Криминологическое исследование коррупции в высшей школе: проблемы извлечения эмпирического материала

Комаров Антон Анатольевич кандидат юридических наук доцент, ФГБОУ ВПО "Сибирский институт управления" - филиал, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации 630102, Россия, Новосибирская область, г. Новосибирск, ул. Нижегородская, 6, оф. 168 Komarov Anton Anatolevich PhD in Law Associate Professor at the Siberian Institute of Administration, Department of Criminal Law and Proceedings 630102, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Nizhegorodskaya, 6, of. 168 reise83@mail.ru Другие публикации этого автора

Сегодня коррупция неизбежно ставится «на повестку дня» множеством учёных, в особенности юристов, социологов, политологов. Но несмотря на столь пристальное внимание, проблема не находит своего решения ни в теоретическом плане, ни в плане практическом. Виной тому множество факторов. К сожалению, одним из них является недостаточная научная обоснованность реализуемых государством антикоррупционных мер. Подобная ситуация не является следствием недостаточного количества научных исследований. Как раз наоборот. Однако качество последних зачастую заставляет желать лучшего. Связано это в первую очередь с отсутствием необходимого эмпирического материала для системного анализа. Большинство наших коллег-криминологов, осознавая трудности связанные с извлечением эмпирического материала для своих исследований в области коррупции, почитают разработку каких-либо мер предупреждения делом бессмысленным. И это правильно. Ибо криминология строится как наука на обобщении закономерностей большого массива эмпирических данных о социальных явлениях, которые в современной России достаются исследователю с трудом.

Как бы в противовес этому большинство иных исследований, с какой бы методологической позиции они не производились, носит общий (рамочный) характер. Полагаем, что борьба с «коррупцией в целом» на сегодняшний день если и не вредна, то бесполезна. Стоит более полно разрабатывать частные вопросы противодействия коррупции в отдельных сферах деятельности человека, так как они несомненно имеют свою специфику и как следствие свой причинный комплекс.

Такое положение дел будет сохраняться ещё и потому, что для работы реальных специалистов по борьбе с коррупцией – криминологов сегодня не создано подходящих условий.

Наша задача состоит в том, чтобы обобщить все существующие источники информации о коррупции с той целью, чтобы проверить достаточность и достоверность каждого из них в целях организации криминологического исследования. Смеем заметить, что мы пытались найти ответы в целях реализации собственного исследования – в области высшего образования.

Характеризуя кратко вопрос, вынесенный в заглавие этого раздела нашей статьи, можно с уверенностью сказать: никто из учёных не знает реального объёма коррупции в сфере образования. Обусловлено это многими объективными факторами, в связи с чем возникает острая необходимость поиска эмпирического материала.

Во-первых, государственная деятельность по противодействию коррупции, в каких бы формах она не осуществлялась, не является надлежащим источником информации для научного осмысления проблемы. Первая причина тому: цифры связанные с реализацией юридической ответственности коррупционеров никто не докладывает. Закон «О противодействии коррупции» предусматривает несколько вариантов воздействия на правонарушителей. К примеру, в рамках правоприменительной практики следственных и судебных органов появилась новелла под названием «преступления коррупционной направленности». В административном законодательстве существуют аналогичные составы правонарушений в принципе неплохо дополняющие нормы об уголовной ответственности. В 2015 году даже возникла инициатива о надлежащей реализации механизма гражданско-правовой ответственности коррупционеров – обращения взысканий на их имущество, а не наказания самих лиц, подготовленная Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ ^[1].

К примеру, В.И. Шульга справедливо отмечает, что даже данные о выявленных ОБЭП взяточниках (и их преступлениях) и зарегистрированных в связи с этим МВД РФ преступлениях не совпадают, поскольку осуществляются по разным методикам ^{[2, С. 30]}. Точнее будет сказать, что отчётность о результатах деятельности дознания, оперативных и следственных подразделений сильно отличается. Статистические формы судов, хотя и содержат данные об осужденных за получение взятки (ст. 290 УК); её дачу (ст. 291 УК), посредничество (291.1 УК) но вместе с тем не приводят никаких обстоятельных социально-демографических характеристик выявленных и осуждённых преступников.

Учитывая разнородность деяний почитаемых в России в качестве проявлений коррупции, и разнородной ведомственной отчётности, сводных данных для научного исследования в открытом доступе найти не удастся.

Не менее сложно обстоит дело с учётом и результатами профилактических мероприятий, которым законом отдаётся приоритет. Понятно, что любая деятельность по противодействию должна носить плановый характер из чего собственно исходят многие региональные программы по противодействию коррупции. Но в отчётах по их реализации такая информация присутствует в весьма ограниченном количестве. Кроме того, предпринимаемые меры также как и меры ответственности носят разнородный характер в зависимости от территории и не могут быть систематизированы. Большинство из них сформулированы на понятийно-бытовом уровне и никак научно не обоснованы. На официальном сайте министерства образования РФ в разделе, посвящённом противодействию коррупции в основном представлены нормативные документы и различные бланки, формы, подлежащие заполнению государственными служащими этого ведомства. Всё это позиционируется как деятельность по противодействию коррупции, хотя на самом деле преследуется совсем иная цель – создание единообразного порядка отчётности. Понятно, что никаких полезных сведений для научного анализа и выявления причин, условий коррупции, в этих справках и документах не содержится. Отсюда и весьма скромные показатели антикоррупционной экспертизы. Из 1861 нормативно-правового акта действующего в сфере образования было проанализировано 423 и не найдено ни одного коррупциогенного фактора ^[3]. Иных успехов в борьбе с коррупцией федеральным органом исполнительной власти не задекларировано.

Отчасти из-за подобной закрытости процедур противодействия коррупции Россия стремительно скатывается в мировом рейтинге Transparency International, разделив в 2014 году 136 место с Нигерией, Ливаном, Киргизией, Ираном и Камеруном. К сожалению, вместо того, чтобы раскрыть данные о противодействии коррупции российские чиновники предлагают разработать и внедрить альтернативный рейтинг, в котором Российская Федерация должна занять надлежащее место – ниже среднемирового уровня коррумпированности стран ^[4].

Во-вторых, информация может быть извлечена из иных источников, не имеющих отношения к государственным структурам. В данном случае речь идёт, прежде всего, о самостоятельных научных исследованиях отдельных учёных и организаций. Хорошо известно, что объём учтённой преступности далеко не всегда равен объёму преступности реальной. Скрытая («невидимая») часть совершённых преступлений традиционно именуется латентной преступностью. Без знания этой её части невозможно составить представление о целом – т.е. предмете нашего исследования. Однако, методика выявления латентной преступности хорошо известна лишь узким специалистам – криминологам. Впервые справиться с этой проблемой решились американские криминологи Клемент Вайл и Джеймс Валлерштайн при помощи социологических опросов предполагаемых жертв преступлений ^[5]. Избранная ими методика оказались настолько полезными, что в США на системной основе проводятся National Crime Victimization Survey (NCVS). К чести американцев стоит отметить, что подобная информация находится в открытом доступе, несмотря на то, что с 1973 года опрос проводится под эгидой министерства юстиции. Как же обстоит с этим дело в России?

У нас подобные начинания были поддержаны ещё во времена СССР, но к сожалению лишь отдельными учёными ^[6]. Широкого распространения альтернативные способы извлечения информации о реальном состоянии преступности так и не получили. Исключение может составить лишь исследование ФГКУ «ВНИИ МВД России» по изучению общественного мнения (социологических опросов, заказанных у ВЦИОМ в 2011 году), которое учло уровень виктимности населения по различным преступлениям ^[7].

Но все существующие социологические исследования носят эпизодический характер и не могут составить полную картину явления. В качестве примера можно привести социологическое исследование Всероссийского центра изучения общественного мнения, в котором сфера образования по степени коррумпированности социальных институтов находится на третьем месте (29%) после правоохранительных органов – ГИБДД (31%) и системы здравоохранения (51%) ^[8]. По данным иной организации – Фонда общественного мнения – коррупция высшего образования не находится в числе самых поражённых сфер деятельности. Согласно данным отчёта о состоянии бытовой коррупции (исследование проведено по заказу Министерства экономического развития) сфера высшего образования оказывается уже в середине списка на 10 месте среди 25 возможных сфер человеческой деятельности ^[9]. Мы полагаем подобный ранжир более обстоятельным, поскольку он разделяет различные уровни образования: высшее, среднее, дошкольное и пр.

Стоит отметить и заслуги отдельных учёных-социологов, поднимавщих эти вопросы в своих трудах: Е. А. Борисовой (Коррупция в системе высшего образования, 2013) ^[10]; Э.О. Леонтьевой (Институализация неформальных практик в сфере высшего образования, 2010) ^[11].

К сожалению, социологи и представители иных (не юридических наук) не могут в полном смысле разграничить коррупционное преступление и правонарушение. Например, взятку от подарка согласно ст. 575 ГК РФ и пр. В соответствии с генезисом поведения они относят коррупцию в разряд девиантных социальных феноменов, не соблюдая градации между этими правовыми явлениями, считая уголовное право лишь жёстким инструментом социального контроля, а остальные виды юридической ответственности более мягкими, что является утрированием методов правого регулирования.

В противовес этому стоит заметить, что криминологов, занимающихся проблемами коррупции слишком мало. Так, проблемам коррупционных преступлений в сфере образования, посвящена лишь одна работа С.В. Плохова ^[12]. Огромную работу проделали представители Саратовского центра по исследованию проблем организованной преступности и коррупции, инициируя активные исследования проблемы в разных регионах посредством малых грантов. Благодаря подобным инициативам удалось описать причинный комплекс преступлений коррупционной направленности в сфере высшего образования в различных регионах страны. В связи с этим следует упомянуть следующие научные исследования: Д.И. Сазонова «Коррупция в сфере высшего образования: региональный аспект и тенденции развития (на примере Саратовской области), 2007 ^[13]; Н.Н. Батраковой «Коррупция в сфере высшего образования: региональный аспект и тенденции развития (на примере Липецкой области), 2006 ^[14]; Т.С. Зоткиной «Социальное явление коррупции в сфере высшего образования (на примере г. Новокузнецка)», 2011 ^[15]; Ю.А. Коваль «Коррупция в сфере высшего образования на примере Красноярского края», 2011 ^[16]; К.С. Кузиной «Коррупция в сфере высшего образования на примере Омской области», 2013 ^[17].

Определённый интерес представляют труды Владивостокского центра исследования организованной преступности. В частности на региональные особенности коррупции в образовании указывают в своём исследовании Т.А. Астафьева и Т.В. Филоненко «Коррупция в сфере образования» ^[18].

Несомненно, исследователи коррупционной преступности испытывают существенные трудности в поиске и извлечении эмпирического материала, что, в общем-то, сводит на нет все усилия по истинно научному осмыслению проблемы в рамках криминологии. Не имея массы эмпирических фактов невозможно осуществить полноценное исследование. Этот тезис как бы подтверждает отсутствие иных серьёзных работ представителей нашей науки в данной области.

И, наконец, третий источник информации о коррупции – околонаучные публицистические источники, опирающиеся по преимуществу на конкретные уголовные дела, освещаемые в средствах массовой информации, и зачастую акцентирующие внимание лишь на крайностях процесса в наказании коррупционеров.

В последнее время, появилась масса «экспертов» в области противодействия коррупции, требующих к себе повышенного внимания со стороны общественности. К сожалению, подобные лица зачастую готовы давать всесторонние советы, основываясь на сомнительном опыте и ещё более сомнительных познаниях. Здесь автор как бы намекает и на деятельность представителей т.н. «несистемной оппозиции», которая присовокупляет себя к институтам гражданского общества и занимается «клеймлением» коррупционеров, разглашая некие сведения об их «незаконной» деятельности. Справедливости ради нужно сказать, что слово незаконная в некоторых случаях и впрямь не стоит брать в кавычки. Часто такие коррупционные факты соответствуют действительности, но не всегда ^[19]. Иногда подобные «громкие» заявления являются элементом политической борьбы, а не действенным инструментом по искоренению коррупции в Российской Федерации. Отдельные журналисты показали несостоятельность многих ангажированных борцов с коррупцией. Стоит заметить, что Союз журналистов России в этом году избрал одним из приоритетных направлений своей деятельности освещение процедур по противодействию коррупции в российских регионах, присоединившись к Программе «Мир без коррупции» на 2011-2020 гг. по продвижению Конвенции ООН «Против коррупции». В мае 2015 года была создана рабочая группа по противодействию коррупции, которая должна заняться защитой и сопровождением деятельности журналистов, освещающих эту тему. Кроме того, указанная группа будет проводить мониторинг и ежегодно докладывать Президенту РФ о том, как проходит информационное сопровождение борьбы с коррупцией. Смеем надеяться, что это хоть в какой-то мере повысит открытость и объективность этой сферы деятельности.

Конечно, это далеко не все источники информации о коррупции такого плана. Так, отдельные факты и практику обобщения конкретных коррупционных фактов можно почерпнуть из деятельности Всероссийской антикоррупционной общественной приёмной «Чистые руки» – проекта Ассоциации адвокатов России за права человека. К сожалению, подобные обобщения не всегда корректны ^[19].

Примечательно и существование Межрегиональной общественной организации «Комитет по борьбе с коррупцией», которая с 2005 года осуществляет ряд мероприятий по формированию негативного отношения к коррупции среди народонаселения.

Однако, несмотря на то, что многие из вышеназванных общественных организаций встраиваются в частно-государственное партнёрство, образуют совместные органы: комитеты, советы и пр.; эффективность их деятельности стремится к нулю. За всё время их существования никаких данных не было обобщено, несмотря на то, что указанные организации постоянно получают жалобы от населения. Реализуя меры задекларированные органами государственной власти, никто по сути и не задумывается с чем имеет дело и какие средства профилактики являются оптимальными (помимо тех, что прямо обозначены в законе «О противодействии коррупции»). Поэтому по факту лишь наблюдается борьба за бюджетирование. Реальной информации о состоянии явления, кроме отдельных фактов коррупции (причём не всегда достоверных, то бишь правильно оценённых с юридической точки зрения) извлечь из деятельности абсолютного большинства организаций невозможно. При том, что в информационном пространстве такие материалы занимают более 90% всей информации о коррупции.

Подводя итог нашему анализу источников информации о коррупции в России приходится дать действительно неудовлетворительную оценку той информации, что афишируется органами государственной власти. Большая часть информации, характеризующая состояние выявленной коррупции так и не станет достоянием общественности. Тогда представляется весьма сомнительной возможность научного осмысления проблемы.

Собственно говоря, подлинно научной информации о коррупции в России практически нет. Таковыми не могут признаваться факты, приводимые в качестве доказательств, либо исходных посылок, сформулированные в рамках политологической или социологической науки, поскольку они фактически произвольно толкуют содержание правовых явлений, коими являются коррупционные правонарушения.

Для выявления причин и условий коррупции в современной России не используются методы криминологической науки. В условиях многолетнего существования щедро финансируемых государством программ по противодействию коррупции, никто не осмелится высказать мысль о необходимости возврата к основам – криминологическому изучению детерминации и тем паче прогнозированию явления.

Собственно криминологов отвращает от исследования неполнота информации о существующем явлении и закрытость каналов её получения. Поэтому разряд специалистов по противодействию коррупции не пополняется необходимыми кадрами или пополняется некими иными «экспертами».

Деятельность общественных организаций вообще не ориентирована на накопление, обработку и систематизацию информации о коррупции в нашей стране. Фактически представители частно-государственного партнёрства в противодействии коррупции ничего не знают о самой коррупции, либо не хотят делиться накопленными сведениями с обществом, что выглядит, если не противоестественным, то странным.