Социализация современного гуманизма через процессы региональной идентификации

Полюшкевич Оксана Александровна кандидат философских наук доцент, Институт социальных наук, Иркутский государственный университет 664011, Россия, Иркутская область, г. Иркутск, ул. Ленина, 3, каб. 216 а Polyushkevich Oksana Aleksandrovna PhD in Philosophy Docent, the department of State and Municipal Administration, Irkutsk State University 664011, Russia, Irkutskaya oblast', g. Irkutsk, ul. Lenina, 3, kab. 216a okwook@mail.ru Другие публикации этого автора     Решетников Владимир Алексеевич доктор философских наук профессор, директор, Институт социальных наук, Иркутский государственный университет 664003, Россия, Иркутская область, г. Иркутск, ул. Ленина, 3, каб. 105б Reshetnikov Vladimir Alekseevich Doctor of Philosophy Professor, Director, Institute of Social Sciences, Irkutsk State University 664003, Russia, Irkutsk, Lenina Street 3, office #105b erech80@mail.ru Другие публикации этого автора

Федчин Владимир Сергеевич доктор философских наук профессор, Институт социальных наук, Иркутский государственный университет 664003, Россия, Иркутская область, г. Иркутск, ул. Ленина, 3, каб. 110 Fedchin Vladimir Sergeevich Doctor of Philosophy Professor, the department of Culturology and Social Processes Administration, Irkutsk State University 664003, Russia, Irkutsk, Lenina Street 3, office #10 vfedchin@gmail.com Другие публикации этого автора

Исследование выполнено в рамках реализации Государственного задания Минобрнауки России № 28.64.2014/К. Проект «Социальная консолидация современного российского общества: системы, ресурсы и перспективы»
(руководитель проекта — д. ф.н., профессор О. А. Кармадонов).

Обсуждение концептуальных подходов к проблеме социального гуманизма исходя из специфики современной ситуации России еще предстоит. Оно возможно на разной методологической основе - современной и традиционной.

Чаще всего, проблема социализации гуманизма рассматривается через призму концепции гражданского общества. Это плодотворный путь. Однако эти концепция содержит в себе ограничения. Дело в том, что, во - первых, определение «гражданский» сужает культурологический аспект гуманизации. В его самоопределении вольно или невольно присутствует цивилизационный или политический аспекты, а поведение человека, исходя из этого, рассматривается преимущественно с позиций его роли как гражданина. Соответственно, для рассмотрения проблем социализации гуманизма, во-вторых, необходим определенный понятийный ряд, хотя следует и оговориться, что чаще всего культурологический и цивилизационный подходы смыкаются. Однако они не тождественны. В данном случае цивилизационный подход фиксирует внимание на институтоализированных формах гуманизма. И не случайно, многие российские исследователи используют вместо понятия социальный гуманизм его ипостась – гражданский, что опять же логично в рамках избранной ими парадигмы.

Однако в какой мере и как она работает в условиях России? Иногда отмечается, что историческим отличием российской цивилизации от западной является преобладание вертикальных регулятивных связей, когда главным субъектом перемен выступает элита, которая персонифицирована в образах царя, генсека, президента и т.д. В западной цивилизации (если упростить проблему) развиваются и горизонтальные регулятивные связи, представленные гражданским обществом. Из этой идеализированной картины либерально настроенные отечественные авторы делают вывод о необходимости развивать в России гражданское общество как опору для гуманизации общества. Однако это суждение, по меньшей мере, дискуссионно, поскольку, во-первых, отсутствует опора гражданского общества в виде среднего класса (несмотря на все достижения отечественной статистики и личную идентификацию с ним, например, учителей?); во - вторых, население должно пройти школу гражданственности через отстаивание своих собственных интересов, а это требует времени и условий. Судьба и сама возможность гражданского общества в России остаются проблематичными.

Мечом, который может разрубить гордиев узел проблемы социализации гуманизма может быть только привязка деятельности человека к решению своих проблем и проблем своего непосредственного окружения. Именно так и происходило в США в период освоения, когда люди объединялись первоначально для решения своих непосредственных общих проблем, а далее вырастала вся надстройка общественного организма.

Это тем более важно, что социокультурные сдвиги на микроуровне в условиях России оказываются наиболее существенными. Руководитель Аналитического центра ВЦИОМ Л. Бызов констатирует: «Российское общество в целом ценностно унифицировано, но при этом крайне атомизировано. Мы все похожи по своим ценностям и устремлениям, но нас ничто не обьеденяет, мы погружены в частную жизнь. Актуальная задача - как из разрозненного общества сделать целостное. Этого нельзя добиться, игнорируя общественный микроуровень, на котором, по сути, и решается будущее страны. Эта проблема наших ежедневных коммуникаций, социальных связей, микрообщностей, что в этой сфере происходит, неизвестно никому, традиционная социология с трудом проникает на этот уровень». Сама идея демократии также воспринимается населением как низовая демократия, самоуправление и самоорганизация граждан, которые должны стать основой национальной демократической модели. Именно эти элементы считают главными в демократии 51,4% россиян, в то время как 26% выделяют такие составляющие как свободные выборы руководства страны, многопартийность, политическую оппозицию ^{[2, c. 81]}.

Уровень повседневности во многом определяется идентичностью человека. Сознание человека организовано по типу идентификационной матрицы (С. Московичи), основу которой составляют общечеловеческая, половая, религиозная, этническая, профессиональная и другие идентичности. Вертикальной ее формой является ассоциирование себя с социальными общностями - от семьи до человечества. Горизонтальная форма - восприятие себя в пространстве социально- профессиональных форм, человек может быть инженером, туристом, библиофилом. В целом, люди, в системе социальных взаимодействий и социально временном контексте, идентифицируют себя с множеством мобильных социальных структур (национальных, полити­ческих, религиозных, соседских, общинных), которые в культуроло­гическом отношении влиятельны, способны генерировать новое или воскрешать старое.

Мы уверены, что комплекс идентичностей, а не абстрактное человечество и не культивирование в самом себе удивительных свойств - ближайшая площадка для исследовательской и практической деятельности гуманистов. Может показаться, что автор не придает значения общегосударственным интересам и народу как общности. Но это не так. Речь идет о «переворачивании» привычного для советского строя соотношения общественного и личного, о превращении человека из слуги обстоятельств, винтика социальной мегамашины в конструктора этих обстоятельств.

Приземляя абстрактную категорию «человечество», С.Н. Булгаков писал: «Определенная окачественность человечества простирается не только на отдельные индивидуальности, в своей единственности и многообразии неповторимые, но и на их совокупности…Человечество существует не только как индивидуальности, но и как семьи, племена, роды, народы, причем все эти единства образуют единую иерархическую организацию. Каждый индивид врастает в человечество в определенном «материнском месте», занимая в нем иерархически определенную точку, поскольку он одновременно есть сын и отец, или мать и дочь, принадлежит к своей эпохе, народу и т.д.» ^{[1, c. 349]}.

Такое восприятие, с нашей точки зрения, с одной стороны выражает архетипы россиян, а с другой, как ни парадоксально, соответствует эпохе постмодерна, когда происходит дробление идентичностей и формирование мелких групп, через которые реализуется многообразие. В России сохраняется беззащитность перед харизматическим лидером, в то же время происходит формирование микромира как условия онтологической безопасности жизни.

Обстоятельные подходы к конкретизации гуманизма, не будем это забывать, содержатся в раннем марксизме. Обобщая взгляды молодого К. Маркса, П. Кондрашов и К. Любутин отмечают: «Речь идет о том, чтобы изменять на основе человеческой позитивности и потребности в ней, а также посредством просвещения и более глубокого понимания реальностей социума и человека повседневные структуры и содержания общения, создавая на каждом конкретном предприятии, в каждом конкретном дворе, в каждом конкретном учебном классе или малой группе условия, в которой люди бы получали удовольствие от своего труда, от своей деятельности. Гуманистическая революция должна начинаться не в сферах высокой политики или в макроэкономике, а в повседневном существовании и общении человека с человеком» ^{[5, c. 48]}.

Чаще всего забывается, что Россия представляет собой сообщество разных регионов, население которых резко отличается по уровню культуры и благосостояния, по национальным и религиозным признакам. В то же время она осталась единой громадной страной с плохо развитой инфраструктурой и суровым климатом, отсюда трудности управления и необходимость сильного государства. Но столь же необходимой является регионализация страны.

Регионо (ведение) логия как относительно молодая наука сталкивается с традиционным узким пониманием базового понятия регионов только как территориально- производственных образований, правовой статус которых слабо определен. Она не может опираться на региональную политику, которая, несмотря на разнообразные программы, присутствует только в политическом и экономическом смысле ^[13].

Но регионы - это еще и социальные общности, которые имеют свои локальные интересы, иногда не совпадающие с интересами Центра, который, безусловно, призван отстаивать интересы целостности, но при этом тяготеет к унифицированности и искусу ультрауправляемости. В этих условиях важно заложить в основы формирующейся науки принципы человеческого развития, в том виде, например, как они представлены в Декларации тысячелетия. Почти сто лет назад В.И. Вернадский писал, что усиление научной работы, связанной с местной или национальной жизнью, позволяет использовать духовные силы народа так сильно, как никогда не удается их организовать в унитарной централистической организации. Местный центр использует и вызывает к жизни духовные силы, иначе не доступные к возбуждению» ^{[3, c. 248]}. Первичность регионального принципа устройства жизни помогает снимать межконфессиональные и национальные противоречия. Это модель мирного существования народов, которые объединены территориально, символически, лингвистически, политически и экономически.

Социальные общности обладают определенной региональной культурой, которая исследована в своих частных проявлениях, но мало изучена в своей целостности. Долгое время российская культура скреплялась такими факторами единства как территория, история, язык, но главной выступала идеологическая связь. В итоге сейчас наблюдается парадоксальная ситуация, когда культура России как единство многообразия не представлена, нет истории культуры в ее региональном многообразии. Обосновывая это положение, И. Я. Мурзина, например, вводит понятие «материнская культура», подразумевая под ней культуру Центрально европейской России, региональная культура генетически связана с ней, соотношение национальной культуры и ее регионального варианта может быть рассмотрена как связь общего и особенного ^[6].

Органической частью развития региональной культуры является укрепление региональной идентичности. Именно они составляют основу для необходимого многообразия. Известны высказывания П. Сорокина о региональной идентификации русского населения, создавшей типы «ярославца», «помора», «сибиряка» ^{[12, c. 210]}. «Современные дискурсивные практики, существующие в Бурятии и Иркутской области, отмечает Д. Л. Хилханов, демонстрируют определенную готовность общественности к идентификации себя в рамках новой идентичности-представителей Байкальского региона ^{[13, c. 19]}. Политики, деятели культуры оперируют такими понятиями как Байкальская Сибирь и даже Байкальская цивилизация. Иногда используется мнение О. Шпенглера о грядущем развитии русско-сибирской цивилизации.

В наши дни формируется общность людей, которая образуется на месте временных поселений разработчиков природных богатств Севера. По словам В.А. Роббека, директора Института проблем малочисленных народов Севера СО РАН, – «коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока удержали в самой холодной части планеты уникальный плацдарм среды обитания человека, хозяйственно освоив его и создав уникальную духовную и материальную культуру. Наследниками и носителями циркумполярной цивилизации, отличительной особенностью которой является экологический и гуманистический характер взаимодействия человека, социальных сообществ людей с природой, ныне являются коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока» ^[10]. Места экстремального проживания формируют особую ментальность людей, в частности развитые традиции помогающих отношений, которые постепенно кристаллизуются в старые и новые гуманистические традиции. Подобные процессы характерны для многих региональных общностей России-мира миров и поэтому концепция гуманизма должна конкретизироваться и адаптироваться в местным национальным культурным традициям.

Доступная человеку среда, предстает, далее, и в виде поселенческой общности, той, в которой собственно могут реализоваться отношения гуманизма, в том числе демократии в ее первоначальном смысле. Большие надежды в связи с этим возлагаются на введение в действие в России Закона о местном самоуправлении, который в принципе как раз призван высвободить созидательную энергию людей на «капиллярном» уровне общественного организма и сосредоточить ее на решении практических проблем на микроуровне социальной жизни. Это тот выход из тупиков реформирования, на котором настаивал А. И. Солженицын. Закономерна вялая поддержка его идей на уровне властных структур. Они не заинтересованы в росте разнообразия, которое, согласно закону Эшби, обеспечивает потенциал социальной системы, способность людей быть субъектами управления и распоряжения ресурсами.

Стремление добиться равных условий жизни через перераспределение налогообложения, ускоренное развитие местной промышленности и культуры должно основываться на принципе субсидиарности - передаче властных полномочий, управленческих функций региональным и местным сообщества, социальным, этноконфессиональным и культурным организациям, в результате чего власть приближается к человеку. Однако реальная тенденция свидетельствует об обратном. Лишь примерно 2,5 % муниципальных образований могут обеспечить свои расходные бюджетные обязательства за счет собственных налоговых и неналоговых доходов.

Определенный потенциал для понимания важности социального гуманизма на уровне поселенческих общностей содержится в современных теориях коммунитарности, которые активизируются по мере самоочевидности кризиса классических либеральных конструкций. Спектр коммунитарных концепций широк - от радикальных (А. Макинтер и К. Лаш), которые ставят цель разработки теории преобразования общества, до умеренных (А. Этциони), отстаивающих коммунитарность как способ совершенствования существующих отношений. Обзор, сделанный А. Громыко, позволяет выделить некоторые общие принципы коммунитаризма: критика свободной рыночной экономики; признание того, что развитие отдельного человека бессмысленно рассматривать в отрыве от развития социальной среды; допущение возможности сосуществования разных цивилизаций и необходимости культурной диверсификации; выдвижение понятия “сообщества” в качестве системообразующего принципа; отторжение либерального индивидуума и приверженность ценностям сообщества (“коммуны”), как устойчивого объединения людей, связанных общими традициями, историей и моралью; провозглашение важнейшей роли моральных норм в противовес либеральной доктрине, выдвигающей на первый план экономическую рациональность; обоснование концепции “общества совладельцев”, которая рассматривает современную корпорацию не как машину для производства прибыли акционерам, а как социальный институт, защищающий гармонизированные интересы акционеров, менеджмента и персонала.

Практические меры в этом направлении рассмотрены А. Этциони. Становление коммунитарности он связывает с укрепления основ нравственности. Преобразования необходимы и на уровне общеобразовательной школы, в том числе следует расширить часть программы, посвященную формированию характера и моральному воспитанию. Центральным здесь является воспитание дисциплины, самодисциплины и интернализация моральных ценностей А. Этциони предлагает развивать коммунитарные инфраструктуры на микроуровне в виде малых групп, считает, что возможность формирования таких групп должна учитываться в разработках городской архитектуры. На более высоком уровне он рекомендует организацию различных добровольных структур, например, спасательных служб. Помимо непосредственных целей этих организаций он считает их важнейшей задачей - способствовать восстановлению духа коллективизма. Наконец, коммунитарные отношения подразумевают широкое участие населения в управлении различными местными институтами - школами, больницами, библиотеками и т.п. Каждое сообщество должно также прилагать все силы к решению своих проблем ^[17].

По меньшей мере, рассмотрение проблем социализации гуманизма через призму концепции коммунитарности имеет ряд преимуществ: повышается роль конкретности, во внимание принимаются люди в их реальном существовании; рассматриваются объединения людей, а не атомарных единиц; учитывается полнота жизни, а не только гражданское измерение; становится возможным использовать такие понятия как солидарность, общественность, общее благо, сети общения, территориальные и региональные инициативы и т. д. И, наконец, возможна деятельностная ревитализация богатого отечественного философского наследия, в котором проблема общинности, коммунитарности, соборности и т. д. является традиционной. По крайней мере, при чтении работ сторонников коммунитарного подхода невольно обращаешь внимание на их вторичность по сравнению с проработками народников - культурной антропологии М.А. Бакунина и П.А.Кропоткина, классической антропологической народнической мысли в лице П.Л. Лаврова, П.Н.Ткачева, Н.К.Михайловского и других.

Попробуем, точнее определить первичную ячейку социализации гуманизма или то, что на языке социальной работы называют мишенью для воздействия. В этом отношении, особенно интересен подход Ю. Хабермаса, который выделял уровни жизненного мира и уровень формальной организации или системы. Жизненный мир образуется в результате развития общественности, существующей параллельно с экономикой, государством и частной жизнью. Однако понятие жизненного мира нуждается в дифференциации.

Главной формой жизненного мира и, соответственно, гуманистического регулирования является многопоколенная семья, родственники, то, что определяется понятием род ^[9].

Некоторые авторы склонны придавать таким связям определяющее и самодавлеющее значение. Так, В. И. Патрушев при описании общества гуманного человекоцентрического ноосферизма (А. И. Субетто) пишет, что первичной ячейкой общества является «родовая пятиколенная, а в ХХ11 веке – и шестипоколенная родовая семья, имеющая свое родовое поместье- школу, семейного врача, экологически безупречное природное жизненное пространство. Сердцевину его составляет живой родовой дом, построенный из исконно русских материалов: глины и дерева, вбирающий в себя культуру всех предшествующих эпох… здесь имманентно присутствуют технологии здорового образа жизни, здорового труда, кооперации, взаимодействия, чистого жилья, чистой индивидуальной питьевой воды, чистых индивидуально подобранных продуктов питания, душевного здоровья, смысла жизни, любви к Отечеству, патриотических технологий» ^[7]. Интересно, что в индоевропейской языковой традиции свободным именуется тот, кто принадлежит к группе людей, связанных узами родства или дружбы ^[10].

Аппеляция к термину род в современных условиях и при поверхностном восприятии выглядит архаично, поскольку наблюдается не только распад родовых, но и семейных связей. Однако альтернативой родовым связям является только нарастающее «социальное сиротство» больших масс людей и утверждение квазиродовых отношений ^[19]. Сопротивляясь беспочвенности в условиях индустриальной цивилизации люди объединяются в корпорации, клановые сообщества (например, политики - по принципу землячества), церковные приходы etc. Их число стабильно растет. Россия только вступила на этот путь. В ней еще сохраняются островки непосредственных социальных связей, когда люди идентифицируют себя как членов рода, соседских и иных общин. Верен и простой аргумент, что надо навести порядок у себя дома, а потом уже заботиться о человечестве.

Определение первичной социальной ячейки общества как ближайшей среды социализации гуманизма учитывает новые социальные реальности и чаще всего выходит за рамки семьи (аутопоэйсис Н. Лумана, габитус П. Бурдье, виртуальный дом Э. Тоффлера) или социальных функций индивида.

Профессор А. Кувакин предлагал авторам этой работы воспользоваться понятием доступная человеку социальная среда. Интересный подход аргументирован С. И. Григорьевым на основе виталисткой социологии. Он обосновывает важность такой социальной ячейки как социальный микрорайон личности - « … устойчивое, динамично воспроизводящееся и изменяющееся социальное образование, ядром которого является индивид в единстве его материальных и духовных, биопсихосоциальных характеристик, системы базовых, первичных социальных отношений владения, пользования, распоряжения и распределения, присвоения, потребления - взаимозависимости по поводу жизненного пространства, средств к жизни» ^{[11, c. 212]}.

Некоторые возможности для определения первичной ячейки социализации гуманизма содержатся в экологическом подходе, особенно в концепциях ареала, ниши. В них обращается внимание на жизненную среду человека, на те непосредственные отношения, через которые человек втягивается в социальную действительность. Для каждой личности она конкретна и зависит во многом от его личных способностей и таланта общения, от возможности влиять на среду, оставлять в ней разносторонний отпечаток своей личности - рациональный и эмоциональный, управленческий и финансовый. О. Н. Яницкий вводит понятие первичной социально-экологической структуры, то есть формы организации «индивидуального жизненного пространства», позволяющей социальному актору воспроизводить необходимые ресурсы для жизни и достигать этой цели, не выходя за рамки (устоявшейся) нормы жизненного процесса ^[16].

Исходя из этих подходов, структуру первичной ячейки гуманизации прежде всего составляет семья и шире - род, интегрированная человеком часть трудового коллектива, структуры поддержки, в которую вовлечены друзья, соседи, просто знакомые. Системной связью здесь выступают не только кровно родственные отношения, но и духовные, производственные. Различается по своей плотности и характер взаимодействия. Это гибкая атомарная структура, в которой есть свое ядро и периферийные элементы, в ней сочетаются сильные, слабые и ослабленные связи.

Доступная для социализации гуманизма среда фиксирует внимание гуманистов на необходимости работать в социуме с реальными людьми в реальных ситуациях, укреплять отношения взаимоподдержки, развивать первичные структуры взаимопомощи. В кризисных условиях России взаимопомощь и взаимоподдержка в условиях, например, соседской общины, уже являются достойным занятием, а многообразные сети взаимодействия через инициативные движения, общественные организации и другие формы могут сформировать цивилизационное своеобразие.

Таким образом, в основе процессов становления социального гуманизма лежит почвенная привязка человека к условиям его жизнедеятельности, общественные интересы конкретизируются, а частные ценности дополняются коммунитарными. Этот тип гуманизма начинается на уровне доступной человеку среды социализации, продолжается на уровне местного сообщества, затем на уровне территориальной общности и региона. Лишь устроив свои дела в семье, с ближними, можно деятельно сочувствовать дальним. Иначе гуманизм становится абстрактным ^[8].

Важно указать и на ограничивающие факторы социализации гуманизма на региональном уровне. Для российского общества особое значение приобретает проблема разрешения противоречия между уровнями социальности и политичности общества, между процессами его социализации и политизации (Ц. Ц. Чойропов) «Одна из тенденций, пишет он, ведет к нагнетанию противоборства политизированных группировок», которые стремятся возвыситься над обществом. «Другая тенденция ведет к социализации (гуманизации) противоборствующих группировок и всех политизированных явлений: обретению ими социальной основы и конструктивного взаимодействия, ориентированного на социальные проблемы. Это путь выхода из состояния конфронтации и отчуждения, действительный способ обновления общества» ^{[15, c. 242]}. Пока жеполитизация пронизывает российский социум и подталкивает правящие группировки рассматривать все события через призму завоевания, удержания, распределения власти. Отсюда и настороженное отношение к процессам регионализации и стремление к всеохватывающему контролю. Политизация проявляется и в желании реформировать государство, а не общество, иначе пришлось бы развивать самодеятельность и самоуправление, а это ограничивает власть. Подрываются и основы питающей власть коррупции как своеобразной лимфатической системы регуляции.

Еще одно важное ограничение формулируется в работе Ричарда Флориды «Креативный класс: люди, которые меняют будущее». Критически рассматривая в главе 15 «От социального капитала к креативному капиталу» социологически обоснованную позицию Р. Патнэма ^[18] о тревожной тенденции упадка социального капитала - все большего отстранения людей друг от друга, ослабления связей между членами семьи, друзьями и соседями, а также сокращения участия в общественных организациях Р. Флорида пишет о том, что это неизбежная плата за личный успех и экономическое процветание. Обществу нового типа, пишет он, свойственно большее разнообразие дружеских контактов, индивидуализация занятий и ослабление связей внутри сообщества. Более того, та жизнь, которую хотел бы вернуть Патнэм, уже не является источником роста экономики, населения, технологических инноваций и доходов. Традиционные представления о сплоченном обществе имеют тенденцию подавлять экономический рост и инновации.

Аргументируя это, Р. Флорида обращается к социологическим работам Роберта Кушинга, проверившего взаимоотношения между социальным капиталом, разнообразием и инновациями. Кушинг обнаружил, что теория социального капитала не дает адекватного объяснения регионального роста и инноваций. Подобный рост намного лучше объясняется теориями человеческого капитала и креативного капитала. Более того, он выяснил, что креативные сообщества и сообщества социального капитала (сильных связей) двигаются в противоположных направлениях. Креативные сообщества выступают центрами разнообразия, инноваций и экономического роста, а сообщества социального капитала - нет.

Многие российские социологи согласились бы с мнением Р. Флориды о том, что существует реальная потребность в новой модели взаимосвязанного креативного и социального капитала, и ее осознает растущее число людей. Нужен баланс между индивидуализмом и принадлежностью к некоему сообществу нового, более открытого типа, сочетанием инноваций и экономического роста с аутентичным сообществом и более удачным гуманистическим образом жизни.

Таким образом, арсенал гуманизма и гуманизации конкретизируется при переводе его на уровень доступной человеку социальной среды. Ведущими при таком «почвенном» подходе становятся помогающие отношения, в том числе и в том смысле, в каком понимали его представители гуманистического направления в психологии - как средство развития человека в направлении повышения его субъектности.