Научная дипломатия: сущность и роль в системе международных отношений

Букалова Светлана Владимировна кандидат исторических наук доцент, кафедра политологии и государственной политики, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Среднерусский институт управления - филиал 302028, Россия, Орловская область, г. Орел, бул. Победы, 5а Bukalova Svetlana Vladimirovna PhD in History Associate Professor at the Department of Political Science and State Policy of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Orel Branch 302028, Russia, Orel, bul. Pobedy, 5a stl1612@yandex.ru Другие публикации этого автора

В последние десятилетия в мире чётко обозначилась тенденция увеличения количества участников международных связей. Постбиполярная система международных отношений характеризуется многообразием акторов, влияющих на формирование политических процессов на международном уровне. Постоянно усложняющаяся международная повестка, находящийся в состоянии перманентной трансформации баланс сил традиционных акторов-государств, новые вызовы и угрозы будущему человечества, новые явления общественной жизни, обусловленные глобализацией и информационной революцией, создают новое качество мировой дипломатии, расширяя как круг её участников, так и используемые ими методы и средства. Научное осмысление новой практики международных отношений идет рука об руку с её развитием, что предполагает как фиксацию самого феномена, так и его качественный анализ.

Традиционно к негосударственным участникам международных отношений относят межправительственные и неправительственные международные организации, религиозные организации, транснациональные корпорации, внутригосударственные регионы. В отдельную группу приходится выделить террористические организации – т.н. негосударственные акторы, использующие насилие (violent non-state actors)^[10].

Значение негосударственных акторов в ХХI в. продолжает возрастать по многим параметрам: их количеству на мировой арене, сферам, в которые они вовлекаются, влиянию и т.д. В последнее время внимание привлекает такое явление, как научная дипломатия, которая также выступает в качестве следствия расширения круга участников международных отношений. Несмотря на то, что для науки всегда была характерна интернациональность, и в глобальном информационном обществе наука не может существовать, будучи изолированной в национальных границах, проблематика влияния научного знания и учёных на сферу международных отношений попала в фокус внимания общественности сравнительно недавно и требует подробной теоретической разработки.

Применительно к усложнившимся международным реалиям современности парадигма ненасильственного, опосредованного, индивидуализированного и точечного влияния имеет большие перспективы в качестве инструмента реализации национальных интересов государства на международной арене. Ещё в 2012 г. в своей программной предвыборной статье «Россия и меняющийся мир», посвящённой внешней политике, В.В. Путин остановился на понятии «мягкой силы», определив её как «комплекс инструментов и методов достижения внешнеполитических целей без применения оружия, за счёт информационных и других рычагов воздействия». Там же было отмечено, что использование «мягкой силы» может быть деструктивным и противоправным, направленным на манипулирование общественным сознанием и прямое вмешательство во внутреннюю политику суверенных государств^[14].

Авторитетный российский исследователь сферы международных отношений, М. М. Лебедева, призывает отличать «мягкую силу» от пропаганды и невоенных (экономических, политических) средств давления. Ключевое различие между ними – добровольный и осознанный выбор противоположной стороны, руководствующейся неолиберальной парадигмой международных отношений^{[11, с.214]}. В концепции «мягкой силы» государства акцентирован аксиологический аспект – распространение вовне национальных ценностей, привлекательных для иностранных обществ. В качестве наиболее важного канала использования «мягкой силы» М. М. Лебедева называет публичную дипломатию, обоснованно рассматривая общественную дипломатию (субъектами которой выступают СМИ, университеты, НПО и т.д.), как её составную часть. Ещё более узкими понятиями являются «культурная дипломатия», «спортивная дипломатия», «экономическая дипломатия» и т.п., которые ориентированы на определённые сферы публичной дипломатии^{[11, с.217-218]}. С уверенностью в этот ряд может быть поставлена и научная дипломатия.

Начальник Информационно-аналитического отдела РФФИ А. Шаров определяет научную дипломатию как «способность науки выполнять роль «мягкой силы» в области внешней политики»^[5]. Использование науки в таком качестве широко практикуется в странах, где она наиболее развита и способна служить интересам внешней политики. По словам Председателя Совета Российского фонда фундаментальных исследований, Академика РАН В. Панченко, научная дипломатия «является отражением интеллектуальной мощи страны»^[12]. Понимание науки как «мягкой силы» отражает растущую роль науки в развитии человеческой цивилизации. Влияние страны на международной арене во многом уже сейчас определяется её позициями технологического лидера, центра инноваций.

Тем самым научная дипломатия включается в сферу публичной дипломатии. Термин «публичная дипломатия» охватывает систему взаимодействия с иностранной общественностью как правительственных органов, так и неправительственных организаций. Публичная дипломатия включает в себя средства воздействия одного государства на аудиторию другого, её информирование и воздействие на те круги, которые формируют общественное мнение. Президентский указ «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» предполагает в интересах повышения результативности российской внешней политики эффективнее использовать ресурс публичной дипломатии, вовлекать гражданское общество во внешнеполитический процесс, развивать сотрудничество с неправительственными организациями внешнеполитической направленности, содействовать их широкому участию в деятельности мировых экспертно-политологических диалоговых форумов, в международном гуманитарном сотрудничестве^[4].

Одним из направлений публичной дипломатии является общественная дипломатия. Под общественной дипломатией подразумевают дипломатию на уровне неправительственных организаций, экспертного сообщества, различных институтов и движений, которые напрямую не зависят от правительства^{[8, с.129]}. Наряду с понятием «общественная дипломатия имеет распространение близкий термин «дипломатия второго трека» (Track II Diplomacy) – неправительственное посредничество в решении межгосударственных вопросов^[19]. Ведущая роль в этом процессе принадлежит экспертным и аналитическим центрам (think tanks) с использованием доступного экспертам инструментария: организации мероприятий разного формата, установления дополнительных каналов коммуникации и получения информации, проведения исследований и разработки рекомендаций, осуществления информационно-аналитического сопровождения переговорного процесса в средствах массовой информации. Еще более значимо, что второй трек дипломатии имеет своей целью ослабление или разрешение конфликта между странами путем снижения уровня ненависти, напряженности или страха, а также посредством улучшенной коммуникации и понимания взглядов оппонентов ^{[13, с.127]}. Таким образом, ключевыми понятиями здесь являются коммуникация и понимание, с их помощью происходит поиск решений, которые зачастую сложно найти на традиционных дипломатических переговорах. Главная особенность диалогов второго трека – наличие каналов связи их участников с лицами, определяющими политику государств, то есть возможность оказать на неё определённое влияние.

Перечисленные особенности в значительной мере характерны для научной дипломатии, однако степень независимости, объективности и неангажированности научного сообщества в сфере политики и международных отношений является дискуссионной темой. С одной стороны, ценным качеством научного сообщества является общность языка и объективность, иммунитет к идеологической ангажированности. По меткому замечанию А. В. Торкунова, «такая независимость особенно важна на нынешнем историческом этапе, когда сами идеологии деградировали до формата, характеризуемого модным словечком post-truth (пост-правда), и практически утратили связь с реальным миром. В мире post-truth эмоции замещают факты, a фейки – новости, задавая тон конструированию альтернативной реальности и политического дискурса»^[16]. С другой стороны, подавляющее большинство научных исследований проводятся за счёт бюджетного финансирования, что указывает на явную и непосредственную связь науки с государством и государственными интересами. Как отмечают В. Киселев и Е. Нечаева, «любой участник международного проекта, особенно известный ученый, всегда остается представителем своей страны, и его научный рейтинг неизбежно влияет на имидж и международный авторитет государства, которое он представляет. Именно в этом заключается «мягкая сила» науки, значение которой в дальнейшем будет возрастать как в силу роста наукоемкости мировой экономики, так и в связи с определенными сложностями в международных отношениях»^[9]. Кроме того, можно говорить лишь об относительности автономии неправительственных организаций и институтов как акторов международных отношений, поскольку реализация их целей невозможна без санкции соответствующих государств. В силу этого обстоятельства деятельность негосударственных акторов может рассматриваться как продолжение внешнеполитической деятельности государства в иной плоскости международных отношений и иными средствами, т.е. «мягкой силы».

Развитие механизмов научной дипломатии является одним из элементов государственной научно-технической политики нашей страны, важность которого отмечена в «Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации». При этом Стратегия определённо увязывает международное научное сотрудничество с понятием национальных интересов и национальной научной идентичности. В ряду т.н. «больших вызовов для общества, государства и науки» стоят такие глобальные изменения в организации научной, научно-технической и инновационной деятельности, которые ведут к возрастанию роли международных стандартов, выделению ограниченной группы стран, доминирующих в исследованиях и разработках, и формирование научно-технологической периферии, утрачивающей научную идентичность и являющейся кадровым «донором».

В качестве принципа государственной политики в области научно-технологического развития Российской Федерации Стратегия называет открытость, то есть эффективное взаимодействие научных организаций, участников исследований и разработок с международным сообществом, исходя из национальных интересов.

Соответственно, в задачи развития российской науки включено формирование такой модели международного научно-технического сотрудничества и международной интеграции в области исследований и технологического развития, которая позволяет защитить идентичность российской научной сферы и государственные интересы в условиях интернационализации науки и повысить эффективность российской науки за счет взаимовыгодного международного взаимодействия, предполагающего развитие механизма научной дипломатии как разновидности публичной дипломатии^[3].

Однако в современном научно-исследовательском дискурсе получает распространение иной подход к теме научной дипломатии. Одним из наиболее влиятельных адептов этого направления в России является Председатель Совета Российского фонда фундаментальных исследований, Академик РАН Владислав Панченко. «Обширные международные контакты привели нас к пониманию необходимости участия в научном обеспечении международной политики»^[6], – отметил он на заседание Совета фонда, посвящённом 25-летию РФФИ.

Три уже ставших «классическими» направления научной дипломатии – научная информационная поддержка внешней политики (наука в дипломатии); содействие международному научному сотрудничеству (дипломатия для науки); использование научного сотрудничества для улучшения отношений между странами (наука для дипломатии) – были сформулированы в докладе по итогам прошедшей июне 2009 г. конференции «Новые горизонты научной дипломатии», организованной Американской ассоциацией содействия развитию науки совместно с Королевским научным обществом (Великобритания)^[9]. Эта же структура совместно с РФФИ в мае 2017 г. приняла участие в первой совместной Российско-Британской научной сессии по развитию научной дипломатии. Позже РФФИ стал инициатором включения научной дипломатии в круг тем, предполагаемых к обсуждению на собрании Глобального исследовательского совета (Global Research Council, ГИС) в мае 2018 г. Предметом рассмотрения, в частности, станет роль фондов в поддержке научного обеспечения внешней и международной политики – поскольку их финансовые ресурсы и грантовая политика, широко распространенная практика взаимодействия на двусторонней и многосторонней основе обеспечивают такую активность в области научной дипломатии, которая заслуживает особого внимания и изучения. На основе разработанных в РФФИ подходов к теме научной дипломатии с участием представителей Фонда прошли предварительные обсуждения повестки ГИС на региональных встречах научных фондов стран Северной и Южной Америки, европейских фондов, фондов Африки, фондов стран Азии и Океании^[18].

Также РФФИ поддержал проект «Практики научной дипломатии: естественнонаучные дисциплины в международном социально-политическом контексте», виртуозно отнеся его к категории «Естественнонаучные методы исследований в гуманитарных науках»^[17] (научный руководитель проекта — профессор МГИМО А. В. Шестопал), выполнение которого рассчитано на 2016-2018 годы.

Между тем, в российской практике существует такое явление, как международное научно-техническое сотрудничество (МНТС), направленное на объединение усилий коллективов учёных из разных стран по получению нового научного знания, и «дипломатия для науки» является ничем иным, как организационным обеспечением МНТС, не влияя непосредственно на сферу международных отношений.

Коллаборация национальных научных коллективов, особенно при разработке технически сложных и ресурсоёмких проектов, может стать способом укрепления международного сотрудничества, развития взаимной заинтересованности. Также МНТС не является абсолютно политически нейтральной деятельностью: международное научно-техническое сотрудничество может выступать в качестве инструмента государственной научно-технической политики. При этом следует отметить, что государства-участники программ МНТС должны быть сопоставимы по своему научному потенциалу, достигнутому уровню в той или иной научной сфере.

Однако цели научной дипломатии шире, чем прикладные зада­чи интеграции научного сообщества. Научное сотрудничество и научная дипломатия имеют разные предметы взаимодействия учёных: в первом случае – это новое научное знание; цель же научной дипломатии – способствовать углублению международного сотрудничества.

Для научного сообщества международное взаимодействие часто мотивировано желанием получить доступ к новым знаниям, новейшим экспериментальным установкам, дополнительным источникам финансирования. Для внешнеполитического сообщества наука предлагает нейтральные каналы коммуникации, которые могут быть полезны для реализации более широких стратегических целей. Тем самым акцентируется коммуникативная роль научной дипломатии, разрабатываемая М. В. Силантьевой. Она делает акцент на коммуникативном потенциале научной дипломатии и предлагает рассматривать её в нескольких аспектах: как коммуникацию профессиональных чиновников и организаторов науки в связи с проблемами этого социального института. Во-вторых, как коммуникацию представителей дипломатического ведомства в связи с научными проблемами в сфере международных отношений. Также представляет значительный интерес коммуникация самих ученых в различных типах транзакций. Среди последних следует выделить собственно профессиональное общение и профессиональное общение с целью решения тех или иных социально значимых проблем (в области экономики, политики, безопасности и т.д.)^{[15, с.18]}.

«Наука в дипломатии» непосредственно соотносится с экспертной деятельностью, при которой учёные не вовлечены прямо в какие-либо коммуникации с зарубежными партнёрами. Экс-атташе по науке посольства Франции в России Пьер-Бруно Руффини, представляя перед студентами Высшей школы экономики свою книгу (Ruffini, Pierre-Bruno Science and Diplomacy: A New Dimension of International Relations.- Springer, 2017), выделил сущностную разницу между «наукой» и «дипломатией» в контексте целеполагания, представив учёных как этически нейтральное, объективистское профессиональное сообщество, а дипломатов – как ангажированных проводников национальных интересов своих стран^[7]. На наш взгляд, такой подход малопродуктивен применительно к задачам становления теоретических основ научной дипломатии, поскольку очевидно, что «наука» и «дипломатия» изначально являются двумя разными видами человеческой деятельности. Привлечение экспертного и научного сообщества при подготовке внешнеполитических решений федеральными органами исполнительной власти закреплено в Концепции внешней политики Российской Федерации и направлено на формирование консенсусного характера внешней политики страны, содействие ее эффективной реализации^[1].

Таким образом, из определения научной дипломатии как дипломатии ученых, дипломатии для ученых и ученых в дипломатии, наибольшим инновационным потенциалом, отличным от МНТС и экспертной деятельности, обладает первая его часть.

По нашему мнению, сравнительно новое социополитическое понятие «научная дипломатия» описывает ту часть практики современных международных отношений, которую составляют контакты между профессиональными учёными разных стран – при посредничестве дипломатов или же без оного. Предметом этого сотрудничества могут быть совместные научные исследования, формирование авторитетного экспертного мнения относительно общезначимых проблем современности – экологических, социальных, этических и т.д.

В качестве приоритетных областей приложения усилий научной дипломатии преобладает устойчивое развитие, изменение климата, «зеленая» экономика, демографическая ситуация и миграция населения, коллективное строительство и эксплуатация объектов научной инфраструктуры класса «мегасайенс», создание и использование больших баз данных. На фоне увлечения «технологиями будущего» и остроактуальной социальной проблематикой на второй план оказалась оттеснена сфера гуманитарных исследований, что не может не вызвать самого искреннего сожаления, так как сведение научной дипломатии к реализации международных научных проектов и обеспечению академической мобильности учёных позволяет решить задачи научного познания, но существенно обедняет содержание научной дипломатии как инструмента моделирования международных отношений. Таким образом, гуманитарное знание оказывается фактически исключённым из орбиты научно-дипломатического дискурса, что сужает его возможности. А. В. Шестопал прямо противопоставляет естественнонаучное и гуманитарное знание, определяя в своей грантовой заявке научную дипломатию как «участие в международном процессе представителей естественнонаучных дисциплин, опирающихся на экспериментальную методологию, содержание которых имеет универсальный характер и, в отличие от гуманитарных наук, не находится в столь же тесной связи с национальными культурами и, соответственно, приоритетами национальных политик»^[17]. Однако М. В. Силантьева, также участвующая в реализации данного гранта, справедливо (на наш взгляд) отмечает, что «миф о том, что именно «естественное» образование дает превосходящее иные пути просвещения развитие ума, очевидно страдает сциентизмом»^{[15, с.21]} и фундаментальное образование в области гуманитарных наук, точно так же, как точных или естественных, формирует научно-рациональный тип мышления.

Одним из направлений международного взаимодействия является взаимодействие в гуманитарной сфере. Его актуальность для внешней политики подтверждается в государственных концептуальных документах. В 2010 г. Президент РФ утвердил «Основные направления политики Российской Федерации в сфере международного культурно-гуманитарного сотрудничества». Согласно этому документу, международное культурно-гуманитарное сотрудничество включает связи в области науки и образования, которые приобретают особое значение в контексте решения задачи модернизации страны^[2]. Наличие таких контактов, их институциональное оформление и повышение их значимости для проведения научных исследований формирует новую среду международных отношений, в которой политики и профессиональные дипломаты в своей деятельности вынуждены учитывать интересы интернационального научного сообщества.

Развивая институт научной дипломатии, чрезвычайно важно соблюсти баланс взаимодействия научной и политической составляющих, не допускать применения политических инструментов в научной сфере в целях, далеких от устойчивого развития и наращивания кооперационных связей ученых. Также крайне важно, чтобы научные и дипломатические цели оставались прозрачны­ми во избежание манипулирования наукой в политических целях и не­допустимой политизации науки. Без согласованности позиций экспертного сообщества и политической элиты нельзя вести речь о развитии нормативно-правового регулирования данного направления внешнеполитической деятельности.