Шаман как Пророк в лирике Алампы

Семенова Валентина Григорьевна доктор филологических наук доцент, кафедра Якутская литература, Северо-Восточный федеральный университет 677013, Россия, республика Якутия, г. Якутск, ул. Кулаковского, 42 Semenova Valentina Grigorevna Doctor of Philology Docent, the department of Yakut Literature, Ammosov North-Eastern Federal University 677013, Russia, respublika Yakutiya, g. Yakutsk, ul. Kulakovskogo, 42 semenova_ykt@mail.ru Другие публикации этого автора

Андросова Надежда Васильевна магистр, кафедра Якутская литература, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова 677000, Россия, республика Саха (якутия), г. Якутск, ул. Кулаковского, 42, каб. 235 Androsova Nadezhda Vasil'evna Master's Degree, the department of Yakut Literature, Ammosov North-Eastern Federal University 677000, Russia, respublika Sakha (yakutiya), g. Yakutsk, ul. Kulakovskogo, 42, kab. 235 androsowanv@mail.ru

Введение. Поэзия никогда не теряла своего значения и в наше непростое время в обществе по-прежнему высоко ценится художественное слово. Это явление наблюдается во всех сферах жизни - на уровне отдельно взятого человека, на уровне государства и всего человечества в целом. Чем убыстряется темп развития жизни общества, когда вторгаются в нашу жизнь все новые достижения науки и техники, а также и глобальные мировые катаклизмы, тем больше человек – живое существо - начинает ценить живую природу, живое общение, красоту человеческих отношений. И вполне закономерно находит их в изящной словесности, поэзии. Якутский поэт Анемподист Софронов-Алампа, живший и творивший в 1910-1930-х гг., широко известен тем, что оставил после себя проникновенную поэзию, сострадательную к человеку, отличающуюся высоким гуманизмом.

О поэзии Алампы, ставшего жертвой тоталитарного режима, стали открыто говорить в обществе лишь с 1960-х годов, когда начали массово издаваться его произведения. С конца 1990-х годов стали доступны запрещенные ранее творения поэта. Поэзия А. И. Софронова с научной точки зрения впервые была изучена известным исследователем дореволюционной якутской литературы Г. П. Башариным в его фундаментальном труде “Три якутских реалиста-просветителя (1944) и монографии “Софронов А. И. Жизнь и творчество” (1969) ^{[5, 6]}. Во время оттепели литературоведами Г. М. Васильевым, Г. Р. Кардашевским, Г. Г. Окороковым и др. были написаны отдельные статьи ^{[8, 11, 15]}. Начиная с 1990-х гг., вышли монографические исследования, посвященные жизнедеятельности писателя ^{[2, 7, 14, 16]}.

Тема поэта и поэзии занимала писателя на протяжении всей его творческой жизни. В его поэтическом наследии нами выделено 43 произведения на эту тему, что занимает 12,6% от общего количества стихов. Стихотворения, входящие в данный проблемно-тематический комплекс, были написаны как в самом начале творческого пути писателя (1914), так и в последние годы его деятельности (1932).

Основная часть. Каждого поэта рано или поздно начинает волновать вопрос о значении его труда, предназначения творца и поэзии вообще. В русской литературе писатели, начиная с А. Пушкина и М. Лермонтова, высоко ценили роль и характер деятельности поэта в обществе. Александр Пушкин впервые дал понять обществу, что поэт - не одописатель в честь царей и вельмож, он должен и призван стать “эхом русского народа”. Пушкин ввел понятие о свободе поэта, называл творчество “благородным подвигом”. Он не поддерживал мнения о том, что поэзия должна быть оторвана от земной жизни и считал, что она должна изображать только действительность и только истину. Пушкин был уверен, что поэзия нужна миру, чтобы нести ему свет и свободу. Как считают исследователи, программным для перехода на позиции реализма стало его произведение “Пророк” (1826) ^{[9; с. 232]}. По сюжету стихотворения поэт-пророк возрождается после своего романтического одиночества в пустыне и возвращается к людям. У него открылись глаза на мир (“отверзлись вещие зеницы”), слух стал воспринимать многоголосье мира (его “наполнил шум и звон”), проникся мудростью жизни (“жало мудрое змеи”). В произведении речь идет о творческом предназначении поэта, преображающегося в Пророка и о его благородной миссии – “глаголом жечь сердца людей”.

Если “Пророк” Александра Пушкина имеет оптимистичную тональность, вызванную идеями декабристского движения, то в “Пророке” (1841) Лермонтова чувствуются пессимистичные нотки, связанные с нежеланием общества измениться к лучшему. Герой Лермонтова – поэт-пророк, закидываемый камнями, отлученный от общества за свои “чистые учения”. Стихотворение М. Ю. Лермонтова “Пророк” о трудной судьбе поэта как нельзя лучше представляет судьбу поэта в России, в том числе якутского “поборника совести” - поэта Алампы.

Безусловно, якутский поэт был знаком с вышеназванными произведениями А. Пушкина и М. Лермонтова. В автобиографических заметках он отмечал, что живя у брата-учителя на Алдане, стал читать классиков Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова и под впечатлением от их произведений «любил свои думы и настроения записывать на бумаге, но никому не показывал, а тайком уничтожал» ^{[18, с. 327]}. Велико было влияние русской литературы – развитой литературы со сложившимися традициями и принципами, с богатейшей эстетикой и поэтикой на творчество младописьменных народов России. Как отмечает Г. С. Сыромятников, «первые якутские писатели, вдохновленные на литературное творчество русской классической литературой, воспринимали, осваивали и идейные, и художественные богатства ее. Приняв близко к сердцу ее демократизм и реализм, они должны были стремиться к тому, чтобы применять эти принципы в якутских условиях, видоизменять их, сообразуясь с этими условиями» ^{[21, с. 9]}.

Стремясь придать зарождающейся якутской литературе национальную самобытность и своеобразие, первые поэты Алексей Кулаковский и Анемподист Софронов искали новые формы выражения национального самосознания родного народа, и нашли ее в сочетании достижений высокоразвитой русской классической литературы с традиционными формами устной словесности. Данный факт И. Г. Неупокоева считает закономерностью развития национальных литератур: “Как закономерное явление можно наблюдать, что плодотворное взаимодействие литератур имеет место там, где творческое усвоение художественного опыта данного народа происходит в сочетании этого опыта с лучшими национальными художественными традициями” ^{[13, с. 18]}.

В своих произведениях о предназначении поэта и поэзии Алампа, как и великие русские поэты, не мог обойти тему Поэта и народа. В силу конфессиональных различий и этнических особенностей народа саха он не мог изобразить поэта пророком, который в русской литературе так или иначе был связан с библейской тематикой. Поиски идеала в творчестве привели его к созданию образа поэта-шамана. По библейским мотивам, пророк является посредником между Богом и людьми, а якутский шаман так же связан с высшим божеством якутской мифологии Юрюнг Айыы Тойоном.

По представлениям древних якутов, шаман обладал силой слова и другими сверхъестественными способностями, защищал людей от злых духов-абаасы: “Шаманы – переводчики богов на земле. Они толкователи божеской воли, податели здоровья и болезней, изобилия и голода, добра и зла ^{[22, с. 303-304]}. Как и всякий якут, Алампа был близко знаком с шаманской культурой и о его неподдельном интересе свидетельствуют записанные им предания о шаманах, образцы камланий, хранящиеся в фондах Рукописного отдела Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН ^[4]. В поэзии Анемподиста Софронова также можно обнаружить и такие жанровые формы обрядовой поэзии, как тойук и шаманское песнопение («Ха-ха-хаа!» (1925), «Ойуун алгыһыттан» (‘Из заклинания шамана’, 1924).

Как отмечают исследователи, годы детства и юности – тот период, когда происходит активное изучение и познание окружающего мира, социума, когда человек “впитывает” очень много информации, которая в последующем, порой многие годы спустя, находит отражение в его жизни, его произведениях и поступках ^{[20, с. 365]}. В воспоминаниях о ранних годах жизни будущего поэта сохранилась интересная история о заболевании мальчиком “шаманской болезнью”: «Находясь у них (в новой семье – авторы), захворал корью очень сильно, жизнь моя оставалась на волоске, и от этой кори получил впоследствии хроническую болезнь, погубившую мое золотое детство. Одним словом, до 13-летнего возраста, не помню, чтобы проводил день не хворая. О моей болезни судили по разным суевериям, называя «тарымта», и по этому поводу приглашали шаманов, они за щедрый гонорар шаманили и выясняли, что якобы мой дух «кут» украли черти и который, мол, находится под землею за тридевятью ступенями «олох» (жизнь – авторы) у абасы. Одним знаменитым в то время шаманом „Боччомус“ мой украденный чертями дух был отнят у абасы и поднят из-под земли, и воссоединен с моим телом» ^{[3, л. 6]}.

По данным исследователя Г. В. Ксенофонтова, душа человека, предназначенного в шаманы, который призывался к служению духами Нижнего мира, уносилась ими в подземный мир и заключалась для воспитания в особый дом. Место воспитания находилось у источника девяти родов злых духов” ^{[12, с. 26]}. Этот факт подтверждает и известный этнограф Н. А. Алексеев: “Шаманы в мифах являлись избанниками духов. Путь становления шамана, по верованиям якутов, был довольно мучительным. Мучения будущего шамана в мифах интерпретировались как подтверждение того, что его кут (душа) похищена духами для воспитания”. Срок “обучения” будто бы определяли духи, которые призывали его в шаманы. По окончании этого срока человек, чей кут воспитывался, “получал” необычные свойства – умение видеть прошлое и будущее, обнаруживать присутствие сверхъестественных существ, вступать с ними в контакт, посещать места обитания духов и божеств, быть посредником между ними и людьми” ^{[1, с. 417]}. Таким образом, можно предположить, что, согласно якутским поверьям, с самого начала будущему поэту была уготована необычная судьба.

Как признавался сам поэт в произведении «Кто научил тебя сочинять?», живительными источниками его творчества стали природа родного края, жизнь народа, язык олонхо, благопожелание-алгыс, музыка хомуса и шаманское пение:

А также

В моей душе навсегда засели

Резкие выкрики наших шаманов,

Исступленные восклицанья,

Бормотанья и песнопенья

И неистовые движения ^{[19, с. 16]}.

(Пер. В. Солоухина).

Образ Шамана как пророка и духовного лидера народа первым ввел в якутскую литературу Алексей Кулаковский-Ексекюлях Алексей в поэме “Сон Шамана”, посвященной проблеме выживания якутского народа в современном мире. Шаман Кулаковского выступает провидцем, указывающим народу пути сохранения и выживания этноса. А. Е. Кулаковский, будучи близким другом и духовным наставником, оказал огромное влияние на развитие личности и творчества Анемподиста Софронова. Алампа всю жизнь преклонялся перед талантом и личностью Кулаковского. В стихотворении «…Билиҥҥи биллиилээх» (‘…В наше известное’ 1925), признавая поэта лучшим певцом своего времени, Алампа выделяет его достоинства, как пророческий дар, нравственную чистоту, богатство языка. Поэт, размышляя о происхождении природы и таланта творца, называет самого Кулаковского идеалом совершенства - Шаманом - Творцом от Бога:

Аҕатын ууһун Предназначенный высшими силами,

Араас алгыһынан айхаллаабыт Белый Шаман

Айыы Өксөкү диэн На белом коне

Аналлаах ат миҥэлээх С именем Божественный Орел.

Айыы дьаргыл ойуун Судьбой избранный Певец,

Аан дойдубутугар Восславивший свой род

Ананан айыллыбыт ээ. Благословенными словами^[1]. ^{[17, с. 200]}.

Одун биистэн олохтонон

Ойуун буоларга оҥоһуллубут,

Ыраас дьылҕа ыйыытынан

Ырыаһыт буоларга ыйаахтаммыт.

Подчеркивая значение писателя как первопоэта, Алампа называет Кулаковского Айыы Дьаргыл Шаманом - именем первого шамана якутской мифологии - могущественного Айыы Дьаргыл (Аан Аргыл), который не только излечивал больных, но и воскрешал умерших, возвращал зрение слепым и т.д. ^{[1, с. 168]}

Во многих произведениях Алампы отражается процесс мучительных творческих поисков, переживаний лирического героя. Путь к совершенству не обходится без страданий и жертв. Как Пророк Пушкина бредет по пустыне, так и герой Алампы блуждает в тумане, олицетворяющем собой пустоту.

Аан тумаҥҥа мунан, Заблудился, растерялся

Аар-маар буолан, В густом тумане,

Ааттаһан эрэбин!.. Беспричинно грущу,

Туох даа тутулуга суох Сам не знаю почему.

Туор-муор буолан, (“Предсказатель”, 1925)

Туойан эрэбин!.. ^{[17, с. 204]}

Если герой Пушкина встречает на перепутье дорог шестикрылого Серафима, который преображает его, то герой Алампы встречает на пути Предсказателя, который пророчествует ему судьбу шамана-творца, несущего людям добро и свет:

Аан дайды аймаҕын Когда утихнет тревога

Аймааһына аччаабытын И настанет время,

Айыыларын санаабыттарын, Когда люди вспомнят

Алгыстара арыллыбытын кэннэ О добрых божествах,

...Ичээн буоларга Уготована тебе судьба

Этитиилээх эбиккин эбээт, нохоо! Стать Шаманом большим.

^{[17, с. 204]} (“Предсказатель”, 1925)

В произведении “Разговор юноши с мужчиной” умудренный жизненным опытом мужчина дает совет юному собеседнику не сворачивать с намеченного пути и отстаивать всегда правду жизни:

Эн истибэт этиҥ дуо, Ты разве не знал,

Татаар тыллаах Что предназначен небесами

Таба эппэт дьаҥсыырдаах, Стать большим шаманом -

Уоттаах харахтаах С огненным взором,

Утары көрбөт оҥоһуулаах, Чтоб никто не перечил,

Алдьаммыты абырахтыыр С благословенным словом,

Амырыыннаах алгыстаах Исцеляющим людей.

Атыыр ойуун буолаар диэн (Разговор Юноши с Мужчиной, 1923)

Анаан айбатахтара дуо ^{[17, с. 128]}.

Писательское творчество Алампа понимает как процесс и акт собственной посвященности в тайну силы слова, который типологически сходен с культурой шаманства. Поэт задается вопросами о том, полезен ли он народу, кому нужно его творчество, верно ли он выбрал свое предназначение. Он осознает, что, согревая душу человека, поэзия выступает против сил зла. Но чувство вины от осознания невозможности одолеть зло путем художественного слова и нравственного противостояния угнетает писателя. С помощью ангела у героя Пушкина раскрывается способность видеть и слышать то, чего не может чувствовать обычный человек. Герой Алампы тоже желает иметь способность - слышать неслышимое, видеть невидимое:

Хараҥаҕа хааттарбат Хотел я увидеть,,

Харах уоттанаары хаһыспытым, То, что не видят другие,

Истибэти истээччи Хотел как Шаман,

Ичээн буолаары илгистибитим… Слышать неслышимое...

^{[17, с. 48]} (Письмо Отцу, 1929)

У Пушкина Серафим вырывает грешный язык поэта, заменяя его мудрым жалом змеи. Шаман Алампы желает притянуть на свой язык волшебство всего мира и стать повелителем слова, посредником между божественными силами и человеком:

Аан дайды алыбын Хотел притянуть ко рту

Айахпар алкынан, Волшебство мира,

Кулан дойду кубулҕатын К горлу собрать

Куолайбар куорхаан ылан... Все тайны Вселенной...

^{[17, с. 201]} (“Шаман”, 1925)

Если Шаман Ексекюляха был пророком, могущим предвидеть события за несколько десятков лет вперед, то Шаман у Алампы – алгысчыт-благословитель, имеющий дар исцелять души людей, умеющий “глаголом жечь сердца людей”:

Алдьаммыты абырахтыы саҥарар Обладающий благословением,

Амырыын алгыстаах, Которое защитит от бед,

Өлбүтү өрө тардар С искусным словом,

Өрөгөйдөөх өстөөх... Который подымет и мертвого.

^{[17, с. 128]} (“Разговор Юноши с Мужчиной”, 1923)

Поэт во многих произведениях часто упоминает слова “алгыс”, “алгысчыт” (благословение, благословитель), считая поэта благословителем народа:

... Алгыстаах олоҕун Ждем появления

Араҥалаан таһаарар Славного благословителя,

Ааттаах алгысчытын. Творца повести

Кинини кэтэһэбит, Жизни народной.

Үөскүүрүн күүтэбит... ^{[17, с. 210]} (“Кого мы ждем?”, 1925)

Древний якут верил в магическую силу слова, способную расположить к нему богов и духов. Так, в произведении «Ойуун» (‘Шаман’, 1925) находят свое отражение просветительские взгляды автора, призывающего свой народ к всеобщему образованию и просвещению, чтобы быть на равных с развитыми народами. Шаман Софронова в своем благословении желает народу не забывать родную речь, развивать язык, литературу и печать.

Г.Д. Гачев писал, что для понимания национального своеобразия литературы важно понять национальную художественную логику: “Какой “сеткой координат” данный народ улавливает и, соответственно, какой космос (в древнем смысле слова: строй мира, миропорядок) изображает он в своем художественном творчестве” ^{[10, с. 78]}. Национальная картина мира, мировидение каждого народа отличаются от других. Если великие русские поэты А. Пушкин и М. Лермонтов отождествляли образ Поэта с Пророком, устами которого возвещал сам Бог, то первый якутский лирик А. Софронов первым ввел в национальную словесность образ Шамана-творца, как посредника между высшими божествами и людьми.

Результаты.

Анемподист Софронов-Алампа является зачинателем якутской лирики и в его творчестве впервые были затронута тема о предназначении поэта и поэзии. Эстетические взгляды и принципы его творчества сформировались под влиянием поэзии А. Пушкина, М. Лермонтова и других русских писателей. Реминисценции, постоянные отсылки к образу Пророка приводят к заключению, что глубокое усвоение традиций классиков привело поэта к созданию образа Творца - посредника между божественными силами и человеком. Но поэт подошел к данному вопросу через «призму духовного наследия своего народа» и ввел в родную литературу образ Шамана, как высшей силы, обладающей целебной силой и энергетикой слова. Поэт, размышляя о происхождении природы и таланта творца, называет основоположника якутской литературы Алексея Кулаковского Шаманом - Творцом от Бога. Но прежде всего, шаман у Алампы это благословитель-алгысчыт, излечивающий больные и заблудшие души силой слова, подсказывающий пути достижения счастья. Шаман-поэт у Софронова имеет высокое предназначение и особую миссию – “глаголом жечь сердца людей”.

^[1] Здесь и далее наши подстрочники.