Сравнительный лингвистический анализ переводов китайских сказок

Мещерякова Софья Дмитриевна бакалавр, кафедра китайского языка, Национальный исследовательский Томский Государственный Университет 634050, Россия, Томская область, г. Томск, ул. Пр. Ленина, 36 Meshcheryakova Sofya Dmitrievna Bachelor's Degree, Department of Chinese Language, National Research Tomsk State University 634050, Russia, Tomsk region, Tomsk, Lenin Ave., 36 sonya.mesch@yandex.ru

Интерес к интерпретации китайских сказок на русский язык возник из-за очевидной разницы текстов оригиналов сказок и их переводов. В фокусе внимания статьи вопросы: какие виды переводческих трансформаций использовались, почему интерпретаторы отказывались от одних символических единиц и значений в пользу других, как социокультурный контекст страны переводчика мог повлиять на интерпретацию текста, – все эти элементы лингвистического анализа помогут установить стратегии переводческой деятельности интерпретаторов китайских традиционных текстов и углубить наше понимание, как взаимодействие двух культур в момент переложения текста с одного языка на другой рождает новые культурные смыслы.

Объект исследования: переводы китайских сказок на русский язык.

Предмет: стратегии переводов и виды переводческих трансформаций.

Основным методом исследования является сравнительный анализ текстов. Теоретическую базу исследований составили: концепция переводческих стратегий форенизации и доместикации ^[17] и концепция видов переводческих трансформаций.

Для проведения сравнительного анализа был проведен отбор источников на основании двух критериев:

1) наличие китайского оригинала сказки;

2) наличие не менее двух переводов китайской сказки на русский язык.

В ходе поисков было установлено, что авторитетнейшим переводчиком китайских сказок на русский язык являлся филолог-китаист Борис Львович Рифтин (1932-2012). Он сделал первые переводы еще в 1960-ые годы. И они до сих пор являются образцовыми ^[6]. Кроме того, объемным корпусом сказок стал сборник, подготовленный и выпущенный издательством «Седьмая книга» «Волшебные сказки Поднебесной. Китайские сказки» ^[4]. Перевод осуществлялся по заказу издательства, к сожалению, авторы переводов в сказках не указаны, поэтому по тексту статьи ссылаться будем на сам сборник. Всего двум критериям отбора подошли три сказки, представленные в Таблице 1.

Таблица 1. Источниковая база исследования

1. Мимоза (含羞草 (hánxiūcǎo)).

В обоих вариантах интерпретации название сказки одинаковое, Мимоза. Точный перевод с китайского языка – мимоза стыдливая (лат. Mimosa pudica). По ходу прочтения становится понятным, почему сказка в оригинале имеет именно такое название.

Сказка начинается с 从前有 (Cóngqián yǒu). Это традиционная формула зачина в китайской сказке, в словарях и соответствующей литературе переводится как «жили-были», если переводить дословно, то звучит как «в прежние времена был». Б. Л. Рифтин 从前有 переводит как «Не знаю, в каком краю, не ведаю, в какие времена приключилась эта история». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» эта же формула переводится как «Когда это было, в какой стороне, не ведомо». Можно сказать, что оба переводчика прибегают к генерализации и добавлению. Они заменяют слово, имеющее узкое значение словами, с более широким значением, при этом добавляя новую информацию, которая не была упомянута в оригинале.

Полное предложение: 从前有一个很英俊的小伙子,经常外出钓鱼 (Cóngqián yǒu yīgè hěn yīngjùn de xiǎohuǒzi, jīngcháng wàichū diàoyú) можно передать как «Жил-был один очень красивый молодой человек, который часто ходил на рыбалку». Б. Л. Рифтин в своем вновь прибегает к добавлению. Его перевод этого предложения звучит так: «Не знаю, в каком краю, не ведаю, в какие времена приключилась эта история. Да и не все ли равно? Может, далеко - там, где небо с землей сходятся. А может, близко - рукой подать. Жил некогда на свете юноша. Пригожий да статный. Каждый день ходил на реку рыбу ловить». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» перевод звучит следующим образом: «Когда это было, в какой стороне, не ведомо. Жил на белом свете один юноша. И собой хорош, и нрава доброго. С ранней зари ходил юноша рыбу в реке ловить». Переводчик добавил к оригиналу, что юноша был не только красивым, но и добрым, а также ввел указание времени, тогда как в оригинальном тексте не упоминается, что юноша ловил рыбу именно в раннее время суток.

В этом же абзаце есть интересное выражение小鱼莫来大鱼到 (Xiǎo yú mò lái dà yú dào). Б. Л. Рифтин переводит его почти дословно: «Уходи, малая рыбка, приходи, большая!». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» перевод звучит так: «Ловись рыбка большая, уплывай маленькая». В этом варианте нельзя не заметить схожесть с цитатой Волка из русской сказки «Лисичка-сестричка и серый волк», только там фраза звучит как «Ловись рыбка большая и маленькая». Здесь просматривается стратегия доместикации, переводчик постарался максимально приблизить перевод к русской культуре.

Переводческая адаптация сказок – это серьезная, трудоемкая работа, которая требует особого внимания. В основном используется две переводческие стратегии: доместикации и форенизации ^[18]. Сравнительный анализ двух этих стратегий был впервые дан в конце XX века американским переводчиком Лоуренсом Венути ^[19].

При применении форенизации акцент делается на лингвокультурную ценность языка перевода, подчеркиваются культурные особенности оригинального текста, приближая читателя к культуре оригинала. Доместикация – это переводческая концепция, при которой текст максимально адаптируется к лингвистическим формам и культурным нормам принимающего языка с минимальным сохранением оригинала. Здесь язык рассматривается как инструмент коммуникации. Акцент ставится на легкости понимания для читателя, но не на максимально точной передаче оригинала.

В сказочных переводах Б. Л. Рифтина очень много образности. В конце первого абзаца Мимозы есть предложение老汉说完,人不见了 (Lǎohàn shuō wán, rén bùjiànle). Дословно оно звучит так: «Когда старик закончил говорить, он ушел». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» зафиксирован именно такой перевод. Б. Л. Рифтин же предложил следующее: «Сказал так старик, тряхнул леской, только волны по воде забегали, а сам исчез». В первом предложении второго абзаца юноша называет этого старика仙人 (Xiānrén). Переводится это слово как «небожитель, бессмертный человек». В своем варианте Б. Л. Рифтин также подчеркивает, что старик бессмертен, но при этом добавляет «шэньсянь», чего нет в тексте оригинала. Читателю, который не знаком с китайской культурой будет непонятен этот термин. Шэньсянь это «бессмертные» адепты, достигшие искомого состояния. Термин принадлежит китайскому учению Сянь-сюэ (仙學, Xiān xué) , и является одной из важнейших доктрин даосизма ^{[5, с. 422]}.

В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» переводчик вообще не включил это предложение. Из этого следует вывод, что Рифтин воспользовался стратегией форенизации и методом транскрипции, акцент делается на лингвокультурную ценность языка перевода, подчеркиваются культурные особенности оригинального текста, приближая читателя к культуре оригинала. А автор сборника «Волшебные сказки Поднебесной» напротив, воспользовался стратегией доместикации, предложение максимально адаптируется к лингвистическим формам и культурным нормам принимающего языка.

После встречи со стариком юноша встречает Деву-лотос, в обоих сборниках именно такой вариант перевода. Текст оригинала 小伙子回到家,心想痴了,认为这荷花女,定是仙女 (Xiǎo huǒ zǐ huí dàojiā, xīn xiǎng chīle, rènwéi zhè héhuā nǚ, dìng shì xiānnǚ) переводится как «Когда юноша вернулся домой, он был очарован, думая, что Дева-лотос, должно быть, фея». Б.Л. Рифтин отметил это в своем переводе, так как по сюжету факт того, что Дева-лотос – фея, очень важен. В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» эта деталь опускается. Переводчик посчитал, что информация о том, что Дева-лотос фея – нерелевантная.

В разговоре с Девой-лотос юноша говорит о себе «我是孤身一人呀» (Wǒ shì gūshēn yīrén ya). Выражение 孤身一人 (gūshēn yīrén) переводится как «одинокий человек». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» переводчик использует стратегию добавления, и переводит предложение как «Один я на всем белом свете!». Б. Л. Рифтин же прибегает к стратегии доместикации и переводит выражение孤身一人 (gūshēn yīrén) как «один-одинешенек». Возможно, переводчик специально использует исконно-русское прилагательное, близкое любому русскому читателю.

Юноша и Дева-лотос полюбили друг друга, и Дева сказала ему: «只要你真心实意,我就和你一块逃走» (Zhǐyào nǐ zhēnxīn shíyì, wǒ jiù hé nǐ yīkuài táozǒu). В этом предложение есть китайский фразеологизм 真心实意 (zhēnxīn shíyì), переводится он как «всем сердцем и умом; всей душой; от всего сердца; со спокойным сердцем; со всей серьёзностью». В варианте Б. Л. Рифтина предложение переведено так: «Если не ведаешь ты страха и нет у тебя, как говорится, “трех сердец и двух мыслей”, давай убежим с тобой к самому краю неба на остров морской», а в сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» это же передано следующим образом: «Если чисты твои помыслы, и нет у тебя – «трех сердец и двух мыслей», тогда давай отправимся вместе на край земли, за далёкие моря на зелёный остров». На деле, перевод предложения «Пока ты искренен, я сбегу с тобой». Интересно отметить, что помимо стратегии добавления, оба переводчика переводят фразеологизм真心实意 (zhēnxīn shíyì) как «три сердца и две мысли». Такой вариант перевода не был найден ни в одном словаре или соответствующем материале.

В следующем предложении представлены сразу же два фразеологизма: «小伙子对天发誓,永不变心» (Xiǎohuǒzi duì tiān fāshì, yǒng bù biànxīn). 对天发誓 (duì tiān fāshì) переводится как «клясться Небесам», а永不变心 (yǒng bù biànxīn) «оставаться всегда верным». То есть, предложение можно перевести: «Юноша клялся небесам, что всегда будет верным». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» переводчик пользуется стратегией доместикации, заменяя оба эти фразеологизма простым и понятным русскому читателю выражением: «Готов с тобой пойти на край земли». Б. Л. Рифтин же полностью меняет предложение, его вариант звучит так: «С тобой везде мне радость - хоть в высоких горах, хоть в диких лесах». Сложно сказать, почему переводчик это сделал, возможно он хотел придать сказочности выражениям, тогда можно предположить, что Рифтин прибегнул к эмфазе для усиления эмоциональной выразительности речи.

Юноша занимался охотой, девушка же ткала. В оригинале сказки говорится, что однажды Дева-лотос вытащила из головы иглу и отдала ее юноше: «荷花女从头上拔下一根针交给小伙子» (Héhuā nǚ cóngtóu shàng bá xià yī gēn zhēn jiāo gěi xiǎohuǒzi). Сама игла – это оберег от злых сил. Удивительно, но в обоих вариантах перевода иглы как таковой вообще не встречается, оба переводчика заменили ее на цветок лотоса. Например, в абзаце о схватке с тигром «他用荷花女给他的宝针一指,老虎逃跑了» (Tā yòng héhuā nǚ gěi tā de bǎo zhēn yī zhǐ, lǎohǔ táopǎole) ясно видно, что юноша пользуется именно иглой, чтобы отпугнуть животное (Он показал иглу, которую дала Дева-лотос, и тигр убежал.). Рифтин же пишет «Отпрянул в страхе юноша, цветок заветный тигру показал, из цветка того красный луч вырвался, тонкий и длинный, ну, прямо молния. Повернулся тигр, прочь побежал». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» этот текст передан так: «Испугался юноша и показал тигру цветок. Увидел тигр лотос и побежал в страхе от юноши». Лотос в Китае – священное растение. В восточной культуре лотос – это образ производительной силы, символ возрождения жизни, счастья и чистоты. Также лотос — это атрибут возвращения молодости и обретении бессмертия, а как известно из сказки, Дева-лотос была бессмертной, но пожертвовала своей красотой ради любимого человека. Получается, что оба переводчика прибегают к стратегии форенизации, используют именно «лотос», подчеркивая культурные особенности страны текста оригинала, приближая читателя к культуре Китая ^[15].

С другой стороны, оба автора игнорировали культурно-исторический контекст. В феодальном Китае ремесло и искусство существовали еще не раздельно, как и в других аграрных обществах. Орудия труда были дороги и ценны и в прямом смысле. Металлическая игла могла быть важной составляющей приданого девушки, а то и источником материального обеспечения семьи. Были они ценны и в символическом смысле ^[9]. Мы можем обнаружить аналоги и в русской культуре: подкова – символ счастья, булавка, подколотая за воротник, защищает от сглаза. И у иероглифа 针 есть также значение – «булавка». В русской традиции булавка — это не просто приспособление для скрепления частей одежды, но также очень важный оберег от несчастий и злых духов ^[2]. Поэтому не совсем понятно, почему оба переводчика меняют настолько логичную булавку на лотос. Возможно, недооценка культурного смысла орудия ремесла – это продукт советского индустриализма, заложником которого стал Б. Л. Рифтин и его последователи. А возможно, это следствие общекультурной традиции поэтизации мифов, представление изображаемого в более возвышенном виде, которую, начиная с эпохи романтизма, пережило ни одно эпическое наследие ^[10].

В предложении洞口便紧紧闭上, 小伙子被禁在洞内 (Dòngkǒu biàn jǐn jǐn bì shàng, xiǎohuǒzi bèi jìn zài dòng nèi) говорится о том, что вход в пещеру, куда угодил юноша, был плотно закрыт, и молодой человек оказался в ней заперт. Оба переводчика воспользовались стратегией доместикации и приемом добавления. В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» переводчик пишет, что «ворота захлопнулись и тьма такая опустилась, что хоть глаза выколи», используя всем знакомый русский фразеологизм. Б. Л. Рифтин переводит как «ворота захлопнулись и стало темным-темно», добавляя просторечное наречие.

Несмотря на то, что по сюжету сказки юноша предал свою жену, Деву-лотос, она все равно решает его спасти и вытащить из смертельной ловушки. В предложении荷花女到了洞门口,把开山钥匙一指,洞门大开 (Héhuā nǚ dàole dòng ménkǒu, bǎ kāishān yàoshi yī zhǐ, dòng mén dà kāi) можно увидеть, что Дева-лотос воспользовалась именно ключом, чтобы высвободить юношу из заваленной пещеры. Но оба переводчика заменили ключ на серебряный наперсток. В русской культуре считается, что наперсток – это самый важный символ женственности, символ поддержания семейного быта [Волгин В.]. Возможно, именно поэтому переводчики выбрали стратегию доместикации, добавляя Деве-лотос важный атрибут любящей жены, меняя текст оригинала.

Несмотря на то, что Дева-лотос приложила огромные усилия для освобождения юноши, он все равно поддался соблазнам и злой дух настиг его. В оригинале предложение звучит так: 少女趁他思想动摇的一刹那,把手帕一摆动,便把小伙子化成生长在地上的柔弱小草 (Shàonǚ chèn tā sīxiǎng dòngyáo de yīchànà, bǎ shǒupà yī bǎidòng, biàn bǎ xiǎo huǒ zǐ huàchéng shēngzhǎng zài dìshàng de róuruò xiǎo cǎo). Смысл его в том, что злой дух превратил юношу в слабую траву, растущую на земле. Русские переводчики ужесточили текст. В обоих вариантах злой дух убил юношу, и Дева-лотос увидела лишь его разбросанные кости. В финале оригинальной сказки написано, что с тех пор эту слабую траву называют мимозой. В обоих вариантах русского перевода возникает дополнение, отсутствующее в оригинале. Дева-лотос встречает того самого старика, который уже появлялся в начале истории. Он отдает ей лотос, который девушка пожертвовала своему любимому, и девушка снова становится прекрасной феей. Можно провести аналогию со сказкой Г.-Х. Андерсена «Русалочка». Нет места прекрасному духу в мире людей. Здесь ее ждет предательство и обман.

Возможно, то, что оба переводчика изменили финал, объясняется тем, что для русской сказки принципиальным моментом является победа добра над злом. В китайской же сказке не побеждает ни добро, ни зло, лишь неверный муж получает по заслугам и превращается в слабую траву. Для российских переводчиков оказалось важным подчеркнуть возрождение добра. Главный положительный персонаж повествования, Дева-лотос, в финале получает назад свою красоту и свое бессмертие

Изучив оба перевода сказки, «Мимоза», можно заметить, что вариант Б. Л. Рифтина более свободный, некоторые события не соответствуют оригинальному тексту. Переводчик добавил множество фразеологизмов, его описания гораздо более красочные чем в оригинале. Перевод в сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» также во многом отличается от оригинала. Складывается ощущение, что переводчик из этого сборника во многих аспектах строил свою интерпретацию, опираясь на текст Рифтина. То, что оба использовали такие образы как лотос и наперсток просто не может быть случайным совпадением.

Если говорить о стратегиях и видах переводческих трансформаций, то Б. Л. Рифтин очень часто прибегал к добавлению: текст оригинала в несколько раз короче, чем его перевод. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» напротив, чаще прибегал к опущению, убирая незнакомые русскому сознанию китайские образы.

Также Б. Л. Рифтин гораздо чаще прибегает к стратегии форенизации, пытается познакомить русского читателя с культурой Китая. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» чаще прибегает к доместикации, стараясь заменить китайские образы, фразеологизмы и культурные особенности на более привычные русскоязычные аналоги.

1. Небесный барабан震天鼓 (zhèntiāngǔ)

Сказка «Небесный барабан» начинается так: «天宫里有个老神仙,他有七个女儿,最小的女儿叫七姐,是个很悦目的姑娘» (Tiāngōng li yǒu gè lǎo shénxiān, tā yǒu qī gè nǚ'ér, zuìxiǎo de nǚ'ér jiào qī jiě, shìgè hěn yuèmù dì gūniáng). Здесь сразу вводятся главные действующие лица бессмертный старец и его младшая дочь – Ци Цзе. В этой сказке оба переводчика воспользовались стратегией форенизации, здесь просматривается та же самая доктрина даосизма что и в первой сказке – Сянь-сюэ (仙學, Xiān xué), и имя старца восходит к этому древнему учению. Его зовут 神仙 (shénxiān), что буквально значит «бессмертный». Оба переводчика переложили его имя Шэньсянь, воспользовавшись методом транскрипции, так же, как и при передаче имени его дочери. Б. Л. Рифтин даже сделал сноску, поясняя, что Ци-цзе с китайского языка буквально переводится «седьмая дочь», а в сказке она как раз седьмая и самая младшая.

Оба переводчика прибегли к дополнению и в первом абзаце написали информацию, которой не было в тексте оригинала, о том, что отец дочерей запрещал им даже мечтать о земной жизни, поэтому воспитывал их в строгости и даже не разрешал прогулки. Б. Л. Рифтин также добавил, что младшей дочери было восемнадцать лет, хотя в тексте оригинала ее возраст не упоминался.

Однажды Ци-цзе услышала флейту, доносящуюся с Земли, и сбежала из Небесного замка, чтобы посмотреть, кто так прекрасно играет. В оригинальном тексте «她两眼循着笛声望去,只见一个年青的耕田人,正坐在一棵大柳村旁吹笛子» (Tā liǎng yǎn xúnzhe dí shēngwàng qù, zhǐ jiàn yīgè niánqīng de gēng tián rén, zhèng zuò zài yī kē dà liǔcūn páng chuī dízi) упоминается, что на флейте играет именно молодой крестьянин из деревни Далиу. Оба переводчика воспользовались стратегией опущения и не упомянули, что молодой человек был крестьянином из деревни.

Юношу, который играл на флейте звали Ван Сань (王三, wáng sān), и в обоих вариантах перевода у него именно такое имя. В предложении爹妈早死了,只有他孤零零的一个人 (Diē mā zǎosǐle, zhǐyǒu tā gūlínglíng de yīgè rén) говорится о том, что родители Ван Саня рано умерли и он все время был один. И Б. Л. Рифтин, и переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» воспользовались устойчивыми словосочетаниями при переводе этого предложения. В варианте Рифтина Ван Сань был «круглым сиротой», а переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» написал, что Ван Сань «был один на всем белом свете».

В сказке рассказывается, что Ван Сань спас пятнистого оленя Цзи-цзе, за которым охотился волк. В предложении «王三随手向西方一指说:"瞥见了,向那里跑了。"于是狼便向西方追了过去» ("Wáng sān suíshǒu xiàng xīfāng yī zhǐ shuō:"Piējiànle, xiàng nàlǐ pǎole."Yúshì láng biàn xiàng xīfāng zhuīle guòqù) сказано, что, когда волк спросил у Ван Саня, куда именно побежал олень, тот указал ему на запад. В отличие от Рифтина, переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» опускает то, что Ван Сань показывает волку именно путь на запад, хотя это важный момент. В китайской мифологии Запад – это страна мертвых, которую охраняет Бай-ху (白虎, белый тигр) ^[7].

После спасения олень благодарит Ван Саня и спрашивает его о семье, на что он отвечает: «只有我一个人啊» (zhǐyǒu wǒ yīgè rén a), что буквально переводится как «только я один». Б. Л. Рифтин передает это устойчивым словосочетанием «один я на белом свете», а переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» - исконно-русским фразеологизмом «один как перст». В старину у славян считали по пальцам и первые десять цифр назывались перстами, первым был большой палец, стоящий особняком, отдельно от других сомкнутых пальцев открытой ладони, от этого и пошло это выражение ^[13]. Отсюда следует, что переводчик сборника воспользовался стратегией доместикации, максимально пытаясь адаптировать текст для русского читателя.

В предложении про встречу юноши с девушкой говорится: «他走到一条小河畔,瞥见一个身穿红衣裳的姑娘,在河畔洗着衣裳,容貌悦目极了» (Tā zǒu dào yītiáo xiǎo hépàn, piējiàn yīgè shēn chuān hóng yīshang de gūniáng, zài hépàn xǐ zhuó yīshang, róngmào yuèmù jíle). В оригинале на девушке надето красное платье. В Китае красный цвет всегда ассоциировался со счастьем, успехом и радостью [Япин]. В русской культуре красный цвет означает не только нечто позитивное: солнце, любовь, теплота, но также цвет-предупреждение о какой-либо опасности. Оба переводчика заменили цвет платья девушки, Б. Л. Рифтин «одел» девушку в розовое, а переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» в белое. Скорее всего выбор Рифтина связан именно с неоднозначностью красного цвета в русской культуре. Значение розового цвета схоже с красным, но не несет его негативного смысла. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной», возможно, облачил девушку в белое платье чтобы подчеркнуть ее невинность, святость и чистоту, ведь именно такое значение у белого цвета в русской культуре. Но, эта замена выглядит неуместной. Поскольку в Китае белый цвет олицетворяет смерть, предательство и старость ^[1].

Девушкой той была Ци-цзе, они полюбили друг друга с юношей и стали вместе жить. Но отец был против их союза и забрал дочь в небесную тюрьму. Пятнистый олень помог юноше придумать план, как добраться до их Небесного замка. Отец возлюбленной придумал юноше несколько испытаний. Второе звучало так: «叫他拿来一斗砻糠对王三道» (Jiào tā ná lái yī dòu lóng kāng duì wángsāndào). В этом предложении есть счетное слово 斗(dòu). Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» воспользовался стратегией доместикации, переводя斗(dòu) как «мешок», что понятно русскому читателю. Б. Л. Рифтин прибег к методу транслитерации и перевел как «доу», вынося в сноску, что это мера сыпучих тел, равная 10 литрам. Это явная стратегия форенизации, которая знакомит русского читателя с чем-то новым, так как в русском языке такой измерительной единицы не существует.

Юноша украл небесный барабан и ушел, поэтому обезьяны, охранявшие сокровище, решили его догнать: «王三"得得得"地在前面跑,猴子们"蹦蹦蹦"地在背面追» (Wáng sān"dé dé dé de zài qiánmiàn pǎo, hóuzimen"bèng bèng bèng"de zài bèimiàn zhuī!). «得得得» (dé dé dé) – это звукоподражание цокота копыт, а «蹦蹦蹦» (bèng bèng bèng) – это танец, исполняемый вприпрыжку. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» использовал стратегию доместикации и метод компенсации при переводе этого предложения. Его вариант звучит так: «Быстрее ветра мчится Ван Сань, а обезьяны всё равно нагоняют». Он меняет китайские выражения на привычное русскому человеку словосочетание «быстрее ветра». В переводе Б. Л. Рифтина «Дун-дун-дун - бежит Ван Сань; пэн-пэн-пэн - мчатся следом за ним обезьяны». Переводчик использовал стратегию форенизации с помощью транскрипции, оставляя оригинальное звучание.

Аналогичное решение можно увидеть на примере предложения «猴子们又"哗哗哗哗,哗哗哗"地游过河,追了过来» (Hóuzimen yòu"huā huā huā huā, huā huā huā"de yóuguò hé, zhuīle guòlái). Выражение «哗哗哗» (huā huā huā) – это имитация шума реки. Б. Л. Рифтин переводит так: «Хуа-хуа-хуа - зашлепали обезьяны лапами по воде, вплавь пустились». Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» использует стратегию доместикации и метод компенсации, не заостряясь на звуке реки. У него этот отрывок звучит так: «Закричали обезьяны, кинулись в воду, и стали вплавь переправляться».

Текст «王三又"得得得"地在前面跑,猴子们又"蹦蹦蹦"地在背面追,跟着又要追上了» (Wáng sān yòu"dé dé dé"de zài qiánmiàn pǎo, hóuzimen yòu"bèng bèng bèng"de zài bèimiàn zhuī, gēnzhe yòu yào zhuī shàngle) у Б. Л. Рифтина звучит: «Дун-дун-дун - бежит Ван Сань; пэн-пэн-пэн - мчатся следом за ним обезьяны». Опять же, переводчик использовал стратегию форенизации с помощью транскрипции, оставляя оригинальный смысл. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» переводит так: «Бежит Ван Сань со всех ног, барабан на спине несёт, а обезьяны опять его нагоняют. Совсем уже близко, в спину дышат». «得得得» (dé dé dé) переводчик меняет на фразеологизм «со всех ног», а звукоподражание «蹦蹦蹦» (bèng bèng bèng) заменяет на словосочетание «дышать в спину», показывая, что обезьяны совсем близко и вот-вот схватят юношу. Переводчик использовал стратегию доместикации и метод компенсации, меняя китайские выражения на русские фразеологизмы и устойчивые словосочетания.

В абзаце про погоню говорится: «王三便把火石向地上一抛,身后立即呈现了一座高高的火山» (Wáng sān biàn bǎ huǒshí xiàng dìshàng yī pāo, shēnhòu lìjí chéngxiànle yīzuò gāo gāo de huǒshān). «火山» (huǒshān) при переводе имеет только одно значение – вулкан, однако оба переводчика меняют вулкан на гору. Возможно, из-за негативного значения вулкана как символа. Вулкан связывается с катастрофическим проявлением природных сил, предстает как стихия разрушения, зла, воспринимается как врата подземного мира; в ряде культур существовал обычай бросать в кратер усопших. А у гор только положительное значение. Горы – это символ превосходства, вечности, чистоты, постоянства, подъема, устремленности, вызова ^[14].

В предложении «"哆"的一声,震得树叶都"沙沙"地落下来» ("Duō"de yīshēng, zhèn dé shùyè dōu"shāshā"de luòxià lái) представлено звукоподражание «哆» (Duō), имитирующее дрожь, и звукоподражание «沙沙» (shāshā), имитирующее шуршание. Б. Л. Рифтин в очередной раз использует стратегию форенизации и метод транскрипции, его вариант перевода звучит так: «Дон! - прогремел барабан; ша-ша-ша - посыпались с деревьев листья». Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» использует те же стратегии только наполовину, звук «沙沙» (shāshā) он опускает и его вариант перевода звучит так: «Дон! – загремел барабан, и тут же все листья с деревьев посыпались».

В отличие от сказки «Мимоза», концовка этой сказки соответствует оригиналу. Б. Л. Рифтин практически не пользуется стратегией доместикации, весь перевод выполняя с помощью форенизации. Возможно, из-за этого перевод сложнее воспринимается читателем, незнакомым с культурой Китая, но, зато, сказка выглядит аутентичной и более интересной для тех, кто увлечен китайской традиционной культурой.

Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» напротив, практически не прибегает к стратегии форенизации, и все незнакомые русскому читателю явления переводит с помощью стратегии доместикации. Также он часто использует метод компенсации, меняя незнакомые читателю явления на более привычные, и при этом текст становится русифицированным, теряется культурная специфика оригинала.

Б. Л. Рифтин делает несколько сносок, поясняя необычные для русского читателя китайские явления. Получается, что сказка в его переводе – это не просто интересное повествование, но и своеобразный «справочник», который помогает носителям русского языка познакомиться с чем-то новым, непривычным. Несмотря на то, что филолог пытается максимально полно передать суть оригинала, он, как и переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» в каких-то моментах меняет непонятные китайские явления на знакомые русскому читателю эквиваленты (например, красный цвет, вулкан). С этим текст становится проще воспринимать, но суть немного меняется, хотя расхождение с оригиналом совсем небольшое. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» чаще прибегает к опущению, что во многом меняет смысл оригинала. Можно сказать, что текст перевода Б. Л. Рифтина более полный, художественный. Автор перевода старается полностью передать явления культуры Китая, не упуская важные аспекты.

3. Женщина-лисица 狐狸媳妇 (Húlí xífù).

Оба переводчика предложили название – «Женщина-лисица», но дословно сказка переводится, как «Невестка-лиса». А еще точнее 媳妇 (xífù) – сноха, жена сына по отношению к его отцу.

Зачин оригинала «我得先说一句,省得你说:嘿,哪有这样的事。其实故事就是故事,得寻思寻思里面的意思», - дословно можно переложить так: «Для начала я должен сказать кое-что, чтобы потом вы не сказали, “эй, да как такое может быть”. Сказка на то и сказка, в ней нужно искать скрытый смысл».

Б.Л. Рифтин предлагает следующую интерпретацию: «Наперед знаю, спросишь ты: «Разве такое бывает?» Все в сказке бывает. Подумай, пораскинь мозгами и поймешь, какой в этой сказке смысл заложен». В целом, верность оригиналу сохраняется. Но при этом, Рифтин прибегает к стратегии доместикации, добавляя выражение «пораскинуть мозгами». Это фразеологизм, что более интересно – разговорный. Обычно, при переводе художественной литературы разговорные фразеологизмы не применяются, так как сразу же меняют стиль речи, но в сказке, возможно, это уместно.

Во втором переводе зачин звучит следующим образом: «Чего только не бывает на свете! А в сказках и того больше случается. Главное – слушать да на ус мотать, что бывает с добрыми, и как злых да нерадивых судьба наказывает». Переводчик сборника использует метод добавления. В оригинале нет никакого морализаторства. Также как и предложения «мотать на ус». Введение в текст русского устойчивого выражения проявление стратегии доместикации, в целом свойственной сборнику.

В предложении «古时候,有一个小伙子,叫大壮,娘儿两个住在山下的一座小屋里» оба переводчика придерживаются оригинала. У Рифтина: «Жил в старину юноша по прозванью Да Джуан. Жил вдвоем с матерью в маленьком домике у самой горы». В сборнике «Волшебные сказки Поднебесной»: «Жил когда-то в Поднебесной юноша по имени Да Джуан. Жили они с матерью в крошечном домишке у подножия горы». В следующем предложении «无冬无夏,都是靠上山打柴吃饭» в начале представлен китайский фразеологизм «无冬无夏», переводится он: «в холод ли, или в жару; круглый год; непрестанно». Он очень удачно совпадает с русским устойчивым выражением, чем в своем переводе и воспользовался Б. Л. Рифтин: «И в холод и в зной ходил он в горы хворост рубить, тем и кормился». Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» это выражение опускает по неясным причинам: «Кормились они тем, что юноша хворост рубил и продавал его людям».

Если переводить дословно следующее предложение: «早年那号封建社会,都是爹娘做主买卖婚姻,只这个也不知屈死了多少人,许多做爹娘的,不管儿女以后能不能情投意合,只要他家里有钱就行了», оно звучит так: «Давным-давно, в феодальном обществе, все родители покупали и продавали дочек в качестве жен, и не знал никто, сколько смертей это понесло. Делали это родители независимо от того будут ли их дети счастливы в будущем, главное, что будут деньги». В предложении есть сразу же несколько интересных китайских устойчивых выражений: 买卖婚姻 переводится как покупка жены, или же брак в форме купли-продажи и 情投意合 – совпадение чувств и интересов или же жить душа в душу. У Рифтин это собрано следующим образом: «В былые времена все отец с матерью решали: за кого дочь замуж отдать, на ком сына женить, - не то свадьба, не то торги - не поймешь. Часто до смерти чадо свое доводили. И все едино им было - полюбят молодые друг дружку или не полюбят. Только бы в богатый дом чадо свое сбыть - и ладно».

Перевод в сборнике «Волшебные сказки Поднебесной»: «В те времена за молодых все родители решали: на ком сына женить или за кого дочку выдать. Да все выгадать старались, чтобы в дом побогаче, чадо свое пристроить. А про любовь и слышать не желали». Во-первых, оба переводчика прибегли к методу членения предложений. Во-вторых, оба переводчика пишут про то, что сын также не имел выбора, но выражение买卖婚姻 относится только к продаже девушек. С чем связано такое расширение смысла оригинального текста не понятно, и имеет ли оно под собою культурно-исторические основания?

Далее идет предложение: «有钱的都是三房四妾,穷人有的一辈子打光棍……». Здесь встречается китайская реалия - 三房四妾. Смысл выражения в том, что у кого-то есть много жен и наложниц. Это выражение пошло из романа Цао Сюэциня «Сон в красном тереме». Дословно предложение переводится так: «Есть деньги – есть много жен и наложниц, а бедняк навсегда холостяком останется». Выражение 打光棍 буквально переводится как «быть голой палкой». Перевод Рифтина: «У богатого в доме три женских покоя, а то и четыре наложницы сразу; бедный весь век бобылем живет». Перевод в сборнике «Волшебные сказки Поднебесной»: «Вот так и выходило, что у богатого по три жены, а бедный так до старости не женится никак». Рифтин в одном предложении использует сразу же две стратегии – и доместикацию, и форенизацию. Он достаточно точно передает китайскую реалию в первой части предложения, но в конце использует слово «бобыль», которое пришло с древней Руси. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» прибегает только к стратегии доместикации, не передавая китайскую реалию.

Однажды Да Джуан работал и увидел двух девушек: «离的并不远,看得清清楚楚:那个穿绿衣裳的,鸭蛋脸,长眼细眉,十分秀丽,那个穿红衣裳的,圆脸大眼,两腮通红,笑时露出了雪白的牙齿». В этом предложении есть интересное китайское выражение: «鸭蛋脸». Дословно оно переводится как «лицо как утиное яйцо». Но его переносное значение - «продолговатое и круглое лицо (именно у женщины)». Оба переводчика прибегли к калькированию и написали «утиное лицо» без пояснений. Воспринимает ли российский читатель его округлым или на ум приходит «нос уточкой»? Именно в данном случае дословный перевод кажется недостаточным

Спустя время Да Чжуан познакомился с девушкой в красном и начал с ней хворост наперегонки собирать. В тексте «她姓胡,叫“二妮”。住在大山后面,那个穿绿衣裳的是她的姐姐» говорится о том, что девушку зовут Ху Эрни и живет она за горой со своей старшей сестрой. Рифтин отразил все из вышеперечисленного в своем переводе, а переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» прибег сразу же к двум методам: опущению и добавлению. Он не упомянул, что у девушки фамилия Ху, и почему-то добавил, что девушка живет не только со своей сестрой, но и со своим отцом, чего не было в тексте оригинала. Оба переводчика пишут имя девушки как Эр-ни. Переводческая практика писать двухсложные китайские имена через дефис существовала в России вплоть до конца двадцатого века. Но после обращения КНР в ООН с просьбой придерживаться в орфографии имён норм путунхуа и пиньиня, написание китайских имён при переводе через дефис считается неправильным ^[8]. Сборник Б. Л. Рифтина вышел из печати в 1972 году, а «Волшебные сказки Поднебесной» в 2012, поэтому переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» сделал грубую ошибку, а Б.Л. Рифтин нет.

В предложении «二妮很勤快,什么营生也做» говорится о том, что Эрни была очень прилежна и делала все, чтобы заработать на жизнь. Перевод Рифтина: «И до того трудолюбива была Эр-ни! За что ни возьмется - все у нее спорится». Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» интерпретировал так: «Трудилась она с утра до ночи, и всякая работа у нее спорилась». Удивительная судьба у устойчивого выражения «руки золотые, за что не возьмется, все в руках спорится». Мы можем обнаружить его и в переводе вьетнамской народной сказки «Трое умельцев» ^[12], и в карельской народной сказке «Пряхи у проруби» ^[11]. Очевидно, что это переводческая стратегия доместикации, подводящая текст к единому для русскогоязычного читателя знаменателю.

Эрни и Да Джуан поженились, у них появился ребенок, они были счастливы, но отец заставил Эрни уйти от мужа и вернуться домой. Да Джуан не выдержал разлуки с любимой и отправился на ее поиски. Он нашел Эрни, но ее отец решил устроить испытания для молодого человека. В предложении «大壮跟着他上了北屋» говорится о том, что Да Джуан последовал за ним (отцом) в северную комнату. Б. Л. Рифтин так и написал в тексте перевода, а переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» заменил север на юг, что является не только нарушением оригинального текста, но и грубой ошибкой в отношении передачи китайских реалий. Север в Китае – символ изначального хаоса, то есть имеет отрицательный посыл. Так как отец в сказке отрицательный персонаж, такой символ это подчеркивает. А юг для китайцев самая важная сторона света, ассоциирующаяся с красным цветом [Тресиддер]. То есть, меняя север на юг, переводчик добавил отцу положительную характеристику, что является ошибкой.

Эрни и Да Джуан решили напоить отца отравленным вином. В предложении «爹,他远路来到这里,没有别的,带来了一坛桂花好酒,孝敬爹» говорится о том, что вино было настояно на османтусе. Б.Л. Рифтин заменил последний на коричные цветы, а переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» на цветы дикой сливы. Совершенно необъяснимая замена. Османтус – это самый часто встречаемый цветок в Китае, который цветет исключительно осенью. Он один из самых знаковых символов, олицетворяет собой плодородие, мир, верность и любовь, являясь к тому же традиционным свадебным цветком ^[14]. Так как Эрни пыталась отравить своего отца ради любимого мужа, этот цветок не просто часть повествования, а важнейший символ, в том числе противоречия между почитанием деспотичного отца и любовью к мужу, который никак нельзя опускать или заменять.

При анализе переводов этой сказки можно сразу же заметить, что Б.Л. Рифтин гораздо реже применяет стратегию форенизации, чем в предыдущих сказках. Переводчик сборника «Волшебные сказки Поднебесной» как будто бы вообще отказывается от этой стратегии, заменяя все китайские реалии на что-то более понятное русскому читателю. Но при этом сказка не звучит «по-русски», она как будто бы является странным, и не совсем уместным сочетанием русских и китайских реалий. Замена сторон света и растений – выглядит ошибкой для переводчиков китайских сказок, так как теряется скрытый смысл повествования. Эти замены не кажутся оправданными.

Сравнивая оригиналы сказок и по две их интерпретации, не сложно заметить, что Б. Л. Рифтин чаще прибегает к стратегии форенизации, отражая в своих переводах культурную специфику Китая. Борис Львович был выдающимся знатоком китайской литературы и шире китайской культуры. Он один из шести синологов мира, который за свои исследования удостоен золотой медали Министерства образования КНР, за заслуги в изучении китайской литературы. То, что он в своих переводах он приобщает читателя к культуре Китая, - вполне закономерно.

Переводы сказок в сборнике «Волшебные сказки Поднебесной» вторичны по отношению к Рифтину, нельзя не заметить заимствования в передаче наиболее сложных культурных смыслов и специфических терминов. В целом переводы придерживаются стратегии доместикации, приближая текст оригинала к культуре языка перевода.

Кроме двух стратегий, переводчики активно пользуются такими методами переводческих трансформаций как генерализация, добавление, опущение, транскрипция, компенсация, членение предложений. Кроме того, были выявлены следующие особенности переводов:

1) Недооценка культурных смыслов отдельных символов: сторон света, бытовых предметов, цветов.

2) Подмена культурных символов: как булавки на лотос. Возможно, ставшее проявлением поэтизации мифов.

3) Осовременивание: сближение текста с реалиями своей эпохи, культуры.

4) Навязывание морали, что не свойственно китайским сказкам, но без чего русская сказка кажется не законченной, не осмысленной.