Французская политика экспорта вооружений: ближневосточный акцент

Чихачев Алексей Юрьевич аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет 191060, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Смольного, 1/3 Chikhachev Aleksei Yurievich Post-graduate students, the department of European Studies, St. Petersburg State University 191060, Russia, Saint Petersburg, Smolnogo Street 1/3 alexchikhachev@gmail.com Другие публикации этого автора

Шатравка Артур Владимирович аспирант, кафедра Мировой политики, Санкт-Петербургский Государственный Университет 191060, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Смольного, 1/3, 8 подъезд Shatravka Artur Vladimirovich post-graduate student, Global politics department, Saint Petersburg University 191060, Russia, g. Saint Petersburg, ul. Smol'nogo, 1/3, 8 pod''ezd artek.94@mail.ru Другие публикации этого автора

Политика Франции в области экспорта вооружений динамично развивается уже не один десяток лет. Первоначальный импульс для ее становления был дан в 1960-е гг.: тогдашнее руководство страны в лице президента Ш. де Голля считало, что Пятая Республика нуждается в конкурентоспособном военно-промышленном комплексе (ВПК), без которого была бы невозможна стратегическая автономия страны. Продажи вооружений должны были поддержать национального производителя экономически, а также восстановить статус Франции как крупной военной державы, серьезно пошатнувшийся после Второй Мировой войны и распада колониальной империи в 1940-1950-е годы. Такого же подхода в общих чертах придерживались все президенты и после Ш. де Голля, вследствие чего активная политика экспорта вооружений стала одной из постоянных «визитных карточек» Парижа на международной арене. По состоянию на 2017 г. Франция являлась третьим в мире продавцом вооружений (6,7% рынка), уступая только США и России ^[1]. В абсолютных значениях французские продажи вооружений также обращают на себя внимание, поскольку сравнительно недавно (в 2015 г.) был установлен рекордный для Франции показатель общей стоимости подписанных контрактов за год – почти 17 млрд евро (вместо привычных 5-7 млрд) ^{[2, p. 14]}.

География французского военного экспорта традиционно весьма обширна. Так, в перечне стран, с которыми Париж в последние десятилетия развивал какое-либо военно-техническое сотрудничество (ВТС), можно найти как соседнюю Германию, так и весьма далекие от Франции Сингапур или Чили ^[3]. Однако наиболее стабильным всегда оставался спрос со стороны арабских стран Ближнего Востока. В 1961-1990 гг. их доля в структуре продаж французских вооружений составляла 31%; к 2002 г. она даже подросла до 34%, а к 2017 г. – уже до 40% ^{[4, pp. 16, 21; 2, p. 15]}. За долгие годы Париж сформировал целую сеть экспортных связей с арабскими государствами, подкрепляя ее контактами политического характера с местными элитами. В свою очередь, сами страны Ближнего Востока демонстрировали и продолжают демонстрировать интерес практически ко всему спектру продукции французского ВПК (авиации, бронетехнике, кораблям, электронике и т.д.), что обеспечивает Франции второе место в регионе по пакету заказов после США (на 2015 г.) ^{[5, с. 3]}.

Исходя из сказанного выше, уместно поставить цель настоящей статьи следующим образом – выявить основные черты французского подхода к продажам вооружений, используя в качестве примера его реализации ближневосточное направление. Как представляется очевидным, для достижения подобной цели лучше всего подойдет метод «case-study», дающий возможность проверить на материале конкретных сделок, какая техника пользуется наибольшим спросом, с какими возможностями или затруднениями практического характера Франции приходится иметь дело. Уместным также является сравнительно-исторический метод, позволяющий сопоставить позиции французского ВПК в разных странах Ближнего Востока на разных временных отрезках.

Необходимо подчеркнуть, что выбранная тематика уже получила некоторую степень научной разработанности. В частности, Л. Беро-Сюдро в своей работе для Французского института международных отношений изучила историю и современное состояние военного экспорта Пятой Республики ^[4]. Примерно в том же ключе этой темой ранее занимались и авторы настоящей статьи ^[6]. Время от времени французский военный экспорт разбирается на страницах российского журнала «Экспорт вооружений», издаваемого Центром анализа стратегий и технологий (№№ 3 и 5 за 2016 г.; № 6 за 2017 г.). Соответствующий тематический раздел имеется также в одной из коллективных монографий от того же Центра ^{[7, с. 32-39]}. Что касается ближневосточных рынков вооружений, то весьма подробный анализ, в том числе и французских позиций, обычно проводится коллективом Института Ближнего Востока, а также экспертами Стокгольмского института исследования проблем мира ^{[8, 9]}. Тем не менее, на этом фоне настоящее исследование все равно отличается научной новизной, поскольку в нем выгодно объединяются два жанра: авторы не только ищут некие общие характеристики французской политики экспорта вооружений, но сразу же проверяют их на страновых примерах.

Настоящая статья состоит из трех частей. В первую очередь анализируется общий подход французского руководства к продажам вооружений: на каких принципах оно выстраивает свою политику военного экспорта. На втором этапе изучается, как этот подход работает в условиях Ближнего Востока, конкретно – в Саудовской Аравии, Катаре и Египте. В третьей части (заключении) подводятся основные итоги исследования.

Основы французской политики военного экспорта

Базовые принципы, на которые сегодня опирается политика Франции в области продаж вооружений, следует искать в первую очередь в стратегических документах по внешней и военной политике страны. На сегодняшний день подобных текстов имеется три: Белая книга 2013 г., Стратегический обзор по обороне и национальной безопасности 2017 г., Закон о военном планировании на 2019-2025 годы. Кроме того, не стоит забывать о документах вспомогательного характера – ежегодных экспортных отчетах Министерства обороны перед парламентом.

Так, в Белой книге по обороне и национальной безопасности 2013 г. (принята при президенте Ф. Олланде, но при Э. Макроне официально не потеряла силу) военно-экономическим вопросам был отведен отдельный подраздел – «Индустрия обороны и безопасности» ^{[10, pp. 124-131]}. В нем особо отмечалось, что национальный ВПК вносит существенный вклад в экономику Франции: в оборонном секторе так или иначе задействовано 4 тыс. предприятий с оборотом в 15 млрд евро (включая немалую долю средних и малых фирм), предоставляющих 150 тыс. рабочих мест (в том числе 20 тыс. – с требованием особо высокой квалификации) ^{[10, p. 124]}. От 25 до 40% своей продукции военные предприятия поставляют за рубеж, что, по логике авторов, положительно сказывается на торговом балансе страны, а также помогает сохранить производственные компетенции в те периоды, когда сама французская армия может и не испытывать насущной необходимости в новых технических разработках. Кроме того, как упомянуто в документе, контракты на поставку вооружений помогают развивать отношения с союзными и дружественными Франции странами, поскольку одним фактом своего подписания придают любому партнерству подлинно стратегический масштаб ^{[10, p. 126]}. В целом же государство, следует из Книги, готово полностью поддерживать зарубежную деятельность французских военных предприятий, предлагая тем свои возможности по политико-дипломатическому сопровождению сделок.

Тема продаж вооружений не осталась без внимания и в Стратегическом обзоре по обороне и национальной безопасности 2017 г., подготовленном по поручению президента Э. Макрона для адаптации Белой книги под текущие международные обстоятельства. Новое руководство страны фактически подтвердило тот выбор, который делали все его предшественники: экспорт вооружений находится в тесной взаимосвязи с обеспечением стратегической автономии и поддержкой отечественного ВПК в целом ^{[11, pp. 66-67]}. Как убеждены авторы Обзора, Франция сегодня пользуется статусом одной из ведущих технологических держав, что позволяет ей удерживаться в числе крупнейших мировых экспортеров вооружений. Подобная ситуация, объясняется в документе, – это «результат постоянных инвестиций и такого политического курса, который обеспечивает постоянный баланс между экспортом, взаимодействием гражданского и военного секторов и удовлетворением собственных нужд» ^{[11, p. 66]}. Как подчеркивается в тексте, продажи вооружений обеспечивают ВПК новыми заказами (а значит, приносят дополнительную выгоду) и подталкивают к инновациям, необходимым для поддержания конкурентоспособности французской техники на мировом рынке. Вместе с тем, признается, что действия некоторых игроков наносят интересам Франции в данной сфере серьезный ущерб. Речь идет, в частности, о США, применяющих особое контролирующее законодательство (InternationalTrafficinArmsRegulations, ITAR), согласно которому без согласия Вашингтона невозможна передача третьей стороне вооружения, хотя бы частично произведенного американскими компаниями (такое у Франции есть – см. ниже об отношениях с Египтом). Также в качестве нового конкурента упоминается КНР, «прилагающая значительные усилия для продаж вооружений, в том числе прямо в зоны конфликтов» ^{[11, p. 43]}. По мнению авторов Обзора, все это требует сохранить внимание французского правительства к экспорту военной продукции и оказать еще большую поддержку тем фирмам, которые могут понести крупнейшие финансовые потери.

В свою очередь, Закон о военном планировании на 2019-2025 гг. (ЗВП) особенно интересен тем, что к нему приложена подробная программа перевооружения французской армии ^[12]. Эта программа имеет существенное экспортное значение, так как позволяет установить, какая именно техника будет эксплуатироваться Пятой Республикой в ближайшем будущем и получит в этой связи должную рекламу. Например, к 2025 г. сухопутные войска должны располагать более 900 новых бронеавтомобилей «Griffon» и порядка 150 «Jaguar». Однако, как нетрудно догадаться, компания-производитель этих машин («Nexter») наверняка будет параллельно готовить их разнообразные варианты на экспорт, чтобы извлечь из новинок максимальную прибыль. Практика это уже подтверждает: в 2018 г. между Францией и Бельгией было подписано межправительственное соглашение как раз по «Griffon» и «Jaguar» стоимостью в 1,6 млрд евро ^[13]. На такой же подход – собственная эксплуатация и одновременно продажи за рубеж – будут ориентированы также фрегаты FTI и новая версия истребителя «Rafale» (F4). Между тем, назвать ЗВП исчерпывающим «прейскурантом» тоже нельзя, поскольку в отдельных случаях техника может почти не использоваться самой французской армией (и потому не включаться в программу перевооружения), предназначаясь исключительно на экспорт (как корветы «Gowind» или подлодки «Scorpène»).

Наконец, еще несколько важных соображений высказано в наиболее свежем на настоящий момент парламентском отчете Минобороны по экспорту за 2017 г. (опубликован летом следующего года). Что наиболее оригинально, экспорт вооружений открыто позиционируется в документе как инструмент внешней политики Франции. С одной стороны, уверены авторы Отчета, с помощью продаж вооружений можно выстроить союзнические отношения с покупателями французских вооружений в сугубо военном плане (в теории даже проводить совместные боевые операции, используя одинаковую технику) ^{[2, p. 8]}. С другой стороны, экспорт продукции ВПК улучшает общий уровень отношений, создает атмосферу доверия, необходимую для заключения других политических и торгово-экономических договоренностей со страной-импортером на длительную перспективу ^{[2, pp. 8-9]}. То есть, продажи вооружений в любом случае выполняют некую более широкую задачу, не сводясь к одному только военно-техническому содержанию. Кроме того, в документе приводится уже знакомая мысль о том, что военный экспорт помогает поддержать национальный ВПК, сохранить рабочие места и производственные навыки. Однако далее делается принципиальная для нынешнего руководства Франции оговорка: военная промышленность Пятой Республики не существует сама по себе, а является частью общеевропейского ВПК ^{[2, pp. 11-12]}. Поэтому активная экспортная политика, позволяющая развивать совместные оборонные проекты, в конечном итоге должна оборачиваться во благо не только для Парижа, но и для всего Евросоюза. Помимо того, «особенно жесткой» называется французская система контроля над военным экспортом:

А) каждая сделка должна подлежать тщательной экспертизе в Минобороны и других ведомствах;

Б) конечное решение о поставках техники конкретной стране исходит от премьер-министра;

В) каждый контракт должен заключаться на условиях открытости и не нарушать нормы международного права в сфере контроля за военным экспортом. В частности, Договор о торговле оружием, вступивший в силу в 2014 г., подписанный и ратифицированный Францией, запрещает такие поставки вооружений, которые ведут к нарушению прав человека, подрывают мир и безопасность, противоречат уже наложенным ограничениям ^{[2, pp. 26-37]}.

Таким образом, тематика экспорта вооружений в той или иной степени отражена во всех актуальных стратегических документах внешней и военной политики Франции. Сформулирован единообразный подход: продажи вооружений были, есть и будут выгодными как с экономической, так и с политической точки зрения, поэтому нуждаются в максимальной поддержке со стороны государства. ВТС официально рассматривается в качестве еще одного инструмента во французском дипломатическом арсенале, позволяющего укрепить позиции страны на международной арене.

В завершение разговора о французской политике экспорта вооружений как таковой следует напомнить несколько общих цифр и фактов:

I. За последние десять лет совокупная стоимость всех подписанных Францией военно-технических соглашений показывала следующую динамику ^{[2, p. 14]}:

II. Основными покупателями французских вооружений за период 2008-2017 гг. были, в порядке убывания ^{[2, p. 14]}:

III. В структуре военного экспорта за последние годы существенно выросла доля крупных контрактов (по французской градации, к таковым относятся все соглашения стоимостью свыше 200 млн евро) ^{[2, p. 15]}.

IV. Важнейшими и наиболее известными предприятиями ВПК Франции, поставляющими технику и оборудование за рубеж, сегодня являются: «Airbus» и «Dassault» (авиация), «Naval Group» (кораблестроение), «Nexter» (бронетехника; с недавних пор в альянсе с немецкой «KMW»), «MBDA» (ракетная техника), «Safran» (двигатели, оборудование), «Thales» (электроника).

Что характерно, все четыре аспекта замыкаются на интересующий нас регион – Ближний Восток. Так, достичь экстраординарных показателей продаж в 2015-2016 гг. (I) Франции во многом позволили договоренности с двумя арабскими странами – Египтом и Катаром. Половину рейтинга ведущих покупателей (II), как нетрудно заметить, тоже составляют страны Ближнего Востока (с учетом Марокко). Тенденция на увеличение удельного веса «больших сделок» (III) хорошо заметна, прежде всего, в ближневосточном портфеле. В свою очередь, все лидеры французского ВПК (IV) давно и плотно работают на арабских рынках. То есть, Ближний Восток имеет для экспортной политики Франции системообразующее значение: именно в этом регионе задается ее ритм, проявляются ключевые тенденции и получаются основные прибыли.

Позиции Франции на рынках вооружений Ближнего Востока

В качестве примеров реализации французской политики экспорта вооружений ниже рассмотрены отношения с тремя главными партнерами Парижа в арабском мире – Саудовской Аравией, Катаром и Египтом.

По итогам последнего десятилетия Саудовская Аравия остается крупнейшим импортером французских вооружений на Ближнем Востоке. Правда, здесь следовало бы сказать «все еще», так как в период «холодной войны» ВТС с королевством развивалось гораздо активнее, чем сейчас. Например, особенно удачными выдались 1970-1980-е гг., когда были подписаны контракты на поставку САУ AMX AuF1, БМП AMX-10 P, танков AMX-30, ЗРС «Crotale», фрегатов «Al Madinah»; в 1990-е гг. к ним добавилась сделка по фрегатам «Al Ryiadh» (между прочим, ставшая предметом коррупционного скандала) ^[3]. В последние же годы во франко-саудовском партнерстве четко оформился, наоборот, нисходящий тренд. Последние крупные сделки датируются 2013 и 2014 гг.: соглашение о модернизации королевского флота (1 млрд евро) и контракт «Donas» по бронеавтомобилям, вертолетам, артиллерии и корветам, первоначально предназначавшимся Ливану (2,5 млрд) ^[14]. В остальном французской стороне пока так и не удается добиться от Эр-Рияда новых крупных договоренностей, хотя Париж постоянно предлагает истребители «Rafale», фрегаты FREMM, корветы «Gowind», танки «Leclerc» и т.д.

Главной причиной подобной метаморфозы следует считать крайне не выгодное для Франции возвышение М. бен Салмана, с 2015 г. министра обороны, а с 2017 г. – наследного принца Саудовской Аравии. Как отмечает президент Института Ближнего Востока Е. Я. Сатановский, «наследный принц активно меняет систему международных посредников в Европе и «бизнес-якорей» внутри королевства, устанавливая контроль над денежными потоками, ослабляя конкурентов из противоборствующих кланов и ломая выстроенную французами схему посредничества» ^[8]. Соответственно, сократилось влияние тех лиц, которые раньше лоббировали интересы французских компаний при саудовском дворе, – в частности, А. Альмисехаля (работавшего с ODAS, государственно-частным агентством, через которое Франция обычно проводит внешние военные сделки) или М. Дахука («Airbus»). В результате Париж стал фактически терять рынок Саудовской Аравии в пользу США, и без того обеспечивающих 60% военного импорта королевства ^[9], а также европейских партнеров (к примеру, корветы для саудовских ВМС должна строить уже Испания, а не Франция).

Понимая складывающуюся ситуацию, французское руководство пробовало подойти к Эр-Рияду с разных сторон, чтобы все-таки расположить к себе М. бен Салмана. Во-первых, для переубеждения принца организовывались многочисленные встречи в верхах – и при президенте Ф. Олланде, и при его преемнике Э. Макроне. Во-вторых, когда европейские государства решили приостановить ВТС с Саудовской Аравией на фоне убийства журналиста Д. Хашогги (осень 2018 г.), Франция намеренно пошла против течения, заявив, что не считает эти вопросы связанными между собой ^[14]. В-третьих, официальный Париж не стал резко реагировать на сообщения правозащитных организаций о том, что продукция ВПК Франции может использоваться Саудовской Аравией и ее союзниками в йеменском конфликте в нарушение международного права ^[15]. Правда, к каким-либо прорывам все эти шаги навстречу Эр-Рияду пока не привели. Парадоксальный выход может быть найден в программе принца «Ви́дение-2030», по которой ставится задача сократить долю импортной техники в армии королевства до 50% ^{[16, p. 48]}. Ведь теоретически Франция могла бы на какое-то время потеснить конкурентов, предложив Эр-Рияду трансфер технологий для производства вооружений в самой Саудовской Аравии, – но только если посчитает, что это не ударит по ее собственному ВПК.

Так или иначе, получается, что в случае с Саудовской Аравией французский подход к экспорту вооружений – использовать продажи как внешнеполитическое средство для налаживания отношений – совершенно не срабатывает. Наоборот, сначала по внутрисаудовским причинам возникло недопонимание в отношениях, а теперь Пятой Республике приходится использовать дипломатические маневры, чтобы спасти хотя бы остатки ВТС с королевством. Разумеется, если диалог Парижа и Эр-Рияда будет развиваться в таком же ключе еще несколько лет без видимых успехов, Саудовская Аравия перестанет фигурировать в числе крупнейших клиентов французского ВПК (она и так там остается только за счет прежних контрактов).

Гораздо легче развивается ВТС Франции с соседом и соперником Саудовской Аравии в Персидском заливе – Катаром. Французский ВПК раньше производил для Дохи во многом ту же самую технику, что и для Эр-Рияда: AMX-10 P, AMX-10 RC, AMX-30 ^[3]. Однако со временем здесь обозначился особый, наиболее прибыльный сегмент – авиация. Если саудовские ВВС уже долгое время комплектуются техникой в основном американского производства, то руководство Катара, наоборот, привыкло искать какие-то дополнительные варианты поставщиков. Франция же со своей продвинутой авиационной промышленностью оказалась в этом смысле очень кстати, чем надолго заполучила расположение правящей династии Аль Тани. Париж не преминул как можно плотнее обосноваться в столь многообещающей нише, поставив Катару истребители «Mirage F1» (15 единиц) и «Mirage-2000» (12) еще в 1980-1990-е годы. Притом внешнеполитическая отдача, которую ждет Франция от своего военного экспорта, была уже тогда. В 1994 г. Пятая Республика и Катар придали своим отношениям де-факто союзнический характер, обязавшись по специальному соглашению прийти друг другу на помощь в случае конфликта с третьей стороной ^[17]. Этот договор не был расторгнут даже после дворцового переворота в Катаре 1995 г., и интересы французского ВПК оказались надежно защищены (для сравнения: совсем не как сейчас в Саудовской Аравии). А ведь потом пошли еще и масштабные катарские инвестиции во французскую экономику (недвижимость, энергетику, спорт и т.д.).

Успешный авиационный опыт с Катаром французский ВПК воспроизводит и на современном этапе. Ко второй половине 2010-х гг. ВВС эмирата стали нуждаться в модернизации, и Париж вовремя выступил с предложением большой сделки по новым истребителям «Rafale». Соответствующий контракт стоимостью 6,3 млрд евро был подписан в мае 2015 г. и предусматривал не только поставку самих самолетов (24 машины) и их ракетного вооружения, но и обучение катарских пилотов и механиков во Франции ^[18]. Кроме того, в тексте содержался специальный опцион, по которому катарская сторона оставляла за собой возможность закупить еще 12 истребителей.

Активация данного пункта была согласована в декабре 2017 г. в ходе визита Э. Макрона в Доху, что оказалось явно не случайно по времени. Катар к тому моменту находился в дипломатической блокаде со стороны других государств Аравийского полуострова, поэтому Франция могла придать продаже новой партии самолетов, опять-таки, внешнеполитический подтекст (поддержать ценного партнера в регионе в непростой для того период). Судя по всему, катарское руководство оценило этот жест по достоинству, поскольку в ходе упомянутого визита оно выразило готовность еще больше расширить сотрудничество с Пятой Республикой и в оборонной, и в гражданской сферах. Так, достигнута предварительная договоренность об опционе на еще 36 истребителей «Rafale»; подписано соглашение о намерениях по закупке 490 БМП VBCI (1,5 млрд евро; это будет их первая продажа за рубеж); заключены договоры о покупке лайнеров A321 (5,5 млрд) и об участии французских фирм в расширении сети метро и трамвайных путей в Катаре ^[19]. То есть, всего одна сделка (даже отдельный пункт в соглашении) сыграла роль мультипликатора политических и экономических связей Парижа и Дохи, подтолкнув стороны к поиску все новых и новых тем для взаимодействия. Значит, в катарском случае французский подход к экспорту вооружений доказывает свою работоспособность, что важно на фоне активизирующихся конкурентов (американский F-15QA и германо-британский «Eurofighter Typhoon» в 2017 г. тоже начали продаваться в Катар).

Еще более подходящим примером того, как Франция использует военный экспорт для налаживания отношений в целом, является ее нынешнее сотрудничество с Египтом. Следует напомнить, что в годы «холодной войны» диалог Парижа и Каира развивался скорее отдельными рывками, нежели чем на системной основе. Объяснялось это тем, что, во-первых, стороны тяжело преодолевали «родовую травму» 1956 г., когда Франция выступила в коалиции против Египта во время Суэцкого кризиса; во-вторых, Страна пирамид всегда была крайне интересна сверхдержавам, и потеснить здесь их интересы, в том числе военно-промышленные, Франции было проблематично. Были случаи, когда египетская сторона приобретала французскую технику через третьи руки (истребители «Mirage V» у Ливии, Заира и др.). Некоторое оживление наблюдалось в 1980-е гг. при президенте Х. Мубараке (контракты на 20 машин «Mirage-2000» и строительство двух линий каирского метро) ^[3]. Однако в целом никогда нельзя было сказать, что Франция обосновалась в Египте настолько же прочно, как в Катаре или некогда в Саудовской Аравии.

Ситуация начала качественно меняться в 2013-2014 гг., когда с приходом к власти А.-Ф. Ас-Сиси в стране произошла определенная стабилизация после «арабской весны». Заполняя «чистый лист» отношений с новым руководством в Каире, французская дипломатия решила сделать ставку на экспорт вооружений. И не прогадала, поскольку египетский лидер как раз намеревался диверсифицировать импорт, уйдя от чрезмерной ставки на американский ВПК. Последовала небывалая для франко-египетского ВТС серия соглашений: по корветам «Gowind» (4 единицы), фрегату FREMM (1), кораблям «Mistral» (2), истребителям «Rafale» (24 машины; это самый дорогой контракт в данном пакете – 5 млрд евро) ^[20]. На основе этих договоренностей стороны стали позиционировать свои отношения в качестве стратегических, а общий ежегодный товарооборот, с небольшим запозданием достигший минимума в 2016 г. (2 млрд евро), опять начал расти (2,5 млрд в 2017 г.) ^[21]. Париж и Каир «разглядели» такие общие сферы интересов, как борьба с международным терроризмом, нормализация региональной обстановки (в Сирии и Ливии), торговые обмены, продолжение строительства метро в Каире, образовательные и культурные проекты ^[22]. Как отмечает французский МИД, с 2014 г. имело место порядка 30 встреч и взаимных визитов как на уровне первых лиц, так и по линии отдельных ведомств ^[21], что красноречиво свидетельствует о расположенности Франции и Египта друг к другу. Таким образом, экспорт вооружений, как и задумывалось французской дипломатией, сыграл роль локомотива, вытягивающего за собой весь комплекс двусторонних отношений. С помощью военных поставок Франция смогла «открыть» для себя важного регионального игрока, с которым отныне имеет почву для взаимодействия по всем ближневосточным и североафриканским досье.

Справедливости ради, нельзя не напомнить о минимум двух трудностях, делающих ВТС Франции и Египта не настолько идеальным, каким оно может показаться. Первая из них имеет «внешний» характер и проявилась в тот момент, когда Каир выразил намерение приобрести еще 12 истребителей «Rafale» в продолжение контракта 2015 года. Как упоминалось выше, по законодательству США (нормам ITAR), передача зарубежному государству любой военной техники, полностью или частично произведенной американским ВПК, должна быть согласована с Соединенными Штатами. Но в авиационных ракетах SCALP, идущих в комплекте с дополнительными самолетами, используются американские комплектующие, что дало Вашингтону повод заблокировать сделку (для недопущения чрезмерного усиления Египта против Израиля). Только в ходе государственного визита Э. Макрона в США в апреле 2018 г. американскую сторону удалось переубедить, и переговоры с Египтом о 12 истребителях были продолжены ^[20].

Вторая трудность связана с заявлениями разнообразных правозащитных организаций, согласно которым поставленная Каиру техника используется по нецелевому назначению – для разгона массовых демонстраций и борьбы с политическими противниками внутри страны. Например, «Amnesty International» особенно критикует продажи грузовиков MIDS и «Sherpa» ^[23]. По логике этой организации, стратегическое партнерство Франции и Египта де-факто сводится к поддержке Парижем «репрессивного» режима А.-Ф. Ас-Сиси, попирающего демократические права и свободы человека, ввиду чего всякое ВТС с ним необходимо прекратить. В ходе своего визита в Страну пирамид в январе 2019 г. президент Э. Макрон учел эти замечания, передав коллеге «список вопросов» о положении политзаключенных в Египте ^[24]. Однако резких решений, как и в случае с критикой по йеменскому конфликту, Париж принимать пока не стал: слишком уж долго налаживалось сотрудничество с Египтом и слишком большие выгоды оно обещает.

ВТС пусть и меньших масштабов, но все равно достойное упоминания, связывает Францию с еще несколькими государствами Ближнего Востока, помимо рассмотренной «большой тройки». Так, хорошо налажено взаимодействие с ОАЭ: контракты по истребителям «Mirage V» и «Mirage-2000», танкам AMX-30 и «Leclerc» ^[3] в свое время стали удачным фоном для подписания соглашения о комплексном оборонном сотрудничестве в 1995 г. и открытия военной базы Франции в Эмиратах в 2009 году. Теперь Париж пробует договориться по самолетам «Rafale», но руководство ОАЭ пока согласилось только на модернизацию более ранних машин. В случае с Марокко традиционно дружественные отношения подкрепляли продажи самолетов «Mirage F1», бронетранспортеров VAB, фрегатов «Mohammed V», а в последние годы – фрегата «Mohammed VI» (нового FREMM) ^[3]. Перспективное направление образовалось в лице Кувейта, в 2015 г. проявившего заинтересованность в вертолетах «Caracal». Все это – примеры «точек входа» в регион Ближнего Востока, которые Франция создает для укрепления собственного международного влияния.

Заключение

Современная французская политика экспорта вооружений опирается на два принципиальных тезиса:

1) Продажи военной техники за рубеж являются источником дополнительной поддержки для национального ВПК. Заказы от других государств помогают сохранить рабочие места и компетенции, стимулируют к инновациям. В конечном счете это должно благотворно сказываться на экономике Франции.

2) С помощью военного экспорта можно наладить отношения с важными для французской дипломатии государствами. Военно-техническое сотрудничество – это своего рода отправная точка, от которой удобно перейти к более широким политическим и экономическим связям. Соответственно, активные продажи вооружений за границу повышают шанс появления у Франции новых союзников или как минимум проверенных партнеров.

Пример Ближнего Востока показывает, что этот подход в целом приносит свои плоды. С одной стороны, сотрудничество с арабскими странами приносит весьма щедрые финансовые бонусы французскому ВПК, особенно авиационной промышленности (миллиардные контракты по «Rafale» говорят сами за себя). С другой стороны, путем продаж вооружений у Франции действительно получается или придавать отношениям с отдельными странами новое качество (Египет), или удерживать взаимопонимание на стабильно высоком уровне (Катар). Правда, успех здесь никогда не гарантирован раз и навсегда. Случай с Саудовской Аравией демонстрирует, что по не зависящим от Франции причинам многолетние усилия по выстраиванию ВТС могут быть очень быстро перечеркнуты. Поэтому французской дипломатии, вполне возможно, стоит дополнительно продумать какую-то систему «подстраховки»: как и за счет чего могут быть компенсированы интересы в отдельно взятой стране, если старые контакты в одночасье перестанут работать.