Подходы государств к проблеме сексуального насилия в условиях вооруженного конфликта: основные противоречия при выработке согласованной позиции на полях ООН

Бокерия Светлана Александровна кандидат юридических наук доцент, кафедра теории и истории международных отношений, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Bokeriya Svetlana Aleksandrovna PhD in Law Docent, the department of Theory and History of International Relations, People's Friendship University of Russia 117198, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 bokeria-sa@rudn.ru Андронова Анастасия Романовна магистр, кафедра теории и истории международных отношений, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Andronova Anastasiia Romanovna Master's Degree, the department of Theory and History of International Relations, People's Friendship University of Russia 117198, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 tasja-99@yandex.ru Двуреченский Максим Алексеевич магистр, кафедра теории и истории международных отношений, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Dvurechenskii Maksim Alekseevich Master's Degree, the department of Theory and History of International Relations, People's Friendship University of Russia 117198, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 1032201994@pfur.ru Дуву Фасилас Максим магистр, кафедра теории и истории международных отношений, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Dovo phasilas Masxime Master's Degree, the department of Theory and History of International Relations, People's Friendship University of Russia 117198, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 phasi.jijila27@gmail.com Ли Валерий Николаевич магистр, кафедра теории и истории международных отношений, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Li Valerii Master's Degree, the department of Theory and History of International Relations, People's Friendship University of Russia 117198, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 valeratkd98@gmail.com

Нгием Ба Чи магистр, кафедра теории и истории международных отношений, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Nghiem Ba Tci Master's Degree, the department of Theory and History of International Relations, People's Friendship University of Russia 117198, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 ngiem26@mail.ru

Введение

Конфликты конца XX века (Югославия, Руанда, Сьерра-Леоне, Гаити, Либерия, Перу, Гватемала) акцентировали внимание международного сообщества на проблеме «сексуального насилия» и его систематическом и жестоком характере ^{[1, с. 237]}. В гуманитарных исследованиях под сексуальным насилием подразумеваются акты насилия, которые каким-либо образом затрагивают сексуальные или репродуктивные органы, то есть в данное понятие включены такие формы как изнасилования, пытки, калечащие операции, принудительная беременность, сексуальное рабство, принудительные и детские браки, запрет на использование контрацептивов и некоторые другие ^{[2, с. 8]}. При этом особо подчеркивается его неотрывность от любого типа вооруженного конфликта (внутреннего или межгосударственного), некоторые даже вводят термин «хроническая болезнь» ^{[3, с. 203-220]}.

В рамках гендерного подхода ученые выделяют две «метафоры», способствующие продвижению в международную политическую повестку дня вопроса о сексуальном насилии: концепты «видеть» и «делать видимым». Первый более простой и заключается в повышении значимости этой проблемы в контексте применимости к боевым действиям. Второй сконцентрирован на анализе проблематики, а также вооруженного конфликта и построен на раскрытии нескольких вопросов: «кто видит, кого видят, что видит и как» ^{[2, с. 5]}.

Термин «сексуальное насилие» не был должным образом определен в международном праве. В частности, он не был прямо включен в Декларацию о защите женщин и детей в чрезвычайных ситуациях и вооруженных конфликтах, принятую Генеральной Ассамблеей в 1974 г. в ее Резолюции 3318 (XXIX) ^[4]. Однако проблема сексуального насилия в условиях конфликта регулируется не только международным правом прав человека (МППЧ), но и международным гуманитарным правом (МГП) в связи с тем, что сексуальное насилие все чаще становится инструментом ведения боевых действий и актом направленного терроризма ^[5]. Именно признание взаимодополняемости этих двух ветвей привело к необходимости определения верховенства одной из них. С одной стороны, можно сказать, что международное право прав человека играет ведущую роль в этом тандеме, который обеспечивает единое направление развития военного права. С другой стороны, в международной практике до сих пор применяется принцип lex specialis, который в данном случае определяет преобладание норм МГП ^{[6, с. 239]}. Такая ситуация по-прежнему позволяет сторонам конфликта, в том числе правительствам, опираться на более приемлемые положения.

Попытку регулировать этот процесс предпринял Международный Суд. Нормы применения МГП и МППЧ определялись органом ООН на основании его судебных решений ^{[7, с. 16]}. На основе этих критериев были сформированы следующие три ситуации:

1) Проблема, которую можно решить только с помощью МГП;

2) Проблема, которую можно решить только с помощью МППЧ;

3) Проблема, которую необходимо решать дополнительным образом ^{[8, с. 63-79]}.

На данный момент в последнем случае превалируют нормы МГП.

Формирование позиций государств-членов ООН по вопросу сексуального насилия в условиях вооруженного конфликта

Тем не менее, единое понимание этой проблемы все еще отсутствует на глобальном уровне. Страны, несмотря на кажущееся единство, рассматривают этот вопрос с разных позиций не просто в семантическом плане, но и в рамках концептуальных действий и задействованных институтов. Приведенная ниже таблица иллюстрирует имеющиеся расхождения стран в отношении трактовки термина. Выборка государств обусловлена их заинтересованностью изучаемым вопросом, обусловленной частотой участия государств в соответствующих заседаниях Совета Безопасности ООН как в качестве члена Совета в год принятия резолюций, так и на основании 37 правила Временных правил процедуры Органа. Анализ выступлений делегаций позволил авторами выделить шесть основных «определений», наиболее часто встречающихся в заявлениях государств.

Рис. 1. Позиции стран в отношении термина «сексуальное насилие в период вооруженного конфликта».

Источник: составлено авторами ^[13]

Чаще всего, сексуальное насилие рассматривают с точки зрения орудия или тактики ведения войны. Стоит отметить, что данная точка зрения непосредственно была закреплена в Резолюциях. Некоторые страны настаивают на поливариативности термина. Российская Федерация полагает, что необходимо разграничивать сексуальное насилие в период конфликта как общеуголовное преступление и военное преступление в зависимости от мотив совершенного действия. Отдельный интерес представляет и рассмотрение данного вопроса с точки зрения его позиционирования как исключительно гендерной проблемы, вызванной значительным гендерным неравенством в странах, подверженных вооруженному конфликту. В результате страны со схожим видением проблемы были объединены в «коалиции». При составлении схемы учитывалось доминирующая позиция того или иного государства, однако в ряде случаев невозможно было выделить первостепенное определение (такие государства выделены полужирным шрифтом). Звездочкой в схеме отмечены позиции стран, которые в целом совпадают с выделенной формулировкой, но нуждаются в уточнении.

Рис. 2. Группы стран, имеющих схожие позиции в отношении термина «сексуальное насилие в период вооруженного конфликта».

Источник: составлено авторами ^[13]

Полученные результаты подтверждают наличие противоречий в кругу государств при постановке главного вопроса о сущности сексуального насилия. Имеющие линии расхождения также обуславливают дальнейшую дифференциацию позиций по методам и необходимым механизмам противодействия сексуальному насилию в условиях вооруженного конфликта. Страны, акцентирующие свое внимание на слово «преступление», скорее склонны задействовать судебные институты при разработке стратегии противодействия или превентивных мер, а государства, связывающие данную проблему с гендерным неравенством, в первую очередь настаивают на ликвидации неприемлемых социальных условий, в которых протекает конфликт.

В 2016 г. официально вступили в силу семнадцать целей в области устойчивого развития (ЦУР), изложенных в Повестке дня в области устойчивого развития на период до 2030 г. Пятая цель обозначена как обеспечение гендерного равенства и расширение прав и возможностей всех женщин и девочек Шестнадцатая посвящена миру, правосудию и эффективным институтам, реализующим свою деятельность в сфере поддержания мира и безопасности и урегулирования конфликтных ситуаций ^[9]. Обе инициативы, в зависимости от подхода конкретного государства, включают в себя вопрос борьбы с сексуальным насилием во время вооруженных конфликтов. В контексте его разрешения Совет Безопасности (СБ) ООН принял, начиная с 2008 г., пять тематических резолюций.

Эволюция подхода ООН к вопросу о сексуальном насилии в период вооруженного конфликта

В первую очередь необходимо подчеркнуть, что с течением времени подход самой организации к данной проблематике эволюционировал и значительно расширился.

Таблица 1.

Основные положения тематический резолюций СБ ООН

Источник: составлено авторами на основе текста Резолюций СБ ООН

Последняя Резолюция, приуроченная к 10-летней годовщине Мандата Специального представителя ООН, вызвала широкую дискуссию среди стран-членов ООН. По инициативе Германии, председательствовавшей на 8514-м заседании, Совет Безопасности приступил к широкомасштабному обсуждению повестки. Вопреки сложившейся традиции формировать «коалиции» при подготовке проекта резолюции, в этот раз проект был представлен исключительно немецкой стороной. Отметим, что в данной сессии принимали участие не только представители дипломатических миссий, но также НПО, стейкхолдеры из числа лауреатов Нобелевской Премии и гражданские активисты.

Проблемные вопросы, не позволяющие государствам принять согласованную позицию

Проведенный анализ голосования показал, что до 2019 г. позиции государств не сильно расходились, сторонам удавалось прийти к консенсусу, однако при принятии последнего документа Российская Федерация и Китайская Народная Республика предпочли воздержаться. Следует подчеркнуть, что Российская Федерация и Китайская Народная Республика подготовили свой собственный проект резолюции, но посчитали нецелесообразным выносить его на голосование. Причины этого решения основаны на различиях в подходах и концептуальных рамках, использованных в документе, которые не позволили согласовать текст Резолюции. Авторы выделили несколько главных противоречий, объясняющих приведенные ниже результаты голосования.

Таблица 2.

Анализ голосования по резолюциям СБ ООН о сексуальном насилии в вооруженном конфликте

Источник: составлено авторами на основе данных Электронной библиотеки ООН ^[19]

Несмотря на то, что страны призывают национальные органы власти усилить свое законодательство по продвижению ответственности за сексуальное насилие, в выступлениях представителей прослеживаются ссылки на активизацию действий на национальном уровне, текст Резолюции существенно расширяет полномочия органов и специализированных агентств ООН. Сексуальное насилие в условиях конфликта признается в качестве глобальной проблемы, поскольку оно затрагивает региональные и международные системы безопасности. В этой связи при подготовке текста итогового документа Совет столкнулся с первым противоречием. Постоянный представитель Германии при Организации Объединенных Наций в своем письме от 11 апреля 2019 г. на имя Генерального секретаря ООН подчеркнула, что сексуальное насилие должно рассматриваться в качестве отдельного критерия для включения в санкционные списки ^[10]. Схожие предложения выдвинули еще 14 странам: Руанда, Эфиопия, Перу, Ирландия, Казахстан, Италия, Фиджи, Словения, Нидерланды, Мексика, Аргентина, Катар, Канада, Доминиканская Республика. Однако данный вопрос является крайне спорным. Как показал анализ позиции КНР, любые санкционные меры, в том числе в рамках исследуемой проблемы, должны строго соответствовать мандатам СБ ООН, то есть предполагаемые санкционные меры должны индивидуально выноситься на обсуждение Совета в каждом конкретном случае. Таким образом, в окончательный текст документа вышеупомянутая концепция была включена, но с определенными поправками.

Рис. 3. Позиции стран относительно основополагающего уровня противодействия сексуальному насилию. Источник: составлено авторами на основе заявление государств-членов ООН на заседании СБ ООН, 2019 ^[13]

Как видно на рисунке, большинство стран разделяют позицию Российской Федерации и Китая, акцентирующих внимание на ответственности самих государств за искоренение сексуального насилия в условиях конфликта. Среди таких государств можно также выделить две группы. Первая группа стран определяет укрепление национального законодательства и приведение его в соответствие с нормами международного права в качестве наиболее эффективного инструмента противодействия исследуемому явлению. Например, правовая база Эквадора основана на двух основополагающих принципах - Конституции, в которой прямо признается, что Эквадор должен рассмотреть меры, необходимые для предотвращения, искоренения и наказания всех форм насилия, включая сексуальное насилие; и международных документах, имеющих обязательную юридическую силу и ратифицированных государством. Вторая группа стран сосредоточила свое внимание на укреплении национальных правоохранительных и судебных органов (страны, наиболее убежденные в этом: Турция, Египет, Аргентина, Катар, Люксембург).

Рис. 4. Позиции стран в отношении необходимых институтов для борьбы с сексуальным насилием в условиях конфликта.

Источник: составлено авторами ^[13]

Вторым камнем преткновения стало расширение мандата Генерального секретаря и его Специального представителя по вопросу о сексуальном насилии в условиях конфликта. Данный вопрос стал причиной, по которой Российская Федерация, несмотря на свою приверженность делу борьбы с любыми видами насилия в отношении гражданского населения в военное время, заявила, что готова использовать право вето при голосовании за резолюцию, если она будет сохранена в ее первоначальном виде. Российская делегация исходила из того, что первоначальный текст документа мог бы вывести мандат Совета из сферы его компетенции по поддержанию мира и безопасности. Аналогичную позицию занял Китай, который напомнил членам Совета о принципе уважения государственного суверенитета. Стоит отметить, что государства с подобной точкой зрения фактически настаивают на ограничении компетенции Совета Безопасности. Они видят функцию органа в этом отношении как вспомогательную, т. е. поддерживающую правительства, играющих ведущую роль.

Рис. 5. Позиция стран в отношении определения жертв сексуального насилия в период вооруженного конфликта.

Источник: составлено авторами ^[13]

Следующим спорным элементом стал вопрос об объектах сексуального насилия. Как показал контент-анализ, со временем термин «сексуальное насилие в условиях конфликта» превратился в термин «сексуальное и гендерное насилие». Слово «гендерное» впервые появилось в четвертой резолюции в 2013 г. Кроме того, в резолюциях Совета «женщины» и «девочки» (позднее «дети») первоначально характеризовались как «наиболее уязвимые» жертвы, а теперь этот терминологический аппарат претерпел изменения. Расширение участия женщин в политических и гражданских инициативах, а также в процессе поддержания мира и безопасности становится важным инструментом предотвращения сексуального насилия. Такие выражения рассматриваются рядом стран как произвольные или предвзятые толкования, позволяющие манипулировать проблемой сексуального насилия. Кроме того, анализ заявления бельгийской делегации подтвердил, что в проект резолюции под «особо уязвимыми группами» стоит подразумевать также лесбиянок, геев, бисексуалов, транссексуалов и интерсексуалов, поскольку они «страдают от множественных и разнообразных форм дискриминации». Интересно отметить, что четыре государства сделали прямые ссылки на необходимость защиты представителей ЛГБТК+-сообщества: Коста-Рика, Ирландия, Бельгия, Канада. Одной из основных причин их выделения в качестве жертв является их гендерная идентичность. Однако данные социальные группы фактически не признаны некоторыми государствами ввиду национального законодательства и/или национальных особенностей (конфессиональной или культурной компоненты). Данный тезис нашел отражение в позиции Российской Федерации, осудившей использование в тексте Резолюции ранее не достигнутых консенсусом выражений. Можно отметить, что ситуация сходна с кейсом Стамбульской конвенции Совета Европы 2012 г. о запрещении насилия в семье, которая не была подписана Россией именно из-за ее неоднозначной интерпретации: использованные формулировки могли быть истолкованы как пропаганда однополых браков и гомосексуализма, что запрещено в России. В ряде других стран такие запреты связаны с их конфессиональной составляющей в неформальных институтах власти. Неясность терминологии зачастую приводит к двоякой интерпретации, а следовательно, искажению концепции в целом, что не позволяет странам занять согласованную позицию. Именно этот факт заставил государства исключить или изменить ряд неприемлемых и неясных положений, в том числе касающихся репродуктивного здоровья жертв насилия.

Выводы

Проблема сексуального насилия в период вооруженного конфликта в настоящее время тесно связана с укреплением систем международной и региональной безопасности. В течение десятилетия ее значение в деле установления мира возрастало. Принимая во внимание тот факт, что случаи насилия все чаще отражают политические, экономические или иные цели сторон конфликта, государства стремятся разработать полномасштабный механизм реагирования, учитывающий все особенности данного явления. Тем не менее, выявленные противоречия не позволяют осуществлять эти инициативы в полную силу. Расхождения касаются таких основополагающих вопросов как трактовка термина, главный уровень реализации мер противодействия (национальный или глобальный), объект сексуального насилия, а также институтов, способствующих успешной реализации утвержденных инициатив. Опираясь на полученные результаты, можно выделить шесть групп стран, участники которых в ряде случаев могут перемещаться из одной группы в другую. Подобная мобильность обусловлена противоречивым характером явления в целом. Различия в подходах стран обусловлены не просто политической волей, но также религиозной и культурной компонентой, историческим опытом, в определенной степени экономическим фактором. Большинство государств, подверженных вооруженным конфликтам, в особенно на африканском континенте, склонны привлекать международные институты в качестве финансовой опоры, а ресурсы региональных организаций использовать как основную площадку по подготовке ответных мер. Некоторые страны с развитыми религиозными институтами или высоким уровнем верующих граждан обращают внимание на необходимость включения в процесс реализации инициатив религиозных лидеров (например, Марокко, Эфиопия, Афганистан). Кроме того, мнение стран разделилось и относительно наиболее важных проблем, вызванных сексуальным насилием: стигматизация, проблемы детей, рожденных в результате изнасилования, усиление терроризма и торговли людьми, временно перемещенных лиц. Для Российской Федерации и Мьянмы первостепенное значение приобрела проблема политизации насилия. Таким образом, невозможно определить однозначно группы стран - коалиции могут меняться, однако их ядро остается неизменным. Чаще всего, позиции совпадают у Российской Федерации, Китайской Народной Республики; у Франции, Канады, Доминиканской Республики, Ирландии и Бельгии; а также у Соединенных Штатов Америки, Великобритании и ЮАР (за исключением вопроса трактовки термина).