Вопрос об исключении епископов из палаты лордов Великобритании в 1830–1840 гг. (по материалам публицистики, прессы, парламентских дебатов)

Петрова Татьяна Викторовна аспирант, кафедра Новой и Новейшей истории стран Европы и Америки, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова 119991, ГСП-1, Россия, г. Москва, ул. Ломоносовский пр-Т, 27, стр. 4 Petrova Tatiana PhD Candidate, Section of Modern and Current History of Countries of Europe and America, History Department, Lomonosov Moscow State University 119991, GSP-1, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii pr-T, 27, str. 4 petrova-hist@rambler.ru

В английском парламенте, с момента его первого созыва в 1265 г., особые места в верхней палате отводились т.н. «духовным лордам» – представителям Церкви. Изначально в число «духовных лордов» входили епископы и аббаты. В эпоху Реформации, в связи с роспуском (диссолюцией) монастырей в 1530-х гг., аббаты были исключены из парламента, но места за епископами сохранились. В период Английской революции власть епископата была подорвана. В 1642 г. Долгий парламент принял закон, выводивший прелатов из числа законодателей. В 1646 г. закон упразднил епископат государственной Церкви, а в 1649 г. – саму палату лордов. Но в начале 1660-х гг., в период Реставрации Стюартов, были восстановлены прежние порядки: 26 епископов (главы всех епархий Церкви Англии, за исключением епархии острова Мэн) вновь получили право заседать в парламенте ^{[1, 2]}. В конце XVIII – первой половине XIX в. сложившаяся веками практика нередко подвергалась пересмотру. Идея изменения политического положения епископов и их вывода из палаты лордов тесно связана с полемикой вокруг церковной реформы, начавшейся в 1780-х гг. на фоне общего интереса к преобразованию различных государственных институтов.

Несмотря на то, что в англоязычной историографии существует достаточно большое количество фундаментальных работ, посвященных обсуждению и реализации реформы Церкви Англии [см., например: 3, 4, 5], дискуссия о политическом статусе прелатов остается мало изученной темой. Этим определяется актуальность и новизна данной статьи. Мы ставили перед собой цель показать, как идея вывода епископов из палаты лордов проявлялась в публицистике, прессе и парламентских прениях, какими аргументами пользовались ее сторонники, как она вписывалась в политический контекст. Хронологические рамки статьи заданы 1830 и 1840 годом, так как именно в этот период обсуждение церковной реформы и политического положения прелатов было чрезвычайно актуальным в связи с событиями «конституционной революции», речь о которой пойдет ниже. 1830–1833 гг. считаются временем наиболее интенсивной публицистической дискуссии – на них приходится выход большого числа памфлетов, трактатов, статей, посвященных церковной реформе ^{[4, p. 278]}, в 1834–1840 гг. вопрос об исключении прелатов из парламента три раза поднимался в палате общин. Отметим, что для лучшего понимания развития аргументации публицистов, мы позволили себе выйти за обозначенные рамки и обратиться к двум произведениям конца XVIII в.

Со второй половины XVIII в. английское общество все больше и больше проникалось идеей реформы государственных институтов. Прежде всего, умы англичан завоевали идеи парламентской и «экономической» реформы. Под парламентской реформой на начальном этапе понимались, главным образом, меры по увеличению числа представителей от графств, по сокращению временного промежутка между выборами, а также по ликвидации «гнилых местечек», которые позволяли аристократии контролировать результаты голосования. «Экономическая реформа» подразумевала сокращение оплачиваемых из государственного бюджета должностей, пенсий, синекур. Считалось, что правительство с их помощью «подкупало» членов парламента и оказывало на них давление. В совокупности, преобразования должны были привести к трансформации парламента в более независимый и ответственный перед избирателями орган. Пореформенный парламент, по мысли сторонников перемен, должен был обеспечить проведение реформ в других государственных институтах ^{[6, 7, 8]}.

Интерес к теме преобразований выразился и в появлении публицистических работ, посвященных возможной в будущем церковной реформе ^[9]. Главной темой подобных памфлетов и трактатов было новое распределение церковных доходов (главным источником дохода духовенства была десятина, которую должны были выплачивать все земледельцы вне зависимости от принадлежности к государственной Церкви; дополнительный доход духовенство получало от церковных земель). Проекты публицистов можно разделить на две большие группы. Сочинения первой группы можно условно назвать «умеренными»: в них предлагается перераспределить доход внутри клира так, чтобы за счет богатого духовенства помогать бедным священникам. Ко второй группе следует отнести проекты, в которых проводится мысль либо о необходимости передать часть церковных доходов на светские цели, либо о полном отделении Церкви от государства – подобные проекты можно назвать «радикальными».

Как радикальные, так и умеренные авторы зачастую просили законодателей ограничить то, что со времен Средневековья считалось «злоупотреблениями» духовенства, а именно практику плюрализма и абсентеизма. Плюрализм подразумевал ситуацию, при которой один священник получал доход от двух и более приходов, при этом он мог не служить ни в одном из них, наняв для этой цели младшего священника. Абсентеизм (нонрезидентство) подразумевал ситуацию, при которой священник не жил на приходе. Считалось, что распространенная практика плюрализма и абсентеизма снижала «эффективность» работы духовенства, отрывала его от прихожан, способствовала падению его авторитета в общественном мнении. Она явно не соответствовала распространявшимся в то время представлениям о справедливом соответствии труда и награды за него.

И в умеренных, и в радикальных проектах уделялось внимание проблеме духовного представительства в парламенте. Обращает на себя внимание памфлет епископа Ландафского Ричарда Уотсона (1737–1816) «Письмо Его Милости Архиепископу Кентерберийскому» (1783), который и спровоцировал первую волну дискуссии вокруг церковной реформы в конце XVIII в. ^[10] В памфлете прелат представил на суд общества два умеренных реформаторских предложения. Во-первых, Уотсон предлагал распределить доход епископата более равномерно, с учетом объема обязанностей, возложенных на каждого из епископов. Во-вторых, он выступал за передачу части соборных доходов бедным приходским пасторам. Рассмотрим, как именно автор отстаивал первый пункт своего плана.

Внутри епископата существовало острое неравенство. Согласно данным на 1762 г. архиепископ Кентерберийский получал £7000, епископ Дарэмский – £7000, епископ Винчестерский – £5000 годовых. На другом полюсе находились епископ Рочестерский (£600), Оксфордский (£500), Бристольский (£450). Диоцез самого Уотсона входил в число беднейших, его годовой доход составлял £500 годовых ^{[11, p. XII]}. Новые данные о доходах епархий не публиковались, но о неравенстве знали все. Оно порождало проблемы. Прелатам приходилось доводить свой доход до уровня, позволявшего содержать дворец и выезжать на парламентские сессии в Лондон, с помощью комменд – бенефициев, передававшихся епископам в доверительное управление. На деле, прелаты лишь получали с них доход, служили там младшие священники. Самого Уотсона можно считать плюралистом – он прибавлял к скудным епархиальным поступлениям доход от 16 приходов ^{[12, p. 26]}. Комменды порицались обществом. Уотсон полагал, что уравнение доходов прелатов покончило бы с коммендами ^{[9, p. 8–10]}.

Так же воплощение в жизнь первого пункта его плана должно было побороть епископский абсентеизм: прелаты, освободившись от «искушения» получить перевод в более доходный диоцез, стали бы проводить больше времени в своих епархиях. Это сделало бы прочнее их связи с рядовым духовенством, мирянами, что улучшило бы пасторскую работу и повысило уровень морали в стране ^{[10, p. 20–21]}.

Для Уотсона особо важными были аргументы иного рода. Автор полагал, что воплощение в жизнь его проекта могло бы принести политическую пользу: обладание независимым доходом и отсутствие «искушения» карьерного роста сделали бы каждого епископа более независимым членом палаты лордов. Правом патроната над диоцезами обладал король, но фактически вопросы назначения епископов и их перемещения из епархии в епархию решал премьер-министр, поэтому прелатов нередко подозревали в том, что они голосовали, ориентируясь на мнение правительства. Уотсон призывал покончить с этими подозрениями, уравняв доходы епископов, а также пространно рассуждал о том, насколько важно для монарха иметь независимых советников. Например, он указывал на то, что если бы правительство не оказывало давления на парламент, «то королевская корона не лишилась бы своего самого яркого украшения»: Великобритания не утратила бы свои североамериканские колонии ^{[10, p. 16]}. Заметно, что задуманные Уотсоном церковные преобразования частично совпадали с пропагандируемой в обществе «экономической реформой». Сам по себе памфлет являлся частью этой пропаганды. Историк Т. Дж. Брейн справедливо назвал план Уотсона «церковным аналогом политического движения за “экономическую реформу”» [цит. по: 9, p. 149].

Подчеркнем: прелат-публицист не считал нужным выводить епископов из палаты лордов, он убеждал читателей только в том, что их необходимо сделать независимыми от правительства. По его мнению, независимый духовный лорд мог принести государству ровно ту же пользу, что принес бы независимый светский лорд при решении вопросов как церковной, так и светской политики. Уотсон указывал на то, что именно в качестве епископов в верхнюю палату попадали лица неаристократического происхождения – оспаривать их законодательные способности означало проявлять неуместное «низкопоклонство перед знатью» ^{[10, p. 23–24]}.

В ходе дискуссии, которую начал Уотсон, высказывались и совершенно иные мнения по поводу положения духовных лордов. Обратимся, например, к радикальному памфлету Джозефа Уильямса, эсквайра, офицера в отставке: «Реформа духовенства, или спасение Англии» (1792) ^[13]. На это произведение явно повлияли события революции во Франции, хотя автор утверждал, что подготовил свой проект до ее начала – в 1784 г. ^{[13, p. VIII]}. Во-первых, Уильямс напомнил читателю поговорку: «счастлив тот, кого чужая беда научает быть осторожным» – и прямо призывал усвоить французские уроки ^{[13, p. II, 34]}. Во-вторых, основные пункты его плана напоминали о французской церковной политике первых революционных лет: Уильямс предлагал британскому правительству отменить десятину, погасить часть (£30–40 млн.) государственного долга за счет продажи земель Церкви Англии, уравнять доходы духовенства. Памфлетист, очевидно, надеялся, что страх заставит власти реализовать радикальный проект мирным путем, дабы не допустить общественных волнений на Британских островах.

Уильямс показал себя сторонником парламентской и «экономической» реформ. Но он считал, что их принципам больше соответствовало не перераспределение доходов прелатов, а их исключение из парламента, в котором они являлись проводниками интересов министров. Автор предлагал оставить в палате лордов только двух архиепископов, которые должны были быть готовы «не столько защищать Церковь, сколько отвечать на вопросы, которые задаст палата» ^{[13, p. 49]}. Именно политические аргументы стояли для него на первом месте: «Филипп V, король Франции, лишил епископов их мест в парижском парламенте, чтобы они могли уделять больше времени своим священным обязанностям, но причины, по которым я выступаю за вывод епископов из парламента, основаны скорее на политических, а не религиозных соображениях: отсутствие епископов даст возможность привести конституционное соотношение сил в состояние более справедливого равновесия; они будут освобождены от необходимости прислуживать, несовместимой с их достойным занятием» ^{[13, p. 60]}.

Отметим, что памфлетист обращал внимание и на политическое положение рядовых священников. Он предлагал лишить их активного избирательного права (пассивного они не имели согласно обычаю, который позже, в 1801 г., был оформлен законодательно ^{[14, p. 217]}). Уильямс обвинял священников в том, что они голосовали, сообразуясь с мнением епископов, а, значит, так же являлись проводниками правительственного влияния ^{[13, p. 52]}.

В связи с событиями Французской революции: началом революционных войн, казнью короля Людовика XVI, установлением якобинской диктатуры – обсуждение реформ в Англии на время угасло. Англичане стали опасаться серьезных перемен, способных расшатать общественный порядок и привести к революционному взрыву. Стихла и полемика вокруг церковной реформы, а вместе с ней и вокруг политической роли епископов.

Новая волна дискуссии высоко поднялась в связи с так называемой «конституционной революцией». Под этим понятием историки объединяют три знаковых акта: закон о допуске диссентеров (протестантов, не принадлежавших к государственной Церкви) к государственным должностям (1828), закон о допуске католиков в парламент и к государственным должностям (1829), закон о парламентской реформе (1832) ^{[15, 16, 17, 18, 19]}. Все три закона ударили по государственному статусу Церкви Англии. Первые два непосредственно касались церковных привилегий. Третий, ликвидируя часть «гнилых местечек» и передавая их парламентское представительство крупным городам, ослаблял политические позиции аристократии, считавшейся главной защитницей духовенства. Так же важно, что в крупных городах было сильно диссентерство, поэтому считалось, что они будут направлять в парламент лиц, настроенных враждебно по отношению к официальному клиру.

В период «конституционной революции» и сразу после неё в большом количестве появлялись как умеренные, так и радикальные проекты церковной реформы. Радикалы, увидев, что светская власть в политических целях согласилась поступиться церковными привилегиями, стали увереннее писать о том, что следующим шагом будет распродажа церковной собственности для общественных нужд или отделение Церкви от государства. «Друзья Церкви» стремились ускорить проведение умеренной церковной реформы, которая должна была, по их мысли, предотвратить реализацию радикального сценария ^[20].

И в радикальных, и в умеренных проектах встречается предложение удалить духовных лордов из верхней палаты. Правда, обосновывается оно по-разному. Сравним, например, трактат священника Джона Экастера (1760–1834) «Меры по спасению Церкви, или советы законодательной власти по ее реформированию» (1830) ^[21] и памфлет юриста, диссентера Джона Макензи Беверли (1797/1798–1868) «Письмо его милости архиепископу Йоркскому о настоящем порочном состоянии Церкви Англии» (февраль 1831 г.) ^[22].

Экастер стремился укрепить позиции государственной Церкви в условиях стремительного роста диссентерства. Он призывал светскую власть запретить плюрализм и абсентеизм священников, сократить церковные синекуры, более равномерно распределить доход внутри епископата и клира в целом. Он так же выступал за исключение епископов из парламента, объясняя свою позицию скорее религиозными, а не политическими соображениями. Публицист указывал на то, что согласно тексту Священного Писания и официального чина посвящения в епископы, епископы не должны были связывать себя с «делами житейскими» (см.: 2 Тим. 2:4). Их отлучки из епархии, связанные с парламентскими сессиями, по мнению Экастера, вредили «интересам истинной религии» ^{[21, p. 92]}. Автор считал возможным допуск прелатов на заседания, посвященные церковным вопросам. В то же время он критически оценивал деятельность епископов, связанную с созданием новых церковных законов, и отмечал, что духовные лорды не стремились защитить религию от нападок в стенах парламента.

На рассуждения Экастера о духовных лордах оказала влияние популярная со второй половины XVIII в. историческая концепция «нормандского ига», согласно которой истоки многих проблем Англии крылись в политике Вильгельма Завоевателя, овладевшего страной в 1066 г. Публицист обвинял Вильгельма не только в том, что он превратил английский народ в «рабов», но и в том, что он ввел епископов в королевский совет, оторвав от забот духовных. Таким образом, исключение прелатов из политического процесса, по мнению Экастера, стало бы благотворным возвращением к установлениям донормандского прошлого ^{[21, p. 94, 98]}.

В желчном «Письме Его Милости Архиепископу Йоркскому» Беверли смешались религиозные и политические аргументы. В памфлете автор стремился ярко описать пороки прелатов и рядовых клириков. Корень порочности духовенства Беверли видел в союзе Церкви и государства. Он утверждал: «В Церкви нет ни одного злоупотребления, которое нельзя было бы отнести к единому источнику, каковым является ее связь с государством. Она приносит служителям Христа богатство, высокие должности, титулы и власть. Она побуждает джентльменов, в особенности богатых джентльменов, вступать в ряды официального клира и препятствует делать то же самое бедным и благочестивым» ^{[22, p. 30]}. Беверли выступал за полное отделение Церкви от государства, отмену десятины, конфискацию церковных земель, ликвидацию церковных судов и – подчеркнем – за исключение епископов из состава парламента. Он убеждал читателя: все эти меры станут очистительным «потопом», который вернет духовенство к апостольской бедности и древним образцам церковного устройства ^{[22, p. 32]}.

Памфлетист показывал, что церковно-государственный союз не только способствовал росту пороков в среде клира – он еще был политически невыгоден для монархии и общества. По его мнению, священнослужители, поддерживаемые государством, какую бы веру они ни исповедовали, неизбежно становились «врагами свободы» и «защитниками деспотизма» ^{[22, p. 34]}. В Британии они действовали в интересах правительства и аристократии, а не в интересах монарха и народа. Этот тезис Беверли подкреплял историческим материалом. Он отмечал, что деспотическая политика архиепископа Уильяма Лода (1573–1645) в первой половине XVII в. привела короля Карла I на эшафот. Как пример действий, «враждебных миру и процветанию королевства», памфлетист приводил поддержку духовенством войн Британии с американскими колониями и революционной Францией ^{[22, p. 34]}.

По мнению Беверли, единственным событием, во время которого клирики «присоединились к народу», была Славная революция (1688–1689). Известно, что большинство епископов и рядовых священников выступили против свергнутого тогда короля Якова II. В этом памфлетист усматривал корыстный мотив. С его точки зрения, клирики выступили на стороне народа из страха перед тем, что король, симпатизировавший католикам, мог лишить протестантскую Церковь ее доходов ^{[22, p. 34]}. У читателя должен был сам собой напрашиваться вывод: представителей духовенства, почти всегда выступающего «на стороне угнетения и деспотических мер», следовало немедленно изгнать из парламента. При этом, согласно тексту памфлета, их присутствие в верхней палате во многом и обуславливало приверженность клира «несправедливости и жестокости» ^{[22, p. 34]}. Таким образом, по мнению Беверли, изгнание епископов из палаты лордов одновременно избавило бы страну от политической силы, проводящей несправедливые законы, и сделало бы духовенство более справедливым и милосердным.

Осенью 1831 г. идея вывода прелатов из числа законодателей использовалась как инструмент давления на духовных лордов. В обществе шла горячая борьба за избирательную реформу. Для достижения этой цели создавались политические союзы, проводились массовые митинги, печатались многочисленные статьи и памфлеты ^{[23, 24]}. 21 сентября 1831 г. палата общин приняла правительственный билль о реформе в третьем чтении – он передавался в верхнюю палату. Епископы в ней составляли меньшинство. Но для сторонников реформы был важен каждый голос. Они справедливо опасались, что в этот раз прелаты не будут делать то, в чем их так долго обвиняли – подобострастно подчиняться мнению правительства. Поэтому в ходе агитации сторонники реформы старались надавить не только на светских, но и на духовных лордов. Историк У. Дж. Саймон справедливо отметил, что к прелатам в то время относились как к группе законодателей, «на которую легче всего оказать давление». Исследователь видел одну из причин в том, что «епископы олицетворяли собой почти все, что ненавидели политически сознательные массы и средний класс, который должен был получить после реформы право голоса» ^{[25, p. 364]}. Очевидно, что Саймон указывал здесь, прежде всего, на связь епископов с аристократией и их большие доходы.

В ходе кампании давления духовных лордов предупреждали: если они проголосуют не так, как от них ждет общество – их лишат доходов и власти. Незадолго до судьбоносного голосования стало известно, что светские лорды разделились на два равных лагеря. Главный редактор влиятельнейшей газеты «The Times» Томас Барнс (1785–1841) в своей анонимной колонке писал о том, что именно от епископов зависело будущее билля. Барнс уверял: если прелаты помогут светским лордам, выступающим за реформу, англичане будут у них в вечном долгу. Если же голоса прелатов окажут решающее значение в провале билля, Церковь навлечет на себя «невиданную доселе бурю». В этом случае «разгневанная нация воскликнет: “Именно епископы, именно епископы разрушили наши свободы. Они уничтожили нас. Из-за них у нас нет свободного парламента и ответственного правительства, из-за них сохраняет свое положение деспотическая олигархия. Наша репутация испорчена, мы испытали это ужасное разочарование из-за антинародной Церкви. Сможем ли мы простить духовенство?”» (здесь и далее курсив автора). Автор рекомендовал епископам перед голосованием задаться вопросом, готовы ли они «поставить всех англичан-патриотов перед альтернативой: “Что для меня лучше: жить без реформированного парламента или без епископов в парламенте – ведь их светлости, проголосовав, проинформировали меня, что и то и другое сохранить не получится”». Барнс закончил статью на оптимистической ноте: он уверил себя и читателей в том, что епископы поддержат правительственный законопроект. Тем не менее, общий тон статьи жесткий – автор фактически угрожал прелатам лишением парламентских скамей ^[26].

Епископы не вняли предупреждениям. Перспектива избирательной реформы, усиливавшей позиции диссентерства, страшила их больше газетных угроз. 8 октября 1831 г. большинство лордов проголосовали против билля. Всего проголосовали (лично или через представителей) 357 членов верхней палаты: «за» – 158 человек, «против» – 199. Среди голосовавших «за» было два духовных лорда, «против» – 21 (четверо из них принадлежали не к Церкви Англии, а к государственной протестантской Церкви Ирландии, которую с 1801 г. в парламенте представляли один архиепископ и три епископа) ^{[12, p. 46; 17, с. 188]}. Сторонники реформы быстро заметили, что если бы все проголосовавшие прелаты поддержали билль, он прошел бы через палату большинством в один голос. Эта «арифметика» помогла продолжить кампанию давления на духовных лордов. За голосованием последовала, по выражению историка М. С. Стецкевича, «беспрецедентная вспышка антиклерикализма» ^{[27, с. 64]}. Поступок прелатов осуждала пресса и ораторы на митингах, недовольные толпы сжигали изображения епископов, в Бристоле был сожжен епископский дворец ^{[12, p. 50–51; 17, 27]}. Как никогда актуальной казалась мысль об исключении духовных лордов из парламента.

Тот же Томас Барнс через несколько дней после голосования утверждал: «То, что случилось, удивительным образом точно совпало с предположением нашей газеты: билль провален епископами. Да, все произошло именно так, как мы предсказывали. Мнение епископов стало решающим в вопросе: направят ли билль в парламентский комитет или сразу отклонят». Чуть ниже редактор «The Times», отражая настроения общества и одновременно подогревая их, пишет: «Повсеместно люди смотрят на епископов как на врагов гражданских прав англичан, и никто не может говорить о судьбе реформы, не задавая вопроса: “Почему мы вообще терпим, что епископы вмешиваются в законодательство?”» ^[28]. Позже Барнс не раз выражал поддержку идее исключения прелатов (за возможным исключением архиепископов Кентерберийского и Йоркского) из числа законодателей. Идея подкреплялась утверждением: право епископов заседать в парламенте не является «божественным правом» или «священным предписанием» ^[29]. Хотя было ясно, что рассуждения вокруг статуса духовных лордов связаны с политическими целями, Барнс активно пользовался религиозной аргументацией. Он утверждал, что желал вернуть прелатов к их религиозным обязанностям ^{[30, 31]}. Редактор ссылался и на исторический прецедент: по его мнению, «истинной религии» не повредило изгнание прелатов из парламента в 1640-х гг. ^[31].

В «The Times» о епископах писал не только Барнс. Упоминаются они и в опубликованных письмах читателей. Автор одного из писем, например, так же, как и редактор газеты, считал, что епископам не место в палате лордов, и просил их покинуть ее ^[32]. Другой, подписавшийся «Филортос», предложил ввести в палату лордов представителей католического и диссентерского духовенства. В отличие от Барнса, Филортос не стремился доказать, что на такую мысль его натолкнуло попечение о деле религии. Он не скрывал, что ему просто не нравилось, что епископы мешали прохождению билля. А предложенные им перемены в верхней палате могли бы способствовать тому, чтобы желанная реформа избирательной системы стала, наконец, реальностью ^[29].

Тексты на данную тему можно встретить и в других изданиях. Укажем здесь на анонимную статью столичной газеты «The Morning Herald», перепечатанную в издании «London Courier and Evening Gazette». Ее автор поддержал идею исключения епископов из палаты лордов, опираясь на принцип невмешательства духовных лиц политику. Он утверждал, что этот принцип было необходимо соблюсти вне зависимости от голосования прелатов по вопросу об избирательной реформе. При этом автор оговаривал, что обдумывать вопрос о политическом статусе епископов не следовало во времена общественных волнений и всеобщего возбуждения. Но как бы он не отстранялся от злобы дня, она все же пропитывает его статью насквозь.

Автор напоминал, что епископы всегда были на стороне правительства, когда речь шла о том, чтобы защитить его от ответственности «за порочные или деспотические акты», или о том, чтобы сохранить «государственные злоупотребления» от влияния «благотворных новшеств». Он упомянул, как однажды, в 1688 г., епископы противопоставили себя «тирану» Якову II, но, подобно Беверли, увидел в этом поступке защиту «их собственных прав и привилегий». Исторический экскурс нужен был для того, чтобы подчеркнуть роль прелатов в текущих событиях: сейчас, в вопросе об избирательной реформе, вопреки обыкновению, они выступили против правительства, вознамерившегося «восстановить права и привилегии своих соотечественников» ^[33].

Со временем духовные лорды, осознав силу общественной борьбы за реформу, перестали оказывать ей сопротивление. Среди 22-х лордов, голосовавших в третьем чтении 4 июня 1832 г. против окончательного варианта «Билля о Реформе», духовных лиц не было ^{[12, p. 58]}. Волна антиклерикализма пошла на спад. Тем не менее, после победы билля, как и в ходе его обсуждения, в реформаторских проектах появлялись пункты об удалении епископов из числа законодателей.

Характерна смена позиции по этому вопросу журналиста-радикала Джона Уэйда (1788–1875). Уэйд был автором знаменитых «Черных книг». В них он, скрывая свое имя, подвергал резкой критике расточительность двора, огромное влияние аристократии, злоупотребления внутри Церкви, благотворительных заведений, Банка Англии, Ост-Индской компании и т. д. Главной проблемой общества он считал налоговый гнет. Главным методом борьбы с существующими нестроениями – радикальную парламентскую реформу. Именно несправедливая система представительства, по мнению Уэйда, привела к тому, что «религия – это торговля, правосудие – это торговля, правительство – это торговля; все – ради денег, ничего – для общего блага» ^{[34, p. 328]}.

Первая «Черная книга» вышла отдельными частями в 1819 г. В 1820 г. все части были объединены под одной обложкой. Через три года вышло так называемое «Приложение», составившее, по сути, второй том «Черной книги». Двухтомник был переиздан без изменений в 1828 г. Серьезно переработанные и каждый раз обновлявшиеся однотомные издания выходили так же в 1831 и 1832 г. Еще одно издание, дополненное новым приложением, вышло в 1835 г. Книги расходились огромными тиражами.

Во всех «Черных книгах» есть отдельные главы, посвященные Церкви Англии. Духовенство в них предстает как очень богатая общественная группа (Уэйд всерьез завышал размер ее доходов ^{[5, p. 92]}), проводящая интересы аристократии и противостоящая благотворным переменам в государстве. До 1835 г. Уэйд пропагандировал радикальную реформу Церкви, подразумевавшую использование части церковных доходов для помощи бедным или для погашения государственного долга, что облегчило бы налоговое бремя для народа. Публицист выступал за отмену десятины, плюрализма, абсентеизма, ликвидацию соборных должностей, уравнение доходов внутри клира. При этом он указывал на необходимость сохранения государственного статуса Церкви Англии для поддержания общественного порядка и морали.

До 1832 г. Уэйд не считал нужным выводить прелатов из состава парламента. В «Черной книге», датированной февралем 1831 г., предложение об уравнении доходов епископов автор обосновывал с позиций сторонника «экономической реформы»: равный умеренный доход позволил бы духовным лордам принимать независимые решения в парламенте, а не угождать правительству в надежде на переход в богатый диоцез ^{[35, p. 73]}. Но в «Черной книге», датированной мартом 1832 г., Уэйд уже выступал за исключение епископов из числа законодателей.

Объясняя свое мнение, он, во-первых, указывал на то, что «выполнение епископами законодательных функций стало крайне непопулярным после их злонамеренного голосования по “Биллю о Реформе”». Во-вторых, Уэйд подводил читателя к мысли о том, что епископы всегда были плохими законодателями: «Палата лордов всегда была для них широким пространством для получения выгоды, интриг, честолюбивых замыслов. Кажется, они действительно лишены законодательных способностей, и ничем никогда всерьез не послужили благу государства, не снискали славы ни себе, ни Церкви». В-третьих, он утверждал, что духовенство, выполняя светские функции, дискредитировало сам институт государственной Церкви, что было основной причиной роста негативного отношения к Церкви и ее служителям. Тем самым публицист стремился продемонстрировать, что им руководили не только политические соображения, но и забота об авторитете официального клира в обществе ^{[36, p. 87]}.

Позже Уэйд изменил свою позицию по отношению к государственному статусу Церкви Англии. В «Черной книге» 1835 г. он высказался за его отмену. Уэйд отрекся от прежнего взгляда на религию как на инструмент, с помощью которого государство должно поддерживать мораль и общественный порядок. Он высказался о вопросе веры как о вопросе слишком личном для вмешательства в него светской власти. Публицист так же настаивал: независящие от государства общины, поддерживаемые добровольными пожертвованиями, приносили обществу больше пользы, чем государственная Церковь, дорого обходившаяся населению страны.

Новый план Уэйда, безусловно, предполагал и вывод епископов из парламента. Публицист вновь припомнил прелатам знаковое голосование по «Биллю о Реформе» и высказал мысль о том, что они как законодатели давно дискредитировали себя и Церковь. Правда, в этот раз его не заботил ее авторитет как государственного института. Теперь он особо подчеркивал: вывод епископов из парламента будет актом справедливости по отношению лицам, не принадлежавшим к государственной Церкви. Уэйд так же обрисовывал данную меру как важную для ослабления торизма, а, значит, для ослабления аристократии и для продолжения реформ в интересах среднего класса общества ^{[37, p. 26, 52–53]}.

После победы «Билля о Реформе» исключить епископов из парламента предлагал и автор одного из самых известных умеренных реформаторских проектов – юрист Роберт Хенли (1789–1841). Его памфлет «План церковной реформы» был издан летом 1832 г. и быстро превратился в бестселлер, выдержав восемь изданий. План предполагал ограничение плюрализма и абсентеизма, создание новых епархий, более равномерное распределение доходов прелатов, перенаправление части соборных доходов на содержание новых городских приходов и помощь бедным священникам. Автор осторожно высказался и о законодательных функциях иерархов. В качестве одного из вариантов он предлагал разрешить духовным лордам заседать в парламенте в течение трех месяцев, а в остальное время голосовать через доверенных лиц. Хенли признавал желательным участие епископов в принятии только тех решений, которые непосредственно касались дел Церкви. Но наиболее предпочтительным, на его взгляд, был вариант полного исключения церковных иерархов из законодательного процесса. Как и Экастер, Хенли объяснял свое мнение заботой о религии, доказывая: участие епископов в политической жизни «обмирщало» Церковь, а их отстранение от политики могло ее «одухотворить» ^{[38, p. 48, 52]}.

Хенли убеждал: парламентские дела были несовместимы с высоким служением епископа. Они отрывали иерарха от важных епархиальных обязанностей и втягивали в партийную борьбу с ее «страстями». Но для Хенли было важно не только внутреннее противоречие между призванием священнослужителя и суетными заботами законодателя. Он обращал внимание на то, что участие епископов в работе парламента пагубно влияло на образ Церкви в общественном мнении. Оно непременно давало обществу повод для критики клира: если епископы поддерживали правительство – их обвиняли в низкопоклонстве, если находились в оппозиции – их порицали за нарушение библейского предписания подчиняться богоустановленным властям. Хенли напоминал о том, как в 1831 г. голосование прелатов заставило людей, обязанных почитать своих пастырей, превратиться в их преследователей и хулителей. Публицист считал, что всему этому следовало положить конец во имя интересов христианства ^{[38, p. 45–54]}.

Хенли призывал не беспокоиться за судьбу Церкви в случае исключения епископов из платы лордов. Во-первых, согласно его замыслу, клирики получили бы возможность обсуждать церковное законодательство в возрожденных соборах – конвокациях, полноценные заседания которых не проводились с 1717 г. Во-вторых, Хенли доказывал: после удаления епископов из верхней палаты, отношение парламентского большинства к церковным проблемам должно было измениться в лучшую сторону. Как до, так и после подобной реформы абсолютное большинство парламентских голосов принадлежало мирянам. Поэтому судьба духовенства в большей степени зависела не от парламентской позиции епископов, а от того, как к нему относилось общество в целом. Если в людях была сильна любовь к Церкви – парламент не смог бы нанести ей вред. А любовь общества как раз и зависела от готовности Церкви «добиваться собственной чистоты и эффективности», в том числе и отрывая иерархов от мирских забот в пользу духовных ^{[38, p. 55–56]}.

В 1830-х гг. вопрос об исключении епископов из палаты лордов несколько раз поднимался в парламенте. 13 марта 1834 г. и 26 апреля 1836 г. подобные предложения на рассмотрение палаты общин вносил Катберт Риппон (1797–1867), 16 февраля 1837 г. то же сделал Чарльз Лашингтон (1785–1866). Каждый раз попытка заканчивалась неудачей – большинство парламентариев не были готовы поддержать инициативу.

В своей первой парламентской речи, посвященной данному вопросу, Риппон самоуверенно предлагал рассмотреть билль, основная задача которого была сформулирована так: «Освободить архиепископов и епископов государственной Церкви от законодательных и судебных обязанностей в палате пэров». Для обоснования своей позиции он обращался как к политическим, так и к религиозным аргументам, стараясь опираться на доводы, связанные с духовной жизнью Церкви. Цитируя Священное Писание, оратор убеждал: епископы, как «домостроители таин Божиих» (см.: 1 Кор. 4:1) и «преемники апостолов» должны были посвящать себя «служению слова» (см.: Деян. 6:4), а не светской политике. Риппон утверждал, что церковные иерархи обязаны были отдавать все силы «сохранению религии», главной целью которой являлось «спасение душ» ^{[39, col. 135–136]}.

Но и чисто светскую сторону проблемы Риппон не замалчивал. В его речи звучали подлинно антиклерикальные заявления о том, что власть духовенства несет в себе политические опасности. Он убеждал палату общин: официальное духовенство неизбежно препятствовало «политическим улучшениям», боясь утратить свое положение. Согласно его взглядам, «давать политическую власть в руки тех, кто, в силу своих интересов, всегда будет склонен к враждебности народной власти – практика, опасная для свободы и общественного благополучия» ^{[37, col. 134, 136]}. В то же время Риппон не стремился отстранить прелатов от влияния на церковное законодательство. Он считал возможным учреждение особого епископского собрания, в котором они могли выражать свое мнение по вопросам церковной политики. В его речи так же повторяется тезис о том, что интересы церковной собственности в парламенте будут защищать светские лица, за которых клирики будут голосовать на выборах.

Риппон описывал вывод епископов из палаты лордов как «первый шаг церковной реформы», которая, по его мнению, должна была заключаться в борьбе государства с плюрализмом, абсентеизмом и неравенством доходов в среде духовенства. При этом он апеллировал к общественному мнению, указывая на то, что реформы требовала «мыслящая часть общества» ^{[39, col. 132–133]}.

Оратор обращался и к историческим аргументам, хотя заявлял о том, что «время меняет обстоятельства и усиливает способность человеческого ума здраво судить о государственных делах», и добавлял: «по этой причине я предпочитаю решения нашего века решениям ушедших эпох» ^{[39, col. 132]}. Во-первых, Риппон обращался к авторитету Фрэнсиса Бэкона (1561–1626), который в начале XVII в. писал о необходимости перемен в Церкви. Во-вторых, парламентарий именно на историческом материале стремился доказать враждебность клириков народной свободе. В данном контексте он напомнил не только о недавнем прошлом: оппозиции английских епископов биллю об избирательной реформе 1831 г. и поддержке испанскими и португальскими клириками королей, против которых в 1820 г. восстал народ, Фердинанда VII и Мигела I. Вспомнил Риппон и церковную поддержку «деспотизма Людовиков во Франции» – скорее всего, здесь имелся в виду, главным образом, деспотизм Людовика XVI, который за 30 лет до Фердинанда и Мигела столкнулся с мощью восставшего народа во время Великой французской революции. Оратор обратился и к истории Славной революции. Риппон повторял распространенную мысль о том, что отступление духовенства от «обычной практики» поддержки деспотизма представляло собой лишь «самое убедительное подтверждение правила», так как клирики в 1688–1689 гг. не только защищали протестантскую религию от наступления «папизма», но и отстаивали свои привилегии ^{[39, col. 131, 135]}.

В дискуссии вокруг билля участвовали, в основном, единомышленники Риппона. Противники билля внесли относительно малый вклад в полемику, очевидно, полагая, что своим вмешательством они разожгут ее, распаляя аппетиты радикалов. Особенно важно выступление лидера палаты общин, вига лорда Элторпа (1782–1845). Оно было очень коротким: Элторп дал понять, что не будет поддерживать инициативу Риппона, но уклонился от подробного разъяснения своей позиции, объяснив это тем, что большинство членов палаты общин было настроено против билля. Выступление отразило позицию вигского правительства, не желавшего поощрять подобные законопроекты ^{[39, col. 142]}.

Часть парламентариев восприняла реплику Элторпа как попытку замять дискуссию и дала ей решительный отпор. Так, сторонник билля Уильям Инглби (1783–1854) и его противник Чарльз Теннисон (1784–1861) считали, что «не дозволять обсуждение подобного вопроса в стенах палаты означало оживлять дискуссию в стране» ^{[39, col. 142–143]}. Джеймс Силк Бэкингем (1786–1855) утверждал, что в палате билль поддерживало меньшинство, но не столь незначительное, чтобы отказываться от его обсуждения ^{[39, col. 147]}. И, действительно, в ходе голосования против законопроекта проголосовали 125 членов нижней палаты, за – 58 ^{[39, col. 153]}. Это меньшинство сложно назвать «незначительным». И, тем не менее, такой исход не внушал надежд на успех инициативы в будущем.

В 1836 г. Риппон не осмелился внести в палату билль, а ограничился резолюцией (она, в отличие от билля, не влекла за собой обязательных изменений в законодательстве: если палата общин принимает резолюцию – она лишь выражает свое мнение по какому-либо вопросу). Она гласила: «Присутствие епископов в парламенте вредит делу религии». Оратор сделал ставку на соответствующую аргументацию, избегая политических доводов. Он уверял: «Я прошу перемен во имя религии». Его главный аргумент заключался в том, что у епископов огромный объем обязанностей в своих диоцезах, и он постоянно растет, поэтому прелатов нельзя отрывать от дел на время парламентских сессий ^{[40, col. 311–316]}. Изменение аргументации может служить свидетельством общего спада антиклерикальных настроений в стране.

Участники обсуждения заметили смену тактики Риппона. Так, диссентер Уильям Даун Гиллон (1801–1846) постарался вновь придать теме политическое звучание, признавшись, что в прошлый раз именно политические соображения заставили его проголосовать за предложение Риппона. Он не поленился перечислить эти соображения, повторив избитые фразы о епископах как врагах свободы. Очевидно, что они были призваны восполнить пробелы в выступлении автора резолюции. Хотя Гиллон и уверял: со временем политические аргументы потеряли над ним свою силу, так как он вообще утратил веру в то, что парламент можно исправить отдельными мероприятиями, вроде исключения из него прелатов. По его словам, он, как и Риппон, находился под влиянием религиозных доводов ^{[40, col. 316–318]} . Но можно предположить, что если бы политические доводы, действительно, потеряли бы для него свою силу, он не стал бы тратить время на их перечисление.

Противник резолюции – Эндрю Лоусон (1800–1855) – так же заметил изменение аргументации Риппона. По мнению Лоусона, отказ от «оскорбительного предложения» «освободить» епископов от законодательных обязанностей и обращение к более мягкой формулировке свидетельствовали об улучшении религиозной ситуации, как в палате общин, так и во всей стране. Обратим внимание на то, что Лоусон, будучи консерватором, не агитировал парламентариев за сохранение статус кво. Он считал возможным исключить иерархов из палаты лордов при условии, что среди законодателей останутся архиепископ Кентерберийский и епископ Лондонский, а в случае рассмотрения церковного законодательства в парламент будут вызываться доверенные лица остальных прелатов ^{[40, col. 319]}.

В ходе полемики позицию правительства выразил новый вигский лидер палаты общин – лорд Джон Рассел (1792–1878). Его короткая речь очень похожа на речь лорда Элторпа по аналогичному поводу. Рассел отказался как от поддержки резолюции, так и от подробного обоснования данной позиции, объяснив это тем, что против предложения Риппона настроены как палата, так и страна. При этом министр был осторожен и специально оговорил, что его решение не было связано с неуважением к автору резолюции и его аргументам ^{[40, col. 320]}. Речь Рассела не вызвала такого потока возмущений, как речь его предшественника. Протоколы дебатов зафиксировали протест лишь двоих парламентариев – самого Риппона и Чарльза Лашингтона, который «не мог не осудить курс, взятый благородным лордом – курс на новое подавление дискуссии вокруг вопроса столь важного для интересов государственной Церкви, сохранения религии и ее чистоты» ^{[40, col. 320]}.

В итоге за резолюцию проголосовали 53 члена палаты общин, против – 180 ^{[40, col. 320–322]}. Заметно, что защитники духовных лордов победили с большим перевесом, чем два года назад. Правда, это обстоятельство, в отличие от смены тактики Риппоном, не позволяет сделать вывод об укреплении влияния защитников Церкви. Дело в том, что резолюция Риппона была предложена на более многочисленном заседании, чем его билль.

Риппон обещал через год снова внести в парламент подобное предложение. Но вместо него это сделал Чарльз Лашингтон, который представил палате общин следующую резолюцию: «По мнению палаты, присутствие в парламенте епископов не благоприятствует общим интересам христианской религии в этой стране и ведет к отчуждению людей от государственной Церкви» ^{[41, col. 617]}. К тому времени правительство уже начало проводить умеренную церковную реформу. Так, в тот же день, но несколько раньше, лорд Джон Рассел представил палате общин билль об ограничении плюрализма. И Лашингтон изображал вывод епископов из парламента именно как часть государственной церковной реформы. При этом он предпочел тактику смешения религиозных и политических аргументов.

Оратор стремился подкрепить свои рассуждения авторитетом Писания – «высшим из всех авторитетов». Он подчеркивал, что священный текст запрещал епископам объединять духовные и светские обязанности. Ссылался Лашингтон и на чин посвящения в епископы, согласно которому будущий прелат должен был обещать достойно выполнять именно духовные обязанности ^{[41, col. 610–614]}. Политик упрекал церковных иерархов в том, что они не призывали светских лордов основывать все новые законы на принципах Писания. Он убеждал: присутствие епископов в парламенте не одухотворяло его деятельность, но способствовало «обмирщению» самой Церкви. А это влекло за собой отчуждение от прелатов как рядового клира, так и мирян. В речи Лашингтона так же использовался привычный для антиклерикальной публицистики образ духовных лордов как противников расширения гражданских и религиозных свобод ^{[41, col. 612, 615]}.

Оратор ссылался на общественное мнение. Утверждал, что предложенную меру поддерживало большинство населения. Указывал на новые публикации, отстаивавшие ее необходимость, например, на памфлет лорда Хенли ^{[41, col. 611, 630]}. Он так же активно обращался к примеру других Церквей: Церкви Шотландии, протестантских Церквей Германии, Швеции, Дании и США, служители которых не вмешивались в политику. Он отмечал, что и в ряде католических стран епископам было запрещено подобное вмешательство. Историческую аргументацию Лашингтон в своей речи не применял, если не считать обращения к исторической фигуре епископа Уотсона: по утверждению оратора, он когда-то описал вмешательство епископов в светские дела как «скверну» ^{[41, col. 610]} (напомним, что в рассмотренном нами выше памфлете Уотсон показал себя защитником законодательных прав епископов). Пробел был восполнен последовательным сторонником исключения прелатов из парламента, голосовавшим за это и в 1834 г., и в 1836 г. – Уильямом Юэртом (1798–1896) – который в своем выступлении сослался на прецедент времен Реформации – вывод из верхней палаты аббатов ^{[41, col. 624]}.

Непродолжительная дискуссия вокруг резолюции примечательна тем, что лидер палаты общин впервые согласился достаточно подробно обосновать свой отказ от поддержки подобной инициативы. Лорд Рассел высказался об исключении епископов из парламента как об очень значительном изменении британской конституции. Рассел сравнил это предложение с биллем об избирательной реформе, автором которого был он сам. Билль был призван улучшить систему представительства, которая со временем стала плохо справляться с возложенной на нее функцией – исправив систему, избирательная реформа приблизила ее к древнему образцу. А Лашингтон и его сторонники боролись не за возвращение к древним конституционным нормам, а за изменение древних норм. В речи Рассела приближение к древним образцам предстает более предпочтительным образом действий, нежели внесение новшеств. Тем не менее, министр выразил готовность признать необходимость новшеств при наличии веских причин, но в данном случае он этих причин не видел. Доводы Лашингтона министр назвал «неопределенными, несвязными и неудовлетворительными» ^{[41, col. 619–620]}.

Рассел заподозрил автора резолюции в замалчивании истинных намерений. Политик заявил о том, что аргументы Лашингтона, в частности, обращение к примеру США и Церкви Шотландии, наводили на мысль о его стремлении к уничтожению епископата (по шотландскому образцу) и ликвидации государственного статуса Церкви Англии (по американскому образцу). По мнению Рассела, для его оппонента исключение духовных лордов из верхней палаты было лишь первым шагом на пути к этим целям. И если этот шаг будет сделан, то ничто не помешает превращению Англии в страну без государственной религии ^{[41, col. 620–623]}. Для многих это звучало как угроза будущему страны.

С критикой резолюции выступил и лидер консерваторов Роберт Пиль. В чем-то его речь была похожа на выступление вига Рассела. Он так же предупреждал: вывод епископов из парламента был для сторонников резолюции лишь первым шагом к другим целям. По его мнению, после его осуществления они начали бы добиваться передела церковной собственности и доходов. Пиль не только повторил некоторые положения Рассела, но и высоко оценил его выступление ^{[41, col. 620–623]}. Важно подчеркнуть ярко проявившуюся здесь межпартийную солидарность.

В итоге за резолюцию проголосовали 92 члена палаты общин, против – 197 ^{[41, col. 630–633]}. Защитники епископской власти снова имели значительный перевес при том, что число голосовавших «за» серьезно возросло по сравнению и с 1834, и с 1836 г. Сторонники исключения прелатов из палаты лордов не могли не осознавать, что у них практически не было возможностей реализовать свой план. Возникает подозрение: Риппон и Лашингтон и не надеялись на победу – ими двигало желание завоевать популярность в кругах радикальных политиков, заработать политические очки, играя на антиклерикальных настроениях общества. Сами парламентарии предвосхищали подобные обвинения. Риппон заявлял: «К действию меня побуждает не желание популярности, не любовь к новшествам. Я вношу это предложение, исходя из искреннего и давно сформировавшегося убеждения в его необходимости и справедливости» ^{[39, col. 131]}. Лашингтон так же убеждал членов палаты общин в своей искренности и выразил надежду на то, что его «побуждения не будут неверно истолкованы» ^{[41, col. 627]}. Если отказаться от подозрений, можно предположить, что и Риппон, и Лашингтон, веря в благополучный исход своего дела, несмотря на сопротивление большинства палаты общин и явную невозможность прохождения подобных биллей или резолюций через палату лордов, просто действовали по принципу «вода камень точит».

Перечислим основные выводы. Обсуждение положения епископов в палате лордов в конце XVIII–первой трети XIX века было тесно связано с общественной борьбой за «экономическую реформу». Существовало мнение: епископы в надежде на перевод в богатую епархию подстраиваются под мнение правительства. Их исключение из палаты лордов, как и подразумевавшееся «экономической реформой» упразднение распределяемых министрами пенсий и синекур, должно было сделать законодательную власть менее зависимой от исполнительной. Исследуемое обсуждение велось в контексте дискуссии вокруг церковной реформы, причем пункт о выводе прелатов из парламента включался как в радикальные, так и в умеренные проекты. Как радикальные, так и умеренные авторы использовали для отстаивания позиции религиозные аргументы. Радикалы смешивали их с политическими аргументами.

В начале 1830-х гг. в ходе общественной борьбы за билль об избирательной реформе идею вывода духовных лордов из парламента использовали для давления на них. Осенью 1831 г. прелаты проголосовали против билля. Это знаковое голосование не позволяло в дальнейшем активно обвинять их в подобострастном следовании мнению правительства, но подстрекало к обвинениям во враждебности к делу народной свободы.

В 1830-х гг. Риппон и Лашингтон три раза поднимали в парламенте вопрос о выводе прелатов из палаты лордов. Риппон в 1834 г., Лашингтон в 1837 г. смешивали религиозные и политические аргументы. Важно отметить, что в 1836 г. Риппон отказался от политической риторики, что может свидетельствовать о серьезном спаде антиклерикальных настроений в обществе. Попытки указанных парламентариев найти одобрение в нижней палате всякий раз терпели неудачу. Большинство её членов голосовали против вывода епископов из парламента. Лидеры палаты общин, выражая мнение правительства, неизменно высказывались против подобной инициативы. Она была обречена на неуспех. Одной из причин было то, что она воспринималась как страшный удар по конституции страны.

И в публицистической, и в парламентской дискуссии сторонники вывода прелатов из палаты лордов обращались к историческим аргументам, апеллировали к общественному мнению.

В заключение отметим, что планы Риппона и Лашингтона не осуществились до сих пор. Епископы Церкви Англии продолжают заседать в верхней палате парламента. И в наше время противники подобного порядка пытаются воздействовать на власть и общественное мнение. Так, идею вывода епископов из парламента продвигает общественная организация «Национальное секулярное общество». В январе 2016 г. оно опубликовало на официальном сайте документ «Реформа палаты лордов. Духовные лорды», в котором изложило свою позицию по данному вопросу. «Национальное секулярное общество» резко высказалось против представительства какой бы то ни было религиозной организации в верхней палате парламента. Понятно, что сейчас обсуждение этой темы проходит в ином религиозном, социальном, политическом контексте. Тем не менее, в документе использован один из аргументов, привычных для 1830-х гг. Епископы изображены здесь как противники «прогрессивного законодательства и реформ». Но если в 1830-х гг. в качестве примера приводилось епископское голосование против расширения избирательных прав, сейчас примером является их несогласие с узакониванием однополых браков ^[42].