Коммуникативные аспекты социального времени

Миннуллина Элина Борисовна доктор философских наук заведующий кафедрой Философии и медиакоммуникаций Казанского государственного энергетического университета 420043, Россия, г. Казань, ул. Калинина, 60, кв. 38 Minnullina Elina Borisovna Doctor of Philosophy Professor, the department of Philosophy and Media Communications, Kazan State Power Engineering University 420043, Russia, g. Kazan', ul. Kalinina, 60, kv. 38 elinafil@mail.ru Другие публикации этого автора

Обращение к проблеме коммуникативных аспектов времени — это углубление вопроса о природе социальной реальности и бытия человека. Астрономическое время не всегда может быть использовано для определения длительности социальных процессов. От субстанциального понимания времени как одномерного и линейного научная мысль сделала поворот в сторону трактовки темпоральности как многомерного и нелинейного измерения. Еще П. А. Сорокин и Р. К. Мертон указывали на необходимость операционального, например экономического и культурологического, определения времени в соответствующих сферах деятельности: «Если мы ищем операции, позволяющие определять время социальных событий, обнаруживается, что и сегодня далеко не все подобные определения времени соотносимы с астрономическими или даже календарными рамками» ^{[14, с. 113]}. В постиндустриальном обществе ориентиром изменений становятся события, которые артикулируются в информационной среде: с развитием технологий временные характеристики социальной коммуникации трансформируются, скорость взаимодействий возрастает, что обусловливает изменения социального времени. В коммуникации происходит темпоральный синтез социальных событий, который далее будет рассмотрен в аспекте синхронии и диахронии, обратимых и необратимых процессов, характерных для коммуникативно опосредованного взаимодействия.

Коммуникация как темпоральный синтез социальных событий

Индивидуальная темпоральность соотносится с порядком социальной жизни и природного мира. В необратимой жизни человека обозначаются как моменты, так и длительности. Существенная трансформация в понимании длительности произошла после публикаций работ А. Бергсона ^[20]. Французский мыслитель, возражая позитивистам, полагал, что познание должно идти не от неподвижного к движущемуся, а наоборот, поскольку сущностная характеристика вселенной есть длительность ^{[20, с. 88]}. Интуитивно схватываемое личностное время представляет собой не последовательную смену моментов «теперь», а неоднородное, прерывное наслоение прошлого, настоящего и будущего. В повседневности существуют пробелы, когда человек не помнит (или не знает), чем они были заполнены. Как точно подметил М. Хайдеггер, «время, взятое присутствием, имеет на почве этой скрытости как бы дыры. Часто нам уже не удается, перебирая «затраченное» время, собрать свой «день» ^{[18, с. 456]}. Эти растягивания и разрывы обладают коммуникативной природой. Интерпретация временных модусов индивида осуществляется в коммуникативном отношении между «Я» и внешним миром. Человек может ощущать недостаток времени, постоянно опаздывать или забегать вперед. Личная темпоральная «линия» сопоставляется с коллективным порядком, и в результате формируются дискурсивные стратегии: «я — медленнее или быстрее, чем мир (общество, другие люди)», «я делаю все своевременно», «думаю о будущем» или «живу сегодняшним или вчерашним днем». Через дискурсивное истолкование происходит наслоение темпоральных модусов. Трагические события не остаются в прошлом, они превращаются в длительность, изменяющую человеческое существование. Так, после революции 1917 г. для эмигрантов «настоящее стало актуализированным прошлым» ^{[19, с. 276]}.

Восприятие прошлого и будущего несамостоятельно, социально обусловлено, продиктовано человеку обществом, идеологиями и условиями жизни. Человек, «озабочиваясь использует время, которое «имеется», с которым считаются люди. Публичность «времени» опять же тем принудительнее, чем больше фактичное присутствие специально озабочивается временем, ведя ему особый счет» ^{[18, с. 458]}. Отношения «рано», «поздно» или «своевременно» формируются в сравнении с темпоральной линией, детерминированной социальными ритуалами и циклами. На уровне коллективных практик также возникают временные протяженности. Неслучайно И. Валлерстайн (вслед за Ф. Броделем) утверждал, что «существует множество типов социального времени, переплетенных между собой, важность которых обусловлена своего рода диалектикой длительностей» ^{[2, c. 189]}.

Современный американский социолог Д. Блэк в своей книге «Моральное время» ^[21] рассматривает ход социального времени как причину конфликтов в межличностном, вертикальном и культурном измерениях социального пространства. Он утверждает, что «каждый сдвиг социального времени, который вызывает конфликт, предполагает приближение или отдаление» ^{[21, с. 6]}, при этом параметры межличностного расстояния относительны и определяются социальным пространством. На уровне межперсональных связей это выражается в избыточной или недостаточной близости, на уровне вертикальных связей — в сверхстратификации или субстратификации, в культурном измерении — в сверхразличении или недоразличении, что, на наш взгляд, предполагает коммуникативную избыточность или недостаточность. Уделяя значительное внимание теме конфликта, автор заключает, что сдвиг социального времени может породить негативные явления (например, преступление, суицид, наказание). Полагаю, что конфликты обусловлены не только изменением социальной «плотности» — общественные процессы являются результатом сложных многофакторных взаимодействий. Вместе с тем, автор справедливо отмечает важность сохранения нужной дистанции для гармоничных отношений.

Коммуникация обеспечивает институционально детерминированную социальную дистанцию. Ее внешняя (количественная) определенность обусловлена объемом передаваемой информации, внутренняя (качественная) — содержательной стороной коммуникативных действий (здесь стоит вспомнить, что теоретик импликатур П. Грайс говорил о максимах количества и качества в коммуникации ^[23]). Передача суммы информационных данных не может являться достаточным условием для сохранения (увеличения или сокращения) дистанции, поскольку сам коммуникатор и его поведение изменяются в результате взаимодействия, то есть содержательная сторона коммуникации (в том числе на доречевом и послеречевом уровнях) является определяющей в динамике социальных явлений. Если на институциональном уровне интеракции носят обратимый характер, действия индивида встроены в привычный порядок и подчинены устойчивым повторяющимся отношениям, то на межличностном уровне, на котором происходит принятие индивидами друг друга и устанавливается (или нет) взаимопонимание, эти же процессы раскрываются в аспекте их необратимости: коммуникация темпорально связывает социальные события, образуя синтагму ^[15].

О двух прочтениях времени (бесконечно циклическом настоящем и бесконечно делимой, пустой темпоральности прошлого и будущего) говорил Ж. Делез в работе «Логика смысла» ^{[4, с. 86]}: «Чистое событие — это разом и новелла, и рассказ, но никогда не актуальность» ^{[4, с. 88]}. Cинхрония и диахрония у Делеза сосуществуют как две модели темпоральности: время Хронос, в котором есть только момент настоящего, и абстрактное идеальное время Эон, в котором есть прошлое и будущее, но нет настоящего. Первое соотносится с конкретной реальностью, но бессмысленно, а второе, наоборот, имеет смысл, но не связано с реальностью. Стоит отметить, что Эон, не имеющий отношения к материи, все же нельзя понимать как ньютоновское математическое время, поскольку это время бестелесных, доиндивидуальных событий-глаголов. Первое — наследие традиционного общества, а второе — продукт эпохи Модерна. Делез полагал, что данные стратегии пересекаются, при этом Эон — не фатум, а игра, прежде всего речевая, то есть событие в ней является одновременно словом ^{[4, с. 92]}. Философ рассматривал сосуществование Хроноса и Эона как логическую и языковую данность, время — качественное измерение, и оно не имеет отношения к материи. Продолжая эту мысль, подытожу: социальная длительность коммуникативно обусловлена, событийный синтез имеет коммуникативный и интерсубъективный характер. В отстраненной исторической линии воспоминание, переживание и ожидание (прошлое, настоящее и будущее) связаны семиотически.

Историческая диахрония как коммуникативная синхрония

До эпохи Гутенберга ^[9] индивид не воспринимал социальные события синхронически: одновременность социальных действий осознавалась только в ближайших границах видимости. Время, «бегущее по кругу согласно законам числа» ^{[11, с. 519]}, имело циклический характер. Человек наблюдал повторяемость природных и социальных процессов, в которых сам участвовал: повседневные ритуалы, войны и праздники. Подчеркнем, что в работе не ставится задача выявить всю цепь взаимосвязей, которая обусловила изменения социального времени. Остановимся на коммуникативно детерминированных трансформациях. В информационном обществе возникает коммуникативный синхрон — репрезентация социального с помощью средств массовой коммуникации. Синхрон постепенно стал возможным после изобретения книгопечатания, когда изменился способ обмена информацией, и общество стало обозримым.

Структуралисты, прибегая к синхроническому подходу к рассмотрению истории, уделяли внимание моменту — история в таком аспекте представляет серию состояний общества и культуры. Принцип прерывности абсолютизирован, например, в ранних работах М. Фуко ^[16]. В линейной трактовке истории ^[5], напротив, какой-либо закон или принцип экстраполировался на все социальные системы, канвой выступала большая продолжительность (très longue durée в броделевском понимании ^{[22, с. 727]}). Ни номотетическая, ни идеографическая традиция не рассматривали время как длительность, оставаясь в этом смысле на позициях классической механики (или, как говорит Валлерстайн: «не избегли поклонения идолу ньютонианской Науки» ^{[2, с. 187]}). Полагаю, что при изучении нелинейного изменения совокупности социальных процессов следует сочетать синхронический и диахронический подходы в аспекте коммуникативного сворачивания и развертывания моментов. При коммуникативном максимуме диахрония сближается с синхронией. Так, современное информационное пространство позволяет представить последовательность событий как содержание одного момента.

Фотография — один из значимых видов иконической коммуникации — показательна как средство коммуникативно-социального обусловливания индивидуального времени. Интересен эпизод просмотра фотографий Роланом Бартом, который французский философ описал в эссе «Camera lucida» ^[1]. На одном из снимков XIX века — молодой человек, ожидающий смертной казни за покушение на убийство, дальше — череда личных фотографий матери самого Барта и ее подруг, снимок дороги, которые отсылают к историческим событиям в Вифлееме, — все это своеобразные «уколы» («punctum») памяти, «сплющивающие» ^{[1, c.121]} время в сознании человека. Можно сказать, что при этом происходит временное наслоение прошлого на будущее, когда ретроспективные переживания вдруг отсылают к будущему, заставляют воспринимать уже свершившееся как предстоящее.

Различные средства коммуникации в целом влияют на восприятие и интерпретацию времени социальных событий. Прочитанная новость и та же увиденная новость могут по-разному встраиваться в темпоральный контекст читателя и зрителя. Новостной телевизионный блок представляет собой репрезентацию последовательности событий. Даже если репортажи не связаны между собой, зритель воспринимает их линейно, как историю, как следующие друг за другом и, возможно, имеющие причинно-следственную связь моменты общественной действительности. Еще один немаловажный аспект — зрительно-слуховое восприятие телепередач, физиологические особенности которого отличны от восприятия письменной речи в печатных изданиях. С одной стороны, печатная форма передачи информации не имеет строго линейного характера, потому что читатель может перелистывать страницы, пропускать абзацы и возвращаться к отдельным смысловым отрезкам. С другой стороны, при чтении основное значение имеет функционирование левого полушария, которое обрабатывает сигналы второй сигнальной системы и отвечает за семантическую обработку информации, при этом восприятие смыслов носит не симультанный (одномоментный), а сукцессивный (последовательный) характер.

При просмотре телепередач восприятие устной речи является, напротив, симультанным, когда необходимо «не только удержать в памяти все элементы развернутой речевой структуры, но временно «обозреть» ее, уложить в одновременно воспринимаемую смысловую схему» ^{[8, с. 299]}. Восприятие устной речи при видеопросмотре дополняется кратковременной перцепцией визуальных образов. Cоциальные события, транслируемые телевидением, воспринимаются как протекающие быстрее тех, о которых индивид читает. Человек встраивает их в темпоральную линию событий, ориентируясь на хронометраж видеоматериала. Кроме того, видео позволяет зрителю воспринимать явления либо как синхронные (синхронизм зачастую относят к пространственной характеристике), либо быстро следующие одно за другим в определенном порядке.

Как уже было показано, многие концепции социального времени философов и социологов разных направлений резонируют с реляционной теорией времени и пространства. Еще один немаловажный пункт, в котором расходятся классическая и неклассическая теории, — это вопрос необратимости процессов. При первом приближении повторяемость свойственна повседневному и институциональному опыту ^{[3, с. 81]}, а вот индивидуальная жизнь носит необратимый характер. Бюрократические институты — отрицательная сторона коммуникативной рациональности — усиливают обратимость социальных процессов.

С другой стороны, вопрос о существовании «стрелы времени» универсален как в отношении социального, так и природного бытия. В классической механике ориентиром дискретизации физического времени-пространства являлась земля и ее вращение вокруг своей оси и вокруг солнца. Механистической природе было безразлично, что отображается на математической линии времени: начало или конец. И. Пригожин гениально обозначил разность между классической динамикой и термодинамикой как между физикой существующего и физикой возникающего ^[12]. В картине мира, где господствовала динамика, прошлое и будущее эквивалентны, законы физики вечны, и нет места «стреле времени». Постнеклассическая научная парадигма внесла серьезные коррективы в классическую оценку темпоральности: прошлое и будущее имеют разное значение для человека, так же они неравноправны, несимметричны и в природе. «Хаос приводит к включению стрелы времени в фундаментальное динамическое описание» ^{[13, с. 8]}.

Введение меры хаоса в научное описание значимо в контексте уникальности событий в социальных и физических системах, ансамблях. Природа, человек и общество в аспекте необратимых процессов оказались на одной чаше весов. Для того чтобы измерить всю глубину бытия, недостаточно раскрыть законы, необходимо обратиться к описанию эволюции ансамблей систем, истории их взаимодействий. В понимании и объяснении социальной эволюции эта идея имеет немаловажное значение. В аспекте технологического прогресса, быстрого развития коммуникационных средств можно говорить об изменении социальной темпоральности.

Ориентиром социального времени является жизнь, происходящие в ней изменения и наблюдаемые самими людьми жизненные моменты: «единицы времени определяются ритмом коллективной жизни» ^{[14, с. 112]}. В политической коммуникации время является опорным концептом, на который ориентируется субъект политики. Апелляция к прошлому может использоваться в дискурсе с разными целями: объединения или разобщения людей, демонстрации достижений существующей власти. Пережитые в прошлом события воспринимаются в таком случае по-разному ^[17], они могут вообще быть стерты из коллективной памяти. Любая темпоральная политическая отсылка к социальному прошлому (критика или прославление) выступает как моделирование картины мира с помощью СМИ.

Социальные взаимодействия и флуктуации отличаются от природных тем, что человек стремится повлиять на свое будущее и, возможно, придать каким-то процессам обратимый характер. В статье «Обратимые и необратимые процессы в едином мире» профессор А. А. Крушанов указывает, что после возникновения термодинамики в XIX веке была осознана асимметрия всех природных изменений, их однонаправленность и невозможность повторить событие, в связи с чем «прошлое <…> не может не отличаться от будущего» ^{[6, с. 86]}. Это справедливо и для социальной реальности, вместе с тем, индивид (общество) не всегда мирится с односторонней направленностью трансформаций. Человек сопоставляет прошлое и будущее, в традиционных обществах существенное значение имеет прошлое, в инновационных — будущее.

Таким образом, социальное прошлое и будущее всегда истолковываются, определяя облик настоящего. Социальная длительность конституирована пониманием, истолкованием времени в такой же мере, в какой человеческая темпоральность является переживанием рождения и осознанием конечности жизни.

Обусловленность социального времени средствами массовой коммуникации

Время коммуникации как последовательность смыслообразования связано с процессом медиации. Коммуникационное средство — это емкое многозначное понятие, с помощью которого определяются различные виды инструментов общения, как естественных (знаковые системы), так и искусственных (технические устройства и институты, которые обеспечивают их работу). Цифровая коммуникативная революция, в результате которой произошла трансформация пространственной и временной структуры социальности, изменила облик всех сфер общественной жизни. Обретают новые формы не только способы связи, но и восприятие коммуникаторами друг друга, времени и пространства общения. Высвечивание диахронических флуктуаций этой взаимосвязи раскрывает природу переходов от одной культурной парадигмы к другой, от традиционного общества к информационному. На смену эры технически опосредованной коммуникации, которая расширяла физическое присутствие человека в пространстве, приходит эра виртуальной коммуникации, растворяющая приватное в публичном, заставляющая человека осознавать неизбежную зависимость повседневности от медиакоммуникаций.

Интерактивность средств массовой коммуникации и информации трансформирует восприятие физического пространства и времени. Цифровой век, придав новый импульс развитию технических средств, повлиял и на медиаконтент. Если электронные устройства первого поколения (телеграф, стационарный телефон, телевидение) сократили пространственный и временной разрыв в опосредованных коммуникациях, то мобильная связь и Интернет их упразднили. Виртуальные коммуникации влияют не только на формы общения, но и на мироощущения человека. Фрагментированное сознание, личностная «одномерность» — все это следствие того, что СМИ, упорядочивая пространство информации, преломляют реальность и создают предпосылки «герметизации универсума» (Г. Маркузе), ограничений мироотношения и самовосприятия ^{[10, с. 109]}. Сегодня всемирная сеть создает иллюзию пространственной близости, фактически реализации идеала античной публичной сферы, в которой посредством разговора человек трансцендирует в область общезначимого, покидая круг приватного повседневного бытия. Новые технические средства расширили коммуникативное пространство, позволив осуществлять интерперсональную коммуникацию, коммуникацию один-многие (примером которой могут быть теле- и радиопередачи), синхронные (несинхронные) сетевые полилоговые коммуникации.

Происходит ускорение социального времени, связанное с развитием средств массовой информации и цифровой революцией. В предшествовавший эпохе модерна период коммуникаторы были связаны со средством передачи сообщения в физическом пространстве (по крайней мере, получатель сообщения находился в зоне звуковой и визуальной досягаемости, например, горн бы слышен, а огонь — виден на таком расстоянии, которое можно было преодолеть пешком за короткое время). Значит, если коммуникаторы передавали сообщения без разрыва во времени, то и пространственно (имеется в виду физическое пространство) они были связаны. Если же участники процесса общения были разделены в пространстве, то коммуникация осуществлялась не синхронно, а диахронически. Существовала достаточно прочная прямо пропорциональная пространственно-темпоральная зависимость: чем дальше — тем дольше, чем ближе — тем быстрее.

Начиная с эпохи Просвещения границы времени и пространства в коммуникации стали изменяться, и с появлением киберносителей, таких как Интернет и мобильный телефон, пропорции пространственно-временного континуума стали иными. Результатом преобразования средств передачи информации явилось устранение границ общения между коммуникаторами. Темпоральный аспект медиации меняется, тем не менее, сегодня наблюдается не только ускорение социальных взаимодействий, но и замедление вследствие формализации и овеществления отношений. Социальная трансформация коммуникативно выражена в формировании смыслов. Доведя до крайности мысль о семантике социального, можно прийти к выводу, что социальное время замедляется или останавливается при концептуальной пустоте: возникает коммуникативное взаимодействие, в котором форма преобладает над содержанием. В лингвистике такие случаи называются нулевой семемой, которой, например, может быть дополнительный глагол. В коммуникации такие механизмы являют собой антикоммуникативные объекты, избыточные связи. В повседневном измерении они воспринимаются индивидом как бесполезная трата и потеря времени.

В таком случае последовательность необходимо рассмотреть именно как действие. В качестве примера возьмем профессиональную коммуникацию. Средства, которые используются сегодня в организациях (электронная документация, специальные программы, выполняющие функции контроля и архивации), заменяют часть операций, осуществлявшихся человеком. Они создают промежуточные сообщения (их можно сравнить с бюрократической цепочкой в государственной организации). Если где-то в одном из звеньев происходит сбой, и сообщения не доставляются, то техническое средство может по какой-то причине не уведомить о том, что третья селекция (понимание или получение) не произошла. Неслучайно многие учреждения сохраняют документы в печатном виде для того, чтобы иметь возможность эти слабые места информационной системы компенсировать. Если система принимает новшества (в бинарном коде Н. Лумана — это «да» ^[7]), причем это должно быть исторически новое, а не повтор, то социальное время идет гораздо быстрее личностного времени.

Таким образом, коммуникация, выступающая системой социальных взаимодействий и определяющая временную связь индивида и социальных процессов, темпорально сплетает социальные события, образуя синтагму. Индивид включен в социальные отношения коммуникативно, и его самоидентификация связана с социодискурсивными механизмами. Интерсубъективный характер со-бытия определяет способ социального самоопределения. Дискурс в темпоральном аспекте представляет собой сочетание конкретно-речевого мгновения и текстовой длительности, прагмакогнитивных узлов, позволяющих интерпретировать социальное, ориентироваться и самоопределяться в нем. На сжатие, последовательность, длительность или моментальность, когда делезовский Эон сворачивается в Хронос, влияет процесс коммуникации с его средствами, видами, формами и другими элементами. Можно предположить, что дальнейший технологический прогресс приведет к темпоральным изменениям, которые невозможно объяснить в терминах классической научной парадигмы.