Судимость при применении принудительных мер воспитания: критический анализ концепции, регламентированной в УК Беларуси

Нагорнов Кирилл Игоревич юридический факультет ФГАОУ ВО "Казанский (Приволжский) федеральный университет" 420008, Россия, республика Татарстан, г. Казань,, ул. Кремлевская, 18 Nagornov Kirill Igorevich Scientific Associate, the faculty of Law, Kazan (Volga Region) Federal University 420008, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan',, ul. Kremlevskaya, 18 nagornov_k@inbox.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при поддержке Министерства науки и высшего образования Российской Федерации в соответствии с Приказом от 05.08.2019 № 558

В российской, а ранее и в советской правовой доктрине, далеко неоднозначным и весьма полемичным является отношение к пониманию правовой природы института принудительных мер воспитательного воздействия (далее – ПМВВ). В настоящее время, в отечественном уголовном законодательстве применение ПМВВ реализуется судом в рамках освобождения от уголовной ответственности и от уголовного наказания, а лица, к которым применены ПМВВ, исходя из положений ст. 86 и 95 Уголовного кодекса РФ, являются несудимыми.

Следует отметить, что отсутствие статуса судимого при применении принудительных мер, как в целом и сам институт принудительных мер, являются «наследием» советского уголовного законодательства. В частности, в УК РСФСР 1960 года о принудительных мерах упоминалось в двух статьях – 10 и 60, при этом применение данных мер могло быть реализовано как в рамках института освобождения от ответственности, так и в рамках освобождения от наказания, а субъектом, который мог применить таковые, являлся как суд, так и комиссия по делам несовершеннолетних (в случае освобождения от ответственности).

Последующий распад советского государства придал правовым системам бывших советских республик самостоятельность и автономность, что, несомненно, не могло не отразиться и на регламентации рассматриваемого нами института.

Так, уголовное законодательство Республики Узбекистан, предусматривает возможность применения судом данного института в рамках освобождения от уголовной ответственности и наказания. При этом сохранился механизм и передачи на так называемое «общественное воздействие», в связи с чем, несовершеннолетний в соответствии со ст. 87 УК может быть освобожден от ответственности с передачей материалов на рассмотрение в межведомственную комиссию по делам несовершеннолетних (по аналогии с ч. 4 ст. 10 УК РСФСР 1960 г.). Уголовное законодательство Республики Азербайджан (ст.ст. 88, 89 УК РА), Республики Таджикистан (ст.ст. 89 и 90 УК РТ), Республики Молдова (ст. 104 УК РМ), Республики Украины (ст. ст. 97 и 105 УК РУ), Республики Казахстан (ст. 83 УК РК), Республики Туркменистан (ст.ст. 88 и 89 УК РТ) предусматривает возможность применения принудительных мер только судом в рамках освобождения от уголовной ответственности и от уголовного наказания ^[1]. Законодательство Республики Кыргызстана ^[1], Латвии^[2] и Эстонии ^[3] предусматривает возможность применения анализируемых мер при освобождении от уголовного наказания (ст. 102 УК РК, ст. 66 УК РЛ, ст. 87 Пенитенциарного кодекса Эстонии), а в Грузии в соответствии со ст. 39 Кодекса о правосудии в отношении несовершеннолетних – данный институт применяется только при освобождении от уголовной ответственности ^[4].

Особого внимания заслуживает опыт Республики Беларусь, законодатель которой при регламентации института принудительных мер воспитательного характера (далее – ПМВХ) предусмотрел в УК применение таковых в качестве самостоятельной формы реализации уголовной ответственности (ст. 46), правовыми последствиями которой установил режим осуждения, сопровождающийся наделением лица статусом судимого.

Вместе с тем следует отметить, что ни ранее в уголовном законодательстве Белорусской союзной социалистической республики, как и в законодательстве иных союзных республик, ни в современном законодательстве стран постсоветского пространства, применение данных мер не влекло и не влечет последствий судимости, а отсутствие таковых, как неоднократно отмечалось в юридической литературе, в том числе и белорусской, является одним из главных достоинств данного института перед наказанием ^{[5, c. 130, 6. c. 62]}. Кроме того, анализ проекта Уголовного кодекса Республики Беларусь от 1996 года также показывает, что реализация указанных последствий в рамках применения института принудительных мер не предусматривалась ^{[7, c. 41,42]}. Как следствие, закономерен вопрос: чем обусловлена позиция законодателя, предусмотревшего институт судимости при применении ПМВХ? Насколько это целесообразно? Необходимо ли законодателям других государств предусмотреть в законе указанные последствия?

Исходя из поставленной выше проблематики, целью данного исследования выступает подтверждение или опровержение концепции, предполагающей реализацию режима осуждения, сопровождающегося последствиями судимости при применении института принудительных мер воспитания, как одного из вариантов регламентации рассматриваемого института, нашедшего отражение в уголовном законе Республики Беларусь, и, как следствие, решение вопроса о возможной имплементации данной концепции или ее отдельных положений в российский УК. Поставленная цель обуславливает решение отдельных исследовательских задач, связанных с изучением отдельных положений правовой регламентации института принудительных мер воспитания в Республике Беларусь, в том числе и в сравнительном разрезе с опытом Российской Федерации, а кроме того, анализ практики применения принудительных мер указанных государств и положений научной доктрины. В связи с чем, в качестве предмета настоящего исследования были избраны нормы Белорусского и Российского уголовного законодательства, регламентирующие институт принудительных мер воспитательного воздействия (характера), а также практика применения мер данного института судами указанных государств и научные воззрения белорусской и российской доктрины, которые посвящены в целом рассматриваемому институту, порядку применения последнего и его последствиям. Методологическую основу исследования составляет совокупность методов научного познания, среди которых основное место занимают сравнительно-правовой и формально-юридический методы, а также методы логического анализа, синтеза, индукции, дедукции и обобщения.

Следует отметить, что по настоящее время подобного рода теоретических исследований, имеющих практическую составляющую, в современной российской доктрине не проводилось, несмотря на наличие большого комплекса изысканий ряда ученых-правоведов относительно правовой природы, порядка применения принудительных мер воспитательного воздействия и помещения в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа ^{[8, 9, 10]}. Системный анализ белорусской юридической литературы показал, что исследованию, посвященному в целом институту ПМВХ уделялось внимание в трудах таких ученых как Э.А. Саркисова ^{[11, 12]}, А.А. Примаченок ^{[5, 6]}, С.В. Ананич ^[13], С.А. Максименя ^[14], И.И. Верховодко ^[15] и др. Вместе с тем такому рассматриваемому нами вопросу, как правовые последствия применения указанного института, белорусской научной доктриной также практически не уделялось внимание, за исключением исследований В.М. Хомича, который и является автором «концепции судимости» лица при применении норм, образующих институт ПМВХ. В связи с чем, представляется необходимым обратиться к отдельным положениям работ указанного автора, обосновывающих необходимость законодательного закрепления «концепции судимости» лица при применении норм, образующих институт ПМВХ.

Так, в одном из своих трудов В.М. Хомич, критикуя опыт советского уголовного законодательства, указывает: «Несовершеннолетний после вступления приговора в законную силу не приобретает статус осужденного, не подвергается реально воздействию, которое аккумулирует суть уголовной ответственности. Отсюда его правовое положение в контексте применяемых мер воздействия, по сути, идентично несовершеннолетнему, в отношении которого принудительные меры воспитательного воздействия применены комиссией по делам несовершеннолетних. Такое положение не способствует дифференциации этих различных по замыслу законодателя мер воздействия на несовершеннолетних» ^{[16, c. 85]}. Далее автором отмечается: «Какими бы ни были по характеру эти меры воздействия, они, будучи назначенными по приговору суда и применяемыми в режиме осуждения, выражают факт претерпевания уголовной ответственности…, только соединяясь с осуждением, принудительные меры воспитательного характера реализуют факт применения уголовной ответственности» ^{[17, c. 98]}.

Таким образом, автором справедливо подвергнута критики советская модель правовой регламентации порядка применения принудительных мер, от которой назрела необходимость отказаться, при этом отказ, по мнению ученого, должен быть сделан в пользу режима осуждения. Из сказанного выше возникает необходимость проанализировать предложенную автором теоретическую конструкцию порядка применения ПМВХ, в настоящее время нашедшей свое отражение в тексте УК Беларуси, в целях выяснения таких вопросов – что является материально-правовым основанием режима осуждения при применении принудительных мер и реализации положений института судимости, а кроме того, что представляет собой данный режим?

Одной из примечательных особенностей уголовного законодательства Республики Беларусь, в части регламентации института ПМВХ, является то, что законодателем учтен опыт советского уголовного закона, и применение данного института в соответствии со ст. 46 УК РБ является самостоятельной формой реализации уголовной ответственности, наряду с назначением наказания, освобождением от такового и др. Таким образом, правовым основанием реализации правовых последствий института судимости, вытекающих из факта осуждения, является специфический порядок применения ПМВХ. Вместе с тем для сравнения следует отметить, что в российском законодательстве в настоящее время отсутствуют материальные основания для реализации вышеприведенной концепции осуждения, предусматривающей наделение лица статусом судимого, что обусловлено регламентацией порядка применения ПМВВ. Кроме того, отсутствуют правовые основания для реализации указанной концепции и в тех странах, законодательство которых предусмотрело применение института принудительных мер в рамках освобождения от уголовной ответственности и/или уголовного наказания. Сказанное, однако, еще не предрешает отрицательного решения вопроса об имплементации положения о судимости при применении ПМВВ в условиях назревшей потребности реформирования рассматриваемого нами института.

Определившись с основанием реализации рассматриваемого режима, перейдем к анализу содержания, образующего данный режим. Как отмечает автор: «режим осуждения будет выражаться в том, что в течение срока судимости несовершеннолетний будет находиться в режиме испытания и будет обязан выполнять обязанности, которые обусловлены применением принудительной меры, а также его осуждением, что будет создавать дополнительный воспитательный эффект» ^{[18, c. 185]}.

Следует отметить, что на основе анализа положений уголовного законодательства Беларуси, можно прийти к выводу о том, что указанный выше режим испытания при исполнении обязанностей, обусловленных применением меры, помимо ее исполнения, выражается и в том, что в законодательстве данной форме ответственности придан «условный характер», в связи с чем, окончательное освобождение лица зависит от его последующего поведения. При этом из анализа положений ч. 5 ст. 117 УК РБ следует, что данная «условность» выражается в том, что в случае злостного уклонения от исполнения, мера заменяется на более строгую (для сравнения: в российском законодательстве, в случае систематического неисполнения мера отменяется и лицо направляется для привлечения к уголовной ответственности в порядке ч. 4 ст. 90 УК РФ). Таким образом, в рамках реализации анализируемого института также действует определенный «пробационный период», однако, в белорусском уголовном законе он менее карателен, нежели в российском, ибо не предусматривает возможность перехода в стадию реализации уголовной ответственности и/или реализации иных форм уголовной ответственности ^{[19, с. 300; 20, с. 262]}.

Однако здесь, как представляется, просматривается несовершенство данной конструкции в УК РБ, а именно: рассматриваемые меры применяются в случае, когда исправление несовершеннолетнего возможно без назначения наказания (ч. 1 ст. 117 УК РБ) и, если лицо злостно уклоняется от таковых, а тем более совершает преступление в ходе стадии исполнения меры, следовательно, его исправление невозможно обеспечить посредством применения ПМВХ и реализация института в данном случае в принципе нецелесообразна. В связи с чем, в белорусской литературе отмечается, что в данном случае, с учетом невозможности применить к лицу иную форму уголовной ответственности, цели последней остаются не реализованы ^{[21, c. 17]}. Вместе с тем нами не отрицается существование института замены меры воздействия, однако, его реализация не охватывает описанную выше ситуацию.

Интересно и то, что при отсутствии возможности отмены ПМВХ и последующего назначения уголовного наказания (или перехода в другую форму ответственности) в действующем белорусском уголовном законодательстве предусмотрена замена назначенного наказания воспитательными мерами: «В случае невозможности взыскания штрафа при отсутствии признаков уклонения от его уплаты суд по представлению органа, на который возложено исполнение приговора, может заменить штраф общественными работами или принудительными мерами воспитательного характера» (ч. 2 ст. 111 УК РБ).

Кроме того, возникает вопрос относительно исполнения "обязанностей, обусловленных применением мерой", при применении меры в виде предостережения. Как представляется, в данном случае, лежит обязанность на суде ее исполнить, а не на лице, к которому она применена. Между тем, в случае, если имеются ввиду такие обязанности, образующие содержание данной меры, о которых должен суд разъяснить - последствия повторного совершения преступления – то тогда, возникает другой вопрос, данное предупреждение совершения повторных преступлений не образует ли содержание и иных мер? Или таковое реализуется только при применении данной меры? Ответ в данном случае, думается, однозначный, а как следствие, данное положение также видится несовершенным.

Режим испытания при исполнении обязанностей, которые обусловлены осуждением несовершеннолетнего, исходя из анализа правовой регламентации института принудительных мер воспитательного характера в УК Беларуси, выражается в следующем.

1.Режим осуждения в соответствии с положениями ст. 121 УК РБ распространяется на весь этап исполнения меры и в определенных случаях реализуется определенное время после него. Так, часть 3 указанной нормы устанавливает, что: «Судимость лица, осужденного с применением принудительных мер воспитательного характера, погашается: 1) по истечении шести месяцев со дня вступления в законную силу приговора суда за преступление, не представляющее большой общественной опасности; 2) по истечении одного года – за менее тяжкое преступление; 3) по истечении срока пребывания несовершеннолетнего в специальном учебно-воспитательном или специальном лечебно-воспитательном учреждении независимо от категории преступления».

Таким образом, в законодательстве произведена дифференциация сроков относительно категории совершенного преступления и примененной меры воздействия. Однако анализ указанных выше положений позволяет сделать некоторые критические замечания.

Во-первых, сроки реализации режима осуждения хотя и минимальны (здесь есть как свои минусы – зачем в принципе устанавливать в законе минимальные сроки судимости исходя из концепции максимально возможного достижения целей частной превенции, так и плюсы – для чего долго держать «на привязи у уголовного закона» лиц, которых правоприменитель посчитал возможным исправить без назначения наказания, а как следствие, установил объективные основания для их исправления без применения наказания), однако, и данное положение представляется нам несовершенным, подтверждением чему служит следующее:

а) Рассматриваемое указание закона не коррелирует с ч. 1 ст. 121 УК РБ, в которой указывается: «Лицо, совершившее преступление в возрасте до восемнадцати лет и отбывшее наказание в виде общественных работ, штрафа, лишения права заниматься определенной деятельностью, исправительных работ, ареста, ограничения свободы либо в виде лишения свободы за преступление, совершенное по неосторожности, считается не имеющим судимости». Таким образом, получается, что лицо, которому назначено наказание, и в отношении которого, суд пришел к выводу о невозможности исправления мерами воспитательного характера, находится в более выгодных условиях, нежели тот, к которому применены принудительные меры, в том числе и за совершение преступления по неосторожности (например, при применении меры в виде предостержения за совершения преступления, не представляющего большой общественной опасности, срок погашения судимости будет составлять шесть месяцев, а при назначении штрафа - по отбытии такового). Исходя из изложенного, можно прийти к выводу о целесообразности применения в указанных случаях наказания, которое, вопреки сложившемуся мнению, оказывается менее карательным и более выгодным преступнику;

б) Применительно к умышленным преступлениям законодатель ставит в одинаковые условия (относительно правовых последствий) лиц, к которым применены ПМВХ, и лиц, которым назначено наказание. В частности, выражается это в том, что в УК РБ установлены одинаковые сроки погашения судимости за совершение умышленного преступления. Возникает вопрос: в чем же тогда воспитательный эффект данного института и его отличие от уголовного наказания, если в некоторых случаях несовершеннолетнему выгоднее «откупиться» штрафом, нежели пройти комплекс воспитательных мероприятий?

Во-вторых, при применении меры в виде помещения в специальное учебно-воспитательное (лечебно-воспитательное) учреждение (далее - СУВ(ЛВ)У), судимость погашается этапом исполнения меры. Здесь также есть некоторые изъяны:

а) Ввиду отсутствия регламентации минимального срока применения данной меры судимость может быть погашена в достаточно короткие сроки (один, два месяца и даже несколько дней), что не соотносится с положениями п.п. 1, 2 ч. 3 ст. 121 УК РБ, при этом, данная мера является более суровой, нежели другие, а срок погашения судимости, получается, потенциально может быть и меньше, чем у других;

б) Максимальный срок применения данной меры составляет два года, что, в свою очередь, также не соотносится с положениями указанных выше пунктов, т.к. несовершеннолетний находится дольше в режиме осуждения, нежели предусмотрено уголовным законом за данную категорию преступления при применении иных мер. Кроме того, теоретически можно смоделировать ситуацию, когда к лицу применили за совершение преступления, относящегося к категории «менее тяжкого», меру воздействия, менее карательную, чем помещение в СУВ(ЛВ)У, однако, срок погашения судимости будет больше, нежели тот, что погашается сроком исполнения меры в виде помещения в СУВ(ЛВ)У, назначенной, например, на 6 месяцев. Возникает вопрос: а будет ли в данном случае тот воспитательный эффект, имеющий профилактический характер, который предполагал законодатель, вводя рассматриваемый режим? Неужели в данном случае мера воздействия и категория преступления взаимоуравнивают друг друга, с точки зрения достижения частной превенции?

в) Несовершеннолетний, при применении данной меры, находится в режиме испытания только в период исполнения меры, в то время как при применении иных мер, несовершеннолетний находится в данном режиме, как в период исполнения, так и после такового (однако применительно к мере, предусмотренной п. 4 ч. 2 ст. 117 УК РБ, примененной за совершение преступления, не представляющего большой общественной опасности, на срок шесть месяцев, судимость также погашается одновременно с моментом исполнения). Несмотря на то, что помещение в СУВ(ЛВ)У, с учетом наибольшей степени ограничения свободы, в отличие от иных мер предполагает больший срок применения, а как следствие больший срок интенсивного воспитательного воздействия и удержания лица в режиме «испытания», это не должно указывать на то, что после применения меры за лицом не должен сохраняться профилактический контроль (в т.ч. и уголовно-правовыми средствами). Или логика состоит в том, что данная мера является наиболее эффективной, с точки зрения возможного исправления лица по сравнению с другими мерами, и после ее исполнения никакого контроля за лицом сохранять не нужно (что, в свою очередь, ориентирует правоприменителя на ее приоритетность)?

Также следует отметить, что зависимость между «степенью суровости» меры и сроком «режима испытания» не находит своего подтверждения применительно к иным мерам (например, за менее тяжкое преступление может быть назначено как предостережение, так и ограничение форм досуга лица, которые имеют одинаковый срок погашения судимости).

2. Как отмечается В.М. Хомичем, в течение определенного времени несовершеннолетний будет находиться в режиме испытания, и выполнять обязанности, которые обусловлены состоянием его осуждения, направлены на обеспечение контроля за испытанием осужденного со стороны уполномоченного государственного органа, а также оказание ему необходимой профилактической помощи ^{[18, c. 185-186]}. Думается, данная позиция, с учетом имеющихся в УК и иных законодательных актах положений, обеспечивающих данный режим, также не представляется безупречной, в силу следующих доводов.

Во-первых, исходя из положений ч. 2 ст. 81 УК РФ в течение срока судимости за лицом устанавливается профилактическое наблюдение и на него возлагаются определенные обязанности: предварительное уведомления органа об изменении места жительства, о выезде из такового, явка в контролирующий орган. Как представляется, данный механизм уголовно-правовой конструкции «концепции судимости» при применении ПМВХ также не совершенен, т.к. предусмотренный им комплекс обязанностей достаточно условен и малоэффективен на уровне индивидуальной профилактики.

Во-вторых, применительно к тем ситуациям, когда рассматриваемый режим, а как следствие и сроки погашения судимости, не исчерпываются исполнением меры, следует отметить следующее. Сущность регламентации данного института в уголовном законе, думается, состоит в том, что в рамках периода исполнения (но не после) на несовершеннолетнего должен быть оказан определенный комплекс воспитательно-образовательно-карательного воздействия, который и является средством достижения целей, поставленных перед уголовной ответственностью ^{[22, c. 15]}. Сдерживание противоправного поведения после исполнения меры, по средством тех или иных средств воздействия, не оспаривая значимость данного аспекта, не составляет содержание самого института принудительных мер, т.к. таковой уже исполнен, а цели должны быть достигнуты в период исполнения, и на него (режим сдерживания), по логике законодательной конструкции применения данного института, не должна быть сделана «ставка», при его регламентации в законе. В противном случае, возникнет вопрос о целесообразности и эффективности данного института, с точки зрения практики его применения: зачем применять определенную меру воздействия, наполненную воспитательной составляющей и отражающую проявление гуманизма к лицам, заслуживающим снисхождение (т.к. в данном случае суд приходит в силу «привелегирующих обстоятельств» не применять крайнюю форму – наказание), если есть уверенность в том, что после ее исполнения лицо необходимо сдерживать от противоправного поведения уголовно-правовыми средствами (которые, к тому же, исходя из вышеуказанных выводов, носят достаточно условный характер)? Однако данный тезис не относится к наиболее суровой мере воздействия – наказание, т.к. в этом случае правоприменитель установил невозможность исправить иными мерам, и кроме того, более суровых форм ответственности не имеется.

В-третьих, названный режим обременяет несовершеннолетнего, а может и уже совершеннолетнего, как во время, так и после исполнения меры, и создает ему определенные общеправовые ограничения, а кроме того, накладывает на него стигму «судимого», тем самым формируя отрицательное восприятие его в социуме и т.д. ^{[23, c. 36-38; 24, с.83-84]}. Здесь следует отметить, что формально определенных ограничений может и не быть, однако, они неизбежно порождаются в тех или иных ситуациях, что и демонстрирует нынешняя практика. Как следствие, возникает замкнутый круг, потенциально порождающий у лица криминальный образ жизни.

В-четвертых, сдерживающее воздействие режима осуждения уголовно-правовыми средствами, имеет ряд недостатков, с точки зрения применения к лицу впоследствии возможных уголовно-правовых обременений. Например, в случае совершения преступления лицом, после исполнения принудительной меры, но до погашения судимости – данное основание не является безусловным основанием отказа в применении к лицу ПМВХ (т.к. формально данное положение отсутствует в уголовном законе, за исключением случаев, когда ранее лицом совершено менее тяжкое преступление и он опять осуждается за совершение преступление данной категории ^[25]), кроме того, исходя из положений ч. 4 ст. 43 УК РБ, данная судимость не будет учтена при признании рецидива преступления, и не повлияет на применение правил назначения наказания, выбора вида исправительного учреждения и т.д., а лишь будет учтена в качестве отрицательной характеристики при дифференциации и индивидуализации меры уголовно-правового воздействия.

Таким образом, рассмотренный режим осуждения является достаточно условным и далеко не совершенным, а кроме того, практически не создает каких-либо неблагоприятных последствий для лица, с устоявшейся криминальной установкой, применительно к сфере уголовных правоотношений. Вместе с тем применительно к лицам с положительной социальной установкой данный режим создает определенные обременения, которые, несомненно, могут негативно отразиться на них, что, думается, не вызвано самой идеей регламентации института в уголовном законе и, кроме того, реализация такого режима не соотносится с принципом экономии мер уголовных репрессий.

Однако следует отметить и следующее. Анализ результатов криминологических исследований, в том числе и проведенных автором данной работы, а также положений научной доктрины, позволяют прийти к выводу о том, что, криминологическая характеристика лиц, к которым применяются данные меры, не имеет значительных отличий по сравнению с теми, к которым применены иные меры уголовного воздействия, в т.ч. наказание ^{[26; c.21; 27 с.12-13; 28; 29; 30]}. Более того, проведенные некоторыми российскими учеными исследования показывают, что после применения принудительных мер, у данных лиц имеется «криминологический рецидив» ^{[31, с.102-107]}, что, думается, порождено несовершенством нынешней системы мер воспитания и неэффективной организацией порядка исполнения таковых.

Вместе с тем, как представляется, последнее указание является не аргументом в пользу установления режима осуждения при применении принудительных мер, сопровождающегося течением сроков судимости, ибо и в рамках такового также может быть продолжена лицом преступная деятельность ^[25], а является прямым указанием, свидетельствующим о том, что необходимо реформировать нынешнюю систему принудительных мер, и кроме того, возможен, а в определенных случаях и необходим определенный «профилактический контроль» после исполнения меры. В связи с чем сдерживающее воздействие от совершения лицом преступления, о котором упоминается В.М. Хомичем, безусловно, должно быть, и реализовано оно может быть не уголовно-правовыми средствами, а административно правовыми, что, думается более целесообразнее, исходя из экономии мер уголовной репрессии и приведенных выше доводов (например, посредством постановки на профилактический учет такого лица, не исключены и иные меры (в т.ч. и аналогичные тем, которые указанные в ч. 2 ст. 81 УК РБ)).

На основании вышеизложенного придем к выводу о том, что концепция, предусматривающая реализацию положений института судимости при применении принудительных мер, исходя из ее законодательной регламентации, в настоящее время не нашла своего подтверждения, а как следствие, она нуждается в корректировке.

Вместе с тем с учетом проанализированных положений концепции, автором видится перспективным решение о закреплении в отечественном законодательстве «профилактического контроля» после исполнения принудительной меры, который будет являться институтом административного права и не будет влечь для лица последствий, обусловленных статусом судимого. При этом указанный контроль должен сопровождаться дифференцированными механизмами, различающимися в зависимости от предшествующей «окончательному освобождению» аттестации лица (на основе всестороннего изучения его личности и оценки поведения в период исполнения ПМВВ(Х)) относительно его (анти)социальной настроенности и степени исправления(перевоспитания). В связи с чем, в зависимости от последних критериев (но далеко не единственных), лицу будут определяться и назначаться соответствующая профилактическая программа и комплекс мероприятий, направленных на формирование у него законопослушного поведения, тем самым закрепляя исправительный эффект примененной меры воздействия, а также обеспечивая достижение частной превенции.

Кроме того, достаточно приемлемым и перспективным видится опыт Республики Беларусь, с точки зрения правовой регламентации порядка применения института принудительных мер, что впоследствии возможно реализовать и законодателям иных государств, однако, данное предложение должно быть критически проанализировано научным сообществом на предмет его возможной имплементации и соответствия сложившейся научной парадигме, что, несомненно, актуализирует данную тему, придает ей научную новизну и вызывает надежду на дальнейшие научные исследования, в целях совершенствования данного института уголовного права.