Социально-демографические проблемы национальной безопасности

Шабунова Александра Анатольевна доктор экономических наук Заместитель директора по научной работе, ИСЭРТ РАН 160014, Россия, Вологодская область, г. Вологда, ул. Горького, 56 а Shabunova Aleksandra Anatol'evna Doctor of Economics Vice-Director on Scientific Work of the Institute of the Social and Economic Development of the Territories of the Russian Academy of Sciences 160014, Russia, Vologodskaya oblast, Vologda, ul. Gorkogo, 56a. aas@vscc.ac.ru Калачикова Ольга Николаевна кандидат экономических наук заместитель заведующего отделом, заведующий лабораторией, ИСЭРТ РАН 160014, Россия, Вологодская область, г. Вологда, ул. Горького, 56 а Kalachikova Olga Nikolaevna PhD in Economics scientific researcher of the Institute of Social and Economic Development of the Territories of the Russian Academy of Sciences 160014, Russia, Vologodskaya oblast', g. Vologda, ul. Gor'kogo, 56 a onk82@yandex.ru

Егоров Валерий Кузьмич кандидат исторических наук ученый секретарь, Центр исследования проблем безопасности РАН 117335, Россия, г. Москва, ул. Гарибальди, 21 б Egorov Valerii Kuz'mich PhD in History Academic Secretary of the Center for Securit Problems Studies of the Russian Academy of Sciences 117335, Russia, Moskva, ul. Garibaldi, 21b 9380752@mail.ru

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 13-22-01002

Типология понятия безопасность очень широка и имеет выраженную тенденцию к увеличению, обусловленную в нынешний период глобализации появлением всё новых вызовов, опасностей, рисков для существования, как отдельных личностей, так и для любой их совокупности, в том числе и самого человечества. Отсюда следует, что понятия безопасности при всей их множественности относятся к объекту, ограниченному рамками: «отдельный человек – человечество». Учитывая же двойственную – биологическую и одновременно социальную природу человека, представляется возможным выделить две основные группы понятий безопасности. Первая – обеспечение нормального выполнения естественных функций: воспроизводства, физического существования, здоровья и т.п. Вторая – обеспечение создания и деятельности социальных институтов: управления, образования, науки, охраны и пр.

Данное деление может показаться нелогичным и даже парадоксальным из-за очевидной взаимообусловленности понятий и сопряжённых с ними видов деятельности. И действительно, наука и промышленность помогают обеспечить нормальные условия жизни, медицина – излечивать болезни, государство обеспечивает порядок и охрану и т.д. И наоборот - здоровый, адекватный человек с развитым интеллектом может наилучшим образом оперировать социальной сферой, регулировать, защищать.

Основание для изложенного выше деления, сознательного парадокса заключается в том, что собственно природа и «надприрода» - культура, то есть всё, что создано и создаётся человеком, не всегда находятся в гармонии взаимоотношений. Чаще всего именно социальная составляющая человеческой сущности является источником уже упомянутых вызовов и опасностей. Это было известно с давних пор, дошло до современности в виде легенд, заветов людям не нарушать законов природы и стало очевидным в наше время, когда все социальные процессы стали глобальными, в том числе, внедрение с помощью самых современных информационных технологий в сознание преобладающей части человечества идеологии неограниченного по сути потребления. Если так, то ослабление, а тем более снятие социальных ограничителей, способно не только вызвать серьёзные негативные, вплоть до необратимых, последствия для окружающей среды, но и привести к социальным конфликтам непредсказуемых масштабов и длительности.

В последние десятилетия широкая общественность, но, прежде всего, учёные много внимания уделяют проблеме гармонизации отношений человека и природы, когда и природа нуждается в её защите. В современной научной работе «Модернизация системы национальной безопасности», посвящённой новому, инновационному направлению в научном освоении проблем безопасности – разработке Высоких гуманитарных технологий безопасности (ВГТБ), содержится, в частности, следующий пассаж на затронутую тему, в котором проблема отношений в системе «человек – природа) очерчена предельно остро:

«Человеческая активность необратимо меняет природную среду, в которой существует человек и другие формы жизни. Для социальной стабильности необходимо уменьшить человеческое воздействие на природную среду. Движение населения из сельских районов в мегаполисы ослабляет социальные структуры и способствует хаосу. Давление населения приводит к развитию конфликтов. Ущерб природной среде ощущается в изменениях биосферы, являющейся результатом человеческой активности, влияющей на способность природной среды поддерживать жизнь. Биосфера быстро меняется под воздействием человеческой активности и потребления. С деградацией биосферы падает экономическая и социальная стабильность» ^[1].

Для нашей страны с её очень низкой плотностью населения в большинстве районов Сибири, Дальнего Востока, Севера, Приуралья и некоторых других характерна деградация среды обитания как результат обезлюживания некогда окультуренных территорий, их одичания. Замусоренное Заполярье, заросшие диким лесом площади лесоразработок в Коми, на Вологодчине, выведенные из сельскохозяйственного оборота под отходы промышленного и горнодобывающего производства в Приуралье, пустующие из-за постепенного разрушения ирригационных систем районы в Нечерноземье и пр. Депрессивные районы, интенсивная антропогенная нагрузка для которых осталась в прошлом, а миграция и вымирание населения с вырождением среды - в настоящем. В настоящем же также непоследовательные, спорадические меры по рекультивации, возрождению этих районов.

Исходя из устоявшегося определения безопасности как состояния защищённости жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз ^{[2, 3]}, можно с уверенностью онтологически связывать проблемудемографической безопасности с безопасностью социальной среды в целом и среды природной.

В данной статье содержатся результаты исследований, проведенных в Вологодской области силами Института социально-экономического развития территорий РАН. Исследователи надеются, что, отталкиваясь от имеющегося опыта организации и проведения социологических исследований, используя оригинальную методику и средства сравнительного анализа, они смогли получить результаты и сделать выводы, раскрывающие заявленную тему. Вместе с тем высокая степень сложности и бесспорная актуальность проблемы означает, что в статье содержатся итоги лишь начального этапа большой и продолжительной работы. Принципиальной особенностью концептуального свойства настоящей работы также является осознанное самоограничение преимущественно демографическим аспектом общей проблемы с использованием иных аспектов в качестве контекста и дальнейших объектов исследований.

1. Динамика и дифференциация демографических процессов

Снижение уровней рождаемости и смертности – общемировая тенденция. Так общий коэффициент рождаемости мира в период с 1960 г. по 2012 г. снизился с 32 до 19‰ (суммарный – с 5,0 до 2,5), общий коэффициент смертности с 18 до 8‰ соответственно (рис. 1).

Рис. 1. – Глобальные показатели рождаемости и смертности, промилле ^[4]

Параллельно отмечается снижение темпов роста численности населения при почти двукратном снижении смертности, что так же демонстрирует роль рождаемости в формировании популяции (табл. 1). Разумеется, процессы протекают неравномерно, существует значительная региональная дифференциация. Эксперты ООН рассматривают тенденции демографических процессов исходя их критериев территориальной принадлежности и социально-экономического развития. По первому критерию Россия относится к Европе, по второму – к группе стран со средним уровнем дохода. Следует отметить, что уровень рождаемости соответствует странам с высоким уровнем дохода (в 2012 г. средний суммарный коэффициент рождаемости – 1,7, в России 1,69), уровень смертности – выше, чем в странах с низким уровнем дохода (средний общий коэффициент смертности для группы в 2012 г. 9,0‰, в России – 13,3).

Таблица 1. – Численность и темпы роста населения регионов мира ^[4]

Вместе с тем, несмотря на позитивные тенденции последних лет, согласно прогнозным оценкам Росстата, кривые рождаемости и смертности вновь пересекутся к 2020 г. (см. рис. 2). В этой связи исследование детерминант рождаемости населения не теряет своей актуальности. В России снижение рождаемости до начала 2000-х гг. сопровождалось ростом смертности населения. В 1992 г. в Российской Федерации смертность превысила рождаемость. Этот уникальный демографический факт получил название «Русский крест». До 2012 г., когда кривые вновь сомкнулись, в стране наблюдалась естественная убыль населения. В 2013 г. общий коэффициент смертности был на 0,2‰ меньше общего коэффициента рождаемости, зафиксирован естественный прирост (рис. 2).

Рис. 2. – Общие коэффициенты смертности и рождаемости населения России

(факт и прогноз), промилле ^{[5, 6]}

Кроме того существует территориальная дифференциация демографических показателей внутри страны. В 2013 г. положительный естественный прирост зафиксирован в 36 из 84 территориальных образованиях, максимальное значение общего коэффициента рождаемости составило 26,1‰ в Республике Тыва, минимальное – 8,8‰ – в Ленинградской области; общего коэффициента смертности, соответственно, 18,6‰ в Псковской области и 3,5‰ в Республике Ингушетия.

2. Обезлюдение Центральной России и Северо-Запада страны, особенно заметное в сельской местности.

На огромной территории России значительны региональные различия в динамике естественного движения населения. В то время как в наиболее благополучных регионах число родившихся в три и даже в пять (Чечня) и семь (Ингушетия) раз превышает число умерших, в Центральной России и на Северо-Западе смертность в большинстве регионов на 50–80% выше рождаемости. Причины неблагоприятных трендов – низкая рождаемость в прошлом и сложившаяся вследствие этого неблагоприятная структура населения, а также отток молодежи в крупнейшие города – Москву и Санкт-Петербург. Грубо говоря, рожать на селе в Нечерноземье попросту некому.

Быстрая индустриализация и урбанизация ХХ века наряду с демографическими потерями привели к очень сильной убыли сельского населения и его концентрации в крупных населенных пунктах и пригородах ^[7]. В 2012 г. удельный вес сельского населения в целом по РФ сократился до 26% (на 0,8 п.п. по сравнению с 2000 г.).

В Вологодской области удельный вес сельского населения несколько выше среднероссийского – 28,7%, однако темпы его снижения существенно опережают российский уровень. С 2000 по 2012 г. доля сельского населения сократилась на 2,5 п.п. Сельское население области за указанный период сократилось на 14,8% – с 403,2 до 343,3 тыс. чел.

Крупные города (Вологда и Череповец) стягивают в себя и в свои пригороды сельское население области. За 2000 – 2012 гг. население Вологды увеличилось на 3,1%, Череповца – на 0,4%, а Вологодского и Череповецкого районов сократилось лишь на 0,1 и 2,7%. При этом население Белозерского, Вашкинского, Междуреченского и Харовского районов сократилось более чем на 25%.

В результате сельское пространство Вологодской области, и так сравнительно слабо освоенное и заселенное, давно уже сжалось в отдельные ареалы (очаги), а вокруг них возникла социально-демографическая пустыня. Схожая ситуация наблюдается и в других регионах страны. Глобализация и информационная проницаемость пространства лишь усугубляют ситуацию, высвечивая экономические и социальные контрасты городских и внегородских территорий и обнажая несоответствие имеющейся социальной среды запросам населения.

Отток населения (особенно молодежи ^[8]) из сёл в крупные города, приводит к количественному и качественному сокращению трудового потенциала сельских территорий. Упадок инфраструктурной базы, особенно сильно проявляющийся в периферийных деревнях и селах, наряду с отъездом молодёжи, ведет к дальнейшему измельчанию и вымиранию села. Быстрыми темпами увеличивается количество опустевших деревень (табл. 2), сокращается число малонаселенных сельских поселений.

Таблица 2. – Число населенных пунктов по данным переписей населения 2002 и 2010 гг. ^{[9, 10]}

В сельском расселении преобладает мелкодисперсность: почти 70% населенных пунктов имеют численность жителей менее 200 человек, поселения с людностью свыше 1 тыс. составляют 0,6%.

3. Демографическое старение населения.

Длительные изменения в характере воспроизводства: продолжительное снижение рождаемости, а также сокращения смертности взрослых ведет к постарению населения, то есть к увеличению доли пожилых лиц (старше 60 или 65 лет) в общей численности. Миграция молодых людей из села в город приводит к постарению сельского населения.

В начале 60-х годов 20 столетия польским демографом Эдвардом Россетом были предложены фазы демографического старения для стран Восточной Европы и других, где основная масса населения уходила на пенсию в возрасте 60 лет ^[11]:

1. Отсутствие признаков демографической старости (демографическая молодость) – доля лиц в возрасте 60 лет и старше в общей структуре населения менее 8%;

2. Ранняя переходная фаза демографического старения (преддверие старения) – доля пожилых от 8 до 10%;

3. Поздняя переходная фаза демографического старения (собственно старение) – лиц 60 лет и старше в общей структуре населения – от 10 до 12%;

4. Состояние демографической старости – 12% и выше;

5. Состояние глубокой демографической старости – лиц в возрасте 60 лет и старше – 15% и более.

Для развитых стран процессы старения населения характерны уже на протяжении многих десятилетий. За последние два десятилетия доля детей в странах ЕС снизилась на 3,7 процентных пункта, в то время как пожилых людей стало больше на 3,6 процентных пункта. Количество пожилых людей в них уже превысило численность детей. По оценкам ООН к 2050 г. пенсионеров в США, Западной Европе и Японии будет проживать и вовсе в два раза больше, чем молодых граждан. Мировой лидер по доле пожилого населения – Япония, в которой доля лиц в возрасте старше 60 лет более 32% (табл. 3).

Среди развивающихся стран процессы демографического старения в большей степени характерны для Китая, где к 2050г. люди в возрасте 60 лет и старше составят около трети населения. В КНР старение происходит более стремительно, чем в Европе. Если в развитых государствах доля населения старше 60 лет выросла за 60 лет (с 1950 г. по 2010 г.) на 3 п.п., то в КНР она стала больше на 3,8 п.п. всего за период с 2000 по 2010 гг. ^[12].

Таблица 3. – Индикаторы демографического старения населения в странах мира

Проблема старения населения актуальна и для России. На 2012 г. количество жителей нашей страны в возрасте 60 лет и старше составляло 26,5 млн человек или почти 19% от общей численности. В дальнейшем старение россиян приобретет еще больший масштаб: согласно официальному демографическому прогнозу, к 2050 г. доля населения в возрасте 60 лет и старше превысит 28%.

В Вологодской области в 2012 г. численность населения в возрасте старше 60 лет составляла 225 тыс. человек (18%), а к 2025 г. число лиц старше трудоспособного возраста увеличится до 281 тыс. и будет составлять 25% от имеющегося населения ^[13].

Улучшение качества здравоохранения, совершенствование санитарного надзора, расширение доступности образования, повышение экономического благополучия позволяют увеличить продолжительность жизни, снизить смертность. Несомненно, это положительные тенденции, но старение населения несет с собой и множество вызовов. Особую значимость имеет вопрос о соотношении лиц трудоспособного и пенсионного возраста в свете увеличения нагрузки на трудоспособное население.

Согласно прогнозным оценкам ООН при сохранении существующих тенденций трудоспособное население Европы к 2050 г. сократится на 40 млн. человек. На каждого европейского пенсионера сегодня в среднем приходится четыре человека трудоспособного возраста, однако уже к 2050 г. это соотношение может составить 1 к 2. В России с 2010 г. наметилось долгосрочное снижение количества граждан трудоспособного возраста. К 2020 г. их численность сократится более чем на 7 млн. человек. По прогнозам А. Вишневского к 2050 г. в России демографическая нагрузка пожилыми составит от 530 до 1118 человек на 1000 человек трудоспособного населения.

Кроме того в России значительно сильнее, чем в Западной Европе, выражен гендерный дисбаланс возрастной структуры. Поэтому и значения таких показателей, как доля лиц в возрасте 60+ в общей численности населения, индекс старения и демографическая нагрузка за счет пожилых для женского населения у нас почти в два раза выше, чем для мужского. Различаются и показатели старения для городского и сельского населения России ^[14]: доля лиц в возрасте 60+, демографическая нагрузка за счет пожилых и коэффициент поддержки родителей для сельского населения выше, чем для городского, а индекс старения выше для городского населения. Учитывая гендерный дисбаланс, можно предсказать, что в будущем особого внимания потребуют проблемы пожилых (и зачастую одиноких) сельских женщин.

В Вологодской области трудоспособное население уменьшится с 720 тыс. человек в 2012 году до 605 тыс. в 2025 г. Это значительное падение, вызванное изменениями в возрастной структуре, приведет к заметному росту демографической нагрузки, что, вне всякого сомнения, будет представлять большую социальную проблему. В регионе демографическая нагрузка в 2012 г. составляла 663 на 1000 трудоспособных, а к 2025 г. коэффициент вырастет до 942 на 1000 трудоспособных.

Согласно мировому опыту, наиболее приемлемой является демографическая ситуация, когда соотношение работающей части населения и не занятой в трудовом процессе составляет 2,5:1, т.е. не менее 2,5 работников содержит 1-го иждивенца. Стареющее население и тяжесть пенсионных и социальных расходов, несомненно, отразятся на темпах экономического роста.

В тоже время пожилые люди – ценный и продуктивный ресурс для экономики. Поэтому для полного раскрытия их потенциала власти должны менять сложившуюся практику на рынке труда, которая ориентирована исключительно на молодое, активное поколение.

4. Дифференциация доходов.

Проблема дифференциации доходов в России стоит достаточно остро. Несмотря на повышение среднедушевых денежных доходов населения (за период с 2000 по 2012 гг. реальный рост составил 2,9 раза), распределены они достаточно неравномерно (рис. 3). Согласно данным официальной статистики, начиная с 2000 годов, неравенство населения не только снижалось, но и сильно возрастало. Коэффициент фондов, определяемый как соотношение 10% наиболее обеспеченной части населения к 10% наименее обеспеченной, на 2012 год составил 16,4 раза, в то время как в 2000 году он составлял 14. В развитых странах высокий уровень неравенства населения по доходам признается при коэффициенте фондов более 10 раз ^[15].

Рис. 3. –Динамика среднедушевых денежных доходов и коэффициента фондов,

2000-2012 гг. ^[16]

Перевод представленного распределения денежных доходов в стоимостном выражении позволяет более наглядно отобразить проблему социально-экономического неравенства населения России (табл. 4).

Таблица 4. – Среднедушевые денежные доходы населения Российской Федерации в разрезе социально-экономических групп, 2000-2012 гг. ^[16]

Из представленных данных видно, что темпы роста населения растут пропорционально темпам роста доходов населения, т.е. те условия, которые создавались в течение 2000-х годов, положительно повлияли на наиболее обеспеченную часть населения. Материальное благосостояние же низкодоходных групп осталось на прежнем уровне, лишь к 2012 году уровень доходов приблизился к величине прожиточного минимума.

Данные тенденции характерны не только для средних российских значений, но и для большинства регионов. За рассматриваемый период дифференциация доходов населения выросла практически во всех регионах страны ^[17]. Лидирующие позиции приходились на крупнейшие города федерального значения (в Москве значение коэффициента фондов в 2012 году составляло 27 раз, в Санкт-Петербурге – 20 раз), а также крупные ресурсодобывающие регионы. В список субъектов с низким уровнем неравенства относилась Вологодская область.

С 2011 года Организацией Экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) проводится исследование «Индекс лучшей жизни» (The OECD Better Life Index) ^[18]. Исследование охватывает 39 стран. Показатели базируются на статистическом анализе и социологических исследованиях, осуществляемых на регулярной основе. Статистические данные, используемые в исследовании, получены из официальных источников, таких как Национальные отчеты стран ОЭСР, отчеты государственных статистических агентств, отчеты Организации Объединенных Наций, Всемирного банка и других международных институтов. Некоторые показатели основаны на данных Всемирного опроса Института Гэллапа (Gallup Organization).

По данному индексу в 2012 г. Россия открывала пятерку самых несчастливых стран. В первую очередь по причинам низких индексов «Гражданские права», «Здоровье» и «Удовлетворенность жизнью» (табл. 5).

Таблица 5. – Рейтинг стран по индексу лучшей жизни (2012 г.) ^[18]

Зарубежные исследования во многом породили миф о том, что большинство россиян чувствуют себя несчастными. Однако этот миф был развенчан ВЦИОМ, после того, как им были проведены социологические опросы, показавшие, что за период с 1990 по 2013 гг. доля «счастливых» россиян увеличилась с 44 до 76%. На оценки жителей страны существенного влияния не оказал даже мировой финансовый кризис, так как с 2008 г. уровень 70 – 77% остается стабильным ^[19].

Аналогичный опрос, проведенный ИСЭРТ РАН на территории Вологодской области в 2012 г., показал, что эту точку зрения разделяют 69% жителей региона. За период с 2001 по 2013 гг. средний балл «счастливости» в Вологодской области увеличился с 5,2 до 6,5.

По таким сведениям можно характеризовать общие тенденции социального самочувствия населения, но они будут неполными без учета субъективных оценок населения. Анализируя именно этот аспект социального здоровья, прежде всего, следует сказать о таком показателе, как социальное настроение.

Социальное настроение, по Ж.Т. Тощенко, «объективно выступает определяющим, интегрирующим показателем уровня благополучия, социальной устроенности или неустроенности, степени устойчивости... Его специфика состоит в том, что оно отражает действительность, реальность, исходя из содержания коренных интересов субъекта, его конечных целей и идеалов. Действительность, отраженная через социальное настроение, детерминирует целеполагающую деятельность субъекта, постановку им важнейших целей социальной и духовной жизни. Именно поэтому социальное настроение как важнейшая характеристика общественного сознания участвует в регулировании как отдельных поступков, действий людей, социальных групп, общественных институтов, так и демонстрирует их умонастроения и мироощущения, ценностные ориентации и установки ^[20].

Сравнительный анализ динамики социального настроения на территории Российской Федерации и Вологодской области в целом коррелирует с тенденциями, фиксируемыми Институтом психологии РАН, а также с теми данными, которые отмечаются российскими исследованиями уровня счастья (рис. 4).

Рис. 4. – Доля людей, положительно характеризующих свое настроение,

в Российской Федерации и Вологодской области (в % от числа опрошенных)

Источник: данные мониторинга общественного мнения ИСЭРТ РАН и Левада-Центра

Таким образом, мировые исследования в области счастья и удовлетворенности жизнью не совсем точно отражают реальное положение дел в стране. Национальные институты, занимающиеся изучением общественного мнения, свидетельствуют о росте позитивных настроений в российском обществе и их данные подтверждаются тем, что коррелируют с улучшающимися показателями демографической и социально-экономической статистики, а также аналогичными результатами социологических опросов, фиксируемых на региональном уровне.

Ключевая проблема, однако, заключается в том, что общество всё больше отчуждается от власти и в самом обществе наблюдается всё большая степень разобщенности, настроения россиян всё больше связываются с собственными интересами и, в первую очередь, с удовлетворением материальных потребностей. Это отмечает и Е.В. Балацкий, сравнивая динамику ВВП и индекса макропсихологического состояния общества. Это подчеркивает и М.К. Горшков, который в статье «Русская мечта: опыт социологических измерений» говорит: «В условиях возрастающей тревожности, а зачастую и враждебности внешней среды и отсутствия возможности существенно влиять на возникающие ситуации в нем, россияне концентрируют свои усилия на создании комфортной микросреды обитания…Ядром микромира россиян является семья, которая сохраняет традиционную форму: мужчина-добытчик и любящая женщина-хозяйка создают семью для рождения и воспитания детей» ^[21]. Об этом заявляет академик РАН В.И. Жуков: «в современном российском обществе приоритетность дела на благо общества, других людей трансформируется в приоритетность дела ради личных интересов. В современной России в условиях кризиса и нестабильности культуры формируется тип личности с преобладанием ориентации на индивидуально-личностные нормы поведения и деятельности» ^[22].

Социологические опросы ИСЭРТ РАН фиксируют аналогичные тенденции на региональном уровне. С 2007 г. наблюдается снижение уровня одобрения органов власти на всех уровнях, однако это не отражается на позитивной динамике социального настроения (положительный тренд с 1996 по 2013 гг. прерывался только в кризисный 2009 г.). Этот процесс сопровождается уменьшением доли людей, относящих себя к «бедным и нищим» слоям населения, снижением протестного потенциала, увеличением запаса терпения. Причем данные опросов фиксируют аналогичные тенденции во всех социально-демографических категориях населения области. То есть надежды граждан России все меньше связываются с деятельностью органов власти, люди перестают ждать помощи от государства, наблюдается обособленность человека, «уход в себя», социально-экономический атомизм общества.

Подобно любому явлению из области социальных и гуманитарных наук безопасность имеет множество определений. В данном случае уместно привести формулировку понятия безопасности, содержащуюся в Статье 1 федерального закона «О безопасности» 1992 г.:

«Безопасность – состояние защищённости жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз.

Жизненно важные интересы – совокупность потребностей, удовлетворение которых надёжно обеспечивает существование и возможности прогрессивного развития личности, общества и государства.

К основным объектам безопасности относятся: личность – её права и свободы; общество – его материальные и духовные ценности; государство – его конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность». «Ведомости СНД и ВС РФ». 1992. №15. с. 769.

Соотнесение результатов исследований, приведенных в статье, приводит к выводу, что в настоящее время сохраняются вызовы безопасности всем трём её основным объектам. При этом, как правило, эти вызовы в той или иной степени универсальны и могут быть распространены на все объекты. К примеру, непрекращающийся рост диспропорции в доходах населения через проблему уровня жизни отдельной личности, дифференциацию общества по имущественному признаку выходит на уровень отчуждения существенной части населения от государственной власти со всеми вытекающими последствиями.

Тяжёлые, анахроничные условия жизни в сельской местности, отсутствие современной инфраструктуры и достойной работы активной части населения вызывают обезлюживание, вымирание села, появление социально-демографической пустыни, сопровождаемой деградацией некогда окультуренной среды обитания.

Из экономического использования (сельскохозяйственное производство, поиск и добыча полезных ископаемых и т.п.) и, в известной степени, из-под государственного контроля выведены и продолжают выходить значительные территории на Севере нашей страны, приобретающем в наше время всё более важное экономическое и стратегическое значение.

Всё это, а также не вошедшие в заключение отдельные тезисы из статьи, позволяют сделать вывод о том, что социально-демографический аспект национальной безопасности очень актуален в настоящее время и его актуальность со временем будет возрастать. Что и определяет необходимость проведения дальнейших исследований по данной проблеме.