Международная научная коммуникация в развитии научно-практических течений отечественной психологии в первой половине XX века

Артемьева Ольга Аркадьевна ORCID: 0000-0002-0093-0166 доктор психологических наук профессор кафедры общей психологии Иркутского государственного университета, руководитель лаборатории методологии и истории психологии 664025, Россия, г. Иркутск, ул. Чкалова, 2, каб. 205 Artemeva Olga Arkadjevna Doctor of Psychology Professor of the department of General Psychology, Head of the Laboratory of Methodology and History of Psychology, Irkutsk State University 664025, Russia, Irkutsk, Chkalova str., 2, office 205 oaartemeva@yandex.ru Другие публикации этого автора

Синёва Ольга Валентиновна кандидат психологических наук старший преподаватель кафедры социальной, экстремальной и пенитенциарной психологии Иркутского государственного университета 664003, Россия, г. Иркутск, ул. Чкалова, 2, каб. 406 Sinyova Olga Valentinovna PhD in Psychology Senior Educator, the department of Social, Extreme, and Penitentiary Psychology, Irkutsk State University 664025 Irkutsk, ul. Chkalova 2 igel-1986@yandex.ru Другие публикации этого автора

Работа подготовлена при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации № МД-1443.2017.6, использованы результаты исследования по гранту РФФИ № 17-36-01096.

Проблема

Вопрос об уникальном характере проявления интернационалистских тенденций в развитии российской психологии все чаще становится предметом обсуждения в современной историко-психологической и методологической литературе. Актуальность данной проблематики возрастает в контексте продолжающихся дискуссий о самобытности и национальных особенностях отечественной психологической школы, а также о специфике международного научного сотрудничества советских психологов в период 1920-1930-х гг. ^{[11, 17, 18, 19, 20]}.

Мы предлагаем решение проблемы на материале истории отечественной практико-ориентированной психологии, а именно таких ее научно-практических течений, как психоаналитическое, педологическое и психотехническое ^{[1; 14]}. Реконструкция процесса развития научно-практических течений отечественной психологии первой половины XX столетия в конкретном социально-историческом контексте позволяет преодолеть ограничения подхода к изучению советской науки как «репрессированной» ^[16]; раскрыть уникальность советского опыта организации науки и практики психологии, не только пострадавшей от административного вмешательства в годы сталинизма, но преодолевшей сложные условия собственного развития ^[3].

Заметный вклад в изучение проблемы интернационализма российской психологической науки этого периода вносят работы А. Ясницкого. Анализируя обширный фактологический материал, автор находит убедительные основания для «рассмотрения советской психологии не только как «самобытной» и «глубоко своеобразной» науки, но и в ключе «транснациональной истории» (transnational history), основанной на анализе транснациональных научных сетей и систематического международного обмена научной информацией...» ^{[17, с. 68]}. Выводы А. Ясницкого вполне согласуются с позицией Т. В. Корниловой, рассматривающей интернационализм науки как эффект научной коммуникации, результат освоения учеными разных стран «надындивидуального багажа знаний» ^[8].

Несомненный интерес представляют работы Э. Байфорда, который, в ходе критики конструкта «репрессированная наука», разводит понятия «науки» и «научного движения», а точнее – «профессионального / научного движения» ^[4]. Последнее автор определяет как гибрид науки и практики или же такой вид прикладной научной деятельности, который мотивирован, в первую очередь, запросами социальной практики и широко понимаемой индустрии. В определении данного понятия ключевой оказывается категория совместной деятельности (а значит, и коммуникации) ученых и представителей других профессиональных групп, особенно деятельность, связанная с их самоорганизацией для достижения определенных целей. При этом феномен научного движения в исследованиях Э. Байфорда предстает как международное явление, не ограниченное локальными рамками советского общества [там же].

Мы схожим образом рассматриваем педологическое, психотехническое и психоаналитическое течения как объединения психологов-исследователей в конкретных исторических условиях, реализующих общие методологические установки при организации психологической науки и практики ^[14]. Такой социально и практико-ориентированный подход видится перспективным для анализа интернациональной истории развития отечественной психологии и, прежде всего, научно-практических течений в контексте идеи о саморазвивающемся коллективном субъекте научного познания ^[2], вовлеченном в систему международных научных коммуникаций.

Для изучения особенностей этой системы проведен анализ данных о таких формах коммуникации, как:

1) международное сотрудничество в ходе организационного оформления научно-практических течений;

2) коммуникативная активность отечественных психологов–представителей научно-практических течений в форме участия в международных научных мероприятиях, а также неформальных контактов с зарубежными коллегами.

Основными источниками анализируемых данных послужили обзорные историографические работы 1925-2015 гг., представляющие состояние отечественной психологии изучаемого периода; биографические статьи о ведущих представителях научно-практических течений, опубликованные в психологических словарях; а также продукты деятельности отечественных ученых (материалы международных научных съездов и конференций, переводные издания, научные рецензии, личная переписка).

Международное сотрудничество в ходе организационного оформления научно-практических течений

Анализ процессов организационного оформления научно-практических течений отечественной психологии в первой половине XX века показывает, что наиболее отчетливые интернационалистские тенденции прослеживаются по этому показателю в развитии психоанализа. Так, в 1920 г. отделом психологии Московского психоневрологического института стал заведовать профессор И. Д. Ермаков, осуществлявший исследовательскую работу в области психоанализа. Интерес его в этой сфере сформировался в 1910-е годы во время пребывания в Европе.

Важной вехой институционализации психоаналитического течения и ярким примером проявления интернационалистских тенденций в его развитии стало открытие в 1921 г. на базе Московского психоневрологического института психоаналитически ориентированного детского дома-лаборатории. В 1922 г. шефство над этим учреждением взял на себя Союз германских горнорабочих «Унион», желавший содействовать разработке новых социально-педагогических приемов в международном масштабе и оказывать постоянную поддержку детскому дому. Как известно, по предложению немецкой стороны Детский дом-лаборатория стал называться «Международная солидарность»: контингент воспитанников его составляли дети крупных советских и партийных руководителей. Деятельность Детского дома строилась на принципах психоаналитической педагогики. Его сотрудники И. Д. Ермаков, О. Ю. Шмидт, Р. А. Авербух, М. В. Вульф, С. Н. Шпильрейн и др. пытались решить прикладную задачу поиска новых путей воспитания ребенка от 1 года до 5-6 лет в соответствии с основными положениями психоанализа. Они занимались исследованиями проблем характера, обучения и воспитания, творчества, религии; решали задачи психоаналитической терапии, подготовки кадров и др.

Русское психоаналитическое общество, утвержденное в 1922 г., являлось, по существу, отделением Интернационального психоаналитического общества, основанного в 1910 году, во главе которого стоял З. Фрейд и его ближайшие сотрудники ^[12]. А издаваемый в 1910-1914 гг. в Москве журнал «Психотерапия. Обозрение вопросов психического лечения и прикладной психологии» фактически стал одним из первых международных психоаналитических журналов.

Международный характер организационного оформления педологического и психотехнического течений в России менее очевиден. Несмотря на опыт обучения и стажировки, богатые международные связи своих лидеров, прежде всего А. П. Нечаева и И. Н. Шпильрейна, основные педологические и психотехнические структуры были созданы в СССР исключительно на основе внутригосударственных ресурсов.

Еще в 1909 г. в дореволюционной России под руководством А. П. Нечаева было создано Общество экспериментальной педагогики. Уже в советской России в 1927 г. было учреждено Московское тестологическое объединение под председательством П. П. Блонского; а в 1928 г. – по итогам работы Всероссийского съезда педологов – Педологическое общество и журнал «Педология». В 1921 г. в Москве образовалось сразу три педологических учреждения: Центральный педологический институт, Медико-педологический институт и психолого-педологическое отделение 2-го МГУ. Официальными научными объединениями были Лаборатория экспериментальной педагогики при Институте по изучению мозга, Институт научной педагогики и Педологический институт в г. Ленинграде, Институт психологии, педологии и психотехники в г. Москве. Все они работали при поддержке государства, партийных лидеров, в частности Н.К. Крупской, председательствовавшей в Обществе педагогов-марксистов при Комакадемии.

Работа открытых И.Н. Шпильрейном в 1922-1928 гг. лаборатории промышленной психотехники при Наркомтруде, секции психотехники в Институте экспериментальной психологии, Всероссийского общества психотехники и прикладной психофизиологии, журнала «Психофизиология труда и психотехника» также поддерживалась советской партийной элитой, прежде всего, Л. Д. Троцким. Можно полагать, что опора на внутренних политических лидеров оказалась для советской педологии и психотехники в той же степени фатальной, как и ориентация на международные связи в ходе организационного оформления психоанализа.

Интернационализм научно-практических течений отечественной психологии в 1920-1930-х гг. более отчетливо проявился в такой форме сотрудничества с зарубежными коллегами, как коммуникативная активность.

Коммуникативная активность отечественных психологов

Активные коммуникативные связи в советский период развития отечественной психологии обозначились раньше других также в психоаналитической среде. В начале 1920-х гг. А. Р. Лурия, еще будучи председателем Казанского психоаналитического кружка, обратился с письмом к З. Фрейду, запрашивая разрешение на авторизацию перевода одной из его работ, и получил положительный ответ ^[10]. Параллельно с этим в Москве Русское психоаналитическое общество, учрежденное в 1922 г., и Детский дом-лаборатория «Международная солидарность» поддерживали связь с зарубежными психоаналитиками: русские ученые принимали у себя зарубежных коллег и наносили ответные визиты. Так, в 1921 г. Детский дом посетил профессор Папенгейм из Вены, в марте 1922 г. – профессор Эгертон из Лондона.

В сентябре 1923 г. В. Ф. Шмидт вместе с мужем, академиком, будущим полярником О. Ю. Шмидтом, курировавшим Детский дом, выезжала за рубеж, чтобы ознакомить Международное сообщество психоаналитиков с достижениями в Москве. Результатом поездки стала публикация в Международном психоаналитическом издательстве работы В. Ф. Шмидт «Психоаналитическое воспитание в Советской России. Доклад о детском доме-лаборатории в Москве». В августе 1923 г. Детский дом посещали представители Коминтерна из Германии ^[5]. Представители российского психоаналитического течения участвовали в работе международных психоаналитических конгрессов, публиковали свои материалы в зарубежных журналах, а также состояли членами зару­бежных психоаналитических организаций.

Лидеры европейского психоанализа, в свою очередь, со вниманием относились к достижениям и проблемам своих советских коллег: в 1921 г. Сабина Шпильрейн опубликовала в «Международном журнале психоанализа» статью «Русская литература. Отчет об успехах психоанализа (1914-1919)», в которой представила международной общественности 18 ключевых фигур российского психоанализа, их идеи, работы и достижения ^[12]. В 1923 г. «Международный журнал психоанализа» сообщил о формировании в России специального Комитета, функцией которого была координация действий Государственного психоаналитического института и Русского психоаналитического общества.

Известны случаи участия в международных конференциях представителей и других научно-практических течений советской психологии, в частности, педологии. Так, летом 1925 г. состоялась европейская командировка Л. С. Выготского. Реконструкции истории этой поездки посвящена публикация Рене Ван дер Веера и Е. Завершневой ^[6]. С 20 по 24 июля 1925 г. в Лондоне должна была пройти VIII Международная конференция по просвещению глухонемых детей. Несколькими месяцами ранее советское правительство получило от британского правительства соответствующее приглашение. Решением Министерства образования на роль делегата конференции, представляющего Советскую Россию, был утвержден молодой психолог и дефектолог Л. С. Выготский. В начале июля Л. С. Выготскому было направлено письмо, подписанное министром образования А. В. Луначарским, которое содержало детальные инструкции относительно того, как себя вести и какие позиции отстаивать за границей [там же]. Анализ этих событий позволяет сделать вывод о политической и экономической поддержке международных контактов советских ученых со стороны государства в 1920-х гг.

Ведущие представители советской психотехники И. Н. Шпильрейн и С. Г. Геллерштейн и др. впервые массированно выступили за границей на IV международном психотехническом конгрессе в Париже в 1927 г. ^[13]. IX психологический конгресс, проходивший в 1929 г. в Йельском университете в Нью-Хейвене, «ознаменовал собой решительный поворот в международных отношениях между советскими и западными психологами: советские ученые… делегировали на конференцию в Америку самую представительную делегацию за все время существования СССР» ^{[19, с. 103]}. Среди прочих, в состав третьей по величине из неамериканских делегаций вошли не только И. Н. Шпильрейн С. Г. Геллершейн, А. Р. Лурия и еще семь представителей советской науки. В 1930 г. И. Н. Шпильрейн принял участие в VI Международной конференции по психотехнике в Барселоне. В последующие годы советские исследователи также участвовали в работе всех международных психотехнических конгрессов вплоть до последнего довоенного, прошедшего в 1934 г. в Праге.

Также известно о готовившейся в 1940 г. поездке А. Р. Лурии в Нью-Йорк для прочтения престижных Салмоновских Лекций в Нью-Йоркской Академии Медицины: конкретные планы на осуществление такой поездки в 1940 г. были прерваны началом войны. Источником этих данных стало письмо А. Р. Лурии Хорасу М. Каллену, датированное 26 августа 1941 г. Этот и другие случаи приводятся А. Ясницким как примеры активного формирования личных контактов отечественных ученых внутри «международной сети личных связей» ^[20].

Результатом роста авторитета научно-практических течений отечественной психологии за рубежом явилось право, полученное советским психотехническим сообществом на подготовку и проведение в Москве в 1931 г. Международной на­учной конференции по проблемам психотехники (VII International Congress of Applied Psychology, or Psychotechnics), принявшей около 600 участников, из них около 100 зарубежных гостей ^[13]. Председателем конференции был И. Н. Шпильрейн, избранный к тому времени президентом Международной психотехнической ассоциации ^[7]. В ходе XI психологического конгресса (Париж, 1937 г.) был сформирован международный комитет следующего, XII конгресса, проведение которого было запланировано на 1940 г. в Вене. Лидер отечественной психотехники И. Н. Шпильрейн был включен в состав комитета, правда, как выяснилось, уже посмертно. Что, разумеется, было знаком признания заслуг ученого в деле «интернационализации и продвижения советской психологии на Западе» ^{[19, с. 106]}.

Итак, анализ данных об участии отечественных ученых – представителей научно-практических течений в международных научных мероприятиях позволяет сделать вывод о заметной интернациональной активности советских психологов на протяжении 1920-х – 1930-х гг. С другой стороны, зарубежные психологи также принимали достаточно активное участие в деятельности научно-практических течений в России. Они участвовали в дискуссиях о возможностях синтеза идей фрейдизма и марксизма, в том числе, после 1925 г., несмотря на официальные постановления, направленные на закрытие Государственного психоаналитического института. Так, М. В. Вульф в 1926 г. опубликовал «Открытое письмо проф. В. М. Гаккебушу» как ответ на его статью «К критике современного применения психоаналитического метода лечения» (1925), в котором защищал психоанализ и деятельность Международной психоаналитической ассоциации ^[12]. В 1929 г. на совместном заседании Общества врачей-материалистов и Общества психоневрологов был заслушан и обсужден доклад приглашенного в Коммунистическую Академию зарубежного психоаналитика В. Райха. Отличительной чертой подобного рода дискуссий было преобладание научных аргументов над обвинениями политического характера ^[9]. В 1930 г. эмигрировавший в Германию М. В. Вульф опубликовал статью «Положение психоанализа в Советском Союзе», в которой подчеркнул факт энергичного противодействия развитию психоанализа со стороны «официальных сил» ^[12].

Обсуждение результатов

Таким образом, результаты проведенного исследования показывают, что характер проявления интернационалистских тенденций в становлении научно-практических течений отечественной психологии изменялся на протяжении первой половины XX столетия. Так, до 1920-х гг. международные связи российской и советской научно-практической психологии были преимущественно односторонними, а влияние отечественной психологии на развитие международной науки оставалось весьма ограниченным. Однако к середине 1920-х годов отечественные психологи стали не только рядовыми членами международного психологического сообщества, но и активными деятелями ^[3].

Прежде всего, это выражаетсяв высоких показателях коммуникационной активности отечественных ученых. Процессы международной коммуникации реализовались в форме публикаций (переводы, предисловия к работам зарубежных ученых, научные рецензии и доклады), а также активного участия отечественных исследователей в научных дискуссиях и конференциях. Таким образом, в качестве основных показателей интернационального характера развития научно-практических течений отечественной психологии в этот период могут быть рассмотрены данные о научной коммуникации, взаимодействии ученых разных стран в связи с решением общих проблем теоретико-методологического и практического характера.

Можно утверждать, что развитие научно-практических течений отечественной психологии в первой половине XX столетия протекало в русле «мейнстрима» ^[15] мировых научных исследований. Вместе с тем, специфика социокультурного пространства институционализации научно-практических течений обусловила национальное своеобразие, проявившееся в специфике постановки проблем, оказавшихся ведущими в рамках «национальной» науки как исторически конкретного образования ^[8]. Постановка этих проблем обнаруживает связь с социальной ситуацией развития науки и имевшей место общественной потребностью – в подъеме производительности труда, воспитании нового человека, теоретическом и идейном оправдании социальных преобразований, укреплении политических позиций и зарубежного авторитета советского государства.

Как видим, для того, чтобы возникшее в русле интернационального «мейнстрима» научное течение приобрело практико-ориентированный характер, необходимо включение результатов исследований в решение производственных, административно-политических, социальных и идеологических задач. Постановка таких задач тесно связана с контекстом национально специфичной социально-исторической ситуации, особенно в условиях социальных потрясений и катаклизмов, требующих максимальной активизации человеческого потенциала и формирующих соответствующий социальный запрос к научно-исследовательской практике.

Представляется очевидным, однако, что интернационалистские тенденции в институционализации научно-практических течений отечественной психологии не могут быть объяснены влиянием только лишь общесоциального условия социальной детерминации их развития. Усиление этих тенденций в 20-30-е гг. XX века мы связываем с проявлениями такого научно-социального условия социальной детерминации, как советская научная политика. Как справедливо отмечает А. Ясницкий, «международная научная политика с одной стороны, является неразрывной частью государственной внешней политики и дипломатии, а с другой – представляет собой составной элемент государственной политики в области науки, и такая двойственность должна лежать в основе любой попытки понять процессы, стоящие за международными контактами советских ученых в обсуждаемый период» ^{[18, с. 116]}. Учитывая назревшую необходимость укрепления международной репутации и признания СССР за рубежом, правительство советской России было заинтересовано в развитии этих контактов. Политическая и экономическая поддержка государства проявлялась в организации заграничных командировок отечественных психологов и международных научных мероприятий в Советском Союзе, закупке зарубежных журналов для научных библиотек и т. д.

Степень выраженности данного условия в разные периоды становления и развития научно-практических течений отечественной психологии в первой половине XX столетия была неодинакова. Наиболее заметно влияние советской научной политики в 1921-1936 гг. Это влияние носило амбивалентный характер. С одной стороны, на эти годы приходится становление системы организации и поддержки научных исследований, определившее институционализацию практической психологии в России. С другой, идеологизированность и иерархизированность научной политики, особенно в период 1931-1936 гг., обусловила процессы активной деинституционализации научно-практических течений.

Еще одним результатом проведенного исследования является представление о связи между степенью международного сотрудничества в организационном оформлении научно-практического течения и скоростью его ликвидации в истории советской психологии. Как показано выше, наиболее активное международное сотрудничество было характерно для психоаналитического течения.Психоанализ, получивший не только покровительство партийных лидеров, но и поддержку со стороны германских ученых и рабочих, был ликвидирован первым из основных научно-практических течений. Основной психоаналитический центр – Государственный психоаналитический институт – был закрыт в 1925 г., в то время как печатные органы двух других течений «Педология» и «Психотехника и психофизиология труда» в 1928 г., тремя года позже, были только основаны.

Таким образом, анализ материалов исследования позволяет сделать следующие выводы.

1. Представление о реализации изоляционистской установки российских психологов в развитии научно-практических течений в первой половине XX столетия должно быть признано несостоятельным. Перед нами предстает более объемная картина международного положения отечественной психологической науки и практики в изучаемый период. Принимая во внимание социокультурное своеобразие контекста развития российской и советской психологии, определяемое уникальным сочетанием общесоциальных и научно-социальных условий ее развития, мы, в то же время, начинаем лучше видеть тесную связь между институционализацией научно-практических течений и международной научной коммуникацией.

2. Проведенный анализ показывает, что международные научные контакты отечественных ученых рассматриваемого периода, в частности, представителей научно-практических течений, находили активную политическую, организационную и экономическую поддержку со стороны партии и правительства. Это было обусловлено спецификой социальной ситуации, необходимостью решения конкретных социальных, экономических, политических и идеологических задач молодой советской страны. Эти данные являются основанием для критического осмысления представлений о советской психологии как «репрессированной науки».

3. Вместе с тем в условиях амбивалентной советской научной политики международные контакты ученых не только использовались как инструмент признания молодого советского государства, но и, в условиях внутрипартийной борьбы, могли стать аргументом идеологической критики, против влияния «чужеземных», «буржуазных» идей на советскую науку и практику.

4. Результаты анализа международной коммуникативной активности советских ученых, особенно неформальных личных контактов, наглядно демонстрируют способность коллективного субъекта отечественной психологической науки к самоорганизации ^[2] и преодолению навязываемого извне изоляционизма в научной деятельности и коммуникации. Даже в ситуации осложнения общесоциальной и научно-политической обстановки 1931-1936 гг., а также в период Великой Отечественной войны представители научно-практических течений отечественной психологии находили возможности для поддержания научных контактов с зарубежными коллегами. Особую роль при этом играл личностный фактор, что определяет перспективную линию нашей дальнейшей работы.

Кроме этого, в перспективе, анализ влияния советской научной политики в истории развития международных коммуникаций отечественных ученых и практиков представляется продуктивным в контексте современных дискуссий о путях развития российской психологии и ее месте в международной науке.