М.А.Бакунин о социальном значении науки

Анархизм, как социальная теория и как общественное движение, остается актуальным и востребованным в современном мире. Актуальность и востребованность его обусловлена тем, что его основная идея, идея самоуправления трудящихся практически не реализована. Не государственное управление, а самоуправление – это есть реализация демократии, власти народа в обществе, а власть народа в обществе если и существует, то очень ограниченно.

Потребность, востребованность анархизма основывается на противоречии между народом и государством. С позиции анархизма, народ сам, без участия государства и чиновников, как представителей государства, может организовать свою жизнь посредством самоуправления. Будущее общество есть совокупность самоуправляемых общин.

Анархизм по своей сути, но не по декларации, глубоко демократическое социальное течение, суть его демократизма в вере в народ, в вере в способность народа самостоятельно, снизу организовать свою жизнь. Самоуправление народа есть подлинная демократия, поэтому степень анархизма в обществе тождественно степени демократизма, анархизм нужен там, где нет демократии.

Хотелось бы подчеркнуть, что анархизм есть не беспорядок, не дезорганизация, он есть порядок, но порядок установленный народом, а не государством, анархизм есть организация, но не реализованная государством, сверху, посредством насилия, а народом, снизу, с учетом социальной справедливости и потребностей народа.

Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) – выдающийся русский мыслитель, революционер, теоретик и практик анархизма, одна из самых ярких, самобытных и противоречивых фигур.

Он оказал огромное влияние на мировую общественную мысль, его идеи притягательны и сегодня для многих миллионов людей. Идея свободы была главной в его жизни, она являлась основным мотивом теоретической и революционно-практической деятельности. «Я – фанатичный приверженец свободы, видящей в ней единственную среду, где может развиться ум, достоинство и счастье людей», ‑ писал он о себе ^{[6, с. 250]}.

Опираясь на факты биографии Бакунина, можно написать увлекательный приключенческий роман. «Бакунин был настоящим романтиком, ‑ вне этого нельзя понять ни очень сложной и достаточно путаной его натуры, ни всей переполненной авантюрами его жизни, ни, наконец, его философского развития», ‑ писал В.В. Зеньковский ^{[2, с. 48]}.

В основном, исследовали, рассматривали социальные взгляды Бакунина, и это было вполне оправдано, ведь Бакунин, прежде всего, социальный мыслитель, стоявший долгие годы во главе мощного общественного, революционного течения. Тема науки и образования не занимала существенного места в творчестве Бакунина, но именно этот практически не исследованный аспект вызывает, на наш взгляд, интерес и весьма актуален своей оригинальной постановкой и оригинальным решением данных проблем.

Бакунин посмотрел на науку и образование с точки зрения тех социальных, классовых противоречий, которые существовали и существуют в обществе, с точки зрении социальной справедливости, с точки зрения социального равенства. Именно такой, нестандартный подход в трактовке науки образования, на наш взгляд, может вызвать интерес у современного мыслящего общества.

Для Бакунина иной мировоззренческий, методологической позиции быть не могло, ведь мыслителю было присуще обостренное чувство социальной справедливости. Капитализм есть несправедливый общественный строй – это аксиома для мыслителя. По его мнению, «люди, которым нет выгоды обманывать себя, понимают теперь, что пока для известного количества экономически привилегированных людей будут существовать средства и образ жизни, отличные от рабочего класса; пока, с одной стороны, более или менее значительное количество отдельных лиц будут наследовать в различных пропорциях землю и капиталы, не созданные их собственным трудом, а с другой стороны, громадное большинство трудящихся не наследует ровно ничего, пока проценты с капитала и рента позволяют этим привилегированным личностям существовать, не работая, до тех пор равенство немыслимо» ^{[6, с. 27]}.

Социальная почва для возникновения анархизма есть там, где существуют острые противоречия между народом (личностью) и государством. Эти противоречия есть везде, такова природа государства, его задача - регламентировать жизнь народа, но если давление государство на народ беспредельно и беззаконно, то естественно возникает протест против такого государства. Противоречия между народом и государством в России XIX века были катастрофичны, они остаются и сегодня, отсюда ненависть народа к государству.

Российское государство XIX века было деспотическим. «Отчужденность чиновничьего мира от народа и народа от правительства достаточно очевидна. Петербургское правительство, это террористическая диктатура, цезаризм, доведенный ad absurdum. Его народ – дворянство, но это лишь постольку, поскольку дворянство – враг народа», ‑ писал А.И. Герцен ^{[1, с. 64]}. Деспотическое государство не воспринимает человека как гражданина, о человеческом достоинстве не может быть и речи, даже достоинстве высших слоев общества. Пока люди не осознают, что все они равны, потому что обладают равным человеческим достоинством, пока эта не станет нормой их бытия, о гражданском обществе не стоит говорить.

Каково государственное устройство России? Это есть вертикаль, употребляя термин современного политического лексикона, российской власти? «Россия в полном смысле слова управляется адъютантами, указами, писарями и эстафетами. Сенат, государственный совет (учреждение более позднее), министерства – не что иное как канцелярии, в которых не спорят, а исполняют, не обсуждают, а переписывают. Вся администрация представляет собой крылья телеграфа, с помощью которого человек из Зимнего дворца изъявляет свою волю» ^{[1, с. 198]}. При таком устройстве не приходится говорить о каком-либо диалоге народа и власти.

Как решал мыслитель дилемму между наукой и жизнью. В своей социальной философии Бакунин подчеркивал приоритет жизни перед наукой, перед теорией. Жизнь выше науки – такова исходная позиция мыслителя. «Наука незыблема, безлична, обща, отвлеченна, нечувствительна… Жизнь вся быстротечна и преходяща, но также и вся трепещет реальностью и индивидуальностью, чувствительностью, страданиями, радостями, стремлениями, потребностями и страстями», ‑ подчеркивал и несколько абсолютизировал Бакунин дистанцию между наукой и жизнью ^{[4, с. 192-193]}. Таким образом, абсолютизируя абстрактный характер теоретического знания, Бакунин делал вывод об отдаленности науки от жизни, о неспособности ее адекватно отразить потребности общества.

Бакунин неправомерно увидел противоречие между наукой и жизнью в рамках диалектического противоречия конкретного и абстрактного. Хотя мыслитель в молодые годы в московских философских кружках увлекался гегелевской философией, однако диалектика понятий была им усвоена не очень хорошо, иначе бы он не противопоставлял абстрактное и конкретное, науку и жизнь. Мыслитель полагал, что «общая идея всегда есть отвлечение и, по этому самому, в некотором роде – отрицание реальной жизни» ^{[4, с. 192]}. Подобным образом, в свое время Платон развел в разные стороны идеальное, абстрактное, идеи и материальный мир, и стал основателем объективного идеализма. Аристотель, ученик Платона, исправил его ошибку.

Бакунин утверждал, что наука, как идеальное образование, «в состоянии охватить и назвать в реальных фактах лишь их общий смысл, их общие отношения, их общие законы, одним словом, мысль и наука могут схватить то, что постоянно в их непрерывных превращениях вещей, но никогда не их индивидуальную материальную сторону, трепещущую, так сказать, жизнью и реальностью… Наука понимает мысль о действительности, но не самую действительность, мысль о жизни, на не самую жизнь» ^{[4, с. 192]}. Таким образом, Бакунин остается в рамках платоновской дилеммы идеального и материального, общего и конкретного.

На самом деле с позиций гегелевской, марксистской, современной диалектики абстрактного и конкретного, общего и единичного, абстрактное, общее не противоречит жизни, не отвлекает от нее, а наоборот, помогает найти в реальной действительности существенное и необходимое, освобождает от случайного и несущественного.

Однако Бакунин не отрицает эвристической функции науки, он утверждает, что общие законы присущи явлениям физического и социального мира, что наука ставит вехи прогрессивного развития человечества, но при этом, «наука – это компас жизни, но это не есть жизнь» ^{[4, с. 192]}. Конечно, наука не есть сама жизнь, но наука есть гносеологическая модель, и этого, что важно, Бакунин не отрицает.

Что же он отрицает? «Жизнь… трепещет реальностью и индивидуальностью, чувствительностью, страданиями, радостями, стремлениями… Из этого следует, что наука, имеет своей существенной миссией освещать жизнь, но не управлять ею» ^{[4, с. 193]}. Он опасается того, что знание, которое добывает наука, может стать тем инструментом, при помощи которого ученые и привилегированное меньшинство станет управлять обществом, Бакунин опасается того, что наука может стать инструментом классовой эксплуатации. Приоритет науки над жизнью имеет своим следствием власть меньшинства над большинством. На другой день революции, ‑ считал Бакунин, ‑ новая общественная организация должна быть создана не свободным соединением народных ассоциаций, общин, волостей, областей снизу вверх, сообразно народным потребностям и инстинктам, а единственно диктаторской властью этого ученого меньшинства, будто бы выражающего общенародную волю. Такова логика рассуждений мыслителя. Бакунин, здесь отталкиваясь от гносеологической проблематики науки, переходит к ее социальной роли, точнее на науку он смотрит сквозь призму социальной проблематики, видя в ней одну из причин, разделяющую людей на богатых и бедных. Позиция Бакунина – наука не должна быть инструментом эксплуатации, наука, ее достижения должны служить всему обществу.

Бакунин разделял естественные и гуманитарные науки с точки зрения их социально-классовой ангажированности, при этом естественные науки он считал настоящими, подлинными науками, задача которых заключается в адекватном отражении действительности «Мы не станем указывать на богословие, науку божественной лжи, юриспруденцию, науку человеческой лжи, на метафизику и идеальную философию, науки всякой полу лжи; мы укажем на такие науки, как история, политическая экономия, философия, опирающаяся не на реальное знание природы, а основывающиеся на тех же началах, на которых построены богословие, юриспруденция и метафизика. Можно без преувеличения сказать, что всякий молодой человек, выходящий из университета и пропитанный этими науками или, лучше сказать, этими различными видами систематической лжи, которые присвоили себе название науки, совершенно губится умственно, если не представятся какие ни будь, исключительные обстоятельства, могущие спасти его. Профессора эти – новейшие жрецы патентованного, политического и социального шарлатанства отравили его….» ^{[6, с. 31]}. Здесь Бакунин, по сути, прав: гуманитарные науки ангажированы в большей степени, в большей степени выражают интересы и потребности тех или иных социальных слоев общества.

Таким образом, Бакунин ниспровергает только гуманитарные науки, только их он называет лживыми науками, только они объект его яростной критики. Законы гуманитарных наук «созданы были привилегированными классами в интересах эксплуатации труда рабочих масс, с единственной целью подавления их свободы, и которые под предлогом мнимой нравственности были всегда источником самой полнейшей безнравственности ^{[6, с. 57]}. Гуманитарные науки, таким образом, есть инструмент эксплуатации трудового народа. Такой однозначный, конечно, не совсем верный вывод делал мыслитель. Однако, доля истины в этом есть.

Это обусловлено спецификой гуманитарных наук. Если в познании природы субъекту противостоит объективная реальность; мы видим здесь субъект - объектное отношение, то в социальном познании субъекту противостоит субъект; здесь уже субъект – субъектное отношение. Здесь перед нами не бесстрастная природа, а субъект, наделенный сознанием, здесь не монолог, а диалог. Гуманитарное познание, таким образом, носит диалогический характер. В этом заключается его основное качественное отличие. Гуманитарные науки изучают самого изучающего, человек изучает человека, предмет гуманитарных наук – человек и человечество. Поэтому этот предмет не может быть до конца объективирован. В гуманитарном познании избавиться от интересов объекта-субъекта познания, его интересов и потребностей практически невозможно.

Другое дело, по мнению Бакунина, точные и естественные науки, это науки чужды метафизике и богословию, они основываются на фактах и здравом смысле. На основании этого разделения наук на гуманитарные и естественные, точные науки, Бакунин делает присущий ему, на наш взгляд, не совсем верный вывод. «А потому, что же мы видим? Молодые люди, изучавшие идеальные науки, становятся в жизни эксплуататорами и реакционерами – доктринерами; те же, которые изучают естественные науки, становятся революционерами, а многие революционерами – социалистами. На эту часть молодежи мы и надеемся» ^{[6, с. 32]}. Конечно, Бакунин делает однозначный и неверный вывод. Идеализм не есть буржуазная идеология, а материализм и естествознание – пролетарская. Однако намного позже в 1908 году такую же крайнюю однозначность демонстрирует другой «пламенный борец за права трудящихся» В.И. Ленин в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм», так же однозначно полагал, что материализм есть пролетарская идеология, а идеализм – буржуазная. Это однозначность, неприемлемая в философии и в обществознании в целом, определила судьбы советской философии на многие годы.

Бакунин, в своем исследовании науки поднимает актуальную тему гуманизма. Этика занимает существенное место, как в методологии научного познания, так и в сфере использования результатов научной деятельности. Бакунин из абстрактности, отвлеченности, объективности научного знания Бакунин делает вывод о его антигуманности. «И если можно было почти уверенным, что никакой ученый не посмеет теперь обращаться с человеком, как он обращается с кроликом, тем не менее, всегда следует опасаться, как бы коллегия ученых, если только ей позволить, не подвергла живых людей научным опытам, без сомнения менее жестоким, но которые были бы от этого не менее гибельными для человеческих жертв» ^{[4, с. 194]}.

Бакунин прав в том, что наука безлична. «Наука так же мало способна охватить индивидуальность человека, как и индивидуальность кролика, другими словами она одинаково равнодушна как к тому, так и другому...» ^{[4, с. 195]}. «Для этих же существ, состоящих не только в идее, но из плоти и крови, наука есть нечто бессердечное, она рассматривает их самое большее как мясо, материал для интеллектуального и социального развития. Что ей до частных случаев и до мимолетной судьбы Петра и Якова» ^{[4, с. 196]}.

Научное познание представляет собой человеческую деятельность, оно есть результат этой деятельности, в конечном счете, оно служит человеку. Поэтому гуманитарное, этическое измерение науки неотъемлемая часть научного познания. Наука как специфический вид человеческой деятельности имеет свой этос, свод норм и правил поведения научного общения, основанный на соответствующих идеалах и ценностях. В науке существует определенная система этических норм, определяющая, что допустимо и что недопустимо в научном сообществе, свой этический кодекс. И с этой точки зрения утверждения Бакунина вполне актуальны. Но, наука, изучая непосредственно Петра и Якова, в тоже время в Петре и Якове она изучает не специфическое, индивидуальное, а общее, существенное, характернее для всех людей. Поэтому из абстрактности и отвлеченности науки вовсе не вытекает ее антигуманизм, он обусловлен нравственной ответственностью, или безответственностью ученого.

Должны ли ученые отвечать за социальные последствия сделанных им научных открытий? Нравственная (социальная) ответственность предполагает нравственный выбор. Нравственный выбор предполагает существование альтернатив, поэтому он должен быть свободным, должен исходить из нравственных ценностей исследователя. Через нравственный выбор реализуется нравственная ответственность ученого, ответственность, прежде всего, перед обществом и человечеством.

Но с другой стороны, рациональная наука познать иррационального, во многом, субъекта не в состоянии. Что есть человек, как его познать? Познание человека как предмета естественнонаучного познания достигло определенных успехов, но что есть человеческая душа, что есть индивидуальная духовная жизнь человека? Эта проблема должна быть решена уже в рамках социально – гуманитарного познания.

В рамках классической рационалистической традиции духовная сущность человека «проскальзывает» сквозь логические категории. И вот на эту сторону научного познания, на наш взгляд, обратил внимание Бакунин вполне справедливо. Позже, в конце XIX века, эта проблема породила целое направление в социально-гуманитарном познании – философию жизни и неокантианство.

Другая важная проблема, которую затрагивает Бакунин – это социальная роль науки. Бакунин выступал против абсолютизации роли науки в обществе, что, впрочем, вполне справедливо. В свое время позитивизм выступил против метафизики, обвинив все исторически предшествующие формы общественного сознания в метафизичности, то есть в оторванности от реальной действительности в монополии на абсолютное знание. Единственной антиметафизической формой, позитивной является наука, которая дает адекватное знание и не слона к его абсолютизации.

Однако Бакунин, во времена первого позитивизма выступил с яркой критикой этой абсолютизации научного знания. Он, опираясь на свой гениальный, во многом интуитивный интеллект, увидел в социальном мире эту абсолютизацию научного знания. «В своей нынешней организации, монополисты науки, ученые, оставаясь в качестве таковых вне общественной жизни, образуют немыслимо особую касту, имеющую много сходного с кастой священников. Научная отвлеченность есть их Бог, живые и реальные индивидуальности – жертвы, а сами они – патентованные и посвященные жрецы» ^{[4, с. 194]}. Таким образом, опираясь на первый позитивизм и на Бакунина, можно сказать, что на смену абсолютизации религиозного сознания, метафизического сознания пришла такая же абсолютизация научного сознания. И в этом есть определенная доля истины.

Бакунин свой протест против абсолютизации роли науки в обществе, называл бунтом жизни против науки, в этом смысле он науку ставил в один ряд с другими формами общественного сознания, которые тоже в свое время были абсолютизированы и были объектами поклонения. «До настоящего времени, вся история человечества была лишь вечным и кровавым приношением миллионов бедных человеческих существ в жертву какой – либо безжалостной абстракции: бога, отечества, могущества государств, национальной чести, прав исторических, прав юридических, политической свободы, общественного блага» ^{[4, с. 197]}. Более того, по своей социальной сущности Бакунин сравнивал науку с религией.

В некотором смысле правоту Бакунина подтверждает американо-австрийский философ и методолог науки Пол Фейерабенд (1924–1994) , который поставил под сомнение притязание науки на монопольное обладание истиной? Эта идея стала актуальной в наше время.

Фейерабенд выступал против какой-либо демаркации, отделения научного знания от ненаучного. Научное познание происходит по определенным правилам. «Процедура, осуществляемая в соответствии с правилами, является научной, процедура, нарушающая эти правила, ненаучна» ^{[7, с. 18]}. Здесь, по мнению Фейерабенда, ученые и теоретики науки выступают единым фронтом, как до них это делали представители церкви, с точки зрения которой, истинно только их учение, а все остальное язычество.

Фейерабенд утверждал, что между наукой и иными формами общественного сознания нет принципиальной разницы, не существует непроходимой грани. Наука, как и другие формы общественного сознания, релятивна, относительна, зависит от конкретно-исторических условий развития общества, она не обладает монопольным правом на истину. «При этом люди далекого прошлого совершенно точно знали, что попытка рационалистического исследования мира имеет свои границы и дает неполное знание» ^{[7, с. 27]}. В мире существует множество способов бытия, которые имеют свои преимущества и недостатки и все они необходимы. Наука поэтому вовсе не является высшим пиком знания, это просто очередная интеллектуальная традиция, пришедшая на смену мифу, магии, религии. Наука, в сущности, ничем не лучше религии или мифа, которые тысячелетиями составляли основу социальной жизни.

Эта методологическая позиция Фейерабенда вполне оправдана, так все формы общественно сознания – наука, искусство, религия, миф отражают, каждая по своему, своими средствами те или иные стороны нашего многообразного бытия. Поэтому наука не является монопольной рациональной формой знания, источником альтернативных идей могут быть любые вне научные, иррациональные формы знания.

Фейерабенд критически относится к поддержке науки государством. «Государство и идеология, государство и церковь, государство и миф четко отелены друг от друга. Однако, государство и наука тесно связаны….Это слияние государства и науки ведет к парадоксу, мучительному для демократии и либерального мышления» ^{[7, с. 19-20]}. От лица науки исходит не только истина, но и заблуждение, которое, как и истина, тоже может иметь и имеет государственную поддержку.

Таким образом, если религия или идеология принципиально не отличаются от науки, если они есть частное дело индивида, то и наука должна стать частным делом индивида. Верить в науку или не верить – это частное дело. Такова радикальная позиция Фейерабенда.

Бакунин также в некотором роде полагал, что наука и религия в современном ему обществе выполняют одну и ту же социальную роль. Европейские университеты оказывают буржуазии те же услуги, что и церковь в феодальном обществе. «Дипломированные государством профессора заняли место священников, и университет сделался в некотором роде церковью интеллигенции» ^{[4, с. 241]}.

Таким образом, Бакунин придал понятию науки социально – классовое значение, он посмотрел на социальное значение науки сквозь призму эксплуатации одного класса другими, эксплуатации народа буржуазий, наука, таким образом, есть инструмент эксплуатации народа. Он полагал, что наука выступает средством управления народом. «То, что я проповедую, есть, следовательно, до известной степени бунт жизни против науки или скорее против правления науки, не разрушения науки, - это было бы преступлением против человечества, ‑ но возведение науки на ее настоящее место, чтобы она уже никогда не могла покинуть его» ^{[4, с. 197]}.

Кому служит знание, полученное наукой, как оно может быть использовано в обществе? Наука способна познавать законы развития природы и общества – значит, по мнению Бакунина, ученое меньшинство, познавшее эти законы, должно управлять миллионами людей, значит на другой день после революции новая общественная организация должна быть создана не свободным соединением народных ассоциаций, общин, волостей, областей снизу вверх, сообразно потребностям….., а единственно диктаторской властью этого ученого меньшинства, будто бы выражающего общественную волю» ^{[4, с. 200]}. Господство науки Бакунин понимал как социальное господство ученых, а социальное господство ученых есть, в свою очередь, господство буржуазии.

Государство опирается на привилегированные классы, а наука составляет главную силу государства. «Да наука. Наука, правительственная, административная и наука финансовая, наука учащая стричь народное стадо, не вызывая слишком сильного протеста….. наука, учащая обманывать и разъединять народные массы, держать их всегда в спасительном невежестве, чтобы они никогда не могли, соединившись и помогая друг другу, организовать из себя силу, способную свернуть государство; наука военная….» ^{[6, с. 47]}. Чтобы управлять людьми, надо много знать, а этим обладают привилегированные классы. Ведь именно из среды буржуазии, по мнению мыслителя, выделяется ученое меньшинство, новейшая аристократия «патентованной и привилегированной интеллигенции». Будущее общество есть «ученое и господствующее меньшинство и огромное большинство несчастных, невежественных и порабощенных пролетариев» ^{[6, с. 46]}.

Какой Бакунин видел науку будущего? Наука будущего, по мнению мыслителя должна выполнять принципиально иную роль по сравнению с современным ему обществом, она должна служить цели «полной гуманизации реального положения реального положения всех реальных индивидов, которые рождаются, живут и умирают на земле» ^{[4, с. 198]}. Таким образом, наука должна служить народу, а не привилегированному меньшинству.

Бакунин выступал за полное социальное и даже в некоторой степени за полное фактическое равенство, полагая, что не должно быть привилегированного ученого меньшинства. Для того, чтобы его не было не должно быть несколько ступеней образования, разделяющих общество на классы, должно быть всестороннее образование для всех.

По мнению мыслителя, все должны работать и все должны быть образованы, причем под работой он понимал физический труд, а труд интеллектуальный, умственный должен быть даровым, бесплатным. «Из всего этого, кажется, очевидно, что единичный труд индивидуального ума, все умственные работы в смысле изобретения, но не в смысле приложения должны быть даровыми. Но чем же тогда жить людям таланта, людям гениальным? Разумеется физическим и коллективным трудом как все другие. Как? Вы хотите подчинить великие умы физическому труду наравне с самыми посредственными?

Да хотим и вот почему: во-первых, мы убеждены, что великие умы не только ничего при этом не потеряют, но напротив, много выиграют, укрепятся физически, а еще более духовно солидарностью и справедливостью.

Во-вторых, это единственный способ возвысить и очеловечить физический труд и этим самым установить настоящее равенство между людьми», ‑ писал Бакунин ^{[6, с. 37]}. В результате этого не должно существовать ни рабочих, ни ученых, а должны быть только люди. Только при таком полном равенстве, по мнению Бакунина, восторжествует подлинная свобода.

При современной организации науки, при невежестве пролетариата, прогресс науки и промышленности приводил к бедности и еще большему рабству народа. Поэтому, по мнению Бакунина, необходимо отвергнуть буржуазную науку и буржуазное общество. Основная идея Бакунина – наука не для буржуазии, а для народа. В руках буржуазии наука есть инструмент эксплуатации народа.

Однако, труд ученого – исследователя требует высокой квалификации и все, в силу разных человеческих способностей не могут заниматься наукой. Если все займутся наукой, то это уже будет не наука. Бакунин, допускал, что в будущем обществе, в переходный период может произойти некоторое падение теоретического уровня науки. Он полагал что «наиболее высоко стоящие науки упадут значительно ниже их настоящего уровня, несомненно также и то, что роскошь и все, составляющее утонченность жизни, должно будет исчезнуть надолго из общества и вернутся уже не как исключительная привилегия, а как общее состояние, возвышающее жизнь всех людей, только тогда, когда общество составит все необходимое всем своим членам» ^{[6, с. 50]}. В этом смысле Бакунин оказался пророком, после революции Россия действительно понесла потери в науке и искусстве, научный и культурный уровень общества резко понизился. И в тоже время научный потенциал России – Советского Союза быстро восстановился и превзошел дореволюционный. Социальное равенство, доступность образования позволило пробудить ранее дремавшие таланты и способности русского народа. Демократизация образования и науки позволила Советскому Союзу совершить колоссальный подъем науки.

По сути, в понимании Бакуниным социальной роли науки есть много разумного и рационального. Достижения науки должны быть направлены на увеличение благосостояния народа, а не привилегированного меньшинства, качественное образование должно быть доступно всем членам общества. Недоступность образования является одной из причин социальной дифференциации общества. Все должны быть раны – ученые и неученые – таков вывод Бакунина. «Взамен нескольких первоклассных умов миллионы людей теперь униженных и раздавленных, получат возможность жить по-человечески. Не будет полу-богов, но не будет и рабов. Полу-боги и рабы станут людьми; первые немного опустятся с своей исключительной высоты, вторые значительно поднимутся. Не будет, следовательно, места ни для обоготворения, ни для презрения» ^{[6, с. 50]}. И таким образом, вместе с преодолением противоположности работников физического труда – рабочих и работников умственного труда – ученых произойдет, с точки зрения логики мышления Бакунина, примирение науки и жизни. А в результате этого примирения наука станет достоянием всего общества.

В заключении мы можем сделать следующие выводы.

В анархизме заключено весьма плодотворное зерно, особенно необходимое в современном обществе – идея способности народа к самоорганизации и к самоуправлению. Эта идея имеет принципиальное значение: если народ способен к самоорганизации и самоуправлению, то нужно дать народу это сделать, необходимо создать подлинную, а не фиговую демократию, в рамках которой народ сам сформирует подлинные демократические институты. Только такая реформа может раскрыть дремлющие возможности, только это может дать колоссальный импульс для экономического развития и процветания. Но для этого надо дать положительный ответ на поставленный вопрос, отказаться от вертикали власти, которая существует со времен Российской империи и которая привела к социальной революции и к свержению власти и перейти к горизонтали самоуправления и самоорганизации народа, к созданию подлинной демократии.

Социальные институты, существующие в буржуазном, классовом обществе, конечно, в той или иной степени, прямо или косвенно, обслуживают интересы того или иного класса. Поэтому взгляд Бакунина на социальную роль науки и образования с позиций угнетенных трудящихся, с позиций народа вызывает интерес, позволяет увидеть новые грани социального значения науки и образования. Бакунин ставит вопрос: кому должна служить науку – привилегированному меньшинству или народу и отвечает народу, также и образование должно быть доступно народу.