Государства постсоветского пространства как объекты воздействия внешней «мягкой силы»: пример Республики Беларусь

Случай Республики Беларусь как объекта влияния иностранной «мягкой силы» на постсоветском пространстве интересен, будучи взятым как в широком контексте других бывших союзных республик, так и в отдельности. Первый вариант постановки вопроса лишний раз показывает, что «мягкая сила» России на постсоветском пространстве серьезно отстает по степени совершенства своих механизмов и оперативности их применения от «силы жесткой». Второй демонстрирует, что ареной борьбы российских и иностранных интересов и «мягкой силы» как инструмента их реализации на постсоветском пространстве сегодня становятся даже такие государства, для которых выбор в пользу России, казалось, был предопределён самой исторической судьбой.

Белоруссия интегрирована с Россией в беспрецедентном объеме; она единственная, кто участвует во всех объединительных инициативах Кремля, включая «полуконфедеративный» проект Союзного Государства. Однако, тесные официальные контакты не конвертируются в безусловную привлекательность российской национальной идеи, российского образа жизни. В связи с этим интересно определить, какие другие страны готовы проецировать на Белоруссию свою «мягкую силу», создавая в местном общественном мнении собственный позитивный имидж, популяризируя свои язык, культуру и образование.

Замечание о внешней политике современной Белоруссии: страны-партнеры и субъекты «мягкосилового» влияния

Базовой характеристикой современной внешней политики РБ можно считать ее многовекторность. Минск стремится развивать двусторонние отношения как с традиционными, прежде всего, в силу своей географической близости, партнерами (Россия, Европейский союз), так и с теми государствами, контакты с которыми в советский период были минимизированы (Китай, США, страны Латинской Америки) ^[17]. Как представляется, многовекторность белорусской внешней политики, с одной стороны, обусловлена желанием Минска привлечь в страну больше различных инвестиций для реализации ее проектов на конкурентной основе. С другой стороны, она связана с тем, что для РБ все более значимым становится вопрос престижа на международной арене (в 1990-е – ранние 2000-е для Белоруссии, не имеющей больших запасов полезных ископаемых и нуждающейся в энергоносителях и высоких технологиях, при выборе партнеров главным был вопрос выживания). Глубина взаимодействия с новыми партнерами у РБ варьирует – от контактов ad-hoc до строительства стратегического партнерства (последнее отмечается в отношении Китая).

Взаимодействие с новыми игроками делает Белоруссию адресатом их информационной политики, в отдельных случаях очень мощной, но не обязательно вводит ее в сферу воздействия их «мягкой силы». Это связано с тем, что такие контакты пока видятся белорусским обществом скорее как результаты замыслов исключительно политиков, и в самом обществе не сформировалось устойчивое позитивное восприятие этих стран, не осмысливаются в достаточной степени их ценности и продукты культуры. Наибольшим ресурсом «мягкой силы» в отношении РБ все еще обладают те государства, которые на протяжении длительного исторического времени сосуществуют с ней на одном географическом пространстве и потому устойчиво транслируют в белорусское общество свой образ жизни и национально-цивилизационные идеи. Речь идет о России и Европейском союзе; внутри последнего можно особо выделить Польшу и, в некотором смысле, Литву.

Стратегии вовлечения и имидж субъектов «мягкосилового» влияния

Российская стратегия вовлечения Белоруссии в пространство своей «мягкой силы» основана на подключении Белоруссии к проекту Русского мира. В своей идеальной форме этот проект выглядит как убеждение о «триедином русском народе» (собственно великоросская ветвь, белорусская и малороссийская; географически – Россия, Белоруссия и Украина), но в современной ситуации он трансформировался в менее радикальное убеждение об исконно братской связи между русскими и белорусами и сформировал идею приоритетного стратегического партнерства РФ и РБ. Союзное Государство России и Белоруссии в этом контексте можно воспринимать как самостоятельный и многофункциональный канал российского «мягкосилового» влияния: оно рассчитано и на «внутреннего», белорусского «потребителя», поскольку является символом особой глубины российско-белорусской дружбы, и одновременно работает на все постсоветское пространство, выступая как бы модельным вариантом позитивного взаимодействия России со странами субрегиона ^[16].

Что касается восприятия белорусским обществом российских инициатив, то собственно в широких массах и у официальных элит оно разнится. Так, для большинства рядовых белорусов россияне - действительно партнер номер один, самые желанные туристы и т.д. В 1997 – 2013 гг. стабильно не менее 40% граждан Белоруссии поддерживали идею углубления интеграции с Россией вплоть до объединения с ней, а в 2014 г. 60% поддержали российские действия в украинском кризисе ^[19]. По данным НИСЭПИ, полученным в марте 2016 г., больше половины белорусов расценили присоединение Крыма к России как «возвращение русских земель, восстановление исторической справедливости» и только 10% белорусов негативно воспринимают проект Русского мира ^{[4; 7]}. Поведение белорусских политических элит, напротив, свидетельствует о перманентном репутационном кризисе России. Этот репутационный кризис питается опасениями государственного руководства по поводу того, что вовлечение в пространство Русского мира лишает Белоруссию национального суверенитета, возвращает ее в советский статус «вассала» Москвы и выражается в поиске альтернатив Русскому миру на Западе – в Европе ^[20]. Такие альтернативы режиссируются, в первую очередь, самим президентом РБ А. Г. Лукашенко и имплементируются ad-hoc, как бы «в ответ» либо на слишком настойчивые объединительные шаги России на белорусском направлении, либо на российские демонстрации силы на постсоветском пространстве. Так, последний виток белорусского европейства проявился в связи с украинскими событиями.

Концепт Белоруссии как европейской страны культивируется в белорусском общественном мнении примерно с середины 2000-х. В настоящее время идея европейской Белоруссии обнаруживается среди формулируемых МИДом РБ принципов и приоритетов белорусской внешней политики ^[8] и, отчасти, в военной доктрине РБ от 2016 г ^[17].

Европейский национально-психологический вектор воплощается в идее сближения РБ с Европейским союзом. Конкретной институциональной формой такого сближения является инициатива Восточного Партнерства ЕС, в которой Белоруссия участвует с мая 2009 г. Насколько можно судить по тексту Итоговой декларации об учреждении «Восточного партнёрства» (делегация РБ принимала активное участие в ее разработке), «программа-максимум» «европейского вовлечения» Белоруссии состоит в продвижении в этой стране таких политических и социально-экономических реформ, которые бы сделали белорусскую реальность совместимой с реальностью других восточноевропейских членов ЕС. «Программа-минимум» означает создание условий для беспрепятственного знакомства (напр., посредством удешевления шенгенских виз) белорусского общества с европейскими ценностями и их широкую популяризацию ^[23]. Поскольку политическая система РБ никак не подпадает под демократические европейские стандарты, и правящая верхушка страны до недавнего момента подвергалась европейским санкциям за несоблюдение процедуры свободных выборов и преследования оппозиции, выполнимой по существу сегодня является только «программа-минимум». Вместе с тем, на фоне последнего обострения ситуации на постсоветском пространстве в связи с украинскими событиями, ЕС пошел на прагматическое занижение требований к белорусской демократии. Почти все санкции с Белоруссии были сняты зимой 2016 г. В последних обзорах настроений ЕС на белорусском направлении появляется мысль о том, что по итогам российских акций на Украине для Брюсселя становится важной поддержка Белоруссии как одного из последних «бастионов суверенитета» постсоветского пространства, якобы обреченном на полное поглощение агрессивной Москвой ^[21]. Оставаясь частью популизма верхов, такая точка зрения едва ли воспринимается рядовыми белорусами, хотя некое общее ощущение того, что там, где русские склонны применять силу, европейцы больше склонны к диалогу и убеждению, присутствует ^[1]. Социологические исследования фиксируют, что в последнее время количество сторонников «Евро-Белоруссии» в РБ увеличивается медленно, но неуклонно.

Например, НИСЭПИ отметил, что, если в декабре 2015 г., отвечая на вопрос «Что Вы предпочтете для Белоруссии – объединение с Россией или вступление в ЕС?», за объединение с Россией высказывалось 53,5% белорусов, а за вступление в ЕС — 25,1%, то в марте 2016 г. это уже 48 и 31,2% соответственно. При этом более половины участников опроса НИСЭПИ сказали, что они хотели бы поработать в странах ЕС при возможности; отмечается также желание учить в Европе своих детей, отдыхать, приобретать недорогие и качественные товары. Конечно, в противопоставлении «Россия или Европа» бытовой позитивный смысл европейства для белорусов пока еще соседствует с идеей духовно-психологической близости к русским (около 74% белорусов считают себя более культурно-психологически связанными с Россией, чем с Европой) ^{[4; 10]}. Но со сменой поколений населения Белоруссии картина может измениться.

Польский проект для Белоруссии интересен тем, что он развивается как внутри проекта европейского, так связан с тем, что Польша сыграла ключевую роль в продвижении инициативы Восточного Партнерства для ЕС и активно выступала за подключение к этой инициативе Минска. Второй аспект прямо помещает Белоруссию в русло польского мессианизма, так как укладывается в так называемую «ягеллонскую доктрину». Применительно к Белоруссии, «ягеллонская доктрина» подразумевает ее втягивание в пространство польского культурно-психологического, а в теоретической перспективе, и политического, влияния. Поскольку «ягеллонская идея» базируется на отрицании русского фактора в Белоруссии, за счет нее Минск в принципе может получить возможность реализовать альтернативный восточнославянский националистический проект, оставаясь, к тому же, в рамках европейской цивилизации. Другое дело, что проект этот опять подразумевает вассальное положение Белоруссии по отношению к его создателю.

Литовская линия вовлечения Белоруссии в пространство своего мягкосилового влияния строится еще более своеобразно, потому что пересечения в исторической судьбе двух народов дают почву не только для сотрудничества, но и для конфронтации. Речь идет о белорусско-литовском «родстве» через общее нахождение в составе Великого княжества Литовского (ВКЛ) XIII-XVIII вв. Сложность здесь в том, что белорусский исторический нарратив в основном вообще отрицает связь литовской государственности с государственностью ВКЛ и считает, что единственные по существу полноправные потомки ВКЛ – белорусы (литвины, как они назывались в русских источниках). Конечно, такое «присвоение» литовского исторического прошлого белорусами не добавляет тепла международному общению двух стран. Но зато его механизм питает антироссийский национализм белорусских элит и тоже работает против включения Белоруссии в пространство Русского мира. Еще один, неисторический, мотив особых отношений между РБ и Литвой основан на том, что Литва пытается позиционировать себя как посредник между Брюсселем и Минском в процессе подключения РБ к балтийскому крылу европейского интеграционного пространства, осложненном несоответствием РБ стандартам членства в «клубе» европейских демократий.

Что касается восприятия этих национальных проектов белорусским обществом, то в основном они видятся как часть цельного проекта европейской Белоруссии. Настроенные проевропейски сегменты белорусского общества могут вдохновляться опытом обеих стран, решительно порвавших с советским прошлым. С другой стороны, польский проект вооружен собственным, не совпадающим с европейским, «мягкосиловым» инструментарием и, как это будет показано ниже, активно его применяет.

Российская «мягкая сила» в РБ: инструментарий и проблемы применения

«Мягкая сила» в целом и информационная политика России в РБ в частности имеет достаточно большой институциональный потенциал. Так, популяризацией России и «всего российского» в Белоруссии заняты и российские государственные органы внешних сношений (речь о Россотрудничестве при МИД РФ, представительстве «Дома Москвы», Российских Центрах культуры и науки в Минске и Бресте), и академическое сообщество (речь о РИСИ, Институте Русского Зарубежья и пр.), и различные НПО, институции гражданского общества (фонд «Русский мир», фонд поддержки публичной дипломатии имени А. М. Горчакова и пр.). С белорусской стороны тоже действуют общественные организации и информационно-просветительские проекты русофильского толка (Белорусское общественное объединение «Русь»; Молодежное общественное объединение «Русь молодая» и т.д.) ^[20]. Отдельный «пункт» за пределами этих списков составляет Русская Православная Церковь, которая под началом Патриарха Кирилла особенно стала продвигать идею о «триедином русском народе» ^[15].

Универсальным фактором, благоприятствующим распространению российской «мягкой силы», популяризации российской культуры, истории и т.д. является русский язык в Белоруссии. По конституции РБ он является вторым государственным, и, несмотря на все мероприятия по внедрению белорусской тарашкевицы в образование, деловую и повседневную жизнь белорусов в 2013 - 2016 гг., на нем все еще говорит подавляющее большинство населения. Особый статус русского языка дает населению РБ прямой доступ к российским, непереводным СМИ (то есть здесь Россия может «экономить» на изданиях типа “Russia Today”), а также создает уникальную ситуацию в образовании. Так, если белорусские средние школы только в 2013 г. стали частично вводить преподавание на белорусском языке (но и сегодня родители более охотно отдают своих детей в школы русскоязычные), то ни одного белорусскоязычного вуза в стране нет вообще, и даже если студент сдает для поступления белорусский, учиться ему все равно приходится на русском языке ^[6]. Помимо этого, среди белорусских молодых людей котируются российские вузы: по состоянию на 2015 год, в них обучалось более 23 тыс. белорусских студентов; в 2015 г. белорусы занимали второе место по численности среди всех студентов-иностранцев российских вузов ^[11].

Теоретически, все вышеназванное должно давать надежду на то, что значительная часть местной политической, интеллектуальной и бизнес-элиты, а также рядовых граждан думает и продолжит думать «по-русски и в направлении России». Но на практике у российской мягкой силы на белорусском направлении имеются серьезные тормозящие факторы. Ключевой проблемой является то, что мягкосиловое влияние современной России на РБ сохраняет большую советскую инерцию. Это значит, что делается ставка на будто бы вечно самовоспроизводящуюся идентичность Белоруссии как «самой советской из всех республик», разделяющей российскую историческую судьбу через ее главные символические вехи (например, Великая Отечественная война) и неизбежно втянутую в орбиту российского влияния посредством советских же рычагов – углеводородов и «особых» отношений между высшими прослойками двух национальных бюрократий. Вместе с тем, поколения меняются и, даже с учетом патриотического воспитания молодежи в духе сохранения ценностной преемственности, при сохранении существующей ситуации все большее число белорусов будет критически воспринимать проект Русского мира. Чтобы переломить эту тенденцию, России следует менять как форму подачи, так и содержание «мягкосилового» влияния в РБ. Что касается формы, то здесь одним из острых является вопрос наращивания мощи российской «цифровой дипломатии». Несмотря на то, что в РБ периодически включается Интернет-цензура, социальные сети (особенно, «ВКонтакте») и блоги чаще всего остаются доступными и именно через них русским проектом может «проникнуться» молодежь. В настоящее время российское присутствие в социальных сетях и блогосфере в РБ если и существует, то скорее формально: Интернет-сообщества, пропагандирующие Русский мир, рекламируются слабо, информация в них не обновляется. Если говорить о содержании, то здесь важно понять: тезис о духовно-историческом родстве русских и белорусов должен использоваться, но идея российского лидерства на постсоветском пространстве требует новой рациональной основы. Российские претензии на особые отношения с РБ должны подаваться как объективная внешнеполитическая реальность мощного государства, возродившегося после всех превратностей 1990-х, которое эффективно справляется с кризисами современности и поэтому является надежным партнером и достойным примером для подражания. Концепт «старшего брата» для бывшей союзной республики следует заменить концептом «примера дружественной России» для другого самодостаточного государства пространства СНГ.

Европейская «мягкая сила» в Белоруссии

Потенциал европейской «мягкой силы» в РБ реализуется при поддержке Европейской комиссии и/или в ходе инициатив Восточного Партнерства. Так, в настоящее время при Белорусском государственном университете действует Информационный центр ЕС; страна подключена к программе «Культура и креативность» (предполагается поддержка белорусской культуры и креативных индустрий как европейского достояния ^[18]) и к таким инициативам по линии поддержки образования, спорта и оптимизации молодежной политики, как «Эразмус Плюс» ^[13], «Темпус» ^[14]. Эти инициативы предоставляют белорусам гранты для обучения, прохождения стажировок в странах ЕС. С мая 2015 г. Белоруссия также официально подключилась к Европейскому пространству высшего образования и Болонскому процессу, хотя и с условием, что в ближайшее время в стране будет достигнут больший уровень свободы исследований, студенческого самоуправления, прекратятся репрессии против студентов – гражданских активистов и др. Инициатива вхождения РБ в европейское образовательное пространство лоббировалась министром образования М. Журавковым, который отметил, что именно таким образом белорусское высшее образование может получить признание в мире и доказать свою конкурентоспособность ^[22]. Возрастающая мощь информационной политики и культурно-образовательной дипломатии ЕС в Белоруссии обусловливается в том числе увеличением популярности и ростом качества владения местного населения европейскими языками, прежде всего, английским, немецким, итальянским и польским. Отсутствие продвинутых языковых учебников в школах и вузах и недостаток практики компенсируеюся частными языковыми курсами и интернет-платформами. Некоторые такие ресурсы являются бесплатными, а значит, абсолютно доступными для населения (например, портал изучения польского языка и знакомства с польской культурой www.polskijazyk.pl) ^[2].

Говоря о пропаганде польского языка и культуры в РБ, надо заметить, что конкретно польская «мягкая сила» в этой стране реализуется очень мощно. Ее институциональный потенциал, как и в случае с Россией, строится и государством, и гражданским обществом, но применяется в отдельных сферах куда более эффективно и оперативно, чем российский. Так, общественная организация «Союз поляков» в Минске давно превратилась из культурного центра в «мягкое» политическое лобби, поддерживающее местный национализм-европеизм. На территории РБ вещает первый в Восточной Европе полностью белорусскоязычный канал «Белсат», на финансирование которого польское правительство выделяет около 4 млн. долл. в год. Принятый в 2008 г. и распространяющийся на Белоруссию как страну СНГ закон «О карте поляка» является настоящим инструментом не только культурной, но и этнической экспансии ^[9]. В соответствии с ним, белорусы, имеющие польские корни или даже просто симпатизирующие польскому народу, языку, культуре и истории, могут получить на территории Польши большое количество привилегий, включая безвизовое пребывание, разрешение на работу, возможность бесплатно учиться в вузах и мн.др., включая облегченное получение польского гражданства. ^[5]

Литовское «мягкосиловое» влияние в РБ не носит такого «политически-подрывного» характера, как польское, оно гораздо менее интенсивно. Популяризация Литвы и «всего литовского» в РБ проходит в рамках межправительственных и межведомственных соглашений, регламентирующих сотрудничество в сфере культуры и науки, и отдельных двухгодичных Программ сотрудничества, принимаемых на основе этих соглашений ^{[3; 11]}. В то же время, ее важной составляющей выступает поддержка литовских нацменьшинств в РБ и белорусского католицизма, который сегодня является второй по численности верующих (около 15%) конфессией в стране.

* * *

Таким образом, РБ выступает объектом влияния «мягкой силы» России и ЕС на постсоветском пространстве. В общем ключе европейской «мягкой силы» отдельный вес имеет польская и, в меньшей степени, литовская. Россия должна воспринимать «мягкосиловую» конкуренцию за Белоруссию как объективный факт, несмотря на то, что между ней и Белоруссией существуют исключительно глубокие интеграционные и культурно-исторические связи. При этом европейские стратегии «мягкосилового» вовлечения постоянно совершенствуются, подводя под проект «европейской Белоруссии» идеологические и цивилизационные основы. Одновременно с этим Европа пользуется своим главным «оружием», транслируя в Белоруссию образ продвинутого, всесторонне привлекательного общества потребления. У российской «мягкой силы» в Белоруссии обширный инструментарий, но он требует модернизации. Концепты Русского мира для Белоруссии должны быть наполнены новым содержанием, более адекватным современному состоянию международной среды, модусу двусторонних российско-белорусских отношений и духовно-интеллектуальным запросам новых поколений белорусского общества.