Что знает и думает про вандализм молодежь крупного российского города: кейс Екатеринбурга

Руденкин Дмитрий Васильевич кандидат социологических наук аналитик лаборатории перспективных социосредовых исследований, ФГБОУ ВО "Уральский государственный педагогический университет" 620017, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Космонавтов, 26 Rudenkin Dmitry Vasil'evich PhD in Sociology Analyst, the Laboratory of Advanced Socio-Environmental Research, Ural State Pedagogical University 620017, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Kosmonavtov, 26 d-rudenkin@yandex.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено за счёт гранта Российского научного фонда (проект № 17-18-01278)

Введение

Основная цель данной работы – разобраться в доминантах общественного мнения о вандализме, которые в настоящее время устоялись среди российской городской молодежи. Актуальность подобному исследовательскому замыслу придает существование в российском обществе управленческого запроса на разработку эффективных программ по предотвращению молодежного вандализма, который в настоящее время не был в достаточной степени удовлетворен социально-гуманитарной наукой. Сама по себе подоплека этого запроса понятна: очевидно, что молодежный вандализм создает для любого города целый ряд рисков, к которым можно отнести и рост издержек на устранение повреждений городской инфраструктуры, и у маргинализацию молодежных сообществ, и усиление общей конфликтности в обществе, и целый ряд иных проблем. Поэтому логично, что разработка управленческих решений, направленных на предотвращение молодежного вандализма, для любого города обладает большой важностью: избежать возникновения проблемы проще, чем бороться с ее последствиями. В нынешних российских реалиях разработка предложений по предотвращению молодежного вандализма обладает повышенной значимостью. Интенсивное внутреннее развитие многих российских городов и проведение в них крупных международных мероприятий привели к появлению в них большого числа обновленных зданий и объектов инфраструктуры, которые могут быть крайне уязвимыми перед агрессивными действиями вандалов. Разработка предложений по минимизации вандализма приобретает в этих обстоятельствах особую важность.

Проблема, однако, в том, что в настоящее время социально-гуманитарная наука испытывает сложности в удовлетворении этого управленческого запроса. Разработка эффективных предложений по минимизации молодежного вандализма требует детального понимания тех стереотипов и оценок, которые сложились по поводу этой социальной патологии у более или менее массовой молодежной аудитории. Лишь четкое представление о том, что думает о вандализме среднестатистический представитель городской молодежи, помогает понять, какие именно направления работы в этом направлении могут оказаться результативными, а какие – нет. К сожалению, приходится констатировать, что российская социально-гуманитарная наука в настоящее время не обладает подробным представлением о том, какие интерпретации и оценки вандализма устоялись среди массовой молодежной аудитории. Хотя молодежный вандализм и подвергался в последнее время довольно пристальному вниманию отечественных ученых, чаще всего в фокусе их интереса оказывались либо отдельные кейсы его проявления, либо особенности юридической квалификации таких кейсов, тогда как социологический анализ массовых представлений и оценок вандализма на уровне молодежи как социальной группы практически не осуществлялся. Поэтому пока остается не вполне понятно, что именно знает и думает о вандализме молодежь российских городов и требует ли профилактика молодежного вандализма коррекции ее знаний и оценок?

Импульс к написанию данной работы придает наше стремление разобраться именно в этих непростых вопросах. Обращаясь к ревизии теоретико-методологической литературы и анализу данных собственного социологического исследования, мы намерены выявить и описать наиболее значимые особенности представлений российской городской молодежи о вандализме и определить, требует ли профилактика этой социальной патологии среди молодых россиян коррекции подобных представлений. Свой анализ мы сосредоточим на материалах конкретного российского города – Екатеринбурга. Однако в контексте данной работы мы рассматриваем Екатеринбург как частный, но информативный и показательный случай, на основе которого можно делать выводы об общей специфике настроений и оценок всей российской молодежи. Общая специфика социального, политического, культурного и экономического развития Екатеринбурга в последние годы делает его принципиально похожим на другие крупные российские города. Кроме того, вандализм, в том числе и молодежный, проявляется в этом городе довольно интенсивно благодаря развитому движению уличного искусства и регулярному использованию провокационных граффити в политических конфликтах. Поэтому наше допущение заключается в том, что анализ кейса Екатеринбурга позволяет получить комплексные и информативные данные об особенностях отношения к вандализму российской городской молодежи в целом.

Молодежный вандализм в фокусе современных исследований

В начале работы будет уместно оговорить, что именно мы будем понимать под вандализмом в контексте своих рассуждений. Несмотря на существование в научном сообществе определенных дискуссий по поводу определения этого термина, его общеупотребимое значение остается в русле трактовок, заложенных еще в XVIII веке ^[5]. В наиболее общем виде под вандализмом в современных исследованиях понимается особая деструктивная активность человека, направленная на повреждение или уничтожение чужой или общественной собственности ^[18]. Признаем: это довольно широкое определение, которое упускает из внимания целый ряд нюансов, продолжающих оставаться предметом дискуссий в теоретико-методологической литературе. В частности, существуют разные мнения исследователей о том, уместно ли однозначно причислять вандализм к разновидностям девиантного поведения ^[2]. Существуют также споры о том, возможно ли считать вандализмом действия, которые были совершены человеком случайно и не преследовали цель принести вред ^[6]. Сохраняются и разные взгляды на соотношение вандализма с родственными ему понятиями (особенно ярко это проявляется в дискуссиях по поводу уличного искусства ^[10] и граффити ^[12]). Тем не менее, все эти дискуссии акцентируют пусть и важные, но все же частные нюансы понимания вандализма и не ставят под сомнение общую линию его интерпретации. Поэтому мы полагаем, что определение вандализма как деструктивной активности, направленной на причинение вреда чужому имуществу, в целом отражает наиболее распространенную в науке линию интерпретации этого явления. И именно в таком значении мы будем рассуждать о вандализме в последующем тексте работы.

Ретроспективный анализ научной литературы убедительно показывает, что тематика вандализма появилась в исследованиях молодежи уже довольно давно и прямо или косвенно упоминалась еще в тех научных трудах, которые сегодня принято относить к классическим для ювенологических исследований ^{[11, 23, 24]}. А анализ более современной научной литературы говорит о том, что тема молодежного вандализма и в более поздние периода продолжала оставаться важным направлением как зарубежных исследований молодежи ^{[21, 22]}, так и российских ^{[9, 16]}. При этом содержательная ревизия актуальных исследований молодежного вандализма показывает, что устоявшаяся исследовательская практика в соответствующей области оказалась несколько односторонней. Несмотря на многочисленность и многогранность исследований молодежного вандализма в социально-гуманитарной науке, явное большинство из них, по нашим наблюдениям, тяготеют к анализу лишь нескольких исследовательских вопросов и уделяют существенно меньшее внимание всем остальным. Возьмем на себя смелость заявить, что в соответствующей исследовательской области в настоящее время обозначились три ключевых аналитических вектора, выраженных более существенно, чем остальные направления анализа. Рассмотрим каждый из них подробнее.

Первый вектор. Идентификация и описание основных особенностей сознания и поведения представителей молодежи, совершивших вандальные действия или склонных к совершению таких действий в будущем (этот ракурс анализа представлен в работах таких авторов, как С.Дж. Виальта и Г. Фондевила ^[27], И.А. Кияткина ^[7], И.А. Симонова ^[17] и других исследователей). Фактически в работах, тяготеющих к этому аналитическому вектору, вандализм описывается как результат воздействия психических и культурных особенностей конкретных молодых людей. Очевидно, что высокая эвристическая ценность научных работ, принадлежащих к этому вектору, связана с тем, что они помогают понять конкретные причины и обстоятельства, подтолкнувшие того или иного представителя молодежи к вандальному поступку, а также выявить те смыслы, которые были вложены им в этот поступок. Однако у этого направления исследований молодежного вандализма есть и определенные ограничения: в частности, работы, которые выполнены в соответствующем русле, уделяют лишь ограниченное внимание социальной детерминации вандальной активности молодежи: психологические и культурные особенности молодого человека, склонного к совершению вандальных действий, в соответствующих работах анализируются существенно подробнее, чем социальный контекст, создавший почву для появления подобных особенностей. Последний если и рассматривается в подобных работах, то лишь косвенно.

Второй вектор. Анализ типических форм проявления молодежного вандализма и уточнение принципов их правовой оценки (в подобном русле выполнены работы М.Т. Палермо ^[25], В.Е. Батюковой ^[1], В.П. Теплякова ^[20], и других исследователей). Научные работы, придерживающиеся этого аналитического вектора, отличает принципиальный интерес к анализу содержания и оценке форм вандальных действий, которые в тех или иных обстоятельствах совершают представители молодежи. Исследователи, работающие в этом направлении, выполняют своеобразную ревизию актуальных проявлений вандализма: в их работах разрабатываются классификации форм молодежного вандализма и определяются принципы их юридической квалификации. Очевидно, что большая эвристическая ценность работ, которые выполнены в таком русле, – в том, что они способствуют выработке детального представления о конкретных формах проявлений молодежного вандализма и помогают понять принципы, по которым та или иная деструктивная активность молодых людей может быть отнесена именно к проявлениям вандализма. Но и этот аналитический вектор имеет определенные ограничения: исследователи, которые работают в рамках этого направления, уделяют свое внимание именно формам проявления молодежного вандализма и чаще всего выносят за рамки анализа вопрос о том, что в принципе сделало вероятным проявление молодежного вандализма именно в таких формах.

Третий вектор. Интерпретация символических смыслов и подтекстов вандальных действий молодежи (в таком русле выполнены работы Л. Тен-Эрнга ^[26], М.Ю. Кондаковой ^[8], И.М. Суворовой ^[19] и других ученых). Типичная особенность исследований, которые выполнены в этом аналитическом русле – в подчеркнутом интересе к содержанию и смыслам, которые могли быть заложены в вандальный поступок тем, кто его совершил, и к интерпретации тех значений, которые в этом поступке могло увидеть общество. Наверное, будет не далеко от истины предположение, что активное развитие исследований в этой области было стимулировано тем, что вандализм в современном обществе постепенно стал одним из форматов уличного искусства и нередко стал выступать в качестве площадки для политических высказываний. Ценность исследований, которые придерживаются этого аналитического вектора, заключается в стремлении анализировать молодежный вандализм именно как на символическое явление, в котором могут отражаться разные и не всегда предсказуемые подтексты. Трактовка таких подтекстов – важное направление исследований, раскрывающее специфику социальной коммуникации, которая выстраивается вокруг вандализма. Однако, к сожалению, и у этого аналитического вектора существуют определенные ограничения. Уязвимость данного направления анализа в том, что оно уделяет первостепенное внимание именно смыслам, которые могли быть заложены молодым человеком в вандальный поступок, тогда как причины, подтолкнувшие его к этому поступку, либо оказываются за рамками внимания, либо рассматриваются только косвенно. Фактически работы, выполненные в этом аналитическом русле, помогают понять, что именно хотел сказать молодой человек, совершивший вандальный поступок, но не позволяют ясно объяснить, почему у него в принципе возникло подобное желание.

Конечно, с нашей стороны было бы ошибочно категорично утверждать, будто перечисленные аналитические векторы полностью отражают все поле исследований молодежного вандализма, которое в настоящий момент оформилось в социально-гуманитарной науке. Это довольно широкое и многогранное направление исследований, и несомненно, что в нем встречаются очень разные по теме работы, фокус которых способен выходить за пределы обозначенных направлений. Тем не менее, наш опыт теоретико-методологического анализа показывает, что соответствующие векторы исследований встречаются в литературе заметно чаще, чем другие, и в настоящее время фактически оказались наиболее востребованными и распространенными ракурсами исследований молодежного вандализма. По сути, можно сказать, что тематика молодежного вандализма чаще всего оказывается в фокусе интереса социально-гуманитарной науки либо в контексте изучения сознания и поведения молодых людей, склонных к вандализму, либо в рамках определения типических форм их вандального поведения, либо в русле выявления и описания тех символических смыслов, которые они могут отражать. Иные ракурсы исследования темы также представлены в литературе, но встречаются заметно реже.

Нам бы хотелось воздержаться от категоричных заявлений, будто в фокусировке внимания на этих темах есть что-то неправильное или предосудительное. Несомненно, что каждый из этих исследовательских векторов акцентирует важные ракурсы анализа молодежного вандализма и отвечает на значимые управленческие запросы. Проблема заключается скорее в том, что фокусировка основного внимания исследователей именно на этих темах смещает призму научного интереса в сторону от других, потенциально не менее важных ракурсов анализа молодежного вандализма. И собственно, интересующий нас вопрос о специфике массовых представлений городской молодежи о вандализме как явлении остается исследован довольно слабо. Преобладающая исследовательская практика позволяет многое понять о мотивах конкретных молодых людей, которые совершают те или иные вандальные действия, формах их деструктивного поведения о смыслах, которые они вкладывают в свои поступки. Однако во всех этих случаях внимание фокусируется либо на молодых людях, склонных к вандальной активности, либо на результатах их действий. Отношение к вандализму со стороны массовых молодежных сообществ (не вовлеченных в вандальную активность, а именно наблюдающих ее со стороны) остается слабо изученным вопросом. В этом и заключается концептуальная проблема, о которой мы рассуждали в начале работы: разработка программ профилактики молодежного вандализма в России в настоящее время лишена подробного понимания тех представлений о вандализме, которые устоялись у молодежи как социальной группы и могут требовать существенной коррекции.

Дефицит масштабных социологических исследований в данной области лишает нас возможности соотнести свои аналитические предположения с материалами уже проведенных научных проектов и вынуждает основывать свои гипотезы лишь на общенаучной логике и опыте предшествующих разработок по смежным темам. Тем не менее, сложившаяся ситуация усложняет формулировку исходной исследовательской гипотезы, но не делает ее принципиально невозможной. И опираясь на опыт своих прежних исследований, мы полагаем, что определенную почву для распространения молодежного вандализма в российских городах может создавать наивность и поверхностность представлений молодых людей о данной социальной патологии. Наши предшествующие исследования в этой области показывали, что суждения молодых людей о вандализме часто являются очень наивными и оценочно гибкими ^[13]. Разумеется, такая наивность и гибкость не могут рассматриваться как условие, гарантированно превращающее всех представителей молодежи в матерых вандалов. Но они способны создавать довольно благоприятную почву для вандального поведения молодежи, которое может проявиться при благоприятных обстоятельствах. И если подобные черты в представлениях молодых людей о вандализме действительно имеют место, они явно нуждаются в коррекции. Впрочем, подчеркнем, это пока – лишь гипотеза, которая нуждается в эмпирической проверке.

Материалы и методы исследования

Эмпирическую проверку своего предположения мы осуществим на материалах социологического исследования, которое было выполнено нами на базе Уральского государственного педагогического университета летом 2020-го г. Непосредственной целью исследования стала диагностика актуальных представлений о вандализме и формах его проявления, которые устоялись среди молодежи города. Способом проведения исследования послужил анкетный опрос, выполненный среди представителей молодежи города в возрасте 14-29 лет. Всего были опрошены 212 человек. В основе отбора респондентов лежала квотная модель выборки, базирующаяся на критериях района проживания, возраста и пола респондентов. Размеры соответствующих квот были вычислены на основе официальных статистических данных о половозрастной структуре населения Свердловской области и города Екатеринбурга, которые представлены на официальном сайте Управления Федеральной службы государственной статистики по Свердловской области и Курганской области. Предельный размер ошибки для данной модели выборки с вероятностью 95% не должен превышать значения 2,5%. Подробная модель выборки представлена в Таблице 1.

Таблица 1.

Модель выборки, использованная в ходе опроса

Поясним один организационный нюанс. Так как проведение полевых работ в ходе исследования совпало с пиком действия в городе карантинных ограничений, введенных в связи с пандемией Covid-19, мы были вынуждены провести анкетирование молодых людей без личной встречи с ними и пользоваться для опроса не бумажным вариантом анкеты, а интерактивным формуляром, созданным на платформе GoogleDocs. Однако несмотря на нестандартный подход к сбору данных, принципы рекрутинга респондентов в ходе исследования оставались вполне классическими. Ссылка на анкету не размещалась в открытом доступе, а адресно рассылалась конкретным респондентам, которые соответствовали критериям выборки. Тщательный контроль за соблюдением квот выборки помог даже в столь непростых условиях получить данные, с высокой долей вероятности отражающие важнейшие особенности настроений молодежи города в целом.

Результаты исследования

Анализ данных, которые были собраны в ходе опроса, позволил определить несколько специфических особенностей представлений и оценок вандализма, получивших массовое распространение среди молодежи города.

Прежде всего, выяснилось, что общее оценочное отношение городской молодежи к явлению вандализма устойчиво тяготеет к негативу. Показательно выглядят ответы, которые опрошенные молодые люди дали на открытый вопрос «Какие ассоциации возникают у Вас со словом «вандализм»?»: самыми популярными ответами на него оказались «разрушение» (21%), «агрессия» (18%), «преступление» (17%), «порча» (16%). Практически такой же ассоциативный ряд обозначают и их ответы та тот же вопрос в закрытой форме (то есть с предложенным перечнем вариантов ответа): в данном случае самыми популярными ответами оказались «вред» (67%), «ущерб» (66%), «разрушение» (62%) и «агрессия» (46%). Поясним: существенные расхождения в величинах процентов при ответах на эти вопросы – нормальное явление, которое связано с техническими особенностями самих вопросов. Отвечая на вопрос в закрытой форме респонденты называют ответы в пределах четкого, заранее известного и ограниченного списка вариантов, поэтому общий процент упоминаемости каждого из этих вариантов оказывается выше, чем мог бы оказаться в случае вопроса в открытой форме, пространство возможных ответов на который фактически безгранично. Поэтому можно отметить, что фактически ответы на вопрос как в открытой, так и в закрытой форме показывают одно и то же: слово «вандализм» для подавляющего большинства молодых людей является негативным по своему подтексту и воспринимается как маркер неприятных, осуждаемых явлений.

Однако в ходе исследования выяснилось, что негативное отношение к вандализму проявляется у молодых людей лишь на уровне абстрактных оценок и суждений и намного реже проявляется при оценке фактических деструктивных действий в окружающем городском пространстве. Показательно в данном случае выглядят ответы, которые были даны опрошенными на вопрос «Какие действия Вы могли бы отнести к проявлениям вандализма?». Распределение ответов на этот вопрос представлено на Рисунке 1. Фактически оно говорит о том, что содержательное представление опрошенных молодых людей о том, что такое вандализм и каким образом он проявляется в жизни города, является довольно шаблонным и зауженным. Подавляющее большинство молодых людей готовы относить к проявлениям вандализма лишь отчетливо деструктивные и фактически криминальные практики, направленные на причинение явного вреда городскому пространству: повреждение перил, лифтов, подъездов, уничтожение скамеек, поджоги и другие подобные активности. Одновременно с этим целый ряд других деструктивных активностей причисляются молодыми людьми к проявлениям вандализма существенно реже. Так, заметно, что нанесение надписей на парты, расклейка объявлений, выброс мусора в непредназначенных местах и другие аналогичные действия многие представители молодежи все же не рассматривают как проявления вандализма. По сути это говорит о том, что у молодых людей нет сформированной привычки рассматривать как вандализм вообще любую деструктивную активность, происходящую в городском пространстве. Их подход к оценке таких явлений довольно гибок и избирателен.

Рисунок 1. Какие из этих действий Вы бы отнесли к вандализму?

(поливариантный вопрос, % от ответивших)

Обнаружилось также, что вандализм не воспринимается опрошенными молодыми людьми как явление, интенсивно представленное в окружающей их социальной реальности. Даже само слово «вандализм», судя по полученным ответам, они слышат относительно редко: четыре из пяти опрошенных убеждены, что или вообще не сталкиваются с ним в повседневной жизни, или же встречаются с ним крайне редко, в исключительных случаях. Но дело не только в том, что молодые люди редко слышат само слово «вандализм». Намного важнее тот факт, что большинство из них считают, что никак не соприкасаются с самим явлением вандализма: более половины из них (54%) утверждают, что в принципе не сталкивались с тем, чтобы кто-то рядом с ними совершал конкретные вандальные действия, а со стороны знакомых людей такое и вовсе видели лишь явное меньшинство (9%). Этот результат показывает, что многим опрошенным свойственно не только зауженное представление о вандализме, но и уверенность в том, что это явление в принципе крайне редко встречается их жизни. Характерно при этом, что и наши собственные работы ^[14], и исследования коллег ^[3] показывали, что Екатеринбург, в котором и собирались материалы этого исследования, довольно ощутимо страдает от многочисленных и разнообразных вандальных воздействий, и объективная вероятность столкнуться с их проявлениями у среднестатистического молодого человека в целом высока. Поэтому напрашивается предположение, что такие ответы опрошенных говорят не об отсутствии вандализма в их повседневной реальности, а о некотором притуплении их внимания к его проявлениям.

Это предположение подтверждает тот факт, что в действительности многие молодые люди сталкиваются с проявлениями вандализма несколько чаще, чем декларируют это в своих ответах. Убедиться в этом можно, если сравнить их ответы на два вопроса: «Какие действия Вы могли бы отнести к проявлениям вандализма?» и «Какие из этих явлений Вы чаще всего видите в своем районе?». Сравнение ответов на эти вопросы представлено в Таблице 2.

Таблица 2.

Повреждения, которые опрошенные считают вандализмом, и повреждения,

которые опрошенные видят в своем районе (% от числа ответивших)

Результаты этого сравнения красноречивы: фактически они говорят о том, что уверенность молодых людей в отсутствии вандализма в их социальной реальности связана с тем, что они представляют себе это явление крайне поверхностно и стереотипно. Те явления, которые большинство из них относят к проявлениям вандализма, в окружающей их социальной действительности и правда встречаются довольно редко. Но в то же время целый ряд других подобных явлений в их жизни присутствуют, просто не воспринимаются большинством из них как вандализм. Проще говоря, многие из них видят вокруг себя объекты, пострадавшие от вандализма, но не понимают этого и не относятся к таким объектам соответствующим образом.

Эти результаты актуализируют вопрос о том, склонны ли сами опрошенные молодые люди к совершению неосознанных вандальных действий. Ведь если их представление о вандализме настолько шаблонно и заужено, то логично, что они могут быть склонными к совершению вандальных действий, не рассматривая их в качестве таковых и не воспринимая их как нечто негативное. Анализ ответов на соответствующие вопросы анкеты позволяет заключить, что склонность к подобным неосознанным вандальным поступкам у многих молодых людей действительно существует, но не является массовой проблемой. Сами опрошенные часто допускают, что вандальные действия могут совершаться человеком без злого умысла и неосознанно: с такой точкой зрения согласны 48% из них. При этом непосредственно у них самих не прослеживается каких-то массовых склонностей к совершению таких неосознанных действий. Подавляющее большинство (93%) из них уверены, что никогда не совершали никаких действий, подпадающих под понятие вандализма. И 68% из них, действительно, ни разу за последний год не совершали никаких из действий, которые рассматривались нами как потенциальные формы вандальной активности городской молодежи (перечень этих действий был идентичен тому, который представлен в Таблице 2). Фактически это означает, что определенная склонность к неосознанному вандализму прослеживается только у четверти опрошенных. Массовой проблемой эту склонность назвать, сложно.

Примечательные выводы можно сделать и при изучении репертуара конкретных действий, к которым оказались склонными молодые люди, предрасположенные к совершению неосознанных вандальных поступков. Прояснить сам этот репертуар удалось при использовании простого вопроса «Какие из этих действий Вы совершали хотя бы раз за последний год?», который задавался респондентам, выбравшим вариант «Нет» в вопросе «Вы лично хотя бы раз за последний год совершали действия, которые считаете вандализмом?». Ответы, которые были от них получены, показывают, что среди неосознанных вандальных действий в основном представлены бытовые и не связанные с серьезным ущербом действия. Соответствующее распределение ответов представлено на Рисунке 2. Полученные ответы убедительно показывают, что у большинства молодых людей неосознаваемый вандализм проявляется в «мягких» формах и не выходит за рамки довольно безобидных протаптывания тропинки на газоне, оставления надписей на партах или оставления мусора в неположенном месте. Иначе говоря, склонность к неосознанному вандализму, которая обнаружилась примерно у четверти опрошенных, не только является довольно ограниченной по своей распространенности проблемой, но и не связана с возникновением каких-то серьезных последствий. Хотя это явление и существует, говорить о нем как о серьезной угрозе для общества едва ли будет правильно.

Рисунок 2. Какие из этих действий Вы совершали хотя бы раз за последний год?

(среди тех, кто не считает, что совершал вандальные действия, % от ответивших)

Еще один примечательный вывод, который удалось сделать в ходе исследования, заключается в том, что территория, инфраструктура и объекты города не воспринимаются большинством опрошенных как сакральное неприкосновенное пространство, в котором немыслимы никакие несанкционированные изменения. Это понятно по модальности отношения опрошенных к такому специфическому элементу городской жизни, как уличное искусство. Подчеркнем: мы придерживаемся осторожных взглядов и не хотели бы категорично утверждать, будто любой художественный объект, размещенный на зданиях и инфраструктуре города, следует рассматривать как акт вандализма. Однако исторически отношение российского общества к этому творческом жанру было довольно сложным и тяготело к отождествлению этого явления с вандализмом ^[15]. А в исследовательской литературе до сих пор сохраняются дискуссии о границах такого искусства и вандализма в городском пространстве ^[4]. Кроме того, уличное искусство, так же как и вандализм, предполагает использование территории, инфраструктуры и объектов города в тех целях, для которых они изначально не предназначены. Поэтому вопрос об отношении к уличному искусству является важной и логичной частью исследования представлений о вандализме: анализ этого отношения во многом помогает понять, насколько неприкосновенным люди считают городское пространство и допускают ли они в нем совершение каких-то несанкционированных преобразований.

Собственно, результаты нашего анализа говорят о том, что отношения к городскому пространству как к чему-то неприкосновенному у большинства молодых людей нет. Появление в этом пространстве уличного искусства воспринимается ими как приемлемая и даже позитивная практика. Об этом говорит сразу несколько обстоятельств, выявленных в ходе анализа. Во-первых, само по себе уличное искусство воспринимается молодыми людьми как естественный и привычный элемент жизни города: 98% опрошенных узнают это понятие, а в названных ими содержательных интерпретациях практически отсутствует выраженный негатив (наиболее популярными интерпретациями такого искусства оказались «изображения на улицах» (43%), «рисунки на стенах» (24%) и «изобразительное искусство в городе» (21%)). Во-вторых, среди опрошенных практически не оказалось противников размещения объектов уличного искусства в городе: более 90% из них считают, что такие объекты всегда или почти всегда становятся украшением города и лишь 2% считают их чем-то неприемлемым. В-третьих, у молодых людей сложился запрос на культивацию уличного искусства со стороны власти города: 66% из них полагают, что руководству города следует не бороться с таким искусством, а создавать условия для его развития. В совокупности эти факты говорят о том, что город в восприятии массовой молодежной аудитории не воспринимается как закрытое и неприкосновенное пространство: специфика их отношения к уличному искусству говорит о том, что изменения и преобразования в городском пространстве видятся большинству из них возможными и приемлемыми.

Обобщая все эти разрозненные и, на первый взгляд, мало связанные между собой результаты анализа, мы можем отметить, что отношение опрошенных представителей городской молодежи к вандализму является довольно противоречивым. С одной стороны, на уровне общих оценок и суждений вандализм продолжает восприниматься как негативное и порицаемое явление. С другой стороны, содержательное представление молодежи города о вандализме довольно узкое и поверхностное, а его реальные проявления в окружающем городском пространстве не вызывают массового осуждения. Осуждая вандализм на уровне абстрактных суждений и оценок, молодые люди часто оказываются довольно терпимыми к его реальным проявлениям в городском пространстве. Многие из них понимают вандализм очень узко и не относят к его проявлениям целый ряд действий, приносящих существенный ущерб имуществу города и собственности других людей. Само городское пространство не воспринимается большинством молодых людей как неприкосновенное: идея о том, что в нем можно проводить некие несанкционированные преобразования, не вызывает массового отторжения. А конкретные объекты городского пространства, пострадавшие от вандализма, нередко оказываются в слепой зоне молодых людей. Иными словами, исследование установило, что вандализм осуждается молодежью города лишь на уровне общих оценочных суждений, тогда как их отношение к реальным формам его проявление бывает гибким. Это негатив именно по отношению к слову «вандализм», а не к полному спектру явлений, которые оно может обозначать.

Заключение

Начиная свое исследование, мы намеревались проанализировать доминанты общественного мнения российской городской молодежи о вандализме. Понимая, что качественная организация профилактики молодежного вандализма нуждается в выявлении реальной специфики представлений молодых людей об этом явлении, мы обратились к материалам собственного социологического исследования, чтобы определить и описать эту специфику. Опираясь на опыт своих предшествующих исследований, мы предположили, что общее отношение городской молодежи к вандализму может быть наивным и гибким. И в ходе эмпирического исследования эта гипотеза нашла подтверждение. Проведенный нами анализ показал, что подавляющее большинство из молодых людей осуждает вандализм как явление только на уровне общих оценочных суждений, которые не соотносятся напрямую с их жизненным опытом. Фактическое же их представление о вандализме является крайне узким и поверхностным. Приписывая слову «вандализм» явную негативную коннотацию, многие из них не готовы применять это слово к описанию конкретных жизненных ситуаций и даже уверены, что практически не сталкиваются с ним в жизни. Городское пространство для многих из них в принципе лишено какой-то сакральности: сама возможность изменений и несанкционированных изменений не вызывает выраженного отторжения. Деструктивные активности, способные причинить вред этому пространству, далеко не всегда оцениваются как проявления вандализма, а нередко – и вовсе не замечаются. Иначе говоря, исследование показало, что общий негатив по отношению к слову «вандализм» не всегда конвертируется у молодежи в реальное осуждение конкретных вандальных практик, проявляющихся в том пространстве города, которое ее окружает.

Будем честны в своих выводах: выявленные представления и оценки вандализма не позволяют делать неуместных алармистских заявлений, будто вся российская городская молодежь или уже превратилась в вандалов или находится на грани подобного превращения. Анализ показывает, что даже неосознанное вандальное поведение молодых людей в настоящий момент имеет довольно малое распространение и проявляется лишь в мягких формах. Тем не менее, эти результаты демонстрируют, что общее содержательное представление о вандализме, сложившееся в молодежной среде, обладает определенными изъянами и противоречиями, которые создают благоприятную почву для деструктивных активностей молодых людей. Фактически эти результаты говорят, что веских и логически обоснованных причин любой ценой избегать вандальной активности у городской молодежи нет. И воздействие факторов, провоцирующих вандальное поведение городской молодежи, будет ложиться на благоприятную почву. Вопрос о том, какие именно факторы могут быть в данном случае значимыми катализаторами вандальной активности молодежи, нуждается в отдельном исследовании. Но какими бы они ни были – их воздействие может оказаться результативным, потому что потенциальная предрасположенность к вандализму у молодых людей в принципе сформирована.

Понимая особенности выявленных настроений и оценок вандализма в молодежной среде, мы можем отметить, что перспективным направлением профилактики молодежного вандализма в российских городах должна стать просветительская работа с массовыми сообществами молодежи. В том случае, если подобная работа дополнит уже имеющиеся векторы профилактики молодежного вандализма, результативность такой профилактики станет выше. Комплексная просветительская работа с молодежной аудиторией позволит устранить поверхностность и наивность представлений молодежи о вандализме, которые в данный момент создают довольно благоприятную почву для распространения молодежного вандализма в российских городах. И мы полагаем, что этот вывод можно считать главным результатом проведенного исследования.