Доказательства в международном судебном процессе: постановка вопроса

Шинкарецкая Галина Георгиевна доктор юридических наук главный научный сотрудник, ФГБУН Институт государства и права Российской академии наук 119019, Россия, г. Москва, ул. Знаменка, 10 Shinkaretskaya Galina Georgievna Doctor of Law Chief Scientific Associate, Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences 119019, Russia, g. Moscow, ul. Znamenka, 10 g.shinkaretskaya@yandex.ru Другие публикации этого автора

Все детали разбирательства в международном суде имеют весьма важное значение, поскольку речь идет об оценке правомерности или неправомерности действий суверенного государства ^{[3; 7; 30]}. Одной из важных деталей процесса является сбор и оценка доказательств, которые значимы в любом судебном процессе ^{[6; 32]}, и тем более, в международном.

Как и все процессуальное регулирование в международных судах имеет своим источником судебный процесс внутри государств ^{[4; 10]}, при исследовании места и роли доказательств в международном разбирательстве необходимо принимать во внимание особенности международного процесса.

Использование судебной процедуры в межгосударственных отношениях имеет не очень длинную историю: оно началось с Постоянной палаты международного правосудия в составе Лиги Наций ^[5]. После второй мировой войны правопреемником Постоянной палаты стал Международный Суд, который часто называют «Международный Суд ООН», поскольку он определяется в Уставе ООН как один из главных органов этой организации (п. 1 ст. 7), хотя на самом деле это вполне автономная организация. Международный Суд, как и Постоянная палата международного правосудия, довольно долго оставался единственным в мире учреждением, где разрешались межгосударственные споры, с весьма скудной практикой.

В конце ХХ века, довольно неожиданно для наблюдателей, начался процесс бурного развития международных судов. Начавшись в 1970-е гг., рост числа и разнообразия международных судебных учреждений продолжался в 1980-е гг. и еще ускорился в 1990-е гг. ^[8]. Это явление имело два последствия:

- значительно выросло число международных судов универсальной юрисдикции (Международный Суд, а также суды региональных общеполитических организаций); специализированных (Орган по разрешению споров ВТО. Центр по разрешению инвестиционных споров, суды по правам человека, Международный трибунал по морскому праву, суды интеграционных объединений, Международный уголовный суд);

- возникли организации, обладающие многими чертами международного суда, но отличающиеся либо способом создания (Международные уголовные трибуналы по Руанде и по бывшей Югославии), либо гибридным характером (смешанные трибуналы, создаваемые в пределах государства для расследования деяний главы государства-военного преступника, как в Сьерра-Леоне) ^[11].

Таким образом, в мире действует множество чисто судебных или квази-судебных учреждений, которые в организации своей деятельности широко используют опыт и процесс «классических» международных судов, прежде всего Международного Суда. Поэтому исследование различных сторон международного судебного процесса, в частности. регулирования сбора, оценки и использования доказательств, имеет непосредственное теоретическое и практическое значение.

Нормативного определения доказательств в международном процессе нет, в доктрине принято их понятие, сформулированное, в частности, авторитетным специалистом в области международного судебного разбирательства Ч.Ф. Амерасингхе: «Доказательства в международном судебном процессе – это информация, предоставленная сторонами спора или полученная из других источников либо собранная самим судом, с целью обоснования или опротестования фактов. на которые ссылаются стороны» ^[9]. Таким образом, понятие доказательства состоит из трех элементов:

- родового понятия – это информация;

- полученная или собранная;

- с целью достижения правомерной оценки фактов.

Сбор и оценка доказательств – существенный элемент судебной функции международного судебного учреждения. Как правило, судьи обладают широкими полномочиями в области оценки доказательств (принцип оценки доказательств). В деле MilitaryandParamilitaryActivitiesinandagainstNicaragua^[12]Международный Суд заявил, что ему предоставлена свобода, в пределах Статута и Регламента, оценивать важность различных элементов доказательств.

Регулирование в этой части обычно ограничивается формальностями относительно предоставления и получения доказательств. О бремени доказывания, оценки или весомости тех или иных категорий доказательств не говорится ничего. Правда, принцип свободной оценки доказательств не освобождает международное судебное учреждение от необходимости показать процесс выведения тех или иных заключений.

Практика показывает, что международные судебные учреждения, как правило, неохотно уделяют внимание вопросам доказательств. В частности, они не объясняют, на какие стандарты доказывания они опираются при вынесении суждения о спорных фактах ^[13]. В процессе практики сформировались только отдельные общепризнанные принципы.

Совсем по-другому складывается ситуация в международных уголовных трибуналах, в Международном уголовном суде и в смешанных уголовных трибуналах, которые созданы в некоторых странах. Учредительные документы всех этих учреждений предусматривают детальное регулирование представления и оценки доказательств. Оно распространяется также и на процедуру апелляции, предусмотренную в статутах международных уголовных трибуналов: хотя новые факты принимаются к рассмотрению в ограниченных масштабах, апелляционная палата вправе пересмотреть методы, примененные следственной палатой к доказательствам; тем самым соответствующие правила уточняются.

В целом судебный процесс между двумя или более государствами или между государствами и международными организациями по своей природе можно сравнить скорее с гражданским процессом во внутригосударственном праве, чем с уголовно-правовым или административным: стороны, в общем, поставлены в одинаковое положение, тогда как в уголовном процессе одна из сторон, а именно – государство – находится в доминантном положении. Однако, хотя в межгосударственном процессе действует принцип равенства сторон, в международном уголовном процессе или в случае обвинения в нарушении прав человека действуют иногда иные аргументы ^[21].

В любом случае сбор доказательств международным судом или трибуналом в споре, где сторонами являются государства, должен быть организован таким образом, чтобы дать суду возможность вынести свое решение беспристрастно и с учетом всей информации о фактах. Международный Суд подчеркивал эту задачу в деле Nicaragua^[12]: положения Статута и Регламента Суда относительно представления возражений и доказательств сформулированы так, чтобы обеспечить надлежащее осуществление правосудия, а также дать сторонам на основе справедливости и равенства возможность реагировать на утверждения оппонента.

Однако первостепенная задача международных судов – решать дело на основе содержательных данных, а не только на основе технической процедуры. Постоянная палата международного правосудия, определяя свою задачу, подчеркнула в своем решении по делу FreeZonesofUpperSavoy^[19]: можно утверждать, что правила, регулирующие получение и оценку доказательств зафиксированы в соответствующих правилах процедуры суда или трибунала, либо в его решении.

Видный специалист по международной судебной процедуре Ч.Ф. Амерасингхе утверждает, что все эти трудности легко разрешимы, если презюмировать, что весь процесс международного разбирательства должен строиться на основе принципа fair trial (справедливого правосудия) ^{[9, c. 13-18]}. Этот принцип, заложенный во Всеобщей декларации прав человека и Международном пакте о гражданских и политических правах, действует чаще в тех случаях, когда идет речь о международном уголовном разбирательстве, поскольку, очевидно, он формулировался для защиты прав человека. Правда, в ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также в Американской конвенции о защите прав человека сказано, что данный принцип применяется и в гражданском процессе.

С нашей точки зрения, опираться на принцип справедливого разбирательства как исходную точку для рассмотрения норм относительно доказательств в спорах по существу между государствами может означать пренебрежение различиями, которые существуют между межгосударственным судебным процессом и любым другим процессом о правах человека. В делах о правах человека назначение данного принципа – защита прав обвиняемого, то есть принцип имеет защитительную функцию. И если в международном судебном процессе мы исходим из равноправия сторон, применение этого принципа сомнительно.

Разбирательство между государствами основано скорее на несколько ином принципе. Обратимся к уже упоминавшемуся решению Международного Суда по делу Nicaragua. В этом решении Суд указал, что в международном процессе присутствует два взаимосвязанных аспекта, а именно – надлежащее осуществление правосудия и предоставление каждой стороне всех возможностей комментировать утверждения оппонента по вопросам права и факта.

Действительно, адресаты здесь немного разные: первая задача - надлежащее осуществление правосудия – относится скорее к суду, который должен принять решение с соблюдением всех процессуальных требований; вторая задача – выяснение фактов - относится к сторонам в споре. Они должны соблюдать равенство сторон и придерживаться принципа audiaturetalterapars (выслушать и другую сторону).

На формирование процесса, по которому действуют международные суды и арбитражи, оказывают влияние различные модели процесса, созданные в рамках права государств, которые, в свою очередь, основаны на идее ответственности сторон за предоставление суду относящегося к делу фактического материала. Поэтому такой процесс может быть квалифицирован в основном как состязательный, подобно любому гражданскому процессу, в большинстве стран, включая страны континентального права, несмотря на то, что процесс в международном суде или трибунале непременно содержит положения, отводящие суду более активную роль, чем это обычно предусмотрено в странах континентального права (см., например, ст. 49 Статута Международного Суда). Поэтому квалификация процесса как состязательного не означает, что ответственность за предоставление доказательств отводится только сторонам ^[31]. Это становится очевидно в тех случаях, когда одна из сторон не является в Суд или не в состоянии отстоять свою позицию. Другая сторона в таких случаях может просить суд или трибунал продолжать разбирательство и вынести решение. Суд или трибунал в таком случае должен убедиться не только в том, что он обладает юрисдикцией в данном деле, но также и в том, что иск надлежаще обоснован с точки зрения права и факта (см., п. 2 ст. 52 Статута Международного Суда).

В целом, полномочия международных судов и трибуналов призывать стороны к предоставлению возможно более полных доказательств дополняются правилом о предоставлении сторонами доказательств, которые считаются необходимыми (см., ст. 49 Статута Международного Суда и ст. 62 его Регламента, а также ст. 77 Регламента Международного трибунала по морскому праву). В решении по делу Nicaragua Международный Суд заявил: "Что касается фактов дела, в принципе Суд в своих выводах не обязан ограничиваться материалами, формально предоставленными ему сторонами" ^{[12, p. 30]}.

На основании материалов Международного Суда и Международного трибунала по морскому праву можно с уверенностью сказать, что при существующих обстоятельствах эти судебные учреждения вправе занимать более активную позицию, включая право прибегать к методам расследования, как в уголовном процессе, в том. что касается сбора доказательств. Это, однако, не изменяет состязательного характера международного судебного процесса.

Исследовательские полномочия судебного органа получили значительное развитие в системе разрешения споров Всемирной торговой организации, которая все же в целом сохраняет свой состязательный характер.

Совсем другая процедура сбора и оценки доказательств была принята в Международном уголовном трибунале для бывшей Югославии, цель создания которого - расследование международных уголовных преступлений. эта процедура сильно напоминает англо-американские состязательные системы уголовного правосудия. Элементы континентальной системы правосудия включены в процесс Международного уголовного суда.

Тот факт, что процесс межгосударственного разбирательства носит в целом состязательный характер, не означает, что всем процессом сбора и оценки доказательств управляет принцип actoriincumbitprobatio (сторона, утверждающая факт, несет бремя доказывания).

Есть различия между стадиями сбора или представления доказательств и их оценки. На первой стадии, несмотря на то, что на стороне, представляющей доказательства, в целом лежит обязанность доказать, что они подтверждают ее позицию, спорящие стороны обязаны сотрудничать с судом и снабжать его доказательствами по всем вопросам факта или права ^{[33, p.6-7]}. Принцип actoriincumbitprobatioвступает в действие только на второй стадии процесса, а именно, если суд считает, что сторона не смогла доказать наличие факта, на котором основаны ее утверждения.

Состязательная природа межгосударственного процесса имеет меньшее значение для установления наличия юрисдикции судебного учреждения. Именно это учреждение устанавливает наличие у него юрисдикции, поскольку его обязанность - исследовать это наличие propriomotu. Это не обязательно означает, что суд обязан играть активную роль в получении соответствующих доказательств. Например. в решении по делу ArmedActivitiesontheTerritoryoftheCongo^[15]Международный Суд заявил, что Демократическая Республика Конго не представила убедительных доказательств того, что она предпринимала попытки к ведению переговоров с Руандой, как это предусмотрено ст. 29 Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации в отношении женщин в качестве предварительного условия обращения к судебному разбирательству.

Рассматривая процесс сбора и оценки доказательств, судебное учреждение должно учитывать, что сторонами в споре являются государства, согласные подчиниться юрисдикции этого учреждения, и суд обязан проявлять уважение к их суверенитету. Сторонам должны быть предоставлены равные возможности изложить свои мнения относительно представляемых фактов; недопустимо без веских оснований подвергать сомнению точность фактов, которыми располагает каждая сторона. Здесь иллюстрацией может быть случай из практики Международного трибунала по морскому праву: в деле о судне GrandPrince^[38], в котором Трибунал решил признать без оценки заявление правительства Белиза о том, что это судно было удалено из Регистра судов Белиза, не делая попыток проверить этот факт.

Международный характер подобных споров порождает еще одно следствие. Несмотря на то, что регламенты судов и арбитражей относительно сбора и оценки доказательств пока еще не вполне развиты, особенно по сравнению с процессом в национальных судах, соответствующие заимствования недопустимы ^[36].

Международные суды и трибуналы в своей практике неизменно стоят на той позиции, что они не связаны национальным правом в области сбора и оценки доказательств, кроме тех случаев, когда национальное право включено в учредительный акт или в этом акте к нему есть отсылка ^[25]. Это не значит, что международные суды и трибуналы не могут ссылаться на общие принципы права (см., ст. 38 Статута Международного Суда).

Вопросы права, в отличие от вопросов факта, не нуждаются в доказывании со стороны спорящих государств. Это отражение принципа juranovitcuria (суд знает право), на который нередко ссылаются международные суды, например, в делах BrazilianGold^[16], FisheriesJurisdictionCases^{[26; 27]}, NicaraguaCase^[14]. Однако данный принцип порождает несколько процессуальных вопросов.

Стороны в споре не нуждаются в том, чтобы поднимать вопросы права, касаются ли они юрисдикции или дела по существу; суд должен ставить их propriomotu (по собственной инициативе). В решении по делу RiverOderCase^[20] Постоянная палата международного правосудия (предшественник Международного Суда) отклонила возражения сторон в споре против учета утверждения Польши об отсутствии у Палаты юрисдикции, поскольку Польша не ратифицировала Барселонскую конвенцию. Суд указал на то, что это вопрос права, который должен будет рассмотрен Судом exofficio.

В литературе встречается и иная оценка, сторонники которой считают необходимым проводить разграничение между нормами общего международного права, о котором суд должен быть осведомлен, и двусторонними конвенциями и региональным обычным правом ^[39]. Именно суд должен указать, в пределах своего учредительного документа, какое право применимо к рассматриваемому спору; а вот суть спора определяют его стороны. Эта мысль неоднократно подчеркивается в решениях международных судов ^{[29; 22; 26; 27; 40]}.

Если даже стороны договорятся о применимом праве, их договоренность не является обязательной для суда, если только обратное не закреплено в учредительном договоре. Сомнительно, чтобы стороны в споре могли задним числом изменить самые основы юрисдикционных полномочий суда или трибунала уже после его образования. Эта ситуация в корне отличается от ситуации с установлением фактов. Стороны всегда могут договориться о фактах, или напрямую, или путем отсутствия возражений против утверждений другой стороны.

Относительно применимости к подобным ситуациям обычного международного права в трудах судов нет единогласия. Хотя встречаются общие заявления о том, что обычное международное право не нуждается в доказывании ^{[27; 28]}, в некоторых случаях такое требование выдвигается ^{[22; 17; 37]}. В целом это положение можно сформулировать следующим образом: норма обычного права состоит из двух элементов: практики государств, которая может быть отнесена к фактам, и opiniojuris, то есть правовой оценки. Стороны могут оспаривать содержание факта, особенно если практика государств ограничена отдельным регионом и одна из сторон утверждает, что речь идет о региональном обычном праве. Эфиопско-эритрейская комиссия по претензиям ^[23] в двух своих решениях из трех установила, что сторона, утверждающая, что отдельные положения Женевских конвенций 1949 г. не были частью обычного международного права в момент конфликта, должна нести бремя доказывания их статуса ^[24].

Данное утверждение непонятно вне его контекста. Комиссия, очевидно, стремилась оправдать то, что она не углубилась в вопрос о том, до какой степени Женевские конвенции 1949 г. стали частью обычного международного права, поскольку ни одна из сторон не подняла этот вопрос. Комиссия готова была сослаться на обязательство любой стороны отстоять ту точку зрения, которая, строго говоря, не является объектом доказывания. Исходя из имеющихся трудов международных судов и трибуналов относительно принципа juranovitcuria, именно Комиссии следовало бы установить propriomotu, составляли ли Конвенции 1949 г. на момент вооруженного конфликта между сторонами, часть обычного международного права, даже если этот вопрос не составлял часть спора.

Разделить вопросы права и факта не всегда так просто, как это кажется в теории. Это особенно ясно в делах о гражданстве. Например, гражданство какого-либо лица - это вопрос факта. Когда лицо подвергается высылке - это тоже вопрос факта с точки зрения национального права. А вот соответствует ли такая высылка международному праву - это вопрос права, который должен решать международный суд.

Проблемы, подобные применению обычного международного права, возникают при применении общих принципов права ^[2].

Принцип juranovitcuriaприменим только к международному праву, но не к национальному. Согласно решению Постоянной палаты международного правосудия, национальные законы - это факты ^[18]. Судьи международного суда не обязаны быть знатоками национального права. Поэтому стороны в споре сами несут ответственность за доказывание содержание норм национального права, а суд может потребовать предоставления дополнительной информации в этом отношении ^[35]. Граница между международным публичным правом и национальным правом государств не очень четкая. Их взаимодействие становится все более интенсивным; эта граница трудно определима особенно в тех случаях, когда суду необходимо установить, имплементированы ли международные обязательства государства в его национальное право. В процессе такого установления суду придется толковать национальное право. Напомним, что Постоянна палата международного правосудия выразила предостережение в решении по делу SerbianLoans^[34], в том смысле, что международному суду не следует заниматься собственным конструированием внутреннего права государств. Но это предостережение не нужно понимать буквально.

Таким образом, проблема сбора и оценки доказательств, используемых в международном судебном процессе вставала перед судами уже на протяжении нескольких десятилетий. Данная проблема проявилась как многоаспектная, однако ясно, что в центре ее стоит вопрос о соотношении полномочий суда и спорящих сторон. Традиционная позиция международных судов опирается на старинный принцип juranovitcuria(суд знает, какой закон применять), и в силу довольно скудного регулирования вопроса о доказательствах в учредительных документах, суды позволяют себе свободно определять свои полномочия в данной сфере ^[1]. В целом позиция опоры на принцип juranovitcuriaне меняется, несмотря на появление в мире новых судебных и квази - судебных учреждений.

Пока можно отметить только две тенденции, проявившиеся в общей проблеме доказательств в международном суде: некоторые особенности тех судов и трибуналов, которые касаются прав человека, а также некоторое самоограничение квази-судебных органов, которые, как правило, не делают самостоятельных заключений, а основываются на юриспруденции Международного Суда.