Осмысление феномена социальной деструктивности с позиции теории архаизации в отечественном социально-философском дискурсе

Изучение явления социальной деструкции становится значимым в силу необходимости преодоления последствий кризисных явлений, связанных с трансформацией российского общества. Активный поиск и попытки реализации адекватных мер определяет междисциплинарный интерес к данному феномену – многочисленные исследователи раскрывают различные аспекты деструкции с точки зрения исторических, культурологических, экономических, социально-политических дисциплин.

При этом на протяжении последних десятилетий в отечественном обществоведении отмечается растущий интерес к осмыслению феномена деструктивности сквозь призму складывающейся теории архаизации.

Вместе с тем представляется очевидным отсутствие единого подхода к определению понятия архаизации общества. По причине недостаточной семантической определенности, данное понятие зачастую отождествляется со схожими, такими как «традиционализм» и «неотрадиционализм», а также с понятиями, носящими скорее метафорический, нежели дискурсивный характер – «варваризация», «патриархализация», «новое средневековье». Так, в статье Д. Абдурахманова «Процессы архаизации в России и ее регионах» ^[1] понятия «ретрадиционализация» и «архаизация» фактически выступают в качестве синонимов. В работах других исследователей архаизация может отождествляется с регрессом «вообще», прежде всего – с возвращением общественных отношений, напоминающих феодальные ^[2]. В целом можно говорить о тенденции к весьма вольной интерпретации понятия «архаизация» применительно к любым формам регресса – будь то возрождение элементов первобытных культов или же распространение коррупции в органах власти.

Последовательный подход к процессам архаизации современного российского общества представлен в работах А. С. Ахиезера, В. Д. Лаза, В. И. Пржиленского, И. Б. Пржиленской, В. Г. Федотовой, Ч. К. Ламажаа, В. М. Хачатурян.

Советский и российский ученый, создатель масштабной социокультурной концепции российской истории А. С. Ахиезер был одним из первых отечественных исследователей, кто ввел понятие «архаизация» в поле зрения социальных наук – впервые понятие «архаизация» возникает в его трудах начала 2000-х гг. По мнению А. С. Ахиезера, «архаизация является результатом следования субъекта культурным программам, которые исторически сложились в тех пластах культуры, которые сформировались в более простых условиях, в условиях догосударственной жизни, не отвечающих сегодня возросшей сложности мира, характеру и масштабам опасностей» ^[3]. При этом возвращение культурных программ никогда не предстает в чистом виде, выступая результатом смешения с достижениями последующего развития.

Вместе с тем, как правильно замечает Ч. К. Ламажаа, в концепции А. С. Ахиезера понятие архаизации выступает в роли вспомогательного по отношению к ключевым понятиям его системы – «инверсия» и медиация» и в своей основе является переработанным понятием «антимедиация» ^[4]. Архаизация (антимедиация) является ответом общества на проводимую модернизацию и находит свое выражение в стремлении к возврату к старым, доказавшим свою эффективность, идеям. При этом новые общественные явления истолковываются «в понятиях старого, уже известного, в формах сложившейся культуры» ^[5]. Главной проблемой развития России, по мнению А. С. Ахиезера, является исторически неизменный регрессивный (экстенсивный) ответ на усложнение общественных отношений, приводящий к возврату к древним, неадекватным современности культурным формам, что, в конечном счете, приводит к разрушительным последствиям для общества в целом.

Наряду с А. С. Ахиезером, социальный философ В. Г. Федотова выступила в числе пионеров осмысления социальной деструктивности сквозь призму возрождения архаики в российском обществе. Ее взгляд на процессы архаизации в России близок позиции А. С. Ахиезера: «Подобно тому как старый человек не помнит вчерашних событий, но отчетливо представляет обстоятельства детства, народы тоже в условиях разрушения их привычного уклада возвращаются к давнему прошлому, закрепленному в их национальный код» ^{[6, CC. 224 - 225]}. Исследователь также отмечает присутствие архаики в обществах любого типа – как традиционного, так и современного, как рудимента прошлого опыта, активизации которого могут способствовать такие социальные потрясения, как война, революция, так и модернизация, средства которой расходятся с устоявшейся в обществе культурой ^[7]. Проблему социального реформирования России философ усматривает в исторически неоднократно воспроизводящемся противоречии, заключающемся, с одной стороны, в стремлении к прогрессу, модернизации западного типа, и, с другой стороны, совершенно анахроничными средствами их достижения, характерными в большей мере для азиатских деспотий.

Значительный интерес представляют работы В. И. Пржиленского и И. Б. Пржиленской. В статье «Социальная архаизация: экспликация, операционализация, концептуализация» ученые сосредотачивают внимание на выявлении существенных (и вместе с тем зачастую скрытых) признаков, отличающих архаизацию социальных практик от схожих явлений. Среди таких признаков авторы выделяют: изменение практики управления при игнорировании принципов разделения полномочий; рост влияния архаичных институтов; возврат к принципам функционирования традиционных обществ; рост значения внеэкономического принуждения; коллективное обращение к прошлому в поисках будущего ^[8]. Данный подход является единственной попыткой системной демаркации понятия «архаизация» и, на наш взгляд, имеет большой эвристический потенциал.

Плодотворной представляется мысль В. И. Пржиленского о двояком источнике современного экстремизма, предстающего в качестве ответа как на модернизацию, так и на архаизацию общества ^{[9, CC. 411 – 412]}. Философ делает акцент на необходимости оценки экстремистского мышления как естественной реакции на внешний раздражитель; вытекающие из данного мышления экстремистские акты или настроения «должны рассматриваться не как случайно возникающие, а как вытекающие из объективных тенденций становления личности и развития общества» ^{[9, C. 415]}. Предлагаемый В. И. Пржиленским подход, включающий в себя причинно обусловленный комплекс формирования экстремистских умонастроений, позволяет выявить латентные явления, сопутствующие деструктивным процессам современности. Реализация данного комплекса призвана способствовать преодолению паллиативности в методах профилактики экстремизма.

В статье И. Б. Пржиленской «Преобразование социального жизненного мира Россиян. От герметизации и колонизации к адаптации» феномен деструктивности, сопровождающей кризисные и посткризисные состояния российского общества, выступает следствием значительных адаптационных затруднений в условиях распада Советского союза. Автор удачно связывает сущность практических проявлений данных состояний с социальной инертностью, «аутсайдерским» поведением, общей тенденцией «плыть по течению» и т.п., противоположностью которых выступает активное освоение действительности, являющиеся необходимым условием успешности модернизационных усилий.

Несоответствие между социальной реальностью, конституированной специфической категорией «жизненного мира» и усложняющихся в результате трансформации социальных структур и институтов социальных отношений приводит к «рассогласованию целей, ценностей и жизненных стратегий», делая «невозможным следование им в повседневной социальной деятельности» ^[10]. Антидеструктивной стратегией здесь выступает появление новых социальных компетенций, качественно отвечающих нарастающей рационализации как основного требования любой модернизации.

При рассмотрении явления социальной деструкции в национальных регионах России, представляют интерес работы Ч. К. Ламажаа, сконцентрировавшей свое внимание на изучении процессов архаизации общества в период социальных трансформаций. Эмпирической основой ряда работ автора послужил материал полевых исследований в Республике Тыва. Ч. К. Ламажаа предприняла попытку вписать данный вопрос в проблематику социальной эволюции, показать разнообразие архаизационных тенденций в синхронном и диахронном срезах. Предлагаемый автором подход предполагает рассмотрение архаики в качестве характеристики общественных свойств и отношений в неотрывной связи с культурой, представленной в качестве системы практик солидарных действий, выраженных в менталитете общества ^[11]. Исследователь также уделила внимание разграничению понятий архаизации и традиционализма – на ее взгляд, эти явления отличаются обращенностью к разным пластам традиций – архаическому и любым (включая архаические) соответственно ^[12].

В числе теоретиков, разрабатывающих проблемы архаизации в современном российском обществе, следует упомянуть В. М. Хачатурян. Исследователь помещает в центр своих изысканий архаизующие тенденции, рассматривая их как «спонтанные или целенаправленные процессы активизации культурных феноменов, генетически связанных с архаической социокультурной системой и относящихся к числу ее наиболее важных, конституирующих элементов» ^[13]. Выделяется три модели «воскрешения архаики»: «тотальная» – носящая системный и завершенный характер и приводящая общество к деволюции и падению на доцивилизационный уровень развития; «переходная» – подразумевающая частичное проникновение архаизующих тенденций в обществах на фоне масштабных социальных изменений; модель «диалога с архаикой» – сознательное включение архаических элементов в модернистскую социокультурную парадигму.

Разного рода переработанные определения А. С. Ахиезера используют и другие исследователи. Так, В. Л. Римский под архаизацией понимает «следование культурным образцам и программам, сложившимся именно в древности, в догосударственный период развития человеческих обществ и в последующий период ранней государственности в древних цивилизациях Междуречья, Египта и Китая» ^[14]. Архаика при этом понимается как «результат архаизации в тот или иной период, совокупность культурных образцов и программ, которые в этот период развития процесса архаизации стали характерны для того или иного общества» ^[14].

Заданный А. С. Ахиезером и поддержанный рядом последователей подход к архаизации как форме реакции на крушение каких-либо ценностей, безусловно, сыграл важную роль в объяснении деструктивных процессов в обществе переходного периода. Социальные трансформации и кризисные явления различных типов, как убедительно показали вышеперечисленные исследователи, выступают мощными катализаторами процессов архаизации. Однако деструктивные явления современности, среди которых следует отметить рост этнонационализма в Европе, массовые столкновения на расовой почве в США, вытеснение традиционных религий неоязыческими культами, показывают, что архаизация не носит исключительно реактивного характера и проявляется не только в обществах с «догоняющей» экономикой, но и в развитых странах, не испытывающих на себе в настоящий момент последствий социальных потрясений. Кроме того, в данном определении архаизации обнаруживается недостаток – возможность включения в объем соответствующего понятия чрезвычайно широкого спектра общественных явлений прошлого и настоящего.

По мысли А. С. Ахиезера, догосударственные локальные миры испытывали дискомфортное состояние из-за усложняющихся условий жизни. Ответом на данный вызов стала «экстраполяция» – т.е. способность людей истолковывать нечто новое через призму сложившейся культуры. Таким образом, архаичные родоплеменные отношения экстраполировались на формирующуюся государственность, наполняя привычным содержанием новые формы общественных отношений ^[5]. Явление экстраполяции должно носить универсальный характер, реализуясь на протяжении всей российской (и, можно предположить, не только российской) истории в виде инновационного (медиационного) или же, наоборот, архаизирующего (инверсивного) ответа на разнообразные вызовы. Но, согласно концепции А. С. Ахиезера, Россия в ходе истории отвечала на вызовы исключительно экстенсивно, попытки модернизации неизменно оборачивались архаичным ответом со стороны сложившейся культуры. Вместе с тем утверждается наличие широкого пласта архаики, вызываемого к жизни различными кризисными явлениями. В таком случае, в условиях тотального воспроизведения древних культурных программ становится неясно, что же должно считаться «не-архаизацией» и, главное, по каким критериям мы можем определить соотношение архаики и модерна в том или ином случае.

Другим недостатком описанной выше модели является ее внутренняя подчиненность оппозиции «модерн – демодернизация». Архаизация с необходимостью оказывается на месте одного из ее полюсов. Такой подход, значительно ограничивает осмысление процессов архаизации, так как рассматриваемое явление никогда не предстает в чистом виде, в большей или меньшей степени сопровождая инновационные процессы. Зачастую технологическая модернизация может самым причудливым образом соседствовать с обращением общественного сознания к культовым представлениям, корни которых уходят в архаичные пласты древности. Так, например, государственная корпорация по космической деятельности «Роскосмос» регулярно приглашает священников Русской православной церкви осуществить предполетное освящение космических ракет. Учитывая возрастающую неуверенность в успехе отечественной космической программы, подобные действия представляются родственными даже не столько ветхозаветному ритуализму, преодолённому евангельским приматом «слова», сколько магизму «неопределенности» аборигенов Меланезии, описанному в ставших классическими трудах Б. Малиновского.

Учитывая указанные выше соображения, рассмотрение «ренессанса» архаики и связанной с ней деструктивности исключительно в качестве реактивного ответа на кризисные пертурбации не может претендовать на универсальность. Очевидно причиной столь глобального архаизирующего тренда должно являться кризисное явление, носящее значительно более масштабный характер. Английский социолог З. Бауман пишет, что современное общество радикально отличается от всех предшествующих, прежде всего, утратой равновесия между категориями общественного и частного. Происходит индивидуализация общества, причем совсем не такая, какой она представлялась в начале Нового времени ^[15]. Индивидуализация лишает человека контроля над социальными процессами, погружает в неопределенность и делает незащищенным перед изменениями, которые он более не в состоянии контролировать. Бауман акцентирует свое внимание прежде всего на самоощущении человека, определяющем его мировоззрение, которое в свою очередь формирует облик социума в целом. В пользу взгляда ученого свидетельствует и анализ рефлексии «архаичного» в исторической динамике.

Как отмечает Ю. Хабермас, само слово «modernus» впервые было употреблено в V веке для противопоставления христианской современности языческому прошлому ^[16]. Содержание многократно менялось, люди осмысливали себя и окружающую действительность в категориях «нового» в противоположность «старому». При этом период античности можно охарактеризовать отсутствием критического осмысления исторического процесса как такового. История не рассматривалась как понятие онтологическое, бытие человека виделось лишь в неотрывной связи с природой, его включенности в Космос, но не историю. Христианство открыло путь к осмыслению смысла истории, приковало внимание к ее конечности. Общий интерес к истории со стороны средневековых мыслителей объясняется необходимостью ее осмысления с позиций Священного Писания, сама история впервые обретает статус «священной». Кроме того, бытие человека после окончания истории непосредственно связывалось с индивидуальной моральной ответственностью каждого верующего. Происходила постепенная «эмансипация индивидуальности» в противовес античной неразделенности с природой и средневековой включенности индивида в корпоративную жизнь.

Упрочение позиций индивидуального в противовес коллективному продолжается в Эпоху Возрождения, когда стал возможен отрыв индивида от коллектива, реализована возможность его относительно независимого существования. Именно тогда в духовной сфере начинается процесс творческого переосмысление архаики. При этом лишь в XVIII столетии при интенсификации процесса европейской индустриализации архаика становится объектом научной рефлексии. В трудах мыслителей раннего Нового времени привлекает внимание корреляция между все большей автономностью индивида и осознанным противопоставлением архаике. Данный процесс с еще большей интенсивностью проявил себя в Эпоху Просвещения, когда архаика противопоставляется цивилизации как дикарство. Ответом на рационализм и панлогизм Просвещения стало зарождение романтизма, утверждавшего значимость различных иррациональных элементов культуры для жизни общества. Представители романтизма стремились «расширить границы внутреннего мира человека, тем самым позволить раскрыться его индивидуальности» ^[17].

Кризис модерна наступает в XX столетии, когда автономный индивид на Западе вытесняется индивидом массовым. Характеристикой массового человека рубежа 1920 – 1930-х гг. на Западе выступают слова Ортеги-и-Гассета: «Европа утратила нравственность. Прежнюю массовый человек отверг не ради новой, а ради того, чтобы не придерживаться никакой» ^[18]. Позднее, в последней трети XX века возникает «массовый неукорененный индивид, «не имеющий связи ни с прошлым, ни со структурами индустриальной эпохи, индивид, находящийся в ситуации потери норм и ценностей (аномии) и изоляции» ^{[6, C. 15]}. Происходит кризис западной системы ценностей, по мере своего развертывания вызвавший к жизни «архаический ренессанс».

С нашей точки зрения, активизацию процессов архаизационной деструктивности следует рассматривать в неотрывной связи с инновационным изменением общества в целом. Отличие модернизации/архаизации на современном этапе от предшествующих заключается именно в тотальности атомизации человека, ощущении им неопределенности и небезопасности индивидуализированного существования. Деструктивные явления современности выступают проявлением глубокого кризиса индивидуализации, являясь закономерным ответом на социальное реформирование.

Кризис индивидуализированного общества обрушился на Россию позднее, чем на общества Запада – поэтому, из-за непродолжительности периода, его характерные черты здесь проявляются отчетливее. На протяжении последних трех десятилетий в российском обществе одновременно с обращением к аксиологии «массового индивидуализма» наблюдается закономерный архаичный «отклик» ценностей, таящих в себе выраженные архетипические, доосевые черты (так, например, проявления экстремизма на национальной и религиозной почве следует рассматривать в качестве отголосков древнейшей формы племенной розни ^[19]).

Как правило, возрождение архаики трактуется в качестве демодернизации, некой противоположности прогрессу. Кроме вышеназванных проявлений экстремизма к числу архаизующих тенденций следует отнести формирование клановости во властных кругах как регионов, так и федерального центра, подмену органов судебной власти архаичными и традиционными формами судопроизводства (суды чести Тархон; шариатские суды), возрождение шаманизма и возрастающий интерес к неоязычеству в национальных республиках, актуализацию магических практик в крупных городах и др.

При этом процессы архаизации не следует рассматривать исключительно в негативном ключе. Механизмы архаизации предполагают защиту от энтропийных процессов в обществе, обеспечивают стабилизацию общественной жизни на консенсусных, пусть и относительно более примитивных, основаниях.

В частности, В. Д. Лаза полагает, что предотвратить, либо замедлить архаизацию позволяют социальные архетипы, традирующие общественные процессы и воспроизводство, но не позволяющие им «скатиться» в архаику.

По ее мнению, социальная деструкция наиболее ярко проявляется в разложении религиозно-культурного ядра, лежащего в основе данного цивилизационного типа. За этим всегда следует […] упадок семьи, общества и государства» ^[20]. В этом смысле секуляризация, понимаемая, прежде всего, как дехристианизация, трансформация традиционных норм и ценностей, выступает одним из определяющих факторов социальной деструктивности. В цивилизациях, генетически связанных с христианской аксиологией, просвещенческий «низвергающий» рационализм с необходимостью ведет к «утрате смыслов и дезинтеграции личности с ее внутренним миром, а также общества с его социальными институтами и моралью» ^[20]. Общество, утратившее ценностную опору, минимизировавшее значение морали и нравственности неизбежно впадает в архаику.

Таким образом, В. Д. Лаза ясно показывает непродуктивность закрепившейся бинарной оппозиции «модернизация – архаизация»: со всей очевидностью современный модерн дискредитировал себя, став проводником архаики, а научно-технический прогресс (в духе современных «киберпанковских» антиутопий) зачастую оказывается прямо пропорционален степени архаизации общества. Напротив, именно сохранение социального архетипа, выраженного в традиционной духовности, оберегает социум от деструктивных проявлений архаизации, вместе с тем способствуя успешной модернизации и экономическому процветанию общества (яркий тому пример – модернизационный рывок так называемых «азиатских тигров»).

Перспективным видится направление осмысления процессов архаизации, предложенное В. И. Пржиленским. По мысли философа, к архаизации нужно подходить как к процессу естественному и исторически неизбежному, но вместе с тем поддающемся взвешенному управлению ^[21]. Для раскрытия эффективности управления архаизацией необходимо преодолеть ее осмысление в терминах теории модернизации – «в условиях, когда вся система ценностей детерминирована учением о прогрессе, сама идея управления “обратным” ходом развития кажется чем-то кощунственным». По мысли ученого, необходимо вывести тему архаизации из разряда табуированных, приложить силы к разработке концепций антикризисного управления в области социального. Лишь при таких условиях деструктивные последствия архаизации станут менее болезненными для общества, а в рамках научного дискурса откроется возможность обсуждения темы модернизации на надежном фундаменте теоретического знания. Именно опыт рационального управления деструкцией в условиях сокращающихся ресурсов (когда в условиях энтропии общества могут самостоятельно определить меру качественного и количественного отказа от ограниченных благ), по мысли ученого, может стать отправной точкой на пути к устойчивой модернизации.

Следует отметить, что подход ученых В. Д. Лаза, В. И. Пржиленского и И. Б. Пржиленской, направленный на практическое преодоление социальной деструктивности, отличается непротиворечивостью и вместе с тем не наследует недостатков концепции А. С. Ахиезера и его прямых последователей. Исследователи с убедительностью показывают, что деструктивные процессы, связанные с архаизацией современного российского общества, в целом управляемы, а позитивная модернизация различных сфер общества может быть достигнута на основе творческого переосмысления сложившейся традиции.

Причина архаизации общества на современном этапе заключается не столько в кризисе, вызванном социальной трансформацией, сколько в увеличении интенсивности модернизационных процессов, связанных со стремительной индивидуализацией и атомизацией субъекта в современном обществе. При этом принятое рядом исследователей позиционирование архаизации в качестве бинарной оппозиции модернизации предстает существенно ограниченным в плане эвристических возможностей– деструктивность архаизации часто проявляет себя как «обратная сторона» модернизации, чья интенсивность прямо пропорциональна конструктивной напряженности последней. Социальные трансформации не могут считаться исключительной причиной обращения общества к архаике – зачастую они выступают лишь в роли катализатора.

Представляя собой один из определяющих факторов формирования очагов социальной деструктивности (что особенно ярко проявляется в региональном измерении), архаизирующие процессы одновременно способны блокировать энтропийные процессы, вызванные разнонаправленностью явления модернизации / архаизации.

В этой связи успех управления социальной деструкцией оказывается непосредственно обусловлен анализом глубинных оснований архаизации обществ на разных этапах его развития, включающим пониманием ее как процесса, который при варьирующейся интенсивности неотъемлемо сопровождает модернизацию, отчетливо принимающую на современном этапе форму всепроникающей индивидуализации.

Учитывая указанные замечания, правомерно определить понятие архаизации общества как необходимо сопутствующий модернизации процесс осознанного или стихийного внедрения в формируемую социальную реальность элементов, характерных для общественных отношений прошлого, направленный на компенсаторное возмещение недостачи, возникающей при социально-инновационном реформировании. Данное определение направлено на преодоление ограниченности понимания архаизации в качестве явления, противостоящего модернизации (вектор архаизации не всегда противонаправлен модерну как таковому), а также открывает пространство для большего инструментального «маневра» при его использовании в перспективных исследованиях, посвященных управлению деструктивными процессами.