Основные характеристики политической культуры Латинской Америки.

Киречко Екатерина Михайловна Исследователь. Преподаватель-исследователь 188233, Россия, Ленинградская область, г. Луга, ул. Луга-3, 4/148 Kirechko Ekaterina Mikhailovna Researcher. Instructor-researcher 188233, Russia, Leningradskaya oblast', g. Luga, ul. Luga-3, 4/148 katyakirechko@mail.ru Другие публикации этого автора

Глубокое понимание политической мысли Латинской Америки невозможно без внимания к политической культуре этого региона. Весь спектр политических идей Латинской Америки базируется на определенных ценностных ориентациях как отдельных людей, так и различных социальных групп. В конечном счете, политические ценности определяют приверженность людей какой-либо идеологии и, тем самым, обуславливают ее существование, а изменяясь — ее трансформацию.

Анализ политической культуры Латинской Америки невозможен без обращения к эмпирическим данным, и наиболее полным их источником представляются результаты исследований проекта Университета Вандербильта по изучению общественного мнения в Латинской Америке (Latin American Public Opinion Project — LAPOP) ^{[9, 10]}, которые включают данные по таким показателям, как уровень доверия к различным государственным и негосударственным институтам, участие в протестных акциях, политическая толерантность, дискриминация по различным признакам, электоральное поведение, участие в местном самоуправлении.

Для начала обратимся к дискриминации. Данные LAPOP по этому вопросу вряд ли можно назвать неожиданными: они показывают, что в регионе имеет место дискриминация по цвету кожи, то есть существует проблема сосуществования различных этнических групп ^{[9, с. 31-75]}. В свою очередь, это было отражено в политической мысли региона еще в XIX веке — взять хотя бы программную речь Симона Боливара в Ангостуре (именно она стала основой для последующей Конституции), в которой особое внимание уделяется проблеме национальностей и подчеркивается важность их равноправия. Идейные течения региона касались этой темы и на протяжении XX века.

Кроме того, исследования показывают очень и очень незначительную положительную динамику в этом вопросе. Здесь хотелось бы уделить внимание корню проблемы и обратиться к трудам А.Ф. Шульговского, посвященным комплексному анализу латиноамериканского национализма ^[6]. Важно понимать, что испанская конкиста в регионе не породила таких межрасовых отношений, как, например, колонизация Африки. Напротив, она характеризовалась мощными процессами метисации, в результате которых и появились современные латиноамериканские нации. Более того, основанием конфликтов, характерных для Латинской Америки XIX века, были не этнические противоречия, а стремление жителей региона — и коренных, и метисов, и осевших там европейцев — освободиться от метрополии. Не секрет, что в армии Боливара можно было встретить и негров, и белых, и метисов, и индейцев: «война за освобождение была поистине всенародной, патриотической войной, она ярко продемонстрировала рост национального самосознания народов Латинской Америки» ^{[6, с. 16]}. Все это говорит о том, что проблема межрасовых отношений не присуща латиноамериканскому социуму изначально.

Национализм появляется, по мнению А.Ф. Шульговского, как реакция на прогрессивное развитие региона, как взгляды крупной торгово-промышленной буржуазии.

Согласно результатам исследования, сегодня национальный вопрос — одна из проблем латиноамериканского общества, а достаточно высокий уровень дискриминации — одна из характеристик его политической культуры, являющая собой препятствие на пути к равенству возможностей. Хотелось бы отметить, что, если рассматривать корни проблемы именно в обозначенном ключе, то можно прийти и к ее решению.

Следующие данные, на которых хотелось бы заострить внимание, говорят о высоком проценте преемственности в рамках семьи относительно уровня образования и последующего качества жизни. То есть, с большой долей вероятности, ребенок не получит образования лучше, чем его родители, и не достигнет лучшего уровня жизни ^{[9, с. 39-47]}. Во-первых, такое положение дел является еще одним препятствием на пути к равенству возможностей и, следовательно, к демократии. Во-вторых, оно говорит нам о традиционности и консервативности латиноамериканского общества, что проявляется и в политической культуре.

Одной из важнейших характеристик политической культуры региона является степень участия населения в политическом процессе. Первый показатель, который следует упомянуть в связи с этим, — явка избирателей. Следует отметить, что во всех государствах региона она традиционно составляет более 50%, при этом разница между верхней и нижней границей значительна: 50,7% в Гондурасе, 63,7% в Колумбии, 88,5% в Бразилии, 90,6% в Перу ^{[9, с. 8]}. Кроме того, анализ явки избирателей показывает, что на политическое участие влияет гендер и социальный статус гражданина, второй — прямо пропорционально и в большей степени, нежели остальные факторы ^{[9, с. 82]}.

Тем не менее, участие в голосовании — не единственный метод, которым осуществимо политическое участие. Согласно данным исследования, многие латиноамериканцы принимают участие в деятельности разного рода неправительственных организаций и часто становятся их лидерами. Большее предпочтение латиноамериканцы отдают религиозным сообществам, родительским ассоциациям и организациям по улучшению местного благоустройства.

Следующий вариант участия в политическом процессе, на который хотелось бы обратить внимание, это участие граждан в местном самоуправлении. Законодательно закреплены процедуры осуществления этого, но далеко не все ими пользуются. Например, только 4,1% граждан Чили когда-либо принимали участие в местном собрании и только 21,2% жителей Гаити — а это самый высокий показатель по региону ^{[9,с. 211]}. Что касается внесения своих предложений в муниципалитет, то средний показатель по региону составляет около 13% (и практически все из требований граждан, согласно опросам, не были удовлетворены) ^{[9, с. 214]}. Здесь следует сказать, что процент удовлетворенности работой муниципалитетов значительно выше — он колеблется от 36% до 59% по региону ^{[9, с. 218]} , но в целом мы можем сделать вывод о том, что латиноамериканцы крайне мало принимают участие в местном самоуправлении.

Тем не менее, другие социальные институты пользуются большим доверием у латиноамериканцев, и они участвуют в их функционировании. Так, один из сильнейших институтов, оказавших непосредственное влияние и на мировосприятие, и на политические ценности латиноамериканцев, является церковь. Мы уже упоминали о том, что среди неправительственных объединений жители региона чаще принимают участие в деятельности религиозных объединений. Кроме того, данные опросов свидетельствуют о том, что церковь является одним из социальных институтов, вызывающих наибольшее доверие у народа.

Если обратиться к истории общественной мысли региона, то мы видим множество подтверждений этому — идеи христианства не раз становились основой идейного течения наряду с непосредственно политическими. Влияние католической церкви на политическую культуру региона не вызывает сомнения, ведь, принесенный на континент во времена конкисты, католицизм, адаптировавшись под местные особенности, стал столпом духовной жизни латиноамериканского общества.

Тем не менее, даже в странах, население которых в целом разделяет одни и те же мировоззренческие установки, принесенные католицизмом, наблюдаются различия относительно того, как церковь влияет на политическую культуру.

Возьмем для примера Колумбию и Бразилию. Население обеих стран в большинстве исповедует католицизм, обе они преодолели многие трудности на пути к демократии. Наряду с этим, в прошлом Колумбия претерпела множество гражданских войн, многие из которых хотя бы частично имели среди причин противостояние католической церкви и государства.

Путь Бразилии к демократии также не был простым, и долгое время Церковь оставалась важнейшим борцом за человеческие права и оппозицией военной диктатуре. Таким образом, в силу различных причин, католическая церковь оказывает огромное влияние на восприятие народами этих стран исторических и политических процессов. Тем не менее, влияние это разное.

Церковь стала одним из участников противостояния либеральной и консервативной партий в Колумбии в XIX веке, что привело к поляризации населения в религиозном вопросе. Непосредственное участие Церкви в политической жизни общества, ее близость к государству обусловило ее успех в установлении влияния на формирование ценностей народа, на его культуру и в то же время имело обратную сторону — за прочные позиции приходилось платить поддержкой олигархии, что подрывало моральный авторитет Церкви. Вместе с этим, коллективистский характер колумбийского общества препятствовал мирному установлению партиципаторной демократии. Кроме того, поскольку католическая церковь в Колумбии была достаточно сильна и автономна, ситуация не требовала привлечения священников из Европы, которые могли бы принести оттуда идеи.

Влияние колумбийской церкви на государство с давних пор характеризовалось тем, что она напрямую участвовала в политическом процессе, будучи под патронажем консервативной партии, ей не требовалось создание или участие в сторонних организациях, чтобы заявить о себе на политическом поле.

В то же время в Бразилии, где Церковь существовала автономно от государства, она сама и движения, ею инициированные, часто выступали оппозицией военным режимам. Так, в отличие от колумбийской, она позитивно встречала новые тренды, заданные Ватиканом, что способствовало укреплению демократических ценностей в обществе, в то время как колумбийский католицизм до сих пор остается одним из самых консервативных.

Кроме того, поскольку бразильская Церковь не имеет такой тесной связи с государством, в этой стране более распространены другие религиозные течения — Бразильская католическая апостольская церковь, пятидесятники, харизматическое движение, баптисты. То есть мы можем говорить о религиозном плюрализме и толерантности, которые распространяются и на политическую сферу. Таким образом, если говорить о демократии, то политическая культура Бразилии более отвечает требованиям более прогрессивной модели демократии, нежели колумбийская.

Обратимся к еще одному компоненту политической культуры — политической толерантности, одной из ключевых ценностей, обуславливающих демократию. Под этим термином понимается прежде всего «уважение гражданами политических прав других, в особенности тех, с кем они могут быть несогласны» ^{[9, с. 230]}. Что касается Латинской Америки, то уровень политической толерантности в регионе стабильно остается невысоким. В русле разговора о демократизации такое положение дел, несомненно, является еще одним препятствием на ее пути. Политическая толерантность выступает залогом претворения в жизнь базовых ценностей и норм демократии, без нее невозможна открытая борьба за политическую власть ^{[7, с. 40]}, свобода выбора, политическая свобода. Здесь важно отметить, что даже в государствах с достаточно прочными демократическими режимами может существовать нетолерантность, но особенно значительным ее показатель становится именно в странах, только переходящих к демократии.

Гибсон выделяет следующие проявления нетолерантности: принципиальную, которая выражается в неприятии новых демократических институтов; плюралистическую, направленную на социально-политические группы; мажоритарную, когда индивиды нетолерантны к какой-либо социальной группе и считают, что они в большинстве; лидерская нетолерантность, существующая внутри элит, но имеющая свое влияние на народные массы.

По данным LAPOP доверие граждан к существующим государственным институтам — Президенту, выборам, Верховному суду, полиции, Парламенту, системе правосудия в целом и политическим партиям в среднем составляет 50% ^{[9, с. 234]}. При этом, 53.2% граждан поддерживают политическую систему (показатель колеблется от 61,7% в Бейлизе до 41.4% в Гондурасе), 49.4% верят в справедливость судов, 58.2% с уважением относятся к институтам, 48% считают, что соблюдаются их базовые права ^{[9, с. 243]}.

Обратимся к данным о толерантности по отношению к враждебным социальным группам: 49.5% граждан согласны, чтобы их представители претендовали на работу в сфере публичного управления, 50.8% согласны, чтобы они свободно выражали свое мнение (в том числе посредством СМИ), 57.2% согласны, чтобы они имели право голосовать и 61.2% согласны, чтобы у них была возможность выходить на мирные демонстрации ^{[9, с. 246]}.

В целом LAPOP оценивает уровень политической толерантности в Латинской Америке от 69,1% в Тринидад и Тобаго, до 36,6% в Гондурасе (в то время как в США по оценке этого же проекта он достигает 72.6%) ^{[9, с. 248]}. Если же сопоставить данные с классификацией Гибсона, то отчетливо прослеживаются проявления принципиальной нетолерантности и плюралистической. Таким образом, можно сделать вывод, что латиноамериканцы не доверяют процессам демократизации и, кроме того, существуют внутригосударственные конфликты между социальными группами.

Политическая нетолерантность, тем не менее, неоднородна в каждом отдельно взятом государстве. К ее факторам можно отнести оценку народом экономической ситуации, уровня коррупции, электоральное поведение. Так, удивительным результатом исследования оказалось то, что по мере улучшения настроения граждан относительно государственной экономики, растет и уровень нетолерантности. Можно предположить, что это связано с тем, что при существующей капиталистической системе и роли региона в мировой экономике, а также экономических отношениях с США, при видимом улучшении экономических показателей, низшие слои населения продолжают испытывать экономические трудности, причем более сильные (в принципе это подтверждается данными LAPOP относительно уровня и факторов продовольственной безопасности в регионе ^{[9, с. 53]}).

Что же касается уровня коррупции, то с его ростом растет толерантность, что может быть обусловлено тем, что, видя подобные проблемы в государстве, граждане более терпимо начинают относиться к инакомыслящим.

Также на политическую толерантность влияют гендер, уровень образования и дохода. Мужчины, состоятельные и образованные показывают более высокие уровни толерантности, чем противоположные им группы.

Итак, обратившись к данным LAPOP и проанализировав их, мы можем охарактеризовать основные компоненты политической культуры Латинской Америки. Если говорить о ней в целом и обратиться к типологии политических культур, предложенной Алмондом и Вербой ^[1], то регион по некоторым признакам можно отнести к подданнической культуре.

В политическом сознании индивида особое место занимают традиции, он не всегда стремится к прямому участию в политическом процессе (низкий процент участия в местном самоуправлении, несмотря на существование установленных законом процедур, подтверждает это), его отношение к государству можно охарактеризовать как потребительско-патерналистское — гражданин ждет от власти благ и боится наказания.

Для латиноамериканцев в целом характерна сакрализация политических принципов как абсолютной истины; религия в широком смысле имеет огромное влияние на политическое сознание индивида.

Тем не менее, регион характеризуется достаточно сильными протестными настроениями (которые активно проявляются в формировании политических течений и проведении протестных акций), пусть и неравномерно распределенными в отдельно взятом государстве.

Кроме того, в некоторых государствах политическое участие исходит не «снизу», а продвигается самой властью (так, например, Уго Чавес, придя к власти в Венесуэле, гарантировал и обеспечил индейскому населению представительство в парламентах различного уровня), что стимулирует граждан к осознанию себя в качестве политических акторов и непосредственному участию в политическом процессе.

В этой связи представляется важным и тот факт, что позиция активного участия в политике, в процессе принятия решений, находит свое отражение и в идеях, выдвигаемых латиноамериканскими политическими мыслителями. Здесь хотелось бы привести в пример проект «новой демократии» К.А.А. Рохаса ^[4] (которая весьма близка идеям «демократии участия»), одна из ключевых идей которого — участие народа в управлении на всех уровнях.

Кроме того, в Латинской Америке достаточно сильны внесистемные движения, и здесь речь прежде всего идет об альтерглобализме, который стоит на позициях активного участия в политическом процессе с тем, чтобы учитывать интересы всех социальных групп и отстаивать подлинные интересы региона.

Также необходимо сказать о том, что на континенте достаточно мощно развиваются разной направленности неправительственные организации, и регион не раз становился площадкой для проведения Всемирного социального форума, объединяющего совершенно разные общественные движения и НПО.

Все перечисленное позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на свою консервативность и традиционность, все-таки политическая культура Латинской Америки имеет признаки и партисипаторной, согласно типологии, предложенной Алмондом и Вербой.

Кроме того, мы видим, что политическая культура региона на сегодняшний день заключает в себе некоторые препятствия на пути к демократизации, причем препятствия эти во многом имеют системный характер и проявляются в различных сферах общественной жизни.

Несмотря на очевидную негативную сторону некоторых из них, нельзя забывать о том, что черты политической культуры, веками складывавшиеся на континенте, это неотъемлемая часть истории народов, их культуры в целом, их мировосприятия. Вполне возможно, что стремление унифицировать их по единому образцу, для взращивания во многом чуждого региону политического проекта — демократии по западному образцу — приведет к потере и уникальности, породит новые проблемы и не решит старые.

О том, что для Латинской Америки необходим свой собственный проект, основанный и учитывающий все особенности региона, адаптированный для него, а не наоборот, уже не раз заявлялось — об этом говорят и экономико-политические теории XX века (теории «зависимого развития» и перефирийной экономики) и философские концепции (проект «самообретения» Л.Сеа).