он не предлагает убедительного описания воспроизводства насыщенного внутренними конфликтами и противоречиями капитализма ^[7]. Как раз концепция габитуса и способна объяснить почему агенты, несмотря на очевидную по отношению к ним несправедливость социального порядка, продолжают, как правило, неосознанно его поддерживать: «Стратегии воспроизводства основаны не на сознательном и рациональном намерении, но на диспозициях габитуса, который спонтанно стремится воспроизвести условия своего собственного производства» ^{[8, С.93, С.104]}. Воспроизводя себя посредством габитуса агент или группа воспроизводит и существующий социальный порядок.

Бесспорно, что имеются экономические и политические механизмы воспроизводства капиталистических отношений, коим Пьер Бурдье уделил куда меньше исследовательского внимания, чем хотелось бы. Но это не означает, что он отрицает их влияние вовсе. В этом отношении можно предположить, что Бурдье действовал в соответствии со своим габитусом (большую часть своей жизни ученый отдал педагогической деятельности), весьма подробно описывая, к примеру, школьную систему как ключевую при формировании схем восприятия, мышления и поведения и главный институциональный механизм социального воспроизводства ^[9].

Следующим ключевым понятием является капитал, представляющий собой ресурсы. Различаются три основных вида капитала: экономический (доход и собственность), социальный (включенность в социальные сети, связи, «блат») и культурный (физические характеристики человека, образование, культурные товары). Бурдье выделял также символический (доверие, престиж, репутация) ^{[10, С. 231]} и политический капиталы. Последний является разновидностью культурного и основан на признании и вере со стороны агентов, которые тем самым наделяют властью над собой ^{[8, С.201]}.

Капиталы характеризуются объемом, дефицитностью и способностью к конвертации в другие формы капиталы. Дефицитность позволяет извлекать дополнительную ренту и увеличивает возможность конвертации. К примеру, обладание редкой, но востребованной профессией позволяет с большой эффективностью преобразовать культурный капитал в экономический, т.е. затребовать большую заработную плату по сравнению с агентами со схожими образовательными и квалификационными характеристиками. Или же нужное знакомство (социальный капитал) становится решающим при продвижении по карьерной лестнице в государственном аппарате, что знаменует увеличение экономического и властного капитала.

Объем и структура капитала является признаком класса (социальной группы) и определяют его позиции в социальной структуре. В частности, предприниматели обладают большим экономическим капиталом, но малым культурным. У интеллигенции обратная ситуация.

Помимо капитала маркером социального структурирования, по мнению Бурьде, становится габитус. По нему мы определяем к нашему ли кругу принадлежит тот или иной агент ^{[11, C. 121]}. В свою очередь, как было сказано выше, габитус формирует вкус. Так у владельцев большого культурного капитала больше шансов стать посетителями музеев, чем у тех, кто этого капитала лишен ^{[4, С.63-64]}.

В итоге можно прийти к выводу, что индивиды адекватно выделенной социологом социальной группы будут обладать не только идентичными объемами и структурами капиталов, но и схожими габитусами и вкусами. Их индивидуальные социальные траектории будут частными случаями траектории групповой ^{[2; 3, С.101]}.

Группы, их агенты состязаются за те или иные ресурсы и блага в институализированном социальном поле, которое описывается Бурдье как «такое многомерное пространство позиций, в котором любая существующая позиция может быть определена, исходя из многомерной системы координат, значения которых коррелируют с соответствующими различными переменными: таким образом, агенты в них распределяются в первом измерении — по общему объему капитала, которым они располагают, а во втором — по сочетаниям своих капиталов, т.е. по относительному весу различных видов капитала в общей совокупности собственности» ^{[4, С.57]}. Поле также отнесено к одному из ключевым понятий.

Поля, также как и капиталы, весьма многообразны. Бурдье выделяются поля экономики, политики, культуры, литературы, права и т.д. В каждом из них есть набор определенных правил, в том числе институализированных. Соответствие габитуса и формы капитала тому или иному полю определяет успешность деятельности в нем агентов и групп. В поле искусства, очевидно, будет себя чувствовать как рыба в воде агент с большим культурным капиталом, а поле политики царство различных партийных аппаратчиков и функционеров, «национальных» лидеров.

Любое автономное поле после своего появления сразу становится объектом притязаний «профессионалов», т.е. тех, кто в наибольшей степени к этому полю адаптирован. Стремление к приватизации не только капиталов, но и полей один из факторов социального взаимодействия. Таковым является, к примеру, идеологическое поле, в котором специалисты борются за монополию легитимного идеологического производства.

Но автономия идеологического поля не является абсолютной или сколько-нибудь приближенной к такому качеству. В идеологических системах воспроизводится в неузнаваемом виде структура поля социальных классов ^{[8, С.93, С.186]}. Механизм подобного уподобления (или детерминации) двояк, хотя эта двойственность носит диалектический характер.

С одной стороны, представления агентов меняются в зависимости от их позиции и габитуса. Последний формируется в ходе продолжительного опыта в какой-то позиции в социальном мире. Поэтому занимая определенное положение в социальной иерархии классов, агент воспроизведет её и в идеологическом поле. К примеру, крестьянин вряд ли будет интересоваться нюансами реформы современного российского высшего образования или жилищно-коммунального хозяйства крупных городов в силу того, что данные сферы не является элементом его социального воспроизводства. А стремление к консерватизму, обозначению сложившегося социального порядка как естественного прерогатива правящей элиты, которую существующее социальное положение более чем устраивает ^{[8, С.94]}. Но данные иллюстрации относительно грубы. Влияние габитуса тоньше. Многие его составляющие, воспринимаемые как врожденные, а не приобретенные, воспроизводит социальную иерархию неявно, неосознанно. В частности, для ряда социальных групп высшее образование не является ценным само по себе. Их опыт не позволяет увидеть те приобретения, которое оно дает. Обучение представляется им лишь многолетним и бесполезным обременением для единственной цели – получение диплома о высшем образовании, который может дать кое-какие возможности при трудоустройстве. Такие студенты оказываются слабо подготовлены к обучению в вузе вследствие, как минимум, недостаточной мотивации. В итоге отличниками становятся обучающиеся из «хороших» семей, которые были способны дать своим отпрыскам не только мотивы к обучению, но и передать соответствующий культурный капитал, т.е. таким образом можно наблюдать, как социальные диспозиции воспроизводятся в университетской среде, вселяя в агентов уверенность в их естественности.

С другой стороны, борьба в идеологическом поле воспроизводит в эвфемизированном формах экономическую и политическую борьбу между классами ^{[8, С.94]}. Государствующий класс, как обладатель средств идеологического производства (например, средств массовой информации, школьное образование), занимает доминирующее положение и в идеологическом поле. Свое видение и мироощущение в той или иной степени он стремится навязать всем остальным: «Разные классы и их фракции включены в собственно символическую борьбу за навязывание определения социального мира, в наибольшей мере отвечающего их интересам, причем поле идеологических взглядов воспроизводит в превращенной форме поле социальных позиций» ^{[8, С.92]}. При этом Бурдье делает здесь одну оговорку. По его мнению, только легитимная власть способна обеспечить себе господство, в идеологическом поле в том числе: «Именно вера в легитимность слов и того, кто их произносит, вера в то, что производитель не принадлежит произведенным им словам, превращает власть слов и лозунгов во власть поддерживать или низвергать порядок» ^{[8, С.95]}.

Однако механизм легитимации идеологией власть предержащих описан им весьма противоречиво. В частности, следует еще раз подчеркнуть, что, по мнению Бурдье, борьба в идеологическом поле ведется за навязывание легитимного видения социального мира: «Собственно идеологическое следствие этого состоит во внушении политических систем классификации под легитимным видом философских, религиозных, юридических и прочих таксономии. Сила символических систем держится на том, что отношения силы выражаются и проявляются в них только в преобразованном и неузнаваемом виде отношений смысла (перенос)» ^{[8, С.95]}. Но, как следует из другого отрывка его работы, легитимность взглядов обретается только тогда, когда они стали порождением объективной реальности, а роль пропаганды отрицается вовсе: «Более конкретно, легитимация социального порядка не является продуктом сознательно направленного действия пропаганды или символического внушения, как в это верят некоторые; она вытекает из того, что агенты применяют к объективным структурам социального мира структуры восприятия и оценивания, порожденные этими объективными структурами, а потому существует тенденция воспринимать социальный мир как должное» ^{[8, С.80]}.

Из этого следует вывод, что успешную легитимацию осуществит та идеология, которая наиболее близко к реальности представит сложившейся социальный порядок. Но в этом случае отпадает вопрос о навязывании. Тем более, что все происходит почти само по себе: «собственно идеологическая функция поля идеологического производства выполняется почти автоматически на основе структурной гомологии между полем идеологического производства и полем борьбы классов» ^{[8, С.94]}.

Другое суждение Бурдье позволяет несколько скорректировать данный вывод: «Эти схемы (как, например, пары прилагательных, используемых для выражения подавляющего большинства социальных суждений) являются продуктом инкорпорации структур, к которым они прикладываются, а признание их абсолютной легитимности есть не что иное, как восприятие обычного миропорядка в качестве идущего самого по себе, что подводит итог кажущемуся безукоризненным совпадению объективных и инкорпорированных структур» ^{[8, С.25]}.

По всей видимости, навязывание в идеологическом поле может осуществляться, но только посредством мимикрии под социальную реальность. Чтобы обрести легитимность идеолог должен придать провозглашаемым мировоззренческим установкам видимость их соответствия объективным структурам. В этом случае стабильность навязанного социального порядка зависит от ловкости манипуляторов по конструированию идеологий-оборотней в том числе. Возможно, это одна из причин отказа от пропаганды жестких идеологических схем со стороны современной российской правящей элиты. Хотя, если судить по некоторым публикациям ^{[12; 13]}, это им дается нелегко. Природа габитуса такова, что его действие не может быть осознано в полной мере. Всевозможные оговорки проливают свет на действительное мировоззрение господствующего класса.

Помимо указанного двойственность детерминации идеологии проявляет себя в том, что профессиональные идеологи стремятся использовать в своих интересах те возможности, которые им предоставляет делегирование полномочий по определению социального мира ^{[8, С.92-93]}. В идеологии будет отражаться не только диспозиции и оппозиции правящей элиты, но и ее творцов, конструирующих свое видение социального мира.

Ценным для данной работы являются ряд частных замечаний Бурдье, затрагивающие некоторые нюансы взаимодействия в идеологическом поле.

Во-первых, это отношение к истории, которая неявно обусловлена позицией настоящего. Оправдание или осуждение прошлого зависит от того, насколько это соответствует целям борьбы. Интенсивность использования истории (и вообще интерес к ней) в качестве инструмента обусловлено объемом, структурой, формами капиталов (прежде всего культурного), а также габитусом агентов ее актуализирующие (они должны узнать себя в ней, отождествиться с ней) ^{[4, С.280-301]}.

Во-вторых, высшие классы отождествляют реальное и идеальное, потому как они не страдают от жестокости современного общества. Эсхатологическое представление истории не их видение. Рай для правящей элиты уже на земле, а история подходит к своему окончательному триумфу ^{[14, C.32]}.

В-третьих, успех лидера группы зависит не столько от их достоинств и личных качеств, сколько от того, насколько группа может узнать себя в нем, т.е. поведение лидера должно соответствовать габитусу группы, на представительство интересов которой он претендует ^{[4, 200-10]}.

Заключение

В качестве итога ретроспективного анализа творчества Бурдье, посвященного теме влияния социальной структуры на идеологию выдвигаются следующие положения.

1. Социальное взаимодействие (состязание) агентов и групп осуществляется в автономных полях (культурных, политическом, экономическом, идеологическом и т.д.). Стратегии взаимодействия (линия поведения) основываются на габитусе (устойчивые, зачастую неосознаваемые, шаблоны восприятия, мышления и поведения, сформированных под влиянием социальных условий) и имеющихся в распоряжении субъектов капиталов. Последние различаются не только по форме (экономические, символические, политические, культурные и т.д.) и объему, но по возможностям их конвертации (к примеру, при помощи «блата», нужных знакомств можно занять получить высокую должность в государственном аппарате, тем самым конвертировать социальные капитал в экономический и властный). Поля также не являются равновесными и их свойства во многом аналогичны свойствам капиталов.

Основой устойчивости сформированного социального порядка являются стремление социальных групп и агентов спонтанно воспроизвести себя. Важным элементом в этом процессе является габитус. Именно он является базой социального воспроизводства. Спонтанность этого процесса можно проиллюстрировать на примере образования. В частности, именно выходцы из семей, которые смогли передать своим детям немалый культурный капитал, становятся преуспевающими в школе или вузе. Они оказываются наиболее подготовлены к обучению и мотивационно, и интеллектуально. Однако, данные социальные характеристики воспринимаются как врожденные. В итоге можно наблюдать подспудное воспроизводство социальной иерархии, со стороны воспринимаемой как естественной.

Следует отметить, что Бурдье хоть и не описывал иные механизмы воспроизводства социальной структуры (например, экономические или политические), но и не отрицал их существования. Они остались за скобками его исследовательских усилий.

Помимо спонтанного воспроизводства группы стремятся монополизировать доступ к капиталу, из которого они извлекают максимальную выгоду и который является основной его собственного воспроизводства, а также отличий от других групп. Создание школ двух коридоров (элитного и массового) является иллюстрацией этого процесса.

2. Идеологическое поле воспроизводит в неузнаваемом виде социальную структуру. Механизм уподобления двойственен: во-первых, занимая определенное положение в социальной иерархии классов, агент воспроизведет её и в идеологическом поле; во-вторых, борьба в идеологическом поле воспроизводит в эвфемизированном формах экономическую и политическую борьбу между классами (правящая элита свое мировоззрение стремится навязать всем остальным).

Одна из главных функций идеологии это легитимация господства, которая осуществляется в большинстве своем спонтанно (почти автоматически). Однако этот механизм Бурдье описан противоречиво. Потому как спонтанность ставит под сомнение саму возможность навязывания. Выйти из этого противоречия можно, если исходить из того, что навязывание в идеологическом поле может осуществляться только посредством мимикрии под социальную реальность. Чтобы обрести легитимность идеолог должен придать провозглашаемым мировоззренческим установкам видимость их соответствия объективным структурам.

Помимо прочего в идеологии отражаются не только установки правящей элиты, но творцов-профессионалов, стремящихся использовать в своих интересах делегирование полномочий по определению социального мира.

3. У Бурдье имеется ряд частных замечаний, которые весьма ценны для целей данной работы.

Во-первых, отношение к истории неявно обусловлено позицией настоящего. Интерес к истории как инструменту идеологической борьбы и интенсивность ее использования зависит структуры и объема капитала, также габитуса агентов.

Во-вторых, высшие классы отождествляют реальное и идеальное, потому как они не страдают от жестокости современного общества.

В-третьих, успех лидера группы зависит не столько от их достоинств и личных качеств, сколько от того, насколько группа может узнать себя в нем, т.е. поведение лидера должно соответствовать габитусу группы, на представительство интересов которой он претендует.

В целом можно утверждать, что, не смотря на обвинения в отсутствие у Бурдье макросоциологической теории, его работы вышли за рамки эмпирической социологии и стали значимой вехой для социальной философии. В любой зарождающей научной концепции, претендующей на приставку «макро», нередки пробелы и противоречия, которые могут быть заполнены и разрешены только в процессе весьма трудоемкой исследовательской работы, что не под силу одному человеку или даже одной научной школе. Не избежала этой дисфункции и концепция Бурдье.