Коммодифицируя живое: нормативные проблемы коммерциализации биоматериалов в процессе развития геномики

Попова Ольга Владимировна доктор философских наук ведущий научный сотрудник, Институт философии РАН 143396, Россия, г. Москва, ул. Гончарная, 14 Popova Olga Doctor of Philosophy Leading Scientific Associate, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 143396, Russia, g. Moscow, ul. Goncharnaya, 14 j-9101980@yandex.ru Другие публикации этого автора

Введение

Под феноменом коммодификации мы будем понимать процесс придания различным аспектам человеческой жизни денежной стоимости, превращения их в товар и объект продажи на рынке. Процесс коммодификации обусловлен развитием капиталистических отношений и их экспансией в область человеческой биологии и наук о жизни.

Коммодификация (коммерциализация) биоматериалов становится востребованным трендом развития современного общества, формируя как новый сегмент рыночной экономики, так и новый формат получения научного знания в области биомедицины. Развитие биомедицинского знания в рамках такого направления молекулярной биологии, как геномика, с одной стороны, неотъемлемо связано с секвенированием ДНК, описанием молекулярной структуры и функций геномов разных организмов, а, с другой, с появлением ряда этико-правовых и социальных проблем, вызванных необходимостью распоряжения генетической информацией и биологическими материалами.

В этой связи стоит обсуждать проблему формирования новых отношений между капиталом, знанием и жизнью ^[7], которые на современном этапе определяются не только эксплуатацией труда в индустриальном смысле, но и эксплуатацией «знания, жизни, здоровья, свободного времени, культуры, межличностных отношений» [Там же].

При этом «теоретическое разделение между производством (товаров) и воспроизводством (биологической и социальной жизни) становится несущественным, а то и несостоятельным» [Там же]. Черные рынки органов и тканей, продажа биообразцов для биобанков, суррогатное материнство, клонирование эмбрионов и донация яйцеклеток в исследовательских (и в дальнейшем коммерческих) целях, манипуляция генетической информацией, патентование генов - эти явления отражают факт перетекания воспроизводства жизни в производство капитала, трансформации капитализма в биокапитализм.

Современный процесс коммодификации человеческого тела опирается на мировоззренческие предпосылки, заложенные еще в Новое время. Эта эпоха охарактеризовалась либерализацией отношения к собственному телу. Тело было воспринято как инструмент, объект манипуляций, собственности, а также как первичное основание человеческого достоинства. Однако если новоевропейский субъект инструментализировал свое тело опосредованно, получая прибыль в результате приложения индивидуальных усилий, то современный субъект находится в ситуации непосредственного использования биологического модуса своей телесности: его ресурсом для капитализации становится клетки тела, его субстанции, органы и связанная с ними генетическая информация.

Новое понимание труда связано с поддержанием собственного здоровья как ресурса, способного обеспечить необходимыми биоматериалами заказчика (кровью, половыми клетками, грудным молоком и т.д.). С другой стороны, мы наблюдаем альтруистическое распоряжение биоматериалами собственного тела, когда процесс отчуждения телесности осуществляется под знаками дара, гуманизма, благотворительности,- всех тех понятий, которые вытесняют на периферию дискурсивные практики, связанные с пониманием тела как собственности, как ресурса для получения прибыли и инструмента, позволяющего получить прибыль. Неограниченный либерализм, рассматривающий тело как индивидуальную ценность предоставляет человеку право инструментализировать его разными способами, капитализируя его и наделяя тело и телесные активы определенной стоимостью, диктуемой законами рынка.

Современный человек, коммодифицируя живое, ищет дополнительные способы прибыли. Стоимость «телесных» активов становится все выше, а ценность человека кардинально переопределяется. Тренд развития коммодификации биоматериалов влияет на процесс формирования нелегальных рынков человеческих органов и тканей, то есть на формирование теневого сектора экономики. В этой связи огромное распространение получает биоконсервативная установка, отражающая ориентацию на традиционное использование биоматериалов и выведение их из сферы влияния рынка.

Современный этап развития научного знания во многом способствует такому положению дел. Свободный обмен результатами исследований становится вторичным по отношению к частным интересам. Ученый, находясь в ожидании прибыли от внедрения инноваций, может быть не заинтересован в следовании нормам традиционной морали и ригористическим требованиям этики науки и зачастую обходит их, отдавая предпочтение законам рынка. Именно по этой причине периодически возникают скандалы, связанные с поиском источников тех или иных биоматериалов, органов и тканей человека.

Этическая оценка описанного выше положения диаметрально противоположная, включающая как суждения о том, что экспансия рыночных отношений во все сферы жизни способствует разрушению социального порядка и дискредитации моральных ценностей, так и утверждение того, что «во многих случаях денежная оценка выступает в качестве маркера социальной ценности той или иной практики» ^{[15, с. 6]}, коммодификация имеет «универсализирующее и эмансипирующее воздействие» [Там же].

Модусы коммодификации в контексте развития научного знания

Развитие процесса коммодификации биоматериалов вызвало формирование различных модусов отношений между индивидом, наукой и обществом: 1) модус противостояния индивида и науки; 2) альтруистический модус; 3) компенсаторный модус; 4) модус защиты гражданских прав.

В рамках первого, характерного, в частности, для науки с неразвитым этосом, наука выступает как институт, не интересующийся благом отдельного индивида. Последний в глазах ученого выглядит некоторой абстракцией и рассматривается исключительно инструментально в соответствии с заданными научными целями.

Процесс инструментализации и коммодификации телесности в рамках рассматриваемого модуса отношений связан с активным использованием биоматериалов (например, патентованием генов). Он способствует увеличению прибыли крупных биотехнологических корпораций. В то же время для него характерна апелляция к идее решения общественно значимых проблем в сфере здравоохранения.

В этой связи зачастую возникают судебные процессы, направленные на защиту права индивида или его родственников распоряжаться генетической информацией и не передавать ее для доступа третьим лицам (характерным примером подобных процессов является дело Генриетты Лакс, афроамериканской женщины, раковые клетки которой, обладающие особыми свойствами выживаемости, стали активно использовать в биомедицине как при ее жизни, так и после смерти без ее согласия и без информирования ее родственников, что впоследствии стало причиной громких судебных разбирательств. Одно из них было связано с публикацией генома линии клеток HeLa, доступной для скачивания в Интернете ^[13].

В рамках второго (альтруистического) модуса отношений сам индивид стремится внести вклад в науку, не возражая против использования биоматериалов, полученных из его тела. Иногда это приводит к ситуации, когда социокультурные установки входят в противоречие с либеральной позицией индивида, защищающей ценность распоряжения собственным телом.

Рассмотрим в этой связи «Дело «Паррилло (Parrillo) против Италии» (жалоба № 46470/11) ^[12], в рамках которого в Европейском Суде по правам человека заявитель (Парилло) отстаивала свое право на передачу эмбрионов в целях научных исследований, в то время как Италия выступала против, апеллируя к национальному закону, запрещающему использование человеческих эмбрионов в экспериментальных целях и придание ему экономической ценности.

Следует подчеркнуть, что человеческие эмбрионы достаточно широко используются в современной науке. На них существует огромный спрос как на биоматериал для извлечения и последующего исследования стволовых клеток, клонирования в терапевтических целях, для осуществления различных генетических манипуляций, в частности, исследования методов редактирования генома человека. Каждая страна вырабатывает свой специфический способ нормативно-правового регулирования обращения с эмбрионами и свои критерии допустимости манипуляций в научно-исследовательских и медицинских целях. В основном они допускаются на стадии развития эмбриона с момента зачатия и до 14 дней, по достижению которых эмбрион обретает новый онтологический статус, исключающий возможность дальнейших манипуляций.

Возвращаясь к делу Парилло, отметим, Европейский Суд по правам человека отметил, что эмбрионы как носители генетического материала женщины являются частью ее биологической идентичности и решение об их судьбе затрагивает ее частную жизнь и в то же время в его решении было указано, что их нельзя приравнивать к имуществу (на чем настаивала женщина, требуя права свободного распоряжения собственными эмбрионами). Таким образом, дело было проиграно заявителем.

Дело Паррилло против Италии свидетельствует о тесном переплетении тенденций коммодификации с закрепленными в общественном сознании представлениями о соматических правах человека. Индивидуальное право распоряжения собственным телом отражает идеологию либерализма, провозглашающего незыблемость личных свобод человека. Одновременно с этим оно входит в противоречие с общественными ограничениями, с принятыми в рамках той или иной общественной системы социокультурными нормами. Дело Паррилло продемонстрировало достаточно уникальную ситуацию, когда этическая позиция государства противостоит ценности научного прогресса и аксиологической позиции самого индивида, если она идет вразрез с укорененным в обществе консервативным мировоззрением. При этом делается акцент на различии источников полученных биоматериалов и на особом статусе эмбрионов, которые фактически выпадают из пространства имущественного права и не могут рассматриваться в рамках «плоской» онтологии как вещи, рядоположенные другим вещам мира.

Вместе с тем характерной для современной науки является ситуация, которую условно можно обозначить теневой стороной альтруистического модуса. В основе нее лежит ложный альтруизм, когда индивида, к примеру, могут поощрять к донорству биоматериалов, не акцентируя внимания на возможных рисках этой процедуры или скрывая от него часть информации, касающейся возможных последствий для его здоровья и коммерческого интереса исследователей. Например, это присуще развитию практики клонирования эмбрионов в исследовательских целях, когда женщин поощряют на безвозмездных основаниях к донорству яйцеклеток, апеллируя при этом к моральным категориям и замалчивая существующие для здоровья риски.

Современное развитие науки всегда сталкивается с дефицитом биоматериалов, обусловленным наличием нормативных ограничений свободного распространения биоматериалов на рынке и их недостаточным их количеством. Попытки обеспечить науку биоматериалами осуществляются как на внерыночных основаниях, так и на усилении процессов коммодификации, расширении рынков торговли биоматериалами.

Скрытые процессы коммодификации биоматериалов зачастую проходят с помощью методов лингвистического конструирования, использованием особых понятий, скрывающих коммерческий интерес исследователей, стимулирующих индивидов действовать во благо науки на гуманистических, а не коммерческих основаниях. Здесь очень важен язык, на котором обращаются к донору биоматериалов. Таким языком становится язык дара, солидарности и альтруизма. Он позволяет «с одной стороны, легитимировать в глазах общества практики обмена человеческим биологическим материалом, и, с другой, уберечь последний от выпадения в область профанного, овеществленного, без‑личного, — процесса, которому сопротивляются базовые культурные интуиции западного человека» ^{[9, с. 107]}. В этом контексте наука выступает безусловной ценностью, ради которой приносятся телесные жертвы.

Возможно, здесь будет уместным изобрести метафору «соматического потлача», отражающую акт гуманистической раздачи биоматериалов представителям мира науки и медицины.

Донорская кровь, сперма, яйцеклетки, завещанные науке органы, ткани и другие биологические объекты для исследований и проведения экспериментов аналогичны индейскому обряду потлача, в рамках которого в традиционном обществе осуществлялась раздача даров, ценных вещей, полезных предметов. Принимающий их впоследствии осуществлял еще больший дарообмен, брал на себя обязательство ответного дара. В случае с учеными этим даром может считаться некоммодифицируемое знание, уравнительным образом распределяемое между членами человеческого универсума.

Проблема коммерциализации биоматериалов и их донорства в пользу биомедицины постепенно проникает в пространство культуры, в современную литературу и киноискусство. Эти сферы жизни могут способствовать обсуждению и последующей легитимации морально амбивалентных и затрагивающих чувства граждан практик.

Так, в фантастическом триллере «Восхождение Юпитер» главная героиня, простая уборщица, мечтая купить телескоп, но, не имея на это средств, решает сдать за определенную сумму денег свои яйцеклетки. Коллизия сюжета фильма связана с практикой так называемой «жатвы», когда Землю и ее обитателей (их тела, биологические субстанции) рассматривают как биологический ресурс для производства эликсиров, обеспечивающих резкое омоложение, обновление клеток тела.

Здесь прослеживается косвенная аналогия с клонированием в исследовательских целях, поскольку стволовые клетки, получаемые от эмбрионов, также рассматриваются как своего рода аналоги пилюль бессмертия. Художественные средства помогают выразить напряжение между этически сомнительной практикой коммодификации и высшей идеей, которой она, как правило, прикрывается. Ею может быть научное благо, бессмертие, увеличение производительности труда и т.д. Моральные понятия помогают скрыть уязвимый онтологический статус коммодификации.

В то же время, как справедливо отмечает Л.Г. Фишман «на коммодификацию вряд ли стоит возлагать вину за разрушение и вытеснение моральных норм. Более того, в целом ряде случаев денежная оценка играет роль маркера социальной ценности какой-либо практики» ^{[15, с. 6]}. Коммодификация биоматериалов позволяет индивиду получать заработок в тех сферах, где ранее индивид мог бы получить только нематериальную благодарность, где его тело могло рассматриваться исключительно как бесплатный ресурс для активного использования в научных целях.

В этом отношении денежная компенсация за использования яйцеклеток в целях генетических исследований или распоряжение принадлежащей индивиду генетической информации выглядит более укорененным в морали, чем использование альтруистического языка в науке с целью безвозмездного использования не принадлежащих ученым биоматериалов. В отношении донорства яйцеклеток она позволяет компенсировать риски для здоровья женщин, которым они подвергаются во время гормональной стимуляции овуляции.

Компенсаторный модус отношения индивида и науки

Рассмотрим еще один способ отношений между индивидом и наукой. Речь идет о компенсаторном модусе, для которого характерно возмещения индивиду или его родственникам материального или морального ущерба за использование его телесности (клеток, субстанций, органов) и содержащейся в клетках генетической информации (а также полученных на их основе патентов, приносящих прибыль) в биотехнологических целях ^[10].

Компенсационный модус в науке стал формироваться сравнительно недавно. Отдельные его примеры, связанные с оплатой участия добровольцев в биомедицинских экспериментах, конечно, имеются. В истории медицины, например, упоминается о том, что известный американский хирург, гастроэнтеролог и физиолог Уильям Бомонт оплачивал своему пациенту питание, проживание и давал денежную компенсацию за возможность осмотра содержимого желудка пациента в течение одного года, страдавшего от не полностью зажившего огнестрельного ранения в живот ^[1].

Компенсация такого рода - явление, распространенное в развитии современной науки. Мы же хотели бы обратить внимание именно на примеры недобровольного участия в научных экспериментах, когда, например, субъект испытаний не давал информированного согласия на исследования или оказался вовлечен в них обманным путем, либо же испытал влияние какой-то подобной недобросовестной практики. В этой связи можно вспомнить, например, о многомиллионных компенсациях бедным афроамериканцам – недобровольным участникам 40-летнего эксперимента по исследованию сифилиса на базе Института Таскиги в США.

Что касается компенсации за недобровольное использование биоматериалов, то можно рассмотреть упомянутый выше казус использования клеток HeLa (клеток Генриетты Лакс). Он является примером отсроченной компенсации, правда, не столько финансовой, сколько моральной. Спустя годы после смерти Генриетты Лакс ее родственники смогли получить моральное удовлетворение, войдя в совет по доступу к данным о геноме клеток HeLa и распоряжаясь ими согласно одобренным самой семьей принципам.

Кроме того, был создан Фонд Генриетты Лакс, оказывающий финансовую помощь членам ее семьи и людям, вовлеченным в научные исследования и пострадавшим от них без получения информированного согласия. Компенсационный модус отношений между индивидом и наукой, не реализовавший себя с момента использования клеток HeLa, был претворен в жизнь спустя десятилетия. Это бы не могло произойти без осуществившейся защиты гражданских прав.

Коммодификация и патентование генов: дело Myriad Genetics и модус защиты гражданских прав

Проблема патентования генов - еще один яркий пример, коммодификации биоматериалов. Он подразумевает наделение человеческих генов статусом интеллектуальной собственности. В то же время этот процесс связан с защитой соматических прав человека - источника генетической информации и субъекта, испытывающего влияние ее интерпретации, которая может стать источником его дискриминации.

Ниже речь пойдет о деятельности скандально известной американской компании Myriad Genetics, знаменитой своими исследованиями в области генетических технологий. Данная компания также оказалась не менее знаменита своими патентами на два гена: BRCA1 и ген BRCA2. Женщины, у которых в результате тестирования, выявлялись определенные мутации в этих генах, обладали значительно повышенным риском развития рака молочной железы и рака яичника. Myriad Genetics имело полную монополию на BRCA- тестирование в Соединенных Штатах, получая за проведение теста значительные суммы.

Как свидетельствовали истцы, подавшие в суд на Myriad Genetics, данная компания отказалось обновлять свой тест, и не включала в него дополнительные мутации, которые были определены командой исследователей во Франции ^[11], что приводило к появлению ошибочных ответов у 12 % женщин (то есть считалось, что у них нет риска развития рака груди и яичников, в то время как из-за наличия неучтенных мутаций, этот риск присутствовал.

Американский союз по защите гражданских свобод взял на себя миссию по обеспечению абсолютного запрета на патентование генов, решив создать прецедент нарушения гражданских прав в результате применения подобной практики.

Причины, по которым была начата эта борьба, были следующие:

1. Патентование генов тормозило развитие научных исследований, поскольку, патентуя определенный ген, компания, как правило, запрещала проводить исследования с использованием данного гена.

Патентование генов сопровождалось сокрытием результатов исследований. В частности, в этом обвинял Myriad Genetics Американский союз по защите гражданских свобод.

1. Патентование генов приводило к нарушению права на сохранение здоровья и приводило к личным трагедиям.

Одним из примеров нелепой трагедии, вызванных патентованием генов, на который обратила внимание организация, стал случай 10-летнего Абигайля с синдромом удлиненного QT, серьезным заболеванием, которое при отсутствии лечении, способно вызвать внезапную смерть. Компания, получившая патент на два гена, связанные с этим состоянием, разработали тест для диагностики синдрома. Но затем они обанкротились и с тех пор не предлагали его на биотехнологическом рынке. Другая лаборатория попыталась предложить свой тест, но компания, которая владела патентом, пригрозила подать в суд на лабораторию за нарушение патента. В результате Абигайль умер от недиагностированного синдрома удлиненного QT ^[3].

Аргументация Американского союза по защите гражданских свобод, направленная против Myriad Genetics, не рождалась спонтанно, долгий этап подготовки к сложным многоуровневым судебным процесса требовал оттачивания тезисов, прояснения таких основных понятий молекулярной биологии, как «ген», «ДНК», а также анализа различий между искусственным и естественным, изобретением и продуктом природы.

Противники патентного права настаивали на том, что ген является обычным продуктом природы, как например, вода или воздух, он не может находиться в монопольном распоряжении и не должен быть объектом патентного права, и не важно, где находится данный ген. Как подчеркивала представитель Американского союза по защите гражданских свобод Tania Simoncelli, «Нам казалось, что ДНК, самая фундаментальная структура жизни, которая кодирует производство всех наших белков, является и продуктом природы и естественным правом, независимо от того, находится ли она в наших телах или в основании пробирки» [Там же].

Сторонники патентования генов подчеркивали, что они не притязали на гены в человеческом теле, но лишь на гены изолированные, выделенные из тела с помощью особых технологий, на гены в пробирке. Доводы противников патентования выстраивалась на основе привлечения аналогий, взятых из мира природы, путем указания на естественное происхождение генов. Например, был озвучен следующий аргумент: выделение ДНК подобно извлечению золота из горы или вынимания его из русла реки. Сторонникам патентования указывали на то, что они могли бы запатентовать способ добычи золота, то есть извлечение золота, но не само извлеченное золото.

Наряду с подобными аналогиями против патентования действовали и другие аргументы «от естественного», например, о том, что патентовать гены — это все равно что рассматривать жизнь как товар. Однако за всеми ними, безусловно, подразумевался один - самый важный аргумент о том, что разрешение патентов на гены несет угрозу человеческому достоинству, гражданским свободам личности. Именно он оказал решающее воздействие на судебный процесс.

В июне 2013 г.Верховный суд США принял решение, поставившее точку в длительном судебном процессе (начиная с 2009 г. ^[14]), суть которого сводилась к тому, что фрагмент ДНК естественного происхождения является продуктом природы, и поэтому не может быть запатентован.

Проблема патентования генов обозначила важный модус взаимоотношений между наукой и индивидом, который условно можно назвать модусом защиты гражданских прав. В рамках этого модуса инициативные группы стремятся добиться справедливости, апеллируя к фактам, свидетельствующим о нарушении гражданских прав отдельных лиц. В случае с Myriad Genetics характерной чертой этого модуса взаимоотношений стал акцент на потенциальном вреде для человеческой популяции недостаточной точности научных данных, использующихся в коммерческих целях.

Казус Myriad Genetics свидетельствует о двух взаимосвязанных процессах.

С одной стороны, мы становимся свидетелями усиливающейся тенденции генетизации. Влияние генетики на современные социальные процессы и построение новых онтологий (с неразличимостью искусственного и естественного) становится все очевиднее. Дело Myriad Genetics обозначило уникальное положение дел, когда получивший легитимность мировоззренческий аспект, касающийся проведения границ между искусственным и естественным (гены стали считать не только продуктом природы, но и интеллектуальной собственностью), продолжительное время оказывал влияние на судьбы пациентов всего мира.

Здесь возникает кардинальная проблема манипуляции генетическим знанием в коммерческих целях, использование генетизации не с целью расширения теоретических знаний и оказания медицинской помощи, а исключительно в прагматическом коммерческом контексте. Данная ситуация влияет на распределение ресурсов в сфере науки и технологий и связанную с ними систему здравоохранения.

Появление возможностей выявления заболеваний с помощью использования генетических методов вызывает проблему интерпретации медицинской информации.

Использование фирмой Myriad Genetics недостаточно точных научных данных в коммерческих целях стало одним из аргументов против патентования генов и, в целом, привлекло внимание к социальным последствиям использования генетической информации.

Научный потенциал современной генетики позволяет диагностировать у пациентов огромное число наследственных заболеваний, а также определять с большой степенью вероятности риски появления различных патологий. Однако результаты генетического тестирования касаются не только личности пациента, но и могут затронуть широкий спектр социальных отношений, порождать возможность дискриминации человека. Генетизация усиливает все основные черты такого более широкого явления, как медикализация, отражающего процесс воздействия медицины на все сферы социальной жизни ^{[10, с. 159]}.

С другой стороны, параллельно с расширением сферы влияния геномики растет правовое сознание самого индивида. Перед нами уже не просто бесправный донор биоматериалов или пассивно воспринимающий информацию пациент, а субъект, отстаивающий свои права в суде. Он выражает требование предоставления наиболее полных данных о генетически обусловленных заболеваниях и готов публично отстаивать свою позицию. Он формирует цивилизованное пространство реализации своих соматических прав.

Заключение

Развивающиеся процессы коммодификации вызывают необходимость поиска баланса между правами государства и интересами частных лиц, между общественным благом и личностными ценностями. Право распоряжения собственными биоматериалами и генетической информацией, добровольность и безвозмездность передачи биологических материалов, требование соблюдения биобезопасности, врачебной тайны, - все эти проблемы развития генетических технологий требуют постоянного этического мониторинга в каждом конкретном случае использования биоматериалов.

В Российской Федерации данная задача является особенно актуальной, поскольку нормативно-правовая база оказывается недостаточной для существующего научного (и одновременно коммерческого) оборота биоматериалов, не созданы необходимые компенсационные механизмы за их использование, слабо урегулированы процедуры получения информированного согласия и отказа от донорства биоматериалов для проведения научных исследований.

Рассмотренные выше казусы и тенденции коммодификации человеческого тела порождены определенным мировоззрением, в рамках которого тело фигурирует как первооснова личности, осознается в качестве орудийного, инструментального аспекта свободы. Развитие практик коммодификации ставит человека перед выбором между неотчуждаемостью телесности и, следовательно, невозможностью ее использования в коммерческих целях и безграничным использованием полученных из тела биоматериалов. Последние могут стать источником прибыли или вызвать моральное удовлетворение от гуманистического посыла, заложенного в донорстве. Таким образом, различные формы коммодификации указывают на способ противопоставления человека как ценности и как биологической цели, мишени, имеющей свой коммерческую стоимость

Развитие биотехнологий удваивает физический план человеческого бытия: человек, будучи смертным существом, становясь объектом их приложения, существенно продлевает определенные аспекты своего физического существования и даже становится потенциально бессмертным, пополняя биобанки, становясь основателем клеточных линий, отдавая свои органы и субстанции миру науки. Однако это бессмертие достигается путем овеществления человеческой идентичности. Биотехнологии, конструируя из человеческого тела объекты исследования, конструируют артефакты, вещи, которыми можно манипулировать не только (а зачастую - и не столько) в целях науки или человека, сколько в финансовых интересах.

Поиск оснований, на которых можно бы было построить классификацию коммодифицируемых и некоммодифицируемых благ, всегда будет апеллировать к мировоззренческим принципам, отталкиваться от исходных социокультурных архетипов. Под коммодификацией блага будет подразумеваться нечто, обретающее «статус вещи, которой человек может управлять (и манипулировать) по своей воле» ^{[5, с. 69]}. В этой связи рассмотренные выше казусы стимулируют рефлексию над современным состоянием науки, с характерными для него морально неоднозначными практиками коммодификации.

Последствия неограниченной коммодификации природы (и биоматериалов как ее части) трудно предсказуемы. С нею связывают ослабление общества и экономики, подчинение природы капитализму, ее производства для продажи ^{[16, с. 9]}. В равной степени она позволяют заглянуть за ширму современных моральных преставлений, чтобы понять и прочувствовать риски еще более морально неоднозначных практик.

В целом, развитию современной науки присуща антагонистичность различных социальных технологий. Развившемуся тренду патентования биологических объектов противостоят выработанные технологии защиты прав индивида перед махиной коммерциализированного научного знания, которые были недоступны во времена «чистой науки», и процесс формирования которых продолжается по мере развития правового сознания и нормативного поля биоэтики. Кроме того, в последние годы на развитие современной науки и, в частности, биомедицины, оказывают влияние тенденции, связанные с формированием высокотехнологичной экономики дарения, в рамках которой в научных целях осуществляется безвозмездная передача биоматериалов и генетической информации, а также развитие системы открытого доступа к знаниям. Экономика дарения развивается в цифровой среде, позволяющей осуществлять молниеносный обмен научной информацией и размещать результаты своих исследований в сети, объединяться в биосоциальные группы (например, созданные по признаку наличия общей орфанной нозологии) и исследовательские коллективы, оказывать поддержку ученым и остальным гражданам. Тем самым процесс всепроникающей коммодификации оказывается ограничен набирающими силу гуманистическими тенденциями, апеллирующими не к стоимости научного знания, человеческих ресурсов, телесных активов и т.д., но к их ценности. В то же время возникают и новые формы манипулятивного использования риторики дара, в основе которого лежит придание биологическим объектам стоимостного эквивалента.

Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда в рамках научного проекта № 19-18-00422