Эмансипационный подход как развитие критической теории в современных трактовках управляемого общества

Локтионов Михаил Вячеславович доктор философских наук ведущий научный сотрудник, Институт философии РАН 109240, Россия, г. Москва, ул. Гончарная, 12, стр. 1, каб. 202 Loktionov Mikhail Doctor of Philosophy leading research assistant at Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 109240, Russia, g. Moscow, ul. Goncharnaya, 12, str.1, kab. 202 1020302@gmail.com Другие публикации этого автора

Идея применения системного мышления в теории управления и, вообще, общественных процессов, многопланова: это исследование организационных систем как структур, и системное изучение факторов мотивации персонала, и задачи оптимизации внутриорганизационных коммуникаций, и исследование места организации в системе конкурентных отношений, и многое другое. Однако одной из самых важных, является проблема адаптации системных методов исследования и организации управления к новому требованию сегодняшнего дня, когда главным фактором успеха организации становятся люди, качество человеческих ресурсов. Решить эту задачу призван в первую очередь эмансипационный системный подход в управлении, основывающийся, в свою очередь, на идеях критического и эмансипационного системного мышления.

Я уже касался истории возникновения и развития критического системного подхода^[1] и его критики, как “внутренней”, так и “внешней”^[2], теперь предметом моего рассмотрения будет дальнейшее развитие метода в эмансипационном направлении.

Как уже отмечалось, отправной точкой в истории ста­новления как мягкого, так и критического и эмансипацион­ного системного мышления является критика П. Чекландом и его сторонниками ограниченности жёстких подходов в ор­ганизационной теории. П. Чекланд высказал мнение, что предположения и допущения, сделанные жёстким подходом, ограничили сферу его эффективного применения планиро­ванием и контролем в условиях высокой определённости уп­равленческих задач и минимизации управленческого риска. С позиций жёсткого системного мышления организацион­ный (социальный) мир видится как иерархизированная сово­купность систем, которые могут быть объективно изучены и имеют ясно идентифицируемые цели. Таким образом, жёсткий системный подход может предоставить ЛПР средства, методы для управления поведением как системы в целом, так и ее частей (позиция, наиболее последовательно проведённая в организационном механицизме). Основной проблемой жёсткого подхода, как показывает П. Чекланд, является возмо­жность обнаружения очень малореальных проблемных ситу­аций, которые могли бы быть описаны и исследованы путём конструирования простых систем с однозначно определёнными, ясными целями. В лучшем случае, жёсткое системное мышление окажется неэффективным в подавляющем боль­шинстве проблемных ситуаций. В худшем случае появится искушение исказить ситуацию таким образом, чтобы она со­ответствовала "требованиям" методологии.

Справедливость этой критики бесспорна, но выводы могут быть сделаны разные. С одной стороны, можно дви­гаться в направлении, предложенном П. Чекландом, К. Черчманом, Р. Акоффом, т. е. в направлении МСП. В этом слу­чае, как было показано выше, можно привести убедительные аргументы в пользу совершенствования организаций на пути партисипативности, демократизации управления. И тогда философия мягкого системного подхода служит надёжной основой для разработки и практического применения в орга­низациях методов партисипативного управления (в том чис­ле тренингов, деловых игр, мозговых штурмов и пр.).

Другой вывод из этой критики будет ориентировать методологическую мысль на выделение ценности собственно критики как таковой, акцентируя внимание на освободитель­ной или эмансипационный функции критического мышле­ния (по Ю. Хабермасу). В этом случае остро встаёт вопрос: ка­кие практически стоящие перед организациями проблемы могут быть решены (скорее, предложены направления реше­ний) критическими методами, и как "освобождение" членов организации может влиять на их эффективность. Последнее обстоятельство просто невозможно игнорировать: системная методология, анализирующая организационные проблемы, предлагающая организационные изменения и игнорирую­щая задачи организационной эффективности, просто нико­му не нужна. Неэффективные организации не имеют буду­щего. Однако, как нам представляется, критический (эманси­пационный) системный подход имеет большой методологи­ческий и практический потенциал именно там, где в настоя­щее время сосредоточена "точка роста" постмодернистского развития организационной теории — исследования органи­зационного дизайна и организационного климата, в связи с новыми требованиями реальности. Однако детальное обсуж­дение этих проблем выходит за рамки данного исследования.

М. Джексон выделяет следующие основные принципы методологии критического системного подхода (КСП):

— КСП опирается на критическую философию Франкфуртской школы;

— КСП опирается на общественные науки;

— КСП посвящён эмансипации человека;

— КСП видит свою цель в способствовании развитию всех различных черт системного мышления на тео­ретическом уровне;

— КСП применяется для комплементарного и компе­тентного использования системных методологий^[3].

Основой критического знания является пристальное изучение предположений и ценностей, лежащих в основе су­ществующих или проектируемых организаций. В этом слу­чае цель критического системного мышления — разработка методологического инструментария для такого анализа. Другая сторона критического знания состоит в понимании сильных и слабых сторон организации-как-системы, а также доступных методов ее системного исследования, возможно­стей применения соответствующей техники и методологии. На эти аспекты критического знания указывает английский философ Р. Фьюэнмэйджер в своей книге "Объясняющая системология"^[4], где он преследует цель раскрытия критическо­го знания путём построения теории систем объяснения. Он считает, что настало время для разработки такой теории. Но, тем не менее его "объясняющая системология" не связана с другими четырьмя чертами КСП и поэтому не может рассма­триваться как часть этого направления.

Социальное значение КСП заключается в понимании того, что существующее организационное и общественное давление ведёт к появлению и развитию определённых тео­рий систем и системных методологий, приемлемых для руко­водителей ("правителей") и соответствующих их представле­ниям о методах управления, возможностях и границах вме­шательства в системные процессы.

М. Джексон интерпретирует эту мысль следующим об­разом: "невозможно предположить, что мягкое системное мышление могло бы развиться в Восточной Европе, в Совет­ском Союзе, в странах, где преобладает бюрократия и "раци­ональный" диктат однопартийной системы. С движением к свободному рынку и политическому плюрализму измени­лись условия, позволявшие процветать жёстким и киберне­тическим подходам, и более мягкие системные подходы ста­ли предпочтительны в использовании и более полезны"^[3].

Социальное знание требует от тех, кто использует сис­темные методологии (консультантов, фасилитаторов), осу­ществлять мониторинг последствий их использования. На­пример, выбор жёстких или кибернетических методологий подразумевает, что предпочтение отдаётся какой-то одной цели, ценой игнорирования других. Однако не всегда ясно, является эта цель общей для всех членов организации и ее партнёров или лишь для самых влиятельных и сильных. По­добные проблемы возникают при использовании мягких сис­темных методологий, реализация которых требует создания условий для открытых и свободных дискуссий. При отсутст­вии таких условий использование методологий МСП не эф­фективно или даже вредно.

Интенция критического системного мышления напра­влена на эмансипацию человека, причём цель "эмансипа­ции" понимается как повышение качества работы и жизни в организации и обществе. Концепция Ю. Хабермаса позволя­ет более точно провести различение между системными ме­тодологиями и выделить функции критической и эмансипа­ционной методологий:

1. Методологии, обслуживающие технический инте­рес, способствуют материальному благополучию, повышая производственный потенциал и эффектив­ность управления организацией-как-системой (впрочем, как и другими социальными системами и обществом в целом).

2. Методологии, обслуживающие практический инте­рес, преследуют цель взаимного развития и расши­рения взаимопонимания среди индивидов и групп, входящих в организацию-как-систему.

3. Методологии, служащие эмансипационному инте­ресу, защищают сферу практического интереса от посягательства управленческих технологий, постро­енных на основе технического интереса, и обеспечи­вают возможности для реализации практического интереса путём выявления и критического анализа ситуаций, где проявляются силы, искажающие орга­низационные коммуникации, мешающие открытой и свободной дискуссии и партисипативности.

Как уже отмечалось, согласно Ю. Хабермасу, в функ­ционировании организации все люди имеют технический, практический и эмансипационный интересы. Следователь­но, системные процессы, поддерживающие эти интересы, должны играть важную роль в человеческом благополучии и эмансипации; и это совершенно точно отражает цель крити­ческого системного подхода. Они стремятся к тому, чтобы жёсткие методологии работали на поддержание техническо­го интереса, мягкие — на содействие практическому интере­су, а критические — эмансипационному интересу.

Вышеизложенная логика выявления критического (эмансипационного) системного мышления не позволяет прилагать оценочные суждения о разных методологиях сис­темного мышления, например, как "устаревшей-прогрессив­ной", "метафизической-диалектической" и т. п. (что, однако, встречается в отечественной и зарубежной литературе). Объ­ясняется это тем, что в самой методологии критического сис­темного мышления заложено требование равенства в разви­тии всех вариантов системных подходов. Различия систем­ных подходов выражают различную рациональность, обу­словленную отличными друг от друга задачами и теоретиче­скими основаниями. Критическое системное мышление, от­мечает М. Джексон, требует уважительного отношения к этим задачам^[3].

По нашему мнению, было бы неверным оценивать су­ществование различных способов системного рассмотрения организаций как слабость или свидетельство неэффективно­сти применения системного подхода в организационном ана­лизе. Скорее, важно не выстроить различные системные под­ходы в ряд, показывающий возрастание методологических преимуществ подходов, а определить возможности и грани­цы их применения в решении организационных проблем.

Прежде чем перейти непосредственно к анализу об­щих характеристик эмансипационного системного мышле­ния, необходимо зафиксировать различие между близкими, но все-таки различающимися подходами — критическим и эмансипационным. Эмансипационное системное мышление (ЭСМ) охватывает только первые три характеристики КСМ, приведённые выше. Таким образом, ЭСМ включается в КСМ и сосредоточивает внимание на критике организационных принципов, которые сдерживают свободу человека, ведут, пользуясь марксистской терминологией, к отчуждению че­ловека от труда, причем такое отчуждение обусловливав, нормами организационного поведения и аспектами организационной структуры. Отсюда следует, что сфера эффективного применения эмансипационных методологий — это организации как системы принуждения.

ЭСМ, таким образом, подобна жестким, кибернетическим и мягким подходам, обладающим ограниченной сферойприменения. КСМ, будучи более широким подходом, теоретически согласуется со всеми системными подходами, как по отношению ко всем подходам КСМ выполняет роль "метаметодологии" или критики методологии. Задача ЭСМ, как уже отмечалось, более специфична и сводится к критике организационных условий, сужающих свободу человека-лесообразно более детально рассмотреть черты ЭСМ.

Рассмотрим некоторые версии ЭСМ, чтобы в дальнейшем выделить его сильные и слабые стороны.

Одной из наиболее известной и ранней версий ЭСМ является критическая системная эвристика, разработанная в начале 80-х гг. американским исследователем У. Ульрихом. Его книга «Критическая эвристика социального планирования»^[5] представляет собой существенный вклад в методологию ЭСМ. Цель книги — обоснование соответствующей философии для эмансипационных систем мышления и развитиеметода, который мог бы быть использован планировщиками и проектировщиками организаций. Философия У. Ульриха, по его собственному определению, носит нормативный характер. Под нормативным содержанием своей концепции Ульрих понимает как лежащие в ее основе ценностные допущения, так и социальные последствия планирования.

У. Ульрих дистанцируется от общепринятого использования системного подхода, называя его "системными науками". В системных науках преобладали механистические и органические аналогии, идея систем использовалась толь контексте инструментальных соображений, чтобы предложить альтернативы рационального выбора, помочь руково­дителям решить как делать нечто. У. Ульрих же ставит целью системного подхода помочь руководителям решить, что сле­дует делать. Он рассуждает о "критической системной эври­стике", используя каждое из этих трех слов в смыслах, при­данных им Э. Кантом. Критическая интенция фиксируется в базисных предположениях, на которых основывается как анализ теоретического знания, так и разработка программы действий.

У. Ульрих настаивает на том, что все существующие и проектируемые организационные структуры должны быть рассмотрены с критической точки зрения и не должны пред­ставляться в качестве единственно возможных. Он использу­ет системные представления Э. Канта, чтобы объяснить, како­ва совокупность условий, от которых зависят теоретические и практические суждения. Эти условия, отмечает У. Ульрих, включают метафизический, этический, политический аспек­ты. В попытках охватить в понятии "систему в целом" люди неизбежно будут избирательны в базисных предположениях, которые они делают. При этом базисные предположения, со­гласно У. Ульриху, это философско-методологические прин­ципы понимания действительности (в том числе и организа­ционной).

Эти аргументы будут в дальнейшем развиты в дискус­сии о методах конструирования социальных систем, предста­вленных в работах К. Поппера, Ю. Хабермаса, а также Э. Кан­та или вытекающих из них. Так, в частности, К. Поппер каса­ется прежде всего логической подоплеки теоретических со­ображений. Единственное рациональное применение теоре­тических оснований базисных принципов, считает он, состо­ит в том, чтобы использовать их в качестве основы для разра­ботки инструментов, которые помогут нам решить, как де­лать вещи. В том случае, когда речь идет о конструировании социальных систем, эти объяснения могут помочь в решении технических проблем, таких, как, например, выбор наиболее эффективных средств достижения окончательного результа­та. Центральный вопрос практических отношений — "что следует делать" — находится вне внимания критического анализа К. Поппера. Следовательно, его концепция имеет от­ношение не к "разработке решения", а только к выбору приемлемого варианта. Практические причины сводятся к инст­рументальным. И такое отношение к ним все ещё сохраняет­ся в науке о системах.

Более полезными представляются У. Ульриху работы Ю. Хабермаса, так как тот признает, что инструментальные объяснения — не единственные среди всех возможных. Пра­ктические и эмансипационные объяснения для Ю. Хабермаса одинаково важны, и каждое из них обладает своими собствен­ными сферами деятельности. Все три формы объяснений, со­гласно Ю. Хабермасу, могут быть критически рассмотрены. Для ответа на вопрос "что следовало бы сделать", по мнению Ю. Хабермаса необходимо применить процесс рациональной аргументации. Люди, которых касается то или иное плани­руемое решение, должны иметь возможность принимать участие в дискуссиях по поводу его принятия ("мягкий" взгляд). Эти дискуссии должны быть свободными и не допус­кать возможного институционального или идеологического давления. При этом условии споры будут более продуктив­ными. Так Ю. Хабермас формулирует принципы своей тео­рии неискажённой коммуникации, свободной от любого дав­ления.

У. Ульрих замечает по поводу теории неискажённой коммуникации, что для ее практического применения, люди, которым будет предоставляться возможность участвовать в дебатах, должны, по меньшей мере, хотеть в них вступить и быть способными проявить коммуникативные навыки. Дос­таточно очевидно, что эти условия редко выполняются, тем самым Ю. Хабермас отграничивает себя от реального мира, где личные и групповые интересы неизбежно портят любые подобные дискуссии.

Выявив эту слабую сторону эмансипационный крити­ки Ю. Хабермаса, У. Ульрих строит свою критику "теории си­стем" на основе реконструкции философии Э. Канта. Он на­чинает свой анализ с рассмотрения основных положений трансцендентального идеализма Э. Канта^[6], а именно: чистые формы интуиции, обеспечивающие трансцендентальное единство апперцепции — пространство и время; двенадцать категорий простых концепций понимания, необходимых, чтобы связать воедино все перцепции; и, наконец, три транс­цендентальные идеи — Мир, Бог, Человек. Эти трансценден­тальные идеи раскрывают нам необходимо условный харак­тер нашего понимания мира. Затем Э. Кант показывает, ка­ким образом эти синтетические априорные концепции обес­печивают обоснование знания о мире.

У. Ульрих использует концепцию Э. Канта, трансфор­мирует ее основные понятия таким образом, чтобы сделать их применимыми к планированию и проектированию организаций-как-систем. Некоторые предположения в форме пограничных суждений (или, используя язык исследования операций, ограничений проектирования; например, ограни­чения по времени, деньгам, энергии, количеству людей, за­грязнению среды и многое другое) неизбежно входят в определённые любые социальные системные проекты. Эти погра­ничные суждения отражают "полное системное мнение" проектировщика по поводу того, что относится к задачам проектирования. Они вскрывают поле ответственности, ко­торую приняли проектировщики за устойчивость их конст­рукций к воздействиям и повреждениям. Таким образом, по­граничные суждения обеспечивают точку доступа к норма­тивным применениям системных конструкций. Задача сис­темного методолога — найти средства обращения к систем­ным конструкциям с целью выяснения момента, когда погра­ничные суждения будут созданы.

У. Ульрих анализирует кантовские синтетические ап­риорные суждения, неизбежно присутствующие в социаль­ном системном конструировании, с целью выяснить их эври­стический потенциал с помощью следующего критерия: су­ждения являются эвристическими, если, представленные в явном виде, позволяют критически оценить предположения, лежащие в основе процедур планирования и проектирова­ния организаций-как-систем. Суждения или понятия, соот­ветствующие этому критерию, У. Ульрих упорядочивает по модели Э. Канта. К кантовскому пространству и времени до­бавляется концепция полноты целей. Двенадцать кантовских универсальных категорий должны быть включены в процесс планирования как его основания. Присутствуют также три "квазитрансцендентальные" идеи (соответствующие кантов­ским трансцендентальным понятиям Мира, Бога и Человека) — идея систем, идея морали, идея поручительства (guarantor idea). Они играют роль критических стандартов, с которыми должны сравниваться ограничения конкретной социальной системной конструкции. Эти идеи, по мнению У. Ульриха, позволяют анализировать любые организации с точки зре­ния инкорпорированных в них норм, ценностей и других по­добных категорий, что помогает понимать организационный дизайн (структуру и культуру организаций).

Используя кантовские двенадцать категорий, У. Уль­рих формулирует двенадцать вопросов, которые призваны охарактеризовать организацию с точки зрения того, что в организации имеется и что следовало бы иметь. Эти вопро­сы, в свою очередь, подразделяются на четыре подгруппы: о клиентах, о ЛПР, о планировщике-фасилитаторе и о наблю­дателях.

Что касается клиента, выясняются источники их моти­вации, а также система их ценностей. Вопросы относительно ЛПР определяют пути контроля, относительно проектиров­щика — "отыскивают" источники экспертизы, принимаемой в организации; они касаются собственной "основы ноу-хау". А вопросы о свидетелях фиксируют внимание на источниках признания, рассмотренные в конструкции, обращаются к "основе признания".

Значение этих двенадцати вопросов для анализа нор­мативного содержания системного дизайна организаций, со­гласно У. Ульриху, лучше всего видится, если они представ­лены как в модусе "есть", так и в модусе "следовало бы" и от­веты на них противопоставлены. Например, ответ на вопрос "Кто является реальным клиентом организации?" с возмож­ным ответом на вопрос "Кому следовало бы являться клиен­том системной конструкции?". Двенадцать вопросов в моду­се "есть" У. Ульрих представляет следующим образом^[5]:

1. Кто является реальным клиентом вашей организа­ции?

2. Каковы реальные цели вашей организации?

3. Какова ваша собственная мера успеха?

4. Кто действительно является разработчиком решения?

5. Какие условия успешного планирования и внедрения систем действительно контролируются разработчи­ками решения?

6. Какие условия не контролируются разработчиками решения (в том числе факторы окружающей среды)?

7. Кто привлечён в качестве планировщика?

8. Кто привлечён в качестве эксперта и какого рода экс­пертизы проводятся?

9. В чем состоит гарантия их успешного планирова­ния?

10. Кто среди привлечённых к планированию наблюда­телей (witnesses) представляет интересы тех, на ко­го воздействуют?

11. Имеется ли возможность у тех, на кого воздейству­ют, освободиться (emancipate) от "экспертов" и взять свою судьбу в собственные руки?

12. Какое мировоззрение действительно лежит в основе организационного дизайна как системы?

М. Джексон считает, что У. Ульриху удалось показать эвристическую значимость кантовской концепции для пони­мания социальных системных конструкций^[7]. Это не очевид­но; более того, в той части своей концепции, которая касает­ся конкретного применения его теории, идеи У. Ульриха во многом совпадают с организационной концепцией Ю. Хабермаса. Так в качестве средства облегчения проведения дис­куссий по проблемам, требующим решения, он предлагает "диалектический подход": ЛПР и планировщики должны консультироваться и привлекать к процессу обсуждения пер­сонал и лиц из окружения организации (стейкхолдеров) — т.е. тех, на кого будет воздействовать то или иное решение проблемы.

Для того чтобы поставить "непокорных" планиров­щиков в ситуацию, когда они должны будут вступить в диа­лог, У. Ульрих предлагает использовать в полемике "погра­ничные" суждения. Таким способом лица, которые подвер­гаются воздействию, могут использовать пограничные суж­дения против планировщиков. Можно выдвинуть и другие критические аргументы относительно концепции У. Ульри­ха, которые в конечном итоге будут концентрироваться во­круг идеи практического, прикладного значения его идей. Однако все это не умаляет значения теоретической работы У. Ульриха в обосновании критического эмансипационного мировоззрения и рассмотрении проблем, которые не стави­лись предшествующими системными теоретиками-методо­логами.

Характерными для ЭСМ являются и работы М. Джек­сона, в частности, его статья "Теория социальных систем и практика: необходимость критического подхода"^[8]. В этой работе демонстрируются подходы раннего критического си­стемного мышления, ориентированного на осознание необ­ходимости применения различных системных методологий, основанных на альтернативных типах рациональности, к раз­личным проблемным ситуациям. М. Джексон ставит перед собой цель привести доводы в пользу применения эмансипа­ционного системного подхода в организациях, в которых на­блюдается сильный "диспаритет" в распределении ресурсов между элементами системы. В отличие от У. Ульриха, ставя­щего во главу угла поиск эвристических решений, М. Джек­сон признает возможность теоретического решения практи­ческих организационных проблем, при этом солидаризиру­ется с представлениями о соотношении теории и практики, выдвинутыми Ю. Хабермасом, который писал: "Для понима­ния соотношения теории и практики нужно начать с разли­чения трёх функций, которые характерны для такого соотно­шения: формулирование и определение сферы истинности для критических теорем, на которых базируются теоретиче­ские рассуждения; организация процессов просвещения, к которым эти теоремы применяются и могут быть проверены единственным возможным способом — инициации процесса групповой рефлексии направления деятельности группы; от­бор соответствующих стратегий, решение тактических проб­лем и проведение политической борьбы"^[9].

М. Джексон относит эти три функции к системному мышлению. Первая функция представлена требованием привлекать профессиональных учёных для формирования ясных представлений об организационной действительности. Эти представления должны поддерживаться эмпирическими фактами в соответствии с обычными для науки процедурами верификации. Конструкция ясной социальной теории долж­на быть существенной частью любой науки о социальных си­стемах.

Вторая функция включает установление подлинности знаний, полученных на первой стадии. Истинности теорети­ческих утверждений, полученной путём верификации, не достаточно; знания должны быть "ратифицированы социаль­ными акторами", которым они адресованы, и просветить ко­торых они призваны, на которых они нацелены в процессе просвещения.

Чтобы объяснить эту фазу, Ю. Хабермас обращается к психоанализу. Он считает, что акторы в социальном мире ча­сто находятся в той же ситуации, что и человек с неврозом, подвергающийся психоанализу — они страдают от ложного сознания и не могут реально воспринимать своё положение в социальном мире. Теоретикам критического мышления над­лежит использовать социальные теории, способные отчуж­дать слова и действия угнетённых социальных групп: "Тео­рия служит , прежде всего, просвещению тех, кому она адре­сована по поводу позиции, которую они занимают в антаго­нистической социальной системе и по поводу интересов, ко­торые они должны осознавать в этой ситуации как объектив­но их собственные интересы"^[9]. Так Ю. Хабермас описывает процесс формирования и определения пределов критичес­ких теорем. Если социальные акторы начинают узнавать себя в предложенных интерпретациях, теория является подлин­ной. Социальные акторы, прежде лишённые самопонимания в ходе искаженной коммуникации, способны играть равную роль в диалоге. Условия для идеальной коммуникативной си­туации приближаются к идеальным по мере роста просвещённости социальных групп. Это и есть предусловие третьей функции Ю. Хабермаса — выделение подходящей стратегии.

Теперь рациональный консенсус может быть достигнут через восприятия подходящих стратегий. Как и в случае с мягким системным подходом, "клиенты" сохраняют полную автоно­мию при определении изменений в системе. Теперь у них есть социальные теории, которые позволяют им в полной мере понять их позицию в социальном мире, и возможности для действий, которые позволяет их позиция.

Рациональный консенсус может быть достигнут через восприятие подходящих стратегий. Как и в случае мягкого системного подхода, "клиенты" или стейкхолдеры сохраняют полную автономию относительно того, какие изменения произвести в системе. Только в случае эмансипационной методологии у них есть организационные теории, которые да­ют им возможность в полной мере понять их позицию в мире организации и возможности для действий с этих позиций.

Заметный вклад в развитие ЭСМ внес американский философ Дж. Олига. В работе "Власть и интересы в организации"^[10] на основании выделения формальных характери­стик организационной власти он критикует "идеологичес­кое" понимание власти в жестком и мягком системном под ходе и противопоставляет им "релятивистский" тип власти, соответствующий ЭСМ. Этот тип власти, по сути, является комбинацией партисипативного (т. е. основанного на соучастии и сопричастности к принятию решений) менеджмента и ситуационной теории. В другой своей работе, "Идеология и эмансипация систем"^[11] Дж. Олига подобным образом подходит к концепциям организационной идеологии, т. е. разви­вает критический взгляд на идеологию, для выявления идеологической подоплеки различных системных подходов.