Геополитические интересы Турции в Судане

Парланова Айла Тельман Кызы ORCID: 0000-0002-1459-2524 аспирант, факультет Международных отношений, Санкт-Петербургский государственный университет 191060, Россия, город федерального значения, г. Санкт-Петербург, ул. Смольного, 1/3, оф. подъезд № 8 Parlanova Aila Telman kyzy Postgraduate Student, Faculty of International Relations, St. Petersburg State University 191060, Russia, gorod federal'nogo znacheniya, g. Saint Petersburg, ul. Smol'nogo, 1/3, of. pod''ezd № 8 parlanova@rambler.ru Другие публикации этого автора

Введение

В декабре 2017 г. Р. Т. Эрдоган совершил свой первый визит в Судан и подписал соглашение о передаче острова Суакин в аренду Турции сроком на 99 лет «для реставрации исторических памятников и реконструкции порта». После заключения соглашения в СМИ появились предположения о планах Анкары по созданию военной базы. По заявлениям турецкой стороны, военные будут находиться на острове только для защиты граждан Турции, занимающихся реставрацией острова и развитием турецко-суданских экономических и гуманитарных отношений, что де-факто вполне могло означать строительство военной базы. В Программе внешней политике Турции на 2021 г. Судану отводится отдельное место среди потенциальных партнеров Анкары, что также подтверждает актуальность выбранной темы.

Несмотря на то что после свержения президента Судана Омар аль-Башира в 2019 г. судьба соглашения остается под вопросом, очевидно, намечены конкретные цели, для достижения которых Судану отводится ключевая роль. В связи с этим данная работа посвящена выявлению внешнеполитических целей Турции в Судане и анализу современного состояния турецко-суданских отношений.

Объектом исследования является внешнеполитическая стратегия Турецкой Республики, предмет – турецко-суданские отношения на современном этапе.

В отечественной литературе данная тема изучена только в отдельных аспектах, без комплексного аналитического обобщения. В числе основных работ следует выделить исследования А. А. Быстрова, Е. А. Борисовой, Э. Н. Панфиленко и А. В. Кортунова. В своей работе А. А. Быстров рассматривает роль египетского фактора в турецко-суданских отношениях ^[3]. В статье Е. А. Борисовой исследуется вопрос распределения вод р. Нил и строительства ГЭС «Хидасэ» в Эфиопии, отдельное внимание при этом уделяется позиции Судана ^[2]. Э. Н. Панфиленко изучает противоречивые вопросы в отношениях между Суданом и Египтом ^[6]. А. В. Кортунов анализирует инцидент в Суэцком канале с севшим на мель контейнеровозом 23 марта 2021 г. и оценивает возможные убытки, которые понесет мировая экономика в случае одновременного перекрытия четырех из семи наиболее уязвимых проливов Мирового океана ^[5]. М. М. Агазаде дает определение понятию Большого Средиземноморья, уделяя при этом особое внимание региональному комплексу безопасности ^[1]. Работа П. А. Гудева представляет интерес в связи с приведенным анализом турецкой доктрины «Голубая родина» ^[4].

Для изучения геополитических мотивов Анкары в статье анализируются: Программа внешней политики Турецкой Республики на 2021 г., документы Министерства энергетики и минеральных ресурсов Турции, отчеты Агентства тюркского сотрудничества и развития (TIKA). Дедуктивным методом, принимая во внимание особенности внешнеполитической стратегии Турции (неоосманизм и панисламизм), выявляются истинные цели Анкары в Судане. Анализ политических событий в регионе (соглашение об аренде о. Суакин между Турцией и Суданом в 2017 г., о делимитации морской границы между Саудовской Аравией и Египтом, падение режима Омар аль-Башира в Судане, эфиопо-суданский пограничный конфликт 2020 г., изменение позиции Судана по вопросу строительства ГЭС «Хидасэ» в Эфиопии) позволяет прогнозировать будущее турецко-суданских отношений. Сравнивая внешнеполитический курс Турции в Сомали в 2011 г. и в Судане 2017-2020 гг., автор выявляет основное стратегическое упущение Анкары в Хартуме.

Внешнеполитические цели Анкары

Прежде всего, Судан является частью неоосманского и панисламистского проекта Турции. Примечательно, что 1517-1882 гг. о. Суакин принадлежал Османской империи. По данным Агентства тюркского сотрудничества и развития (TIKA), Анкара запустила программу реконструкции острова непосредственно с восстановления дома-музея последнего султан Дарфура Али Динара, который в период Первой мировой войны сохранил верность Османской империи и оказал сопротивление британской армии ^{[12, s. 95]}.

Что касается панисламизма, 95% населения Судана исповедует ислам. Кроме того, порт Суакин находится в 80 км от Мекки. По заявлениям Анкары, после реставрации остров сможет обслуживать большее количество кораблей для отправки паломников из Африки в Мекку ^{[12, s. 92]}. Учитывая тот факт, что идеологии неоосманизма и панисламизма составляют идейно-политическую ориентацию руководства Турции, политика в Судане направлена на создание имиджа Р. Т. Эрдогана как лидера мусульманского мира.

О. Суакин расположен на берегу Красного моря, стратегически важного логистического узла, через который проходят основные пути транспортировки нефти из Персидского залива в Европу ^[18]. Кроме того, регион имеет существенное военно-стратегическое значение, т.к. используется для переброски вооружений в страны Ближнего Востока и Африки.

С 2019 г. внешнеполитическая стратегия Анкары, прежде всего в Средиземном море, определяется доктриной «Голубая Родина» (Mavi Vatan), в соответствии с которой Турция вновь становится морской державой ^[4], а водная акватория страны теперь играет ключевую роль в обеспечении национальной безопасности ^[14]. На сегодняшний день именно Средиземному морю придается первостепенное значение во внешней политике Анкары. Однако при рассмотрении вопроса безопасности в глобальном измерении российские исследователи включают акваторию Красного моря в регион «Большого Средиземноморья» ^[1]. Таким образом, нестабильность у берегов Красного моря напрямую влияет на ситуацию в Средиземном море, следовательно, на национальную безопасность Турции, что также объясняет планы Турции по созданию военно-морской базы на о. Суакин.

Выделяется семь самых узких и уязвимых, одновременно стратегически важных мест Мирового океана: Малаккский пролив, Ормузский пролив, Баб-эль-Мандебский пролив, Суэцкий канал, Босфор, Гибралтар и Панамский канал ^[5]. Во-первых, согласно конвенции Монтре, Турция обладает суверенитетом над проливом Босфор. Во-вторых, вблизи Баб-эль-Мандебского пролива, в Сомали, находится турецкая военная база, в-третьих, турецкая армия базируется в Катаре, недалеко от Ормузского пролива, в-четвертых, было подписано соглашение об аренде о. Суакин, расположенного вблизи Суэцкого канала. Создается ситуация, когда турецкие военно-морские силы имеют доступ к четырем из семи наиболее уязвимых стратегических узлов Мирового океана и могут создать любые инциденты, например, преднамеренно посадить судно на мель, с целью их перекрытия. Вероятность осуществления данной попытки не высока, но наличие подобной возможности автоматически возводит страну в ранг мировых держав и предоставляет рычаги воздействия на любые глобальные экономические и военно-политические процессы, т.к. даже временное прекращение функционирования проливов может нанести непоправимый ущерб мировой экономике.

Хартум также представляется рычагом воздействия на Египет. В 2013 г. Турция потеряла свои позиции в Каире после свержения президента страны Мухаммеда Мурси. Именно на Египет во главе с М. Мурси Анкара возлагала большие надежды по внедрению «турецкой модели» политического устройства на Ближнем Востоке, в то время как нынешний президент Абдель Фаттах Ас-Сиси, пришедший к власти в результате военного переворота, является идеологическим антиподом Р. Т. Эрдогана. В результате, стратегическое значение Судана для Турции резко возросло. По некоторым данным, в 2014 г. территория Судана использовалась для переброски турецкого оружия на Синай ^[3].

В 2016 г. после визита короля Саудовской Аравии Салмана в Египет было подписано соглашение о делимитации морской границы, в результате Эр-Рияду передавались острова Тиран и Санафи, долгое время оспариваемые сторонами. Помимо передачи острова, во время визита саудовского короля были подписаны соглашения на общую сумму $ 25 млрд ^[6]. Воспользовавшись ситуацией, Судан предъявил претензии Египту на спорную приграничную территорию, так называемый «треугольник» Халаиб. Турцию также не устраивает усиление позиций Саудовской Аравии в Египте и в регионе Красного моря. Таким образом, Судан представлялся плацдармом для сдерживания не только Египта, но и Саудовской Аравии.

Судан играет существенную рольв решении вопроса распределения вод р. Нил и эксплуатации эфиопской плотины «Возрождение», которая грозит Египту резким уменьшением водостока и представляет угрозу его продовольственной безопасности.

Долгое время водный вопрос регулировался египетско-суданским соглашением 1959 г. и его поправками, в соответствии с которыми Египет получал право ежегодного использования 55,5 млрд м3 нильской воды, в свою очередь, Судан – 18,5 млрд м3. Таким образом, данный договор никак не учитывает интересы стран верхнего течения, прежде всего, Эфиопии, которая контролирует 85 % истоков Нила, но потребляет лишь 1 % ^{[2, с. 12-13]}. В связи с этим в Эфиопии была построена крупнейшая в Африке ГЭС «Хидасэ». Позиция Хартума по водному вопросу не всегда однозначна и зависит от прихода к власти тех или иных политических сил и изменения политических реалий. Например, президент Омар аль-Башир придерживался нейтральной позиции в вопросе строительства эфиопской ГЭС, т.к. вырабатываемая электроэнергия, по обещаниям эфиопской стороны, также может решить проблему дефицита электричества в Судане. Кроме того, плотина «Возрождение» способна замедлить поток Нила, проходящий через Судан, и предоставить возможность Хартуму удержать достаточное количество воды, что не удавалось сделать ранее из-за скорости течения реки при прохождении через территорию Судана. Более того, в 2018 г. в ходе очередной эскалации водного конфликта Судан отозвал своего посла из Каира ^[7]. Следовательно, несмотря на то что Судан, как и Египет, является государством нижнего течения, существенные негативные последствия ГЭС «Хидасэ» несет для Египта, в то время как Хартум имеет возможность согласовать спорные с Эфиопией вопросы для извлечения выгоды от крупнейшей на континенте плотины. Турция заинтересована в выработке единой позиции для Судана и Эфиопии, т.к. это означает политическую блокаду Египта, а впоследствии может привести к ослаблению режима А. Ф. Ас-Сиси.

Перспективным направлением двустороннего турецко-суданского сотрудничества является непосредственное участие Анкары в строительстве ГЭС и развитии ирригационных систем в Судане. Турция является импортером энергоресурсов, достижение независимости в энергоснабжении страны является приоритетным направлением внешней политики. В соответствии со стратегическим планом Министерства энергетики и минеральных ресурсов Турции, к 2023 г. необходимо увеличить долю внутренней и возобновляемой энергии c 59% до 65% ^{[9, s. 76]}. Среди проблемных областейв плане отмечаются потребность в совершенствовании системы управления информацией и отсутствие системы передачи знаний между подразделениями министерства ^{[9, s. 66]}. Сооружая водные объекты и развивая проекты по эффективному использованию и добыче водных ресурсов в Африке, турецкие компании получают опыт работы в странах, где водный и энергетический вопрос стоит наиболее остро. Например, в 2017 г. Турцией были введены в эксплуатацию 90 новых водяных скважин в Судане и Сомали, 145 – в Чаде, Мали – 60, Буркина-Фасо – 35, Джибути – 30, Эфиопии – 37, Гане – 35 ^[17]. Впоследствии приобретенные знания и опыт будут способствовать совершенствованию водной и энергетической индустрии в самой Турции. Кроме того, создается новое направление сотрудничества с государствами, испытывающими дефицит водных ресурсов, следовательно, повышается значимость Анкары на мировой арене.

Интерес к Судану также вызван природными ресурсами страны. Несмотря на то что после отделения Южного Судана в 2011 г. Судан потерял около 75% нефтяных запасов, сегодня запасы нефти оцениваются в 1,5 млрд барр ^{[15, p. 14]}. Хартум активно привлекает инвесторов для осуществления разведки и разработки новых месторождений. В связи с этим в Турции нередко вспоминают китайско-советский проект строительства нефтепровода из Судана через эфиопский регион Огаден к портам Сомали.

В Судане также имеются запасы золота, хрома, меди, железной руды, цинка, вольфрама. В настоящее время стратегической отраслью в стране является добыча золота: в 2019 г. Судан занимал 14-е место в мире по объемам добычи драгоценного металла ^[13]. В 2017 г., во время визита Р. Т. Эрдогана в Хартум, министр финансового и экономического планирования Судана призвал Анкару инвестировать в такие отрасли, как добыча полезных ископаемых, сельское хозяйство и животноводство ^[16].

Современное состояние двусторонних отношений

Падение режима Омар аль-Башира в апреле 2019 г. пошатнуло позиции Анкары. Лозунгом протестующих в Хартуме также стало требование отменить соглашения об аренде о. Суакин. Кроме того, военный режим получил прямое финансирование от Саудовской Аравии и ОАЭ. Достаточно отметить, что Абдель Фаттах аль-Бурхан, который де-факто возглавляет Судан, участвовал в операциях в Йемене в составе коалиции возглавляемой Саудовской Аравией.

После смены политического режима также изменилась позиция страны по вопросу распределения вод Нила: теперь совместно с Египтом Хартум выражает недовольство политикой Эфиопии по эксплуатации ГЭС «Хидасэ». Более того, в ноябре 2020 г. и в апреле 2021 г. Египет и Судан провели совместные военные учения «Нильские орлы-1» и «Нильские орлы-2». В декабре 2020 г. вспыхнул эфиопо-суданский пограничный конфликт в районе Аль-Фашака. Турция предложила примерить враждующие стороны ^[11], тем не менее, очевидно, что ставка Анкары на эфиопо-суданский союз против Египта не оправдала себя.

Экономический кризис в Судане и рост недовольства населения положением дел создают ситуацию, когда первостепенным для Хартума является снятие западных санкций. Для решения данной проблемы ось Египет-Саудовская Аравия-ОАЭ обладает экономическими и политическими преимуществами перед Турцией, которая, несмотря на то что является членом НАТО, сохраняет крайне напряженные отношения с Западом.

Таким образом, соглашение об аренде о. Суакин можно было бы назвать политической победой Турции, однако военный переворот в Хартуме напомнил, что Судан отличается от Сомали, где Анкара открыла военную базу, т.к. обладала свободой маневра из-за отсутствия (на время открытия военной базы) политической конкуренции с региональными акторами. Судан – это государство, в котором заинтересованы не только региональные, но и глобальные силы, это страна, которая, по мнению ряда исследователей, была разделена в 2011 г. на два государства (Судан и Южный Судан) именно в результате борьбы США и Китая за его ресурсы.

Примечательно, что прежде чем открыть военную базу в Сомали, Анкара активно применяла инструменты «мягкой силы». В 2011 г. в ходе крупнейшей засухи в регионе Африканского Рога Анкара впервые оказала гуманитарную помощь Сомали, впоследствии проводились проекты по снабжению населения питьевой водой, строились школы и больницы, выделялись стипендии для студентов из Могадишо, и только в 2017 г. была открыта военная база. Подобная стратегия не наблюдалась в Судане, имелись лишь единичные случаи, когда была направлена гуманитарная помощь. Фактически, активизация турецко-суданских отношений началась с момента подписания соглашения об аренде Турцией острова Суакин. Недовольство населения потерей части государства вполне ожидаемо и оправдано. Амбициозные и резкие действия Анкары также не могли не привлечь внимание региональных акторов. Именно отсутствие тщательно продуманного долгосрочного плана применения «мягкой силы» стало основным просчетом.

В Программе внешней политики Турецкой Республики на 2021 г. отмечается намерение Анкары развивать отношения с Суданом «несмотря на попытки некоторых стран их разрушить» ^{[10, s. 35]}. Как было отмечено выше, Турция предлагала свои посреднические услуги в эфиопо-суданском конфликте 2020-2021 гг., а в июне 2020 г. в ходе Суданской партнерской конференции министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу заявил о готовности поддержать народ и правительство Судана в этот переходный период ^[8].

Таким образом, несмотря на то что Турция вынуждена заново выстраивать политические отношения с новым правительством в Хартуме, Анкара не планирует отказываться от своих геополитических целей в Судане.

Следовательно, регион Восточной Африки и Красного моря играет существенную роль в современной внешнеполитической стратегии Турции.

Заключение

Таким образом, цели Турции в Судане определяются как геополитическими интересами, так и особенностями внешнеполитической стратегии страны. В Судане Турция продолжает реализовывать политику неоосманизма и панисламизма. Кроме того, Хартум играет существенную роль в вопросе закрепления Турции в регионе Красного моря, через который поставляется нефть в Европу, а вооружение – в государства Ближнего Востока.

Стратегическая значимость Хартума определяется близостью к Суэцкому каналу. Военно-политическое усиление Анкары на данном транспортном пути создает прецедент, когда Турция получает возможность изменить ход событий одновременно в четырех из семи наиболее уязвимых и стратегически важных мест Мирового океана: пролив Босфор, Баб-эль-Мандебский и Ормузский проливы и Суэцкий канал. При усилении позиций вблизи четырех важнейших логистических узлов, Турция получает дополнительное основание претендовать на статус мировой державы.

Судану отводится ключевая роль в вопросе ослабления идеологического антипода Р. Т. Эрдогана – А. Ф. Ас-Сиси, президента Египта. Имелась возможность воспользоваться нестабильной ситуацией вокруг египетско-суданской приграничной территории («треугольник» Халаиб), а также способствовать выработке совместной эфиопо-суданской позиции (в противовес Египту) в вопросе распределения вод Нила и строительства эфиопской ГЭС «Хидасэ». Осуществление данных планов оказалось невозможным после свержения президента Судана Омар аль-Башира в апреле 2019 г. и установления в Хартуме нового режима, лояльного Египту и Саудовской Аравии.

Анализ стратегического плана Министерства энергетики и минеральных ресурсов Турции, а также отчеты TIKA позволяет предположить, что для турецких бизнесменов перспективным направлением сотрудничества является водно-энергетическая отрасль Судана. Осуществляя проекты в данной области, турецкие строители приобретают дополнительные практические навыки сооружения водно-энергетических объектов в сложных геологических условиях, что впоследствии будет способствовать развитию энергетической отрасли в самой Турции. Кроме того, участие Анкары в решении одной из наиболее актуальных проблем современности – дефицита водных ресурсов, способствует формированию позитивного имиджа страны на мировой арене.

Смена политического режима в Судане в 2019 г. изменило расстановку сил в регионе: новое правительство в Хартуме финансируется Саудовской Аравией и вырабатывает совместную с Египтом (в противовес Эфиопии) позицию по вопросу распределения вод Нила. В декабре 2020 г. правительство Судана развернуло войска в приграничном с Эфиопией районе Аль-Фашака. Таким образом, Турции не удалось ослабить позиции оси Саудовская Аравия-Египет и создать дружественные отношения между Суданом и Эфиопией. Более того, во время военного переворота протестующие требовали отменить соглашение об аренде Турцией о. Суакин.

Основным просчетом Анкары в Судане оказалось отсутствие долгосрочной стратегии применения инструментов «мягкой силы». Данный вывод был сделан в результате сравнительного анализа политики Турции в Судане и Сомали.

В Программе внешней политики Турецкой Республики на 2021 г. Судан все еще занимает особое место среди потенциальных партнеров. Таким образом, несмотря на ряд препятствий Турция не намерена сворачивать проекты на Востоке Африки и отказываться от своих геополитических целей.

Выявленные геополитические цели Турции в Судане, а также стремление Анкары развивать отношения с Хартумом несмотря на свержение лояльного режима Омар аль-Башира свидетельствует о значимости, которую Анкара придает Восточной Африке и региону Красного моря. Данный фактор также следует учитывать при изучении и прогнозировании внешней политики Турции на мировой арене, прежде всего, в Африке и на Ближнем Востоке.