Марийская и русская поэзия в критических суждениях Е. А. Тудоровской (статья «Мастерство поэта», 1944)

Карпов Игорь Петрович доктор филологических наук профессор, кафедра русского языка, литературы и журналистики, Марийский государственный университет 424003, Россия, республика Республика Марий Эл, г. Йошкар-Ола, ул. Пушкина, 30, ауд. 312 Karpov Igor' Petrovich Doctor of Philology Professor of the Department of the Russian Language, Literature and Journalism at Mari State University 424003, Russia, respublika Respublika Marii El, g. Ioshkar-Ola, ul. Pushkina, 30, aud. 312 kip52@yandex.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-00086.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-00086.

В годы Великой Отечественной войны (1941–1945) в Марийской АССР пребывали и активно работали не только специалисты технических профилей на эвакуированных заводах, но и гуманитарии.

Виктор Фёдорович Иваницкий (1881–1956), выходец из Херсонской губернии, рождённый в семье учителя, получивший образование в Одесской духовной семинарии и Киевской духовной академии, работал в Рес­публиканской научной библиотеке (сейчас – Национальная биб­лиотека им. С. Г. Чавайна), в должности научного сотруд­ника, заведующим справочно-библиографическим отделом. В альманахе «За Родину» (Йошкар-Ола. 1944. № 5) была опубликована его статья, посвящённая баснописцу И. А. Крылову.

Екатерина Иосифовна Цинговатова (1911–2001), работница заводской многотиражки в Москве, редактор Гослитиздата, с начала войны вместе с детьми оказалась в посёлке Цибикнур, где был детский дом для эвакуированных детей. В марийской республике она редактирована сборник «Вперёд за Родину» (1942), написала рецензию на сборник «Марийские писатели» (1941).

Николай Николаевич Фатов (1887–1961), учёный-филолог, профессор, заведовал кафедрой литературы Марийского педагогического института, был автором большого количества работ (книг, в основном – брошюр) о Леониде Андрееве, Демьяне Бедном, Александре Пушкине.

Особое значение в литературной жизни республики имела деятельность Елены Александ­ровны Тудоровской (1904–1986), дочериАлександра Илларионовича Тудоровского (1875–1963), эвакуированного в Йошкар-Олу с Государственным оптическим институтом, научным руководителем которого был знаменитый ученый, академик С. И. Вавилов.

Тудоровская – прежде всего фольклорист, она составила сборник марийских народных сказок (в соавторстве с С. Эманом) ^[5]. Кстати, редактором книги был В. Ф. Иваницкий. В соавторстве с местным фольклористом В. М. Бердниковым выпустила монографию «Поэтика марийских народных песен» ^[1]. В 1955 году в Трудах Научно-исследовательского института языка, литературы и истории была опубликована её большая статья об изучении поэтики народных песен ^[13]. В этом же году в Москве вышло её исследование о волшебной сказке и сказках о животных ^[12], среди авторов книги – известный исследователь русского фольклора В. Я. Пропп, ответственный редактор издания Д. С. Лихачёв.

До настоящего времени остаётся популярным и переиздаётся изложение Тудоровской приключений Одиссея ^[15]. В 1977 году эмигрировав в США, публиковала в русскоязычной периодике статьи о русских писателях. После кончины Тудоровской её дочь Нина Аловерт подготовила к изданию книгу матери «Поэтика лирических стихотворений А. С. Пушкина» ^[14].

Таков жизненный, интеллектуальный и информационный контекст публикуемых Тудоровской произведений в Марийской АССР.

Особого внимания своей теоретической насыщенностью заслуживает статья Тудоровской «Мастерство поэта», в которой представлен обширный обзор вышедших во время войны сборника «Марий­ские писатели» ^[6], четырёх книжек альманаха «За Роди­ну», сбор­ника избранных стихотворений «Вперёд за родину» ^[3], в которых были представлены как марийские, так и русские авторы. С той или степенью полноты Тудоровская оце­нивает стихи марийских поэтов И. Осмина, М. Чойна, Н. Ка­зако­ва, В. Чалая, С. Виш­нев­ского, А. Бика, М. Майна, Шадт Булата, В. Элмара, В. Рожкина, русских поэтов Н. Бирюкова, Ю. Петрова, Дм. Леся.

В начале статьи Тудоровская отмечает, что в раскрытии темы Великой Отечественной войны «поэзия Марийской респуб­лики ни в чём не отстаёт от литературы братских народов», но «на вопросы мастерства ей следует обратить серьёзное внимание» ^[16].

Чтобы понять, почему именно мастерство поэтов привлекло внимание исследовательницы, учтём три обстоятельства.

Первое: личные пристрастия Тудоровской. В фольклоре (рус­ском и марийском) её интересовала именно поэтика – форма, структура. От формы она идёт к содержанию, т. е. к сознанию, воплощённому в тестах.

О такой методологии писал А. А. Блок: «Стиль всякого писа­теля так тесно связан с содержанием его души, что опытный глаз может увидать душу по стилю, путём изучения форм проникнуть до глубины содержания» ^{[2, с. 315]}.

Известный фольклорист В. Я. Пропп критиковал «вульгарно-социологическую» концепцию Тудоровской. И до нашего време­ни доходит эта критика ^[7]. Но сама постановка проблем поэтики была определённым вызовом тому литературоведению, для кото­рого первичным в оценке литературно-художественного произве­дения были содержание, темы, идеи.

Второе обстоятельство: литературно-идеологическая атмос­фера в стране и науке. Не так давно, в середине 1920-х годов, была начата критика «формальной» школы, ОПОЯЗа (общество изучения поэтического языка). Л. Троцкий: формальная школа – «препарированный недоносок идеализма» ^{[11, с. 145]}. В 1930-е годы слово «формализм» превратится в политическое обвинение.

Третье обстоятельство: Тудоровская два раза была арестована (в 1923 и в 1931 году за участие в студенческих протестах), была выслана на 3 года на Урал (в Тобольск). В ссылке вышла замуж, в 1935 году вернулась в Ленинград, а муж в 1937 году был расстрелян.

Дворянка, дочь знаменитого физика, лауреата Сталинских пре­мий, она не примет идеологического диктата и хотя в своих работах отдаст дань «вульгарному социологизму», уедет за границу.

Так что в начале статьи Тудоровская как бы обезопасила себя, сказав, что с темой войны в марийской литературе всё нормально.

Далее Тудоровская ставит важнейшую для многонацио­нальных наших литератур проблему возможности судить об авторе по переводам его произведений.

И утверждает: «Перевод не может значительно изменить содержание образа, развитие поэтической мысли, – а они-то и составляют главную основу мастерства поэта». В этом случае можно рассматривать как марийских писателей (переводные тексты), так и русских. «…Уровень мастерства у русских и марийских поэтов в общем одинаков». Отметим: «содержание образа» и «развитие поэтической мысли». Посмотрим, как она воплощает эти понятия в анализе конкретных произведений.

Предварительный тезис: «Творчество поэтов Марийской республики ещё очень молодо. Нельзя говорить о традициях и определённой школе; можно сказать лишь о тенденциях, о поисках традиции».

Здесь мы можем уточнить автора, потому что два поколения марийских писателей (1880-х и 1900-х годов рождения) были уничтожены в 1937–1938 годах, как и несколько начинающих русских поэтов. Так что Союз советских писателей МАССР в 1939 году создавался заново из совсем недавно проявивших себя в литературе молодых писателей.

Ответственный секретарь союза С. Николаев писал, приводя казусные примеры: «Не совсем благополучно и в отношении качества художественного творчества начинающих поэтов. Чувствуется сухость и бледность образов, отсутствует глубокая мысль и идея. Многие из них спешат, подражают друг другу, поэтому стихи часто не отличаются друг от друга ни формой, ни стилем.

Ан. Бик в 1939 году пишет:

Еду я на дальнюю границу

Родину свою защищать.

Чалай в этом же году повторяет:

На границу, далеко я еду

Родную страну защищать.

Рожкин в 1940 году пишет это же самое:

Я еду на дальнюю границу

Родную страну защищать.

Таких примеров немало. Списывание не поможет продвижению вперед нашей молодой поэзии» ^[8].

Тудоровская особое внимание обращает на марийского поэта И. Осмина (Осмин Йыван, 1915–1997) – как обладающего своим «индивидуальным творческим лицом». Поэту «свойственен ясный лиризм и задушевность интонаций, близость к народной песне, склонность к сравнениям и образам, взятым из обыденной жизни народа».

Тудоровская приводит отрывок из стихотворения, в котором «слышен оригинальный, собственный голос лирического поэта», – «В прощальную ночь» (в переводе Б. Иринина).

…С высоты, с высоты льёт свой свет искрометный

Месяц полным ковшом на ковёр самоцветный…

Вновь вперёд! Под уклон!.. Где виднеется просинь,

Между ровных рядов убегающих сосен, –

Там – Кокшага. И вот, словно тени, легки,

Встали липы, дубы по откосам реки.

И, косясь с крутизны на её берега,

Лось стоит, приподняв золотые рога. ^[10]

Насколько перевод порой обезличивает автора, мы можем понять, сравнивая переводы этого стихотворения Б. Иринина и А. Казакова.

В переводе последнего стихотворение потеряло темп, энергичность, превратилось в повествовательный рассказ ^{[9, с. 21-22]}.

Тудоровская, при всей высокой оценке лирики Осмина, отмечает: «Гораздо меньше удаются поэту стихотворения на не­лирические темы». Так Тудоровская косвенным образом указы­вает на неудачные стихи политического содержания.

Главный недостаток и Осмина, и других поэтов – «частое отсутствие развития темы, отрывочность мыслей», неверное «развитие поэтической мысли». Тудоровская подробно обосно­вывает эти понятия.

Жизнь полна недоумений и конфликтов, «увидеть мир пра­вильно, почувствовать (а не только понять!) истину за кажущейся пестротой явлений – это и даёт поэзия». «…Жизнь – предмет поэзии. Но тогда тема стихотворения должна выражать какое-то противоречие жизни, которое поэт стремится разрешить. Проти­воречие – развитие – разрешение, – таков обычный путь каждой темы, каждой поэтической мысли».

Если мы зададим себе вопрос, из какого мышления могли родиться такие мысли, то нам станет ясно: из мышления, которое обогащено знаниями и законов логики, и законов риторики, и законов художественного творчества.

Тудоровская тактично показывает на примере стихотворения «Вперёд» поэта Мирона Чойна, что высказанная им мысль в первой строфе повторяется в последующих.

В стихотворении «Колья» русского поэты Н. Бирюкова «есть все необходимые элементы развитой поэтической мысли, но они так перепутаны, что мысль теряет всякую ясность».

В качестве примера «правильно выполненного развития темы» Тудоровская приводит стихотворение Ю. Петрова «Метель».

«В нём противоставлены (так в тексте. – И. К.) две темы: фронтовая ночь, полная воя метели и грохота орудий, – и тихое жильё в котором

Стекла тоненько

Перезванивают.

С виду сумрачен,

Неказист,

Прикурнул

К русской печке раненый,

Обгоревший в боях танкист.

Встаёт вопрос, который и надо разрешить: как можно оставаться спокойным на тихом островке посреди военной бури?

В дальнейшем разъяснятся: раненый танкист и не может оставаться спокойным. Все мысли его там, на войне, с товарищами, идущими вперёд:

И дымит он,

Дымит цыгаркою,

И всё слышит:

Сквозь морок, муть

Миномёты,

И воя и каркая,

Пробивают

На Запад путь.

Образ метели, безостановочно рыскающей за дверьми, сливается с образом военной бури, увлекающей всё живое в своём неудержимом движении».

После разъяснения того, что такое «правильное строение поэтической мысли», Тудоровская приходит к главной проблеме: в чём отличие публицистики от поэзии, декларации от лирического стихотворения?

Рассуждения Тудоровской на эту тему соответствуют началь­ным главам учебного предмета «Введения в литературоведение», который изучают сегодня на первом курсе студенты филоло­ги­ческих факультетов: публицистика – логические доказательства, прямое точное выражение идеи; в поэзии – образ, идея скрыта в образе. Но в то время, вероятно, и такие истины нуждались в повторении.

Тудоровская приводит многочисленные примеры «отвле­чённых понятий», «общих определений», «штампов», «ни одной живой черты», «выдуманная абстракция», «декларативные речи», «штампованные слова и образы», «берётся плакатный лозунг и втискивается в форму лирического стихотворения», «примитив­ный, броский агитационный лозунг»…

Поднимая важную проблему содержания и формы, Тудоровская пишет, что «для каждой темы надо отыскать свою наилучшую форму, которая поддерживала бы тему, придавала ей яркость и силу», советует авторам, использующим «плакатные лозунги», обратиться к жанру агитки. Показывает своеобразие и важность этого жанра – работа В. Маяковского в «Окне Роста», «лирическая агитка» Анны Ахматовой «И та, что сегодня прощается с милым…». Кстати, называет Ахматову принадлежащей к «крупнейшим мастерам поэзии XX века».

«Это происходит вовсе не из отсутствия таланта, а исклю­чительно по непониманию своих задач», – заключала Тудо­ровская, тактично обходя одну важную проблему: образное мыш­ление неразрывно связано с природной поэтической одарён­ностью, с талантом, которым человек, пишущий стихи, или наделён свыше, или не наделён. И в большинстве случаев поэзия, тем более провинциальная, – это переведение обыденных сужде­ний, безобразного мировосприятия в стихотворные размеры, рифмы, строфы. И стихотворцу невозможно это объяснить, а поэту – и объяснять не надо. Поэтому стихотворцев всегда много, а поэтов – всегда мало, единицы.

«Чем ярче индивидуальность каждого образа, тем большее впечатление он производит» – такие правильные высказывания критика предполагают следующую мысль – об индивидуальности самого поэта.

Сравнивая поэзию марийских авторов довоенного (сборник «Марийские писатели», 1941) и периода войны, Тудоровская отмечает «углубление поэтической мысли». Но указывает на возможные пути преодоления однообразия и декларативности: «Вместо того, чтобы без конца повторять “Люблю страну мою родную” и перечислять, что любит автор, лучше бы показать, как реальный данный человек в своих поступках и чувствах действительно руководится любовью к родине».

«…Война должна принести зрелость поэтам», зрелость «придёт только к тем, кто будет ждать и добиваться её, – будет думать и учиться, учиться мысли художника, мастерству поэта, кто полюбит поэзию больше, чем собственные стихи…». Так Тудоровская указывала пути развития поэзии в Марий Эл, ссылаясь на поэму «Во весь голос» В. Маяковского, в которой «подчинение своей личной заинтересованности интересам поэзии, интересам идеи – и есть поэтическая зрелость».

«Марийские поэты и должны стремиться к этой плодотворной зрелости. Тогда лучшие стороны их поэзии – их патриотизм, любовь к родному краю, особенный задушевный характер их лирики, связанной с марийской народной поэзией, их тонкое чувство родной природы, умение увидеть конкретные детали явлений, наконец, их тяга к светлому утверждению жизни, – всё это достигнет своего полного расцвета, создаст марийскую школу поэтов во всём её национальном своеобразии».

В конце статьи Тудоровская говорит только о марийской поэзии. Насколько воплотились в жизнь её пожелания и её видение перспектив марийской поэзии, – это могут подтвердить или опровергнуть специалисты в области марийской поэзии. Но эти её высказывания настолько важны, что должны быть разоб­раны буквально по каждому слову, чтобы понять, будут ли соз­даны марийская школа поэтов и русская школа поэтов Марий Эл.

Нас в данном случае интересуют не конкретные разборы Тудоровской, а уроки её критики. И если мы посмотрим на развитие критической мысли в Марий Эл в последующие годы, если прочитаем размышления поэтов об особенностях своего труда, например, запечатленные в письмах Нины Жибрик (1933–2012), к молодому поэту Николаю Михееву (1959–2002) ^[4], а это уже 1980-е годы, то поймём, что мысли Тудоровской и сегодня актуальны, ведь и критики, и сами поэты говорили и говорят об одном и том же – о цельности стихотворения, о цельности автор­ского мировосприятия, о специфике литературно-художест­вен­ного произведения как поэтической реальности.

Статья Тудоровской – один из первых опытов интеллек­туаль­ной критики: осмысленные теоретические установки сопряжены с тонким интуитивным проникновением в анализируемый текст. И что очень важно – опять же для нас: Тудоровская не была ангажирована местными обстоятельствами – зависимостью от людей, о которых она писала. Это взгляд не просто со стороны, но из мира высокой культуры.