Сведения материалов Генерального межевания о жилой городской застройке на Севере и Северо-Западе России в конце XVIII в.

Черненко Дмитрий Анатольевич кандидат исторических наук доцент, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119192, Россия, г. Москва, Ломоносовский пр., 27 корп. 4, каб. Е-425 Chernenko Dmitrii Anatol'evich PhD in History Associate professor at Hisroty of Russia in the 19th-Early 20th Centuries Department of Lomonosov Moscow State University  E-425 kab., 4 korp,  27 Lomonosovskiy pr., Moscow, Russia, 119192 dmitcher@mail.ru Другие публикации этого автора

Хитров Дмитрий Алексеевич кандидат исторических наук доцент, кафедра истории России до начала XIX века, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова 121433, Россия, г. Москва, ул. Большая Филевская, 55 корпус 1 Khitrov Dmitrii Alekseevich PhD in History Associate professor, Deparment of Russian History before the 19th Century, Lomonosov Moscow State University 121433, Russia, g. Moscow, ul. Bol'shaya Filevskaya, 55 korpus 1 dkh@bk.ru

Данное исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 19-09-00462).

Данное исследование посвящено проблеме интерпретации сведений Генерального межевания о жилой застройке городов. В научной литературе давно поставлен вопрос о специфике застройки и облика русских городов раннего Нового времени. Прежде всего, речь идет о том, что русский город этой эпохи выступал не только и, довольно часто, не столько как торгово-промышленный, сколько как административный центр ^{[1, 2, 3, 4, 5, 6]}. Как правило, города были центрами уездов, безуездный город мог возникнуть либо в случае, если он по каким-то причинам утрачивал приписанную к нему округу, либо в силу своего большого военно-административного значения, нынешнего или прошлого ^[7]. Весьма важными были и военные функции, которые на окраинах выходившие на первое место по значимости. Но и в центральных и северных областях России, к концу XVIII в. уже почти два столетия не знавших военных вторжений, память об оборонительном значении городов, материализованная в виде давно заброшенных укреплений, сохраняется и в этот период ^[8]. Огромную роль в жизни всех городов играла аграрная сфера. Как отмечал Л.В. Милов, «посадский ремесленник копал огород, иногда пахал поле, сеял, жал, косил сено, ловил рыбу, заготавливал дрова и только какую-то, хотят и значительную часть времени уделял своему ремеслу» ^{[9, с. 548]}.

Эти факторы предопределили достаточно свободный характер планировки русских городов, вписанной в ландшафт ^{[10, 11]}. Отсутствие необходимости тесниться за городскими стенами вело к тому, что в городах практически не возникает плотной застройки. Русские города этой эпохи остаются одноэтажными, а дома окружены большими придомовыми территориями. Важно, что такая усадьба характерна не только для сельскохозяйственного, но и для торгово-ремесленного населения: купеческие дворы окружены складами для хранения товара и лавками, места жительства ремесленников – разного рода производственными постройками ^{[12, 13, 14, 15]}. В целом плотность населения в русском городе Раннего Нового времени остается невысокой.

Поскольку городская застройка складывалась под влиянием весьма разных факторов, она могла иметь множество местных особенностей, которые непросто выявить и еще сложнее сравнить между собой. Интересную возможность для такого сравнения дают материалы Генерального межевания, зафиксировавшего состояние большинства городов Европейской России до или в период проведения градостроительной реформы Екатерины II 1770-х – 1780-х гг. Собственно, целью Генерального межевания, начатого в 1765 г., было создание общегосударственного земельного кадастра. В ходе этой огромной работы межевщики составляли и планы городов и пригородных земель, поскольку сам город тоже воспринимался ими как своеобразная земельная дача со всеми ее атрибутами – точно установленными и зафиксированными на плане границами, земельными угодьями, природными и ландшафтными характеристиками, хозяйством и т.п. Город был очень сложным по составу земельным комплексом, включавшим в себя самые разнообразные земельные дачи, и именно в таком качестве он выступает в этих материалах ^[16].

Кроме того, в ходе Генерального межевания впервые была предпринята попытка четко определить границы собственно городской застройки от различных пригородных земельных угодий. Описывая городские земли, межевщики отдельно выделяют категорию «Под поселением» или «Усадебная земля». В случаях, когда речь идет о городских землях, эти категории обычно объединяются в одну-две особые дачи под названием «градская заселенная земля», «селидебная земля» и т.п. За редчайшими исключениями, в этих дачах не бывает иных типов угодий, кроме «земель под поселением» и «неудобной земли». Следовательно, территории этих дач включают в себя собственно усадьбы и общественные пространства города – улицы, площади, занятые укреплениями земли ^[17].

При том, что манера работы отдельных команд могла заметно отличаться, перед нами массовые, единообразные данные, позволяющие не только описать, но и сравнить характер жилой застройки в различных русских городах того времени – тот самый интегральный показатель, которого так не хватает специалистам по истории градостроительства этого периода. Ценность этих сведений, обширные перспективы, которые они могут открывать перед исследователями, заставляют с большим вниманием отнестись к вопросу об их достоверности.

В настоящей статье разбираются данные Генерального межевания о жилой застройке городов в пределах обширного региона Севера и Северо-Запада: Псковской, Новгородской, Олонецкой и Вологодской, что продолжает проведенную исследовательскую и публикаторскую работу по Центральной России ^[18]. Основная информация извлечена из Экономических примечаний к Генеральному межеванию ^[19]. Работа подразумевала перевод всех сведений этих материалов о городских землях и населении в электронную базу данных с последующей статистической обработкой и ГИС-картографированием на основе «Материалов для электронного атласа России XVII-XVIII вв.» ^[20].

Обратимся к сведениям Экономических примечаний об усадебных землях городов. Разделив размер земли на количество дворов, мы получим примерный средний размер одной усадьбы (с включением в ее состав прилегающих общественных пространств). Этот показатель для рассматриваемого региона варьирует в довольно широком диапазоне – от нескольких десятков сажен до 1,6 дес. (Усть-Сысольск); общая картина представлена на Карте 1.

Карта 1. Средние размеры городских усадеб губерний Севера и Северо-Запада России.

Как мы видим, общая картина представляется довольно противоречивой, а большой разброс показателей не имеет определенной географической обусловленности. В силу этого интересно сравнить размеры городских усадеб с размерами сельских. Их можно узнать, обратившись к итоговым поуездным табелям Экономических примечаний ^[21]. На Карте 2 сведения о городах совмещены с соответствующими показателями их уездов.

Карта 2. Средние размеры городских и сельских усадеб губерний Севера и Северо-Запада России.

Сравнивая карты 1 и 2, прежде всего следует зафиксировать общую тенденцию к сокращению размера подворья с запада на восток.

Таблица 1. Средние размеры городских и сельских подворий по губерниям Северо-Запада (десятин на двор).

Эта тенденция видна в пределах всего региона и характерна как для городских, так и, особенно, для сельских поселений. Практически повсеместно городская усадьба обширнее сельской, в среднем по региону – 0,45 дес. против 0,33 дес. Однако имеется ряд случаев, когда городская усадьба крупнее сельской не на несколько десятков процентов, а в несколько раз, и это уже не может быть объяснено различиями жизненного уклада. Это Вытегра, Кемь, Новоржев, Остров, Петрозаводск, Порхов, Усть-Сысольск и Холм. В огромном большинстве, это новые города, сформированные в ходе губернской реформы 1775 г.

Для понимания этого феномена имеет смысл обратиться к городским планам Генерального межевания. Эти памятники, обширная коллекция которых хранится в фондах Межевого архива в РГАДА, давно использовалась в различных работах по истории отдельных городов, но лишь в последние годы стала предметом специального исследования ^{[22, 23, 24, 25, 26, 27]}.

Обращаясь к этой коллекции, мы обнаруживаем, что названные города сильно изменили свои границы в ходе реформы, а во многих, кроме того, был перенесен за пределы исторической застройки и сам центр города. В качестве примера можно привести новый план Порхова (рис. 1).

Рис. 1. План г. Порхова. Фрагмент. // РГАДА. Ф. 1354. Оп. 1. Ед. хр. 4759.

Мы видим, что очертания нового города определены исходя из логики прожекта квартальной застройки и, конечно, имеют мало общего с его исторической планировкой.

Иначе обстоит дело в тех случаях, когда межой обводилось реально существовавшее в момент межевания поселение. Пример такого подхода мы видим на многих планах, донесших о нас историческую планировку городов. Примером может служить план г. Вологды.

Рис. 2. План г. Вологды. Фрагмент. // РГАДА. Ф. 1354. Оп. 1. Ед. хр. 563.

Как мы видим, здесь границы городской дачи очень прихотливы и отражают исторически складывавшуюся структуру улиц города.

В редких случаях планы позволяют ясно увидеть изменение подхода к определению городских границ. Примером такого памятника может служить план Старой Русы, на котором «старая» и «новая» городские межи показаны одновременно (рис. 3).

Рис. 3. План г. Старой Руссы. Фрагмент. // РГАДА. Ф. 1354. Оп. 1. Ед. хр. 3222.

Эти наблюдения над отдельными ситуациями формирования городской дачи и городского подворья могут быть дополнены первыми результатами корреляционного анализа земельной и демографической статистики городов изучаемого региона. Два важнейших показателя жилой застройки – общая площадь усадебной земли и площадь усадебной земли на 1 городской двор – были соотнесены с рядом других показателей, характеризующих город как хозяйственно-территориальный комплекс. Для удобства восприятия таблицы в ней жирным выделены те коэффициенты, которые говорят о значимой связи параметров (значение r больше или равно 0,5).

Таблица 2. Результаты корреляционного анализа взаимосвязи показателей жилой застройки и других основных параметров хозяйственного развития города.

Как видим, при анализе данных по всем городам региона (первый ряд коэффициентов) прослеживается только одна четкая и достаточно очевидная взаимосвязь: чем больше было население города, тем большей была и общая площадь его жилой застройки. Но если разделить города на старые и новые, образованные в связи с губернской реформой 1775 г., то выяснится, что факторы, определявшие динамику жилой застройки и величины подворья, были в них различными и даже противоположными. В старых городах просматривается следующая закономерность: чем больше было население города, тем меньше был размер городской усадьбы. В новых городах эта, казалось бы, очевидная связь полностью отсутствует. Зато в них площадь усадебной земли – как общая, так и в расчете на один двор – увеличивается вместе с количеством примежеванных городу земельных угодий – сенокосных, лесных и всех вместе взятых (то есть включая и пашню). Вряд ли это можно интерпретировать буквально – хозяйственной связи между размерами жилой застройки и пригородного леса быть не может, что мы и видим на примере старых городов. Можно предположить, что в новых городах «земля под поселением» – это не столько пространство реальной жилой застройки, занятое населением, сколько еще одна разновидность примежеванных к бывшему селу дополнительных земель вместе с сенокосами и лесами.

Подведем предварительные итоги. По общему правилу, собственно городская дача должна была выделяться из состава того сложного комплекса земель, который окружал практически все городские поселения той эпохи, и не должна была включать иных категорий угодий, кроме усадебной земли и неудобий. Такой подход, видимо, опирался на реально существовавшую практику отделения усадебных земель от выгонов, сенокосов, подгородных лесов и прочих территорий, а также на заметные особенности их правового статуса. Однако размежевание населенных и ненаселенных земель в городе было сложным и длительным процессом, который оказался тесно связан с проведением градостроительной реформы и введением квартальной застройки. В силу этого данные о заселенной земле, попавшие в тома Экономических примечаний к Генеральному межеванию, оказались неоднородными: в некоторых случаях речь идет о результатах измерений фактически существовавших поселений, в других же – о «назначенной к поселению» по конфирмованному прожекту земле, которая совсем не обязательно была фактически заселена.

Таким образом, только синхронное обращение исследователя к Экономическим примечаниям и к городским планам помогает решить вопрос о том, какова природа сведений, содержащихся в описании конкретного города.

В работе по составлению базы данных по Экономическим примечаниям принимала участие М.В. Мальцева, которой авторы выражают свою благодарность.