Анализ эвфемизмов с позиции лингвоэкологии

Зверева Марианна Ивановна преподаватель кафедры русского языка Военно-космической академии имени А. Ф. Можайского 197110, Россия, г. Санкт-Петербург, наб. Ждановская, 11 Zvereva Marianna Ivanovna lecturer of the Department of the Russian Language at Mozhaisky Military Space Academy 197110, Russia, g. Saint Petersburg, nab. Zhdanovskaya, 11 marianna_zz@mail.ru Другие публикации этого автора

«Язык — это среда,

в которой объединяются “Я” и мир».

Ханс Георг Гадамер

Человек существует в природе, в обществе, в культуре, человек существует в языке. И то, в каком состоянии находится языковая среда обитания человека не менее важно (хоть это может показаться менее очевидным), чем состояние окружающей видимой и осязаемой природной среды.

Языковая среда обитания человека – это тоже система, которая предстаёт как в виде замкнутой языковой среды отдельного человека, так и в виде языковой среды народа (носителей одного языка), человечества. Люди живут в этой среде и одновременно пользуются её ресурсами. На состояние языковой среды оказывают влияние разные факторы, которые способны привести её к изменениям как положительным, так и отрицательным. Когда ухудшается качество языковой среды, а следовательно, и её ресурсов, ухудшается и качество жизни человека, ведь, как заметил патриарх Алексий II, «плохим языком хорошую жизнь не построишь».

Полвека назад начало формироваться новое направление в языкознании, призванное оценивать, анализировать качество языковой среды, реагировать на происходящие в ней изменения. Это направление получило название лингвоэкология (в некоторых источниках – эколингвистика). С 70-х годов XX века и по настоящий момент в трудах российских и зарубежных учёных (E. Haugen ^[24], А. П. Сковородников ^[14-15], А. А. Бернацкая ^[1], V. Romano ^[26], Г. А. Копнина ^[4-5], А. В. Моисеенко ^[9], С. В. Ионова ^[2], Е. М. Пылаева ^[11], Л. П. Сидоренко ^[13], М. Ю. Чернышов ^[18], В. И. Шляхов ^[19], М. Г. Церцвадзе ^[17], H. Resinger ^[25] и др.) формулируются и уточняются основные идеи, проблематика, ключевые положения, толкования лингвоэкологии. Из всего множества существующих разноязычных дефиниций данного термина здесь приведено определение, автором которого является современный языковед, профессор А. П. Сковородников, обладающий поразительной смелой проницательностью в различных вопросах лингвистики и обращающий внимание как на ширь смысловых горизонтов, так и на глубину понятия лингвоэкологии:

«лингвоэкология – это область и направление междисциплинарных исследований языка и речи с экологических позиций, тесно взаимодействующие с рядом лингвистических дисциплин (таких как социолингвистика, этнолингвистика, этнопсихология, психолингвистика, лингвокультурология, юрислингвистика, лингвоконфликтология, политическая лингвистика), а также с философией, политологией, общей историей и историей конкретных народов» ^{[15, с. 22]}.

Предмет лингвоэкологии определяется следующим образом: «исследование состояния языка как сложной семиотической системы, обусловленное качеством среды его обитания и функционирования, а также языкового сознания его носителей. Соответственно, конечная задача лингвоэкологии – поиск или выработка средств и методов защиты языка, речи и языкового сознания от негативных воздействий, с одной стороны, и источников, методов и средств их обогащения и развития, с другой» ^{[15, с. 22-23]}.

Следовательно, при лингвоэкологической оценке текстов с какими-либо языковыми феноменами главными являются два диаметрально противоположных параметра:

1) позитивное воздействие лингвистической единицы на процесс коммуникации, участников коммуникации, язык, языковое сознание его носителей;

2) негативное воздействие лингвистической единицы на процесс коммуникации, участников коммуникации, язык, языковое сознание его носителей.

И цель настоящей работы – проанализировать ряд популярных эвфемизмов и дать им характеристику с позиции лингвоэкологии, тем более что вопрос эвфемизации речи, а именно, плюсов и минусов эвфемизации речи ^{[15, с. 26]}, определён как один из наиболее значимых и нерешённых вопросов лингвоэкологии русского языка.

Эвфемизм – это «более мягкое выражение вместо грубого» ^[19], употребляемое «для не прямого, прикрытого обозначения какого-нибудь предмета или явления, называть которое его прямым именем в данной обстановке неудобно, неприлично, не принято» ^[20]. Эвфемизмы проявляют себя, главным образом, в контексте. Именно поэтому практически любое слово или выражение может выступать в качестве эвфемизма, если оно способно выполнять функцию смягчения / вуалирования / частичного сокрытия прямого негативного или неприемлемого смысла. В контексте заметна и многогранность данного феномена, что позволяет проводить исследования его семантического аспекта (Л. П. Крысин ^[6], Е. П. Сеничкина ^[12]), функционального аспекта (H. W. Fowler ^[23]; M. Casas Gómez ^[22]; Л. П. Крысин ^[6]; М. Л. Ковшова ^[3]; Е. О. Милоенко ^[7]; А. Ю. Миронина ^[8]) и лингвокультурного аспекта (Л. В. Порохницкая ^[10] и Н. В. Тишина ^[16]).

Для осуществления анализа популярных эвфемизмов с позиции лингвоэкологии была произведена выборка эвфемистичных слов и выражений из текстов современной газетной и телевизионной публицистики. Материалом исследования послужили тексты газет «Известия», «Завтра», «Новая газета», «Metro Петербург», «Петербургский дневник», «Газета.Ru», а также тексты, воспроизводимые в телевизионных выпусках новостей на каналах «Первый канал», «Россия 1», «Россия 24». Хронологически материалы охватывают пятилетний период: 2014­­–2019 гг.

Более того, анализировались данные из национального корпуса русского языка и поисковой системы «Яндекс» – для дополнительной оценки количества совпадений, оценки популярности, распространённости того или иного эвфемизма.

Кроме метода случайной выборки, также применялся метод контекстуального анализа, позволяющий корректно идентифицировать эвфемизм, и описательно-аналитический метод.

Результаты исследования показали следующее.

В современной публицистике наибольшей эвфемизации подвергаются темы, относящиеся к сфере экономики (незаконные финансовые операции, нарушение финансовых обязательств, бедность, коррупция), трудовых отношений (увольнение не по собственному желанию), спорта (проигрыш, поражение) и к сфере «человек» (возраст, социальные пороки, фигура, физиологические отклонения, смерть). Причём, максимальное количество различных популярных эвфемизмов относится к одному и тому же денотату – обозначению людей старше 55 лет (и старше 30 лет, если человек профессиональный спортсмен). И далее, в рамках статьи, более подробно будут рассмотрены эвфемизмы, обозначающие возраст.

Во избежание прямой номинации, в СМИ широко используются эвфемизмы «пожилой человек», «человек пожилого возраста», например:

«По сравнению с домами престарелых и стационарным уходом приемная семья — наиболее приемлемый формат для пожилого человека и более дешевый для государства». (Известия. 27.08.2019: «Приёмный дед: Минтруд предложил устраивать одиноких стариков в семьи»). «Все больше людей пожилого возраста оперируется или им оказывается самая современная помощь без оглядки на возраст» (Газета.Ru. 26.09.2019: «Рекорд побит: в Москве нашли 119-летнюю пенсионерку»). Несмотря на то, что данные эвфемизмы стали уже традиционными и привычными для носителей русского языка, они не являются единственными. Возможно, причина в структуре слова, включающей компонент «пожил», ассоциативно связанный с окончанием жизни.

Другой эвфемизм содержит семантику возрастной иерархии. Пример следующий:

«Повысить уровень жизни людей старшего поколения призваны изменения в пенсионное законодательство РФ» (Первый канал. Эфир от 18.07.2018).

Эвфемизмы «поздний возраст», «зрелый возраст», «преклонный возраст» неоднозначно воспринимаются носителями русского языка, видимо, из-за того, что подчёркнуто указывают на продолжительное время жизни человека, хотя и не называют его старым. Например:

«Пенсионерка из Хабаровска застряла в лесной трясине и больше суток не могла выбраться. Несмотря на свой преклонный возраст – 83 года – женщина не растерялась. Даже когда к ней стали подбираться медведи. Их она отпугивала рыком» (Россия 24. Эфир от 8.08.2019). «Со сцены звучат и стихи, и проза. В основном, декламируют горожане зрелого возраста» (Россия 1. Вести. Эфир от 15.10.2014).

В эвфемизмах «особый возраст», «люди в возрасте», «старшие люди», «люди третьего возраста», «люди третьего поколения» возрастная иерархия, наоборот, намеренно размыта, что иногда может привести к коммуникативной неудаче в связи с недопониманием, а значит, такие эвфемизмы способны навредить экологии речи. В качестве примеров послужат следующие фрагменты:

«Мы сотрудничаем с советами ветеранов, благотворительными организациями, поэтому к нам на спектакли часто приезжают ветераны, люди в возрасте, а также с ограниченными возможностями» (Известия. 26.03.2014: «В столичные театры призвали волонтеров»). «Сегодняшняя тема: нужно научить людей третьего возраста, старших людей, правильно питаться» (Metro Петербург. 30.05.2018: «Роспотребнадзор хочет научить пожилых людей правильно питаться»). Причём, можно предположить, что эвфемизмами «люди третьего возраста», «люди третьего поколения» можно не только ввести в заблуждение адресата коммуникации, но и вызвать у него ассоциации с выражением «страны третьего мира» (чаще обозначающего сейчас не государства, которые не участвовали в «холодной войне» XX века, а государства со слабо развитой экономикой) или с выражением «продукт третьего сорта» (т.е. продукт низкого качества).

Идея «возраст достоин уважения» стала основой для создания эвфемизмов «почётный возраст» и «почтенный возраст», несмотря на то, что такие эвфемизмы употребляются даже в тех контекстах, где намёк на «особое уважение» вовсе отсутствует. Как пример – фрагмент из газеты «Известия»:

«По словам же директора, молодой коллектив просто захотел начальника “помоложе” (в тексте регулярно указывается на почтенный возраст маэстро), однако вину за происходящее она возлагает на некие внешние силы» (Известия. 28.04.2014: «Департамент культуры Москвы проверит деятельность хора Минина»).

Благодаря метафоричности, эвфемизмы «серебряный возраст», «серебряный волонтёр», возникшие в 2014 году, сначала иногда воспринимались как средства выразительности речи, однако, в настоящий момент они преимущественно выполняют основную функцию эвфемизмов в текстах СМИ:

«“В 60 лет жизнь только начинается”. И все радости этой жизни доступны людям “серебряного возраста”: хочешь — собственное дело открывай, хочешь — путешествуй, танцуй до упаду, а хочешь и вовсе рожай» (Новая газета. 19.07.2018: «Старость в радость»). «Захотели стать добровольцами не только молодые люди: на фестиваль в Сочи из Петербурга отправляются и 11 “серебряных” волонтеров – самому старшему из них сейчас 75 лет» (Петербургский дневник. 10.10.2017: «Петербургские волонтеры улетели на всемирный фестиваль в Сочи»).

За довольно длительный период своего существования эвфемизм «женщина бальзаковского возраста» (который в русской лингвокультуре давно не ассоциируется с женщиной 30-ти лет) утратил свой «литературный шарм», но продолжает быть востребованным, хотя нередко уже с ироничным компонентом смысла:

«В этот момент смотрительница зала бальзаковского возраста с таким же покерфейс заглядывает за колонну и не проронив ни звука исчезает» (Завтра. 27.01.2019: «Ограбление века: с выставки в Третьяковке похищена картина Куинджи»).

На смену эвфемизму «женщина бальзаковского возраста» пришёл изящный эвфемизм «женщина элегантного возраста», который, кстати, в текстах СМИ используется не только по отношению к женщине, ведь, главным образом, он характеризует именно возраст. Пример приведён из сетевой газеты:

«Большая часть посетителей — пары элегантного возраста, участники программы “Активное долголетие”» (Газета.Ru 25.08.2019: «Ретро-площадка в Электростали собрала рекордное количество танцоров»).

Кроме элегантности, строительным материалом при создании эвфемизмов выступает ещё такое качество, как «мудрость», приходящая обычно с возрастом. Примером послужит следующий текстовый фрагмент:

«Конечно, знаний поначалу не хватало, поэтому училась. И до сих пор учусь – у коллег более мудрого возраста» (Metro Петербург. 8.10.2019: «Герои страны»).

Отдельное место в ряду эвфемизмов, обозначающих возраст человека, занимает эвфемизм «возрастной», поскольку преимущественно он употребляется по отношению к людям, успех в профессии которых весьма зависим от их физического состояния, от молодости. Как правило, данный эвфемизм используют, говоря о спортсменах старше 30-35 лет. Например:

«Однако в одиночном турнире Плющенко выступить не смог из-за травмы. Он почувствовал себя неважно на раскатке и снял свою кандидатуру. Тем не менее, возрастной спортсмен рассчитывает неплохо выступить на Олимпиаде в Южной Корее» (Metro Петербург. 15.09.2015: «Евгений Плющенко пропустит сезон из-за новой травмы позвоночника»).

Приведённые здесь эвфемизмы – это не все возможные варианты смягчения или вуалирования темы возраста.

Однако одновременное сосуществование столь рекордно большого количества эвфемизмов, обозначающих один и тот же денотат, позволяет диагностировать актуальную лингвоэкологическую проблему. Эта проблема в меньшей степени затрагивает вопросы экологии речи, потому что данные эвфемизмы, как правило, не ведут к сбоям в коммуникации, не представляют существенной трудности для понимания, декодирования, соотношения с денотатом (за исключением эвфемизмов «люди третьего поколения», «люди особого возраста», «возрастной человек», корректное понимание которых возможно исключительно в контексте). Обозначенная проблема в большей степени затрагивает экологию языкового сознания носителей русского языка и обусловлена несколькими факторами.

Во-первых, это лингвокультурный фактор, т.к. носители русского языка особо чувствительно относятся к вопросам возраста, такое отношение граничит с табуированностью этой темы. Ведь, в частности, даже сам вопрос «сколько лет?», адресованный лицу женского пола, считается неприемлемым и противоречащим нормам приличия в русской лингвокультуре.

Во-вторых, это социолингвистический фактор, поскольку в современном российском обществе происходит смещение возрастных границ, определяющих периоды трудоспособности и активной жизни человека. Это вызвано повышением качества жизни граждан, увеличением продолжительности их жизни, а также некоторыми другими факторами. В связи с этим человек 55-ти лет воспринимается как энергичный человек, продолжающий свою трудовую деятельность. А стать пенсионером – не значит стать старым человеком. И отечественная журналистика тоже реагирует на такие социальные процессы: «Возраст, который мы привыкли воспринимать как "возраст осени", время итогов и угасания, сегодня, как никогда, требует изменения своего "социального портрета"» (Российская газета. 01.10.2014: «Новые старые русские»). Это провоцирует и журналистов, и не журналистов при обозначении людей в возрасте старше 55 лет подбирать корректные слова (и даже не из соображений пропагандируемой политкорректности, а из желания более точно выразиться).

И в-третьих, это психолингвистический фактор, ведь такое большое количество эвфемизмов для обозначения возраста (от почти комплиментарного «элегантный возраст», семантически размытого «особый возраст» и до намекающего на угасание «преклонный возраст») свидетельствует о неудовлетворённости носителей языка и пока невозможности сокращения списка данных эвфемизмов до двух-трёх единиц, которые бы воспринимались большинством носителей как психологически комфортные и не требующие расширения эвфемистического синонимического ряда.

С одной стороны, приведённые результаты исследования эвфемизмов сигнализируют о существовании конфликта в языковом сознании, что с позиции лингвоэкологии оценивается как негативное явление. Однако, с другой стороны, заметна и активизация речевого творчества, направленного на поиск наилучших средств выражения актуальных смыслов. На это указывают происходящие динамические процессы в пласте слов и выражений, связанных с обозначением возраста. И отчётливо видна тенденция к созданию качественно новых эвфемизмов, исключающих какой-либо намёк на количество прожитых лет, угасание, иерархию поколений по старшинству. Главный акцент теперь смещается на качественные преимущества возраста, заключающиеся в опыте, мудрости, элегантности. Процесс поиска и принятия русским языковым сознанием наиболее удачного такого эвфемизма непрерывно продолжается.